Восточные венеды. Священные камни земли Вантит

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Восточные венеды. Священные камни земли Вантит

И на крайних пределах славянских

Лежит земля, называемая Вантит.

Гардизи (IX в.)

"На российской земле не было, пожалуй, славянского народа более загадочного, чем вятичи. Таинственный народ, глухими лесами отгороженный от остального славянского мира, говоривший на обособленном языке, уже в начале IX в. имевший стройное монархическое государство, с VIII в. торговавший с Востоком и принимавший у себя гостей из далеких стран. Народ, создавший культуру, которая во многом не сохранилась, несмотря на то что сами вятичи не только выжили в исторической борьбе, но и здравствуют по сей день. Арабские источники, рассказывающие о вятичах подробнее, чем о многих других славянах, называют их земли именем Вантит (Ват, Вабнит); в русских же летописях эта земля названа просто по народу — Вятичи. Вероятно, имена эти родственны и восходят к общеславянскому этнониму "венеды, ваны". Мощное государство вятичей занимало обширные земли в пределах современной Тульской, Калужской, Рязанской и других областей. Из многочисленных вятических городов выросли позднее такие феодальные центры, как Козельск, Брянск, Неринск. Письменные источники указывают на существование на земле Вантит городов, не доживших до времен объединенной Владимирской Руси. Это, прежде всего, Корьдно (в русских летописях), он же Хордаб (в восточных свидетельствах) — столица светлых князей Вантита. Светлые князья вятичей (иначе — князья князей) короновались еще в XI веке, когда государство сохраняло относительную независимость от Руси.

Стояла столица где-то на правом берегу Оки, вероятно, в Тульской области или сопредельных районах. Второй по значению город вятичей — Дедославль, религиозный центр всей этой земли, находившийся в дне конного пути от Корьдна. В свое время вятичи долго сопротивлялись экспансии власти киевских князей. Первую — безрезультатную — попытку подчинения вятичей предпринял в 964 году князь Святослав; через два года он снова двинулся на вятичей и сумел разбить их, заставив выплачивать дань Киеву. Но уже в 981 году его сыну, князю Владимиру, пришлось заново покорять вятичей. Вятичи учинили над Владимиром веселую шутку — формально подчинившись, они позволили князю убраться восвояси и после этого отказались платить дань. В результате князь провел два года (981–982), продираясь сквозь дремучие и враждебные леса то туда, то обратно. К середине XI века страна Вантит сохраняла определенную независимость, попадая постепенно в кольцо русских славянских княжеств. Летописи того времени откровенно противопоставляют славянскую Русь и страну Вятичи; Мономах пишет о своей поездке через эти земли в шестидесятых годах XI столетия как о героическом и опасном предприятии ("проехахом сквозь Вятичи…"). Два десятка лет спустя Мономах дважды (1082–1083) ходил на Вантит воевать со светлым князем Ходотой и его сыном. Крещение Руси князем Владимиром в 988 году никак не отразилось на вятичах, дольше других восточнославянских народов сохранявших древнюю религию как официально государственную.

О древней ведической (языческой) религии вятичей известно несколько интересных фактов. Арабские источники указывают на большое значение культа огня в земле Вантит: "И все они поклоняются Огню" (Ибн-Русте). У Гардизи находим упоминание о культе быка; до середины XIX века в Калужской области сохранился девичий головной убор "турица" с огромными тряпичными рогами, несомненно бывший когда-то ритуальным. Ибн-Русте приводит поистине уникальное свидетельство — языческую молитву: "Во время жатвы они (вятичи. — А. П.) берут ковш с просом, поднимают его к небу и говорят: "Господи! Ты, который снабжал нас пищей, снабди и теперь нас ею в изобилии". Тот же Ибн-Русте отмечает интересный факт: "При сожжении покойника они предаются шумному веселью, выражая радость по поводу милости, оказанной ему Богом". Обычай несколько кощунственный с точки зрения современной морали, но совершенно естественный для языческого мировоззрения: умирая, человек освобождается от его текущего воплощения, возвращается домой на луга Сварги, к своим светлым богам.

Что резко отличает вятичей от большинства других славянских народов того времени — это брачные обычаи с характерной эндогамией. В былинах о Соловье-Разбойнике, прототипом которого был, несомненно, некий обобщенный тип вятического феодала, говорится об этом так (от лица самого Соловья): "Я сына-то выращу — за него дочь отдам. Дочь-то выращу — отдам за сына. Чтобы Соловейкин род не переводился".

Мне (А 77.) доводилось писать о происхождении ванов — одной из групп скандинавских богов. Здесь два параллельных совпадения: с одной стороны, имя "ваны" этимологически совпадает со славянским этнонимом "венеды", с другой — многие скандинавские боги являются обожествленными предками, и географические указания древних источников позволяют локализовать область исторических ванов: она опять-таки попадает на славянские земли. Вятический материал дает третье совпадение — северные предания и саги не раз упоминают о распространенном среди ванов обычае заключения браков брата с сестрой.

Многие древние искусства были ведомы вятичам. Ювелирные изделия работы их мастеров поражают многообразием и древностью волшебных символов; вятические височные кольца по сложности магических композиций могут соперничать с работами владимирских и киевских ювелиров. А еще есть у вятичей священные камни. По высоким — "красным" — холмам, по склонам долин стоят они, серые и неприметные, известные не каждому и не каждому открывающие свою силу…

А сердце земли вятичей — на Куликовом поле. Из известных мне вятических камней — около трети — здесь. Недаром защищали в древности это место от набегов по воде: как пишут, русло Дона на подступах к полю засыпано неокатанным щебнем, рубленным в здешних каменоломнях, так засыпано, чтобы не прошли лодьи вражеские.

Древние жрецы смотрели здесь на звезды, ставили каменные указатели. Конечно, далеко здешним "мегалитам" до хоровода гигантов в Британии, зато — рядом, свое, родное" [50].

Огненное сердце Севера

"Земля Архангельская, ее сердцевина, место, где еще и сегодня можно видеть заросшие останки срытого московитами гордого Орлеца, — двинской крепости, вокруг которой некогда кипела жизнь северной окраины Господина Великого Новгорода, — хранила не только кровь потомков свирепых ушкуйников-поморов, но и искры тайного знания, тлевшие тихо под спудом. Ждавшие своего часа. И этот час настал. На рассвете 8 ноября 1711 г. (ст. стиль), в деревне Денисовка близ Холмогор, в семье рыботорговца-раскольника родился первый великий русский ученый-естествоиспытатель мирового масштаба, универсальный гений: историк, геолог, химик, физик, поэт, лингвист, грамматик, создатель русского литературного языка, социолог, демограф, художник, мозаист, просветитель, человек необъятного кругозора Михайло Васильевич Ломоносов.

По преданию, род Ломоносовых происходит от потомков русов, приплывших вместе с князем Рюриком из балтийского Заморья — с острова Рюген; в конце XV в. мы встречаем фамилию Ломоносовых в среде богатого новгородского купечества, среди сподвижников Марфы Борецкой (посадницы), ключевой антимосковской фигуры. На них намекают как на самых "злых" последователей и, так сказать "спонсоров" ереси стригольников, — русских "протестантов", опередивших европейскую реформацию почти на два столетия. Весьма вероятно, что предкам великого русского ученого после погрома Великого Новгорода пришлось бежать, и именно поэтому они оказались близ берегов Студеного моря — в колонии Новгородских пятин, в Двинской земле.

Новгородцы были, как известно, купцы и воины, смелые мореплаватели, поэтому неудивителен и род занятий, избранных предками великого ученого, не только державшими крупную торговлю мороженой и соленой рыбой (в Москву возили ОБОЗАМИ!), но и ходившими рыбарить в море Студеное, не боясь ни опасностей, ни превратностей плавания. А какое плавание без навигации? Удивительно ли, что в роду, в котором даже женщины умели неводами и рюжами ловить селедку и гоняться по морю за косяками рыб, сохранялось древнее знание о небе, о звездах, которые не раз указывали спасительное направление, о блуждающих светилах, о сигнатурах и приметах возможных волнений и бурь? И эти знания были первыми, с которыми соприкоснулся юный гений.

Они наложили на его сознание столь своеобразный отпечаток, что многие его современники даже не могли понять сущность ломоносовских открытий, так как мыслили совершенно в иной манере.

С самого детства Михайло показывал удивительную память и способность к постижению и генерации мысли. Все отмечали его быстрый ум и изобретательность. Когда же он начал взрослеть, в доме начались явления, которые сейчас бы назвали "паранормальными", а в старину списывали на проделки домовых, что стало портить и без того не радужное впечатление, которое любознательный отрок производил на местного начетника (так в беспоповском старообрядчестве называется руководитель духовной общины) — вопросами, отвечать на которые было очень тяжко. Поэтому Михаилу старались услать подальше, чем предоставляли ему еще больший повод к уединению и размышлениям…

19 лет от роду, в декабре 1730 г., Ломоносов уходит с рыбным обозом в Москву. И, выдав себя за поповского сына (других не брали), за большую взятку (рыба тоже нужна академикам) он поступает в Заиконоспасскую Славяно-греко-латинскую академию. Пять лет спустя, день в день, руководство академии получает распоряжение барона Корфа отправить в Петербург, в Академию наук 5 лучших, наиболее способных учеников. В их число, одним из первых, попадает Ломоносов. Через год он уже в Германии, в Марбурге, неподалеку от местечка с "исконно немецким" названием Лютзел, где пробыл до 1741 г.

Во время своей учебы в Германии, — точнее, в мелких государствах и княжествах, которые из себя представляла эта страна, — Михайло знакомится с ВЮНДИШАМИ (лютичами, лужичанами) — остатками народа древних русов, порабощенного и в большой степени ассимилированного немцами. Русское происхождение открывает ему доступ в круг, в котором сохранялись не только предания седой старины, но и амбиции далекого будущего. Магический круг замыкается. Потомок русов принят в общество арманов — хранителей Мудрости Севера.

В 1742 г. Ломоносов возвращается в Россию, где в 1745 г., вопреки бешеному сопротивлению немцев, становится академиком Императорской Академии наук. Определяется и главное направление деятельности — создание грамматических правил и корневого состава русского литературного языка. На этом поприще он знакомится с Тредиаковским, с которым его свяжет прочная и горячая дружба. Сегодня мало кто знает, но тот язык, на котором писали Лермонтов, Толстой, Достоевский, — это язык, СОЗДАННЫЙ Ломоносовым и Тредиаковским, развитый и популяризированный Дашковой, Херасковым, Фонвизиным, Державиным, Княжниным, Баженовым, Меллисино, Румовским, Лепехиным, Севергиным, Барсовым, Световым, Иноходцевым, Котельниковым, Озерецковым…

Тех, кто способен критически мыслить, спросим: ОТЧЕГО ЭТО ЛУЖИЧАНЕ (национальное меньшинство — около 110 000 человек в современной Германии), ГОВОРЯЩИЕ СОГЛАСНО "Немецкой Энциклопедии" — кол. 13 232 — НА ВАНДАЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ, МОГУТ ОБЩАТЬСЯ С РУССКИМИ БЕЗ ПЕРЕВОДЧИКА, ТОГДА КАК, НАПРИМЕР, ЧЕХИ И ПОЛЯКИ — НЕ МОГУТ. Именно язык вюндишей, потомков древних русов, Ломоносов сознательно положил в основу современного русского языка, избавив его от большинства болгаризмов, которыми "болен" язык, называемый сегодня церковнославянским.

Но не только основы языка преподали ему жрецы-арманы. Ломоносов посвящается ими в тайну древних летописаний, восходящих к временам для европейских ученых попросту баснословным. Плод этого знания — "Древнейшая Российская история" — первый серьезный труд по русской истории, насмерть поссоривший Ломоносова с СОЧИНИТЕЛЯМИ оной — немцами Миллером, Шлецером и Байером. В нем, в частности (гл. 4), содержатся описания символического изображения высшего бога древних русов Родегаста: "Родегаст держал на груди щит с изображенною воловьею головою, в левой руке копье, на шлеме петух с распростертыми крылами". Пикантность тут состоит в том, что история, писанная Ломоносовым, вышла из печати в 1766-м — то есть обогнала так называемый "перечень Маша", благодаря которому остальной мир ознакомился с изображениями богов древних русов, найденных во время раскопок Ретринского храма. До Маша упоминаний изображений Родегаста в письменных источниках нет. Даже Несторовская "Повесть временных лет" только вскользь упоминает о боге Роде, не приводя никаких конкретных описаний. Значит, либо Михайло Васильевич ВИДЕЛ кумиров, либо… Сочинение Маша — "Die Guttesolienftlichen Alfertbmer der Obodriten, aus demTempel von Rhetra" — увидело свет только в 1771 г.

Но не только основы языка и родной истории занимают Ломоносова. Он создает первую в России химическую лабораторию, занимается не вполне и сегодня понятными опытами с атмосферным электричеством, во время одного из которых при таинственных обстоятельствах погибает друг Ломоносова Рихман, формулирует закон сохранения материи и энергии, теорию передачи теплоты "как коловратного движения шарообразных частиц", теорию электричества.

К сожалению, гений Ломоносова был настолько велик и ярок, что не мог вписаться в окружающую атмосферу эпохи. Против взглядов Ломоносова выступает некто Арнолд — "Против Ломоносовской теории тепла в защиту флогистона". Продолжают травить его и на Родине. В 1765 г. Ломоносов умирает. Его имя предается забвению и только в начале века (XIX. — Авт.) становится достоянием широкой публики — после опубликования Б. Н. Меншуткиным основных естественнонаучных работ Ломоносова, обогнавших свое время на 200 с хвостиком лет" [105].

Комментарии к статье "Огненное сердце Севера" [105]

Конечно, статья грешит тенденциозностью. Грешит настолько, что поначалу ее было просто неприятно читать. В ней великий русский ученый изображен каким-то магом и волшебником, владеющим некими тайными, языческими знаниями или, как сейчас модно говорить, изотерическими знаниями. Однако вся жизнь и деятельность Михаила Васильевича Ломоносова, его научные труды говорят о том, что он был добрым христианином, считавшим магию и прочую "паранормальную" дребедень бесовщиной. Его научная деятельность как раз и говорит нам о том, что его мысли и действия находились в полном соответствии с евангельской заповедью о том, что к Истине, то есть к Богу, ведет узкий путь, а не плутание по изотерическим дебрям и магическим болотам. Именно христианский, православный образ мышления позволял ему ясно смотреть на мир и отчетливо видеть те процессы, которые происходят в нем. Именно по этой причине он отверг теорию о флогистоне и тепловой материи и выдвинул корпускулярную теорию теплоты как "коловратного движения шарообразных частиц", позволившую объяснить все тепловые процессы. Именно такой взгляд на вещи позволил ему сформулировать закон сохранения энергии и материи.

Однако мне представляется, что в статье, если, выражаясь евангельским языком, отделить зерна от плевел, а овец от козлищ, есть рациональное зерно. А именно: язык вюндишей до изумления похож на русский язык. Не на язык поляков или чехов — наиболее близких к ним территориально славян, не на язык латышей или литовцев — балтов, а именно на язык русских, от которых он отстоит территориально за тысячи километров и от которых отделен и чехами, и поляками, и балтами.

Об этом же феномене мне говорил и ныне покойный Яков Флорианович Рослик, который еще в советские времена ходил в дальние походы на яхтах по Балтике. Он рассказывал, что однажды в ГДР им удалось побывать в имении знаменитого прусского канцлера Бисмарка. На стене родового замка Бисмарков они увидели доску, на которой были записаны все предки этого канцлера.

— Нас поразило то, — говорил Яков Флорианович, — что некоторые имена и фамилии были очень похожи на русские, но никак не на немецкие. На наш недоуменный вопрос экскурсовод ответил, что в этом ничего удивительного нет. Если вы заедете в одно из ближайших селений — сказал экскурсовод, — и заговорите с их жителями, то вам переводчик не понадобится.

И вот это обстоятельство для нас является наиболее ценным.

Раньше я все никак не мог понять, что означает фраза из "Повести временных лет": "А словенский язык и русский одно есть, от варяг бо прозвашася Русью, а первое беша СЛОВЕНЕ". Мне казалось, что выражение "от варяг бо прозвашася Русью" должно означать, что русских РУССКИМИ назвали варяги. При этом мне было совершенно непонятно, какие такие варяги могли так нас прозвать: норвежцы, шведы, датчане, финны, немцы или балты? Так же было непонятно, с чего это они дали такое прозвище?

Прочитав статью Юрия Чуканова, я вдруг отчетливо понял то, о чем здесь идет речь: словене стали называться РУСЬЮ по названию тех варягов, которых пригласили новгородцы. То есть по национальности или по названию того племени, к которому принадлежал Рюрик и его дружина. А это должно означать, что сам Рюрик был русом.

В нашей исторической среде прочно укоренилась теория о варяжско-скандинавском происхождении Рюрика. То ли он был шведом, то ли норвежцем, а может, датчанином. Однако в древности на Руси варягами называли всех жителей побережья Балтийского моря, потому, что само оно называлось Варяжским. По этой причине В. И. Паранин, автор "Исторической географии летописной Руси", утверждает: "Искать русь среди славян бессмысленно, и это сейчас осознает подавляющее число историков. Но опыт предшественников подсказывает, что не менее бесперспективны попытки найти ее и среди скандинавов, во всяком случае как мы их понимаем. К тому же в ПВЛ ясно сказано, что русь с известными нам скандинавскими народами имела лишь отношения соседства, не более того: "Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии те, тако и си". Из известных народов Скандинавии здесь не упомянуты лишь датчане, что само по себе, конечно же, не является основанием видеть в них потомков исчезнувшей руси".

Тем не менее именно эти направления поиска руси в силу обстоятельств стали традиционными. Хотя в истоках русской истории в XVIII в. существовал альтернативный путь: В. Н. Татищев полагал финское происхождение руси. На основе анализа летописных источников он делает вывод: "Подлинное ж пришествие их (варягов) является из Финляндии… потому что финны русами, или чермными (рыжими, русыми), называться могут" [48].

Чтобы понять, как обстоят дела в этом вопросе сейчас, обратимся к работе Ю. Д. Петухова "Тайны древних русов". Он пишет: "Не стерлись из памяти еще благословенные времена в России, когда норманисты и антинорманисты мирно спорили друг с другом, выставляя на каждый аргумент оппонентов два новых контраргумента, а посторонний наблюдатель, малознакомый с существом дела, все ждал — вот-вот в этом споре родится истина. Но истина не родилась. Спор завершился на уровне политического решения мудрого руководства, направляемого "европейски образованными" советниками. А Европа, как известно, научными дискуссиями по сей части себя не утруждает, в Европе все давно решено и определено. И потому — не сразу, а как-то постепенно, незаметно, но основательно и незыблемо во вновь издаваемых отечественных учебниках, справочниках, энциклопедиях спор разрешился в пользу Европы, в пользу норманистов. На антинорманистов стали ссылаться (а чаще и вовсе не ссылаться), как на некий исторический полузабытый курьез, — дескать, во времена тоталитарного режима была такая точка зрения, но мы, мол, давно от нее отказались, мол, антинорманизм — это пережиток коммунистической пропаганды, узконациональной ограниченности, великодержавного шовинизма и т. д. и т. п.

Школьные учебники один за другим начали писать про отважных шведов мореходов, про то, как они сами гребли веслами, и про то, что смышленые финны, прознав про это, стали называть их словом неизвестного происхождения "руотси", что якобы означает на неизвестном языке "гребцы". Ну а несмышленые, погрязшие в распрях "словене", услыхав от финнов про гребцов-"руотси" отважной и лихой шведской национальности, призвали их к себе править, грабить, собирать с себя дань и продавать себя в рабство, а заодно и прозвали себя в честь призванных шведов красивым нешведским и нефинским словом неизвестного и непонятного происхождения "руотси", которое услыхали от финнов. И стали они, по неграмотности и простоте перековеркав красивое непонятное слово "руотси", русскими, а страна их стала Русью… Кто здесь страдает дебильностью — мифические "несмышленые словени" или составители учебников?

Но так как "европейски мыслящим" просветителям сотен миллионов экземпляров новоотечественных учебников и справочников показалось недостаточно в деле просвещения несмышленых и трудно просвещаемых славян, они принялись издавать переводные, прекрасно иллюстрированные, красочные детские энциклопедии английских, итальянских, шведских, американских и прочих авторов. С этими популярными детскими изданиями было проще, ибо в них уже не только упоминаний и ссылок на пережитки и курьезы не было, но писалось однозначно, твердо и безапелляционно.

Приведем несколько примеров, чтобы понять — в мире каких образов растет нынешний русский, россиянин.

"Сначала викинги грабили славянские племена. Но позднее они перешли к оседлой жизни, а шведские вожди стали править славянскими городами — Новгородом и Киевом", — вот что написано в книге "Викинги", изданной в серии "Иллюстрированная мировая история" 50-тысячным тиражом как "научно-познавательная литература для младшего и среднего школьного возраста". Викингам было тяжело на Руси, и они "часто прибегали к помощи рабов-славян". В общем, "господа-шведы" "германского племени" и "погрязшие в распрях" "рабы-славяне" — в прекрасно иллюстрированном альбоме для славянских детишек.

"Шведы основали в Восточной Европе большое королевство и назвали его Русь, от которого и произошло в дальнейшем понятие "Россия" — так написано в "Историческом атласе для детей" Нила де Марко. Тираж тоже весьма и весьма приличный. Оформление наглядное и убедительное — одним словом, Европа!

"Скандинавы основали Киев, Новгород и Смоленск, открыли Русь для торговли… настолько освоились, что княжили в Древней Руси до XI века". Это из детской книги-альбома "Викинги", автор Энн Пирсон.

"Начиная с IX века большая равнина, заселенная славянами, становится привычным пейзажем для шведов… они используют все крупные водные пути для создания целой торговой сети и центров торговли: одним из самых крупных становится Киев… Новгород, основанный шведами, являлся основным торговым центром…" — так пишет в иллюстрированном детском альбоме "Викинги" почетный профессор археологии Тулузского университета Луи-Рене Нужье, большой, видимо, специалист по шведам на Руси.

И опять: "Погрязшие в междоусобицах славянские племена уговорили вождя викингов Рюрика прийти править ими…. Начиная с Рюрика и вплоть до сына Ивана Грозного Федора, эти СКАНДИНАВЫ правили самой крупной средневековой державой Европы — Россией", — сообщает нам энциклопедия "Исчезнувшие цивилизации" в выпуске "Викинги: набеги с севера". Издание более чем солидное на вид, внушающее немалое доверие.

А вот еще перл: "…славянские общины управлялись шведскими викингами — торговцами, которых называли русами. Первым вождем русов был Рюрик. Он основал Новгород и Киев", далее: "862 г. — шведские викинги под предводительством Рюрика захватили власть на севере и основали факторию в Новгороде" — это из "Иллюстрированной истории мира" — перевод под редакцией доктора исторических наук Михаила Ненашева.

А вот что пишет детская энциклопедия "Открытие мира юношеством" в выпуске "От континента к континенту":

"Шведские викинги обращаются к востоку… очень скоро обнаруживают, какие богатства таят в себе славянские земли, поставляющие им меха и рабов".

Словом, опять "рабы-славяне", опять предприимчивые "шведы" — "германцы" и прочие "господа", правящие "неразумными славянами", — все, как и прежде, в духе пресловутой геббельсовской пропаганды. И это в конце XX — начале XXI в.! И это в книгах, более того, учебных пособиях, предназначенных для наших школьников.[101, с. 284].

Вы чувствуете, какое возмущение вызывают все эти "перлы" у современного историка, болеющего за свою страну!

У меня, сказать по правде, возникают точно такие же чувства. Особенно умиляют места, где сказано о том, что викинги основали и построили Новгород, Киев, Смоленск. В сознании возникает пасторальная картина, как эти "работники ножа и топора, романтики большой дороги" валят мечами лес, рубят секирами дома, ставят кинжалами славянские города, которыми еще недавно отрезали и отрубали головы аборигенам.

К чему я это все рассказываю? А к тому, что, по-видимому, точно такие же чувства испытал Михаил Васильевич Ломоносов, когда познакомился с работами по истории России российских историков, членов Российской Академии наук, немцев по происхождению, едва говоривших по-русски: Миллера, Шлецера и Байера. Именно эти ученые впервые и выдвинули эту самую пресловутую норманнскую теорию. Эти работы настолько не соответствовали имеющимся фактам, настолько противоречили элементарной логике, что Ломоносов однажды не выдержал и выразился примерно так: "Сколь много может напакостить в российских древностях случайно забредшая туда иностранная скотина!"

Для Ломоносова, так же как и для любого другого непредвзятого русского историка-патриота, норманнская теория была абсолютно нелогична и неприемлема, так как полна неразрешимых вопросов и противоречий.

И действительно, если пристально рассмотреть эту теорию, то возмущение Ломоносова станет очень понятным. Даже если отбросить всю эту чушь и нелепицу об основании норманнами Смоленска, Новгорода и Киева, то остается еще много и много вопросов:

во-первых, "опыт предшественников подсказывает, что бесперспективны попытки найти Русь среди скандинавов, во всяком случае, как мы их понимаем. К тому же в ПВЛ ясно сказано, что русь с известными нам скандинавскими народами имела лишь отношения соседства, не более того: "Сице бо ся зваху тъи варязи русь, яко се друзии те, тако и си". Из известных народов Скандинавии здесь не упомянуты лишь датчане, что само по себе, конечно же, не является основанием видеть в них потомков исчезнувшей руси;

во-вторых, на территории России нет никаких следов длительного пребывания скандинавов. Нет таких следов ни в языке, ни в топонимике. Больше того, как бы мы ни относились к викингам как к людям, имея в виду их разбойничий образ жизни, все же мы обязаны признать, что они были отличными мореходами и искусными корабелами. Если бы они господствовали в России, то у нас должны были бы остаться хоть какие-нибудь следы в морской и кораблестроительной терминологии. Но и этого нет. В то же время в русском языке имеется громадное количество английских, немецких, французских и голландских терминов, связанных с мореходством и кораблестроением, как результат присутствия иностранных специалистов в эпоху Петра;

в-третьих, в самой Скандинавии полностью отсутствуют какие-либо письменные сообщения об этих событиях, в то время как о завоевании Британии норманнами таких сообщений бесчисленное множество. Не парадокс ли? Русь под властью норманнов, туда плывут тысячи любителей легкой наживы и славы, а скандинавские саги молчат об этом;

в-четвертых, в Скандинавии отсутствовали термины — варяг и рус. Но это явное противоречие, так как если новгородских словен стали звать русью по имени призванных варягов, то при чем здесь скандинавы, которых никто и никогда так не называл и они сами себя так не называли;

в-пятых, самое главное. Трудно, а точнее невозможно, представить, чтобы люди, находясь в здравом уме и твердой памяти, добровольно (добровольно!) пошли сдаваться в рабство к бандитам и отдавать на разграбление свою землю и свое имущество, и своих детей. Что, они не представляли, кто такие норманны-викинги? Что, они не понимали, с каким отребьем имеют дело? Тогда в летописи должно было бы быть написано: "Приходите, грабьте и закабаляйте нас", а не "приходите и правьте нами по правде". Вспомним, чем закончился захват норманнами Британии — всеобщим и беспрерывным грабежом аборигенов. Не случайно, самым популярным и почитаемым героем английского героического эпоса является Робин Гуд — защитник обездоленных и борец за их национальное и человеческое достоинство. Защитник обездоленных норманнами.

Если теория скандинаво-варяжского происхождения Рюрика, по моему мнению, не выдерживает никакой критики, то и теория о финском происхождении не более правдоподобна. Это должно следовать хотя бы из того, что если бы Рюрик с дружиной были финнами, то и мы бы с вами сейчас говорили на финском языке. На ГОСУДАРСТВЕННОМ ФИНСКОМ языке. Вспомним хотя бы то, что основную массу населения земель Великого Новгорода, в соответствии с данными антропологии и топонимики, составляли угро-финны. Трудно поверить в то, что все это население вместе с правящим слоем, держащим в своих руках все рычаги управления государством, включая и военную силу и политическую власть, стало почему-то говорить на языке малочисленных пришельцев, с которыми они к тому же враждовали. Это невозможно. А вот "Повесть временных лет" говорит нам еще об одном историческом факте, на который мы до сих пор не обращали внимания: "Варяги из-за моря брали дань на словенах новгородских, на кривичах, также на чуди и мери. Скоро, однако, эти народы прогнали этих варягов за море, перестали давать им дань и начали владеть сами собою" [103]. И вот тут возникает вопрос: кто же были "эти варяги из-за моря"? Норманны или, может быть, действительно финны — "руотси"?

Так вот, Михаил Васильевич Ломоносов выдвинул свою теорию. Возможно, эта теория возникла у него во времена учебы в Германии, тогда, когда он столкнулся с тамошними вюндишами. Как бы то ни было, но в своей "Древнейшей Российской истории" он утверждал, что Рюрик выходец из Пруссии. По не совсем понятным причинам эта версия не нашла широкой поддержки среди последующих поколений ученых и практически игнорируется большинством современных.

Однако если принять ее за основу, то можно разрешить все существующие исторические противоречия и ответить на все недоуменные вопросы.

Прежде всего, надо оговориться. Происхождение вюндишей не совсем ясно. Неясно, кто они на самом деле: потомки славян или балтов. И хотя их часто называют славянами, однако Немецкая энциклопедия относит их язык к вандальским, а автор "Повести временных лет" не перечисляет их вместе с другими славянами. Но что несомненно, так это то, что они — потомки венедов. По этой причине будем их называть в дальнейшем венедо-русами.

Итак:

во-первых, термины "Россия, Русь" и "Пруссия" однокоренные, с корнем "русь". Причем, название "Пруссия" относительно молодое. Ему, по-видимому, предшествовало более раннее название "Поруссия", что по аналогии с таким названием, как "Поморье" — земли у моря, — должно означать: что-то "около руси" или "земли у русов", "земли вокруг русов". То есть — "земли русов". А это, в свою очередь, должно означать, что когда-то предков нынешних вюндишей действительно звали русью или русами. Отсюда также должно следовать, что когда-то в Германии, на приморских землях у Балтийского моря, жили племена венедов, говорящих на вандальском языке, близкородственные и балтам, и славянам. Эти племена, так же как и скандинавы в Древней Руси, назывались "варягами".

В этом случае призвание варяга — венедо-руса новгородцами может объяснить распространение венедского языка не только в близкородственной славяно-балтской среде (среди СЛОВЕН и КРИВИЧЕЙ), но и среди новгородских угро-финнов, знакомых с языком ильменьских словен;

во-вторых, сам термин "варяг" имеет прибалтийско-венедские корни. Так, Ю. Д. Петухов в [101] пишет: "Фризы этимологически и есть "варяги". В древнерусской форме "варязи-врязи", где в = ф (сравни Von = фон). "Фриз" = "врязь". Еще Герман Голдман отмечал удивительное сходство древнерусского языка с древнефризским (Рустрингия, М., 1819). Из этого должно следовать, что термин "варяг" не случаен и, прежде всего, означает прибалтийских венедов, а уже во вторую очередь — скандинавов.

