9 октября

9 октября

Этот край отделен сейчас от мира не только природой. С запада и юга его прижимают фашистские войска из Галисии, Леона, Бургоса. С моря обстреливают мятежные крейсера. Тонкая полоска вдоль берега соединяет этот район с Сантандером и Страной басков, а дальше, в Сан-Себастьяне, в Ируне, опять фашисты. Главный город Астурии, Овиедо, почти целиком занят большим, отлично вооруженным гарнизоном мятежников.

Все-таки астурийские пролетарии пока самые передовые бойцы испанского народа. Здесь уже есть организация, боевой опыт, твердый, упорный стиль борьбы в труднейших условиях. Анхелин – молодой, но серьезный, вдумчивый человек, рабочий, он трезво видит всю сложность положения. Коммунисты в боевой обстановке выдвинулись на передний план, но комитет старается это не подчеркивать, он не хочет отодвигать от руководства краем социалистов, у которых здесь старые связи и опорные пункты в рабочем движении, в профсоюзах. Анархистов здесь мало; левые республиканцы – мелкобуржуазная партия, хотя и участвует в управлении, в политической жизни совсем почти незаметна; ликвидировав заводчиков и горнопромышленников, местная власть увлеклась и заодно социализировала мелкую, кустарную промышленность, мелкую торговлю – все, чуть ли не до чистильщиков сапог. Анхелин почесывает затылок, он признается, что в Астурии Народный фронт не совсем в полном комплекте…

Он торопит нас нанести визит гражданскому губернатору. Маленькое областное правительство Астурии приютилось временно здесь, в Хихоне, в тридцати километрах от Овиедо, председатель его, он же губернатор, Пелармино Томас – социалист, рабочий-горняк. Скромная обстановка райисполкома.

В очень теплых словах Томас просит передать советскому народу огромную благодарность за убежище и помощь астурийским революционным борцам 1934 года.

– Эту братскую помощь никогда не забудут у нас. Память о ней нам дорога вдвойне сейчас, когда ваши народы оказывают помощь продовольствием и одеждой уже всему испанскому народу в целом, нашим женам, нашим детям.

Он рассказывает о работе своего правительства. Она трудна, прежде всего потому, что Астурия фактически блокирована, лишена снабжения извне – и военного, и продовольственного, и товарного. Связь с центральным правительством, с Мадридом поддерживается частью по радио, частью – изредка и с большим риском – самолетами.

Боеприпасов у астурийцев достаточно, они могли бы поделиться даже с другими фронтами, мясо тоже есть на месте, но очень плохо с хлебом. Зерновые районы Испании – Кастилия, Арагон, Валенсия – сейчас не могут снабжать Астурию ни морским путем, ни по суше. Закупать хлеб во Франции – нет валюты. Недавно, чтобы накормить бойцов на фронте, в Хихоне прекратили совсем продажу хлеба на восемнадцать дней.

Другая забота астурийских руководителей – это обувь и одежда для бойцов. Тыловое население готово бы отдать на фронт свою одежду и обувь, но тогда само останется голым и босым: гардеробами астурийская беднота не богата. Без пальто или плащей, без сапог или хотя бы резиновых бот даже отличные солдаты могут здесь очень потерять в боеспособности… Нет в Астурии и табака, спичек.

В областное правительство входят два социалиста, два коммуниста и четыре республиканца. Хуан Амбоу, молодой рабочий, коммунист, руководит военным отделом астурийского правительства. Непосредственно операциями по осаде Овиедо ведают комиссары Гонсалес Пенья, социалист, и Хуан-Хосе Мансо, коммунист, оба – депутаты парламента от Астурии.

Боевые подступы к Овиедо расположены замкнутым кругом с диаметром всего в шесть километров. Но чтобы объехать все позиции, нужны дни и дни: окружной дороги нет, с каждой стороны надо добираться изломанными горами, обрывами, перевалами, тоннелями и виадуками.

С севера подъехать к Овиедо проще всего. За сорок минут мы добрались из Хихона до передовых линий. Из овиедского предместья Лутонес вид вниз, на весь город, на собор, на правительственные здания. С этой стороны наступление дальше не ведется. Двойная линия окопов и укреплений ожидает противника, которого республиканцы понуждают выйти в этом направлении из города.

Окопы и фортификации сделаны глубокие, удобные, сработаны умело, по-горняцки. Но в них натекла вода, и люди, одетые по-летнему, мокнут, слабеют, кашляют.

Все полотенца пошли в ход как шарфы, из простыней понаделаны портянки; одеяла, прорезав дыры для головы, солдаты носят, как плащи.

Здесь почти нет экзотики и торжественной красивости, которыми налиты там, в Кастилии, каждый полевой бивуак, каждое батальонное знамя, каждый ночной патруль на дороге. Здесь люди подходят к войне не как к спектаклю или стихийному бедствию, а как к делу. Ведут войну по-шахтерски – серьезно, упорно.

С запада (сюда можно попасть, только вернувшись в Хихон) самый трудный для республиканцев участок. Здесь их тревожит фашистская группа войск в несколько тысяч человек. Этой колонне мятежников из Луарки удалось прорваться сквозь линии народной милиции. Но затем горняки окружили, сковали колонну и держат её на одном месте. Чтобы полностью ликвидировать этот клин, нужны добавочные силы. Горняки же предпочитают сначала покончить с Овиедо. Вот городок Трувия. Его знаменитый оружейный завод. Сюда пробуют ворваться мятежники. Трувия будет обороняться, но горняки на всякий случай эвакуируют всё важнейшее оборудование завода, главные станки, а от того, что осталось, забрали части, нужные для пуска в ход.

За последние дни из-за сплошных дождей и туманов бои притихли. В Овиедо можно проникнуть только с юга или юго-запада. К вечеру мы еще раз в Хихоне. Наши хозяева смущены, им нечего показать – ливень, сырость, слякоть не дают и носа высунуть на улицу. А ведь летом здесь так красиво! Им обидно, что мы не увидим красивого Хихона, что ничего не увидим. Они не понимают, что сами они – захватывающее зрелище, эта треть молодых коммунистов, возглавивших здесь, на заброшенной окраине Европы, у атлантического берега, борьбу рабочего класса против фашизма, против реакции и угнетения человека человеком. Маленький, скромный и простоватый на вид Пин прочитал от корки до корки Карлоса Маркса, Федерико Энгельса, Владимира Ленина, Хосе Сталина, Масимо Горького, Хорге Димитрова, все, что переведено из них на испанский язык. Теперь он жаждет марксистской литературы по сельскому хозяйству – ведь он заведует земледелием в астурийском правительстве! Он хочет в Москву, в Аграрный институт, – конечно, не сейчас, потом, после победы. Хрупкая, тоненькая Агриппина с волосами, подвязанными ленточкой, в холщовых брюках, – здесь не Сантандер, моно здесь опять в ходу, – организатор женского движения, шутка сказать, женорганизатор всей Астурии! Ей двадцать один год, и полтора года из них она отсидела в тюрьме за восстание. («Агриппина, чем ты хочешь стать?» Зачем ей задавать излишние вопросы! Не чем, а кем. Ясно, кем, – второй Долорес!) Хуан Амбоу и его жена год работали в Советском Союзе – они полны воспоминаний, впечатлений, песен, мелодий из советских фильмов – и каждую мелочь из того, что восприняли там, хотят использовать, применить здесь. Лафуэнте, пожилой человек, уже прошедший тюрьмы и пытки, теперь увлечен военным снабжением, производством снарядов, патронов; нельзя ли какие-нибудь материалы, брошюры по этому вопросу? Нет ли каких-нибудь на эту тему инструкций или приказов камарада Ворошилова, где они были опубликованы, как их раздобыть? Анхелин забрасывает меня вопросами о методах работы в ячейках, о шахтных комитетах, о взаимоотношениях в треугольнике, о постановке партийных газет, о рабкорах; он приносит обе астурийские партийные газетки и советуется насчет верстки… А как здоровье Пене Диаса? Как Педро Чэка? Наш приезд воодушевил их, приблизил Астурию к Мадриду и к Москве, создал впечатление, что все это не так далеко и не так отрезано, что связь наладится и будет очень тесной, что скоро сюда потекут люди, письма, книги, материалы. Всё будет замечательно!

Под конец разговоров им вдруг опять стало совестно, что мы не развлекаемся, они поволокли сквозь проливной дождь в кино, на русский фильм, – это должно быть нам интересно… Старенький театр был переполнен подростками, русский фильм оказался американской инсценировкой «Воскресения» с испанским текстом. Князь Нехлюдов ехал в резных оперных санях по грудам ваты; на станции вата клочьями величиной с кулак осыпала замерзающую Анну Стэн перед окном вагона, где князь играл в бридж с другими джентльменами; староста в длинных светлых панталонах подносил Нехлюдову хлеб-соль, и Нехлюдов отвечал: «Мучас грасиас!»

При выходе Пин виновато сказал: «Тебе, кажется, понравилось». Я погладил его руку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.