17 октября

17 октября

Опять идут упорные, жестокие бои на подступах к фашистской Сарагосе. Двадцатый раз мы говорим «упорные, жестокие». Но при этом нисколько не повторяемся. Каждый новый этап войны в Испании приносит все большее ожесточение борьбы, все большую насыщенность ее огнем и техникой, все большее количество жертв.

Я не знаю, как будет оценен сегодняшний день сводкой военного министерства. Газета из Валенсии придет сюда послезавтра – ее будут везти сначала в автомобиле по большим дорогам, потом на мотоцикле по проселочным, потом на муле в горах.

Но тогда сегодняшний день уже сольется с другими, его трудно будет вспомнить во всех деталях среди четырехсот уже пережитых. Сейчас, только что закрытый черным занавесом ночи, он еще стоит перед глазами…

Теперь никого не надо здесь агитировать в необходимости фортификации. Авиация научила быть каждого самому себе сапером. На лопаты смотрят с завистью, просят их взаймы в очередь. Всякий, кому надо оставаться в поле на одном месте более часа, уже косит глаза вокруг: нет ли каких дырок и щелей в земле? Если нет, начинает рыть, скрести, царапать, если не лопатой, то навахой, то своей алюминиевой миской – у некоторых она с краю наточена, как лезвие. Копать землю – это теперь никто не считает потерей времени. И вот сегодня тоже, только принесли котел с кофе, уже появились самолеты.

Их немного – четыре «Юнкерса» с двенадцатью «Фиатами». Они сразу встречены республиканцами. Воздушный бой. Бомбардировщики удирают. И наконец один падает камнем, от трех других отделяются парашюты: совсем рядом… Через час в ущелье приводят одного за другим двух пленных итальянских пилотов. Звонят из соседней бригады, что там захватили третьего: он упал за камни и пробовал отстреливаться. Четвертый разбился сразу.

В 11 часов республиканцы начинают свою первую атаку. Надо прорваться у Фуэнтес де Эбро, одного из крупных районов под Сарагосой. Сама по себе Сарагоса – это тоже крепость, старая и прославленная. Но сейчас немцы дополнили ее укрепления целой группой пунктов с круговой обороной – Бельчите, Медиана, Кинто, Вилламайор, Фуэте. Часть из них взята, часть обороняется, подкрепленная артиллерией, новыми фортификациями и добавочными частями.

Первая атака не удалась. На 13 час. 30 мин. назначена вторая. Ровно в 13 час 20 мин слышен треск моторов, все прячутся в щели, но тотчас выскакивают наружу; это правительственные самолеты. Они идут низко, показывая свои опознавательные знаки, затем взмывают вверх, и через минуту мы с напряжением видим весь горизонт над фашистскими траншеями в сплошном дыму.

Тотчас двигается вперед группа танков. На нескольких на броне сидят пехотинцы, это ударники, отважная испанская молодежь.

Отсюда, со скалы, четко видна каждая деталь атаки. Вот танки подходят к колючей проволоке. Вот прорывают ее. Здесь пехота, сидящая на танках, должна моментально спрыгнуть и залечь. Но эти сумасшедшие ребята идут дальше. Зачем?! Зачем?! Вот их косит пулеметным и противотанковым огнем. Невозможно смотреть – они падают, как яблоки с дерева. Неужели и этот, 16-летний мальчишка, доброволец, с непокрытой головой, который карабкался полчаса назад на танк?..

Мятежники встречают танковую группу целой тучей огня.

Взрывы сопровождают путь танков тесным кольцом. Часть противотанковых пуль долетает сюда, они не свистят, а визжат – противный, густой визг, как у точильного камня, а разрыв при ударе о камень резкий, громкий.

В окопах у фашистов паника. Люди выскакивают, подымают вверх винтовки, прося пощады. Но когда танк перевалил через траншеи и направился вглубь, те, кто остался в живых, опомнившись, опять возобновляют стрельбу. Этого никак нельзя избежать, и в результате линия огня хотя и неплотно, но замыкается за танками. Пехоты за ними успело просочиться немного. Но с левого фланга республиканцы захватили и крепко держат траншеи противника.

В первой линии атакуют испанцы вместе с американцами. Испанские солдаты дерутся молча. Они совсем по-детски бьют кулаком по своей винтовке или по пулемету, если они отказывают или если нет патронов. Американцы не переставая ругаются сквозь зубы длинными, замысловатыми выражениями. Только один из них, рабочий с седой головой, со впалыми щеками, в старомодных железных очках, тихо, без слов, переползает от пулемета к пулемету и исправляет неполадки. Испанцы называют его «янки» и любовно гладят по плечу. В ответ он только кивает головой. Да и о чем разговаривать – все ясно без слов: пулемет не работал, а сейчас работает.

Проходит три часа. Атака то возобновляется, то затухает. Солдаты начали окапываться на отвоеванной полосе земли. Тем временем танки непрерывно дерутся в огненном кольце. Вот они пробиваются к своему сборному пункту, – тех, у кого снарядами повреждены гусеницы, самоотверженно тянут на буксире товарищи. Только три танка не могут прорваться; два из них горят. Столбы черного дыма.

Солнце начинает заходить; здесь, в горах, осенью быстро темнеет. Фашисты все ведут стрельбу по трем одиноким танкам, – значит, эти танкисты еще сопротивляются?

Еще час. Все тонет в темноте. Танкисты заправились бензином на сборном пункте, но не думают отдыхать. Они напряжены, возбуждены до крайней степени. Надо выручить тех, кто остался. Надо вытащить танки, найти товарищей.

Из добровольцев оставлено несколько команд – танкисты с пехотинцами. Они поползут вперед, чтобы разведать местность. Старик американец просится тоже идти. Ему отказывают. Сгорбившись, он залезает в земляную нору и там, прикрыв курткой свечу, чистит пулеметы.

Вдруг в ложбинке, где стоят танки, раздаются радостные вопли. Все стекаются туда. В густой толпе стоят трое ребят – экипаж одного из окруженных танков, того, который не горел. Все их обнимают, все их целуют со слезами на глазах. Двое из трех ранены. Они рассказывают: прямыми попаданиями в танк на обрыве отбило ходовые механизмы орудий и пулемет, ранило командира башни и командира машины. Фашисты совсем подобрались к машине – кричали, уговаривали сдаться, обещали помиловать, угрожали, что или подожгут, или разнесут вдребезги. Ребята отстреливались из пистолетов, водитель убил двух фашистов. Решили отбиваться до последних трех патронов – последние три остались для себя самих. Но потом стихло, фашисты решили оставить дело до утра. Экипаж снял замки с орудий и пулемета, выполз с ними из танка и добрался до канала искусственного орошения. По горло в воде и временами окунаясь, пошел в направлении своих. И вот наконец добрался до захваченной республиканцами части окопов.

Бойцы слушают в глубоком волнении и решают сейчас же идти выручать танки. Сколько раз вытаскивали – ну и теперь можно будет вытащить.

Командир, посвечивая ручным фонариком себе в сумку, пишет донесение. Пройдено 1700 метров в глубь фашистского укрепленного района. Арагонская ночь в октябре холодна и ветрена. Война кончится не завтра и не послезавтра. Победа родится из упорства, терпения и жертв.