Напомню, что Балтийское море в Древней Руси называлось Варяжским, то есть Фризским морем, и по названию его все приморские народы назывались варягами. А фризы и венедо-русы Германии — это фактически одно и то же, так как термин "фризы", видимо, включал в себя всех венедов: как венедов побережья Атлантики, так и венедов Прибалтики.

Вспомним также, что после падения Рима и вплоть до X–XI вв. фризы играли ведущую роль в торговле по всему побережью Балтики и европейской Атлантики. Следовательно, германские варяги-русы, в отличие от варягов-норманнов, были не враждебными и опасными народами для Новгорода, а наоборот — родственно-дружественными и желательными, как торговые партнеры;

в-третьих, с именем Рюрика связывают крепость Старую Ладогу, где и правил (княжил) этот варяго-рус. Археологические находки последних лет в Старой Ладоге обнаружили в ней следы присутствия угро-финнов, скандинавов, а также… фризов. При этом отмечается, что угро-финны — это местные аборигены, а остальные — пришлые. А это существенный факт, говорящий о том, что Старая Ладога была именно торговым укрепленным центром в системе балтийской фризско-венедской торговли. Ибо если бы крепость была норманнской (разбойничьей) цитаделью, то местные жители просто бы разбежались и, уж во всяком случае, не селились бы рядом с ней. Следовательно, целью строительства этой крепости был не грабеж местного населения, а создание безопасных условий для торговли. И, видимо, эта задача выполнялась успешно, так как в Старой Ладоге найдены следы интенсивной торговли. По-видимому, Рюрику удавалось главное: держать норманнов и прочих разбойников в повиновении на Неве и Ладоге и обеспечивать свободу торговли на всем этом пространстве.

Вот именно такой князь и требовался новгородцам — словенам, кривичам, мери, и чуди, в период смуты;

в-четвертых, если в английских сказаниях о Робин Гуде норманны выступают в качестве отрицательных персонажей, то в русских былинах как раз все наоборот. Князь Олег, например, зовется Вещим. А это о чем-то да говорит.

Если принять версию М. В. Ломоносова за основу, то создается следующая картина исторических событий того времени. На Валдай, Ильмень и другие земли, земли, заселенные угро-финнами — мерей и чудью, а также балтами — кривичами, пришли славяне. На Ильмене они основали торговый город, который был назван Новым городом. Со временем рядом со славянским городом возникли другие, заселенные мерей и кривичами. Эти города имели общую внешнюю стену, но разделялись друг от друга внутренними стенами. Аналогичным образом была устроена и система политического управления этим городским объединением. Каждое поселение имело отдельное народное собрание, а кроме того, было и общее вече. Так что зачастую какое-нибудь важное общегородское решение принималось на этом вече "голосованием" колами и топорами. В эти времена словене, кривичи, меря и чудь платили дань каким-то "варягам из-за моря". Кто были эти варяги, не ясно. Возможно, то были норманны, а возможно, и финны. Ведь не случайно мы встречаем в арабских хрониках сообщения о каких-то русах, которые не сеют и не пашут, а живут тем, что ходят в ладьях на славян. Не о финских ли "гребцах" — "руотси" (русах) здесь идет речь? И не им ли платили дань новгородцы?

И вот, по непонятным нам причинам, новгородцы изгнали варягов за море, перестали давать им дань и начали владеть сами собою. Но, прогнав варягов, они никак не могли уладиться друг с другом начали междоусобные войны. "Встал град на град", — сообщают нам летописи, что должно понимать в том смысле, что одна из частей Новгорода начала воевать с другой. Можно предположить, что в эту междоусобицу были втянуты мерянский угол Новгорода и славянский. А потому и по всей новгородской земле тоже началась распря. Тогда они стали говорить между собою: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил все дела справедливо".

В этот же период на Балтике господствовали фризы. Они держали в своих руках практически всю торговлю как на Балтике, так и на Атлантическом побережье. По этой причине и само море называлось Фризским, или, как его называли на Руси, Варяжским морем. А по названию моря и все жители побережья назывались варягами.

Для защиты торговли и судоходства фризами-варягами, во многих местах побережья Варяжского моря были построены крепости, которые одновременно играли и роль торговых центров. Одна из таких крепостей располагалась на побережье Ладожского озера, на территории современной Старой Ладоги, где владетельным князем был фриз Рюрик из племени русов.

И вот словене, кривичи, меря и чудь решили между собой: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил все дела справедливо"; — отправили послов к варягам к руси. Благо, что и ходить далеко было не надо. Всего и делов-то: дойти по Волхову до Ладоги, до фризской крепости, где сидели князья с крепкой дружиной — варяги-русы.

Новгородцы рассуждали так. Русь не словене, не кривичи, не меря и не чудь. Зато свойские князья, язык которых понятен и словене и кривичам. Да и меря новгородская и чудь, что живут в Новгороде, их язык тоже разумеют. Суровые князья. У них не забалуешь. То-то даже варяги-урманы и прочие разбойники тише воды, ниже травы. Такие князья, которые и нужны всем, ибо будут судить всех одинаково и потому справедливо. Судить сурово, но правильно. Чтобы сами не грабили и другим грабителям-разорителям спуску не давали. Но главное, — понятные князья, ибо живут по тем же законам, что и словене и кривичи.

Чудь, новгородцы и кривичи сказали руси: "Земля наша велика (не то, что ваша крепостенка) и обильна, да порядку в ней нет (все воюем, да спорим — кто главнее, кто правее), пойдите княжить и владеть нами". Собрались три брата с родственниками своими, взяли с собою всю русь и пришли: Рюрик в Новгород, Синеус на Белоозеро, Трувор в Изборск; от них то и прозвалась Русская земля. Через два года умерли Синеус и Трувор; Рюрик один принял всю власть и роздал города приближенным к себе людям. А после смерти Рюрика княжение принял Олег, родственник его, дядя малолетнему Игорю, сыну Рюрика. Собрав много войска, пошел Олег к Смоленску, взял его, потом взял Любеч, а потом и город Киев. Олег сел княжить в Киев и сказал: "Это будет мать русским городам".

Так возникло громадное средневековое государство — Киевская Русь, протянувшееся от Балтики до Черного моря. Оно включало в себя многие разноплеменные народы: угро-финские, тюркские, славянские и балтские. Мерю, чудь, емь. Торков, берендеев, половцев, хазар. Древлян, полян, вятичей. Кривичей. Однако главенствующую, правящую, государственную роль в нем играли фризы — варяго-русы, по имени которых и стало оно называться Русь. И поэтому государственным языком этой державы стал варяго-русский язык. Язык венедов Прибалтики — фризов.

Этот язык в короткое время стал общеупотребительным в Великом Новгороде, вытеснив местные языки, а потом стал постепенно распространяться по обширным пространствам этого государства. Однако, наряду с этим общеупотребительным, государственным языком, существовали и местные языки.

Из всего этого становятся ясными и понятными и наши прежние недоумения: почему язык новгородцев отличался от языка киевлян; и почему в VIII в. больше, чем XI, хотя и там и там жили одни и те же славяне? На самом деле — это были действительно разные языки. Для Нестора — автора "Повести временных лет", все было ясно и понятно: русь — это русы, варяги, славяне — это славяне: древляне, поляне, новгородские словене. По этой причине он и не разъясняет, почему Олег дает руси паруса из паволок, а славянам — копринные.

С крещением Руси распространяется и другой государственный язык: язык церковнославянский. Язык проповеди, богослужения, язык летописей и литературных произведений.

С крещением Руси появляются и современные понятия: русский, Россия. Ибо, как выразился автор работы "К КОМУ НАМ НАДО ИДТИ?" священник Александр Захаров: "Покойный владыка Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, в одной из своих книг писал, что вместе с князем Владимиром "в конце X века вошли в купель святого крещения племена полян, кривичей, вятичей, радимичей и иных славян. Вышел из купели — русский народ"[99]. Сказано, конечно, с известной долей условности, но в то же время совершенно правильно и точно. Именно Церковь создала из этих разрозненных славянских (и не только славянских) племен единый русский народ. Именно Церковь помогла этому народу духовно выстоять и не сломаться морально в годины тяжких испытаний. Именно Церковь вдохновляла русских воинов на защиту родной земли.

Какой дом был последним, откуда святой благоверный князь Александр Невский выходил, отправляясь в свои славные походы? Этим домом был храм Божий, где святой князь испрашивал у Господа помощи в предстоящих ратных делах. Какой дом был первым, куда ступала нога князя по возвращении из походов? Этим домом опять был храм Божий, где святой защитник земли русской воздавал благодарение Богу за победу над всегда превосходящими силами "врага и супостата".

Это Церковь "умягчала сердца" самолюбивых удельных русских князей, мирила и объединяла разрозненные и часто враждующие между собой княжества и превратила их наконец в одно единое, могучее государство" [100].

Все это нашло отражение в русских былинах. Вот Вольга Всеславьевич — князь Олег Вещий из варягов, вот Микула Селянинович — славянский пахарь из полян. Вот Соловей Будимирович — богатый гость из новгородских словен, вот Садко — новгородский купец из чуди. Добрыня Никитич — русский богатырь из славянского племени древлян, а Илья Муромец — богатырь из мери. А вот Михайло Казаринов — богатырь из хазар. Но все они уже русские люди, ибо исповедуют православную веру, молятся на церковнославянском языке, общаются между собой в дружине, с князем и с другими людьми на русском языке и служат православной вере и Святой Руси. И хотя все еще разговаривает Илья из Мурома со своими родичами на своем местном, муромском наречии, Добрыня — на славянском, а Михайло из Галича — на хазарском, но все они уже воспринимают себя, как части одного целого, того, что называется Русью, Россией.

Так появилась Русь — Россия, а вместе с ней и возник еще один Великий трансконтинентальный путь, известный нам, как путь "из варяг в греки". Что, однако, должно понимать, как: "путь из фризов в греки", ибо для фризов и прочих варягов Балтики открылась возможность ходить и торговать во все русские города, а для русских купцов появилась возможность торговать с городами Прибалтики. И всем им вместе открылась возможность торговать с Византией и, следовательно, со всей тогдашней ойкуменой.

Очень может быть, именно эту узкую цель преследовали варяги, соглашаясь на предложение новгородцев. (О чем свидетельствуют все последующие действия Рюриковичей.) Однако результат превзошел все их замыслы.

О том, как началась русская земля и кто были первые князья в Киеве

"Вот повесть о том, откуда пошла Русская земля, кто начал первый княжить в Киеве и как стала Русская земля.

Мы так начнем эту повесть. После потопа три сына Ноевы, Сим, Хам и Афет, разделили землю: восток достался Симу, южная страна Хаму, север и запад Афету; от племени Афетова пошел народ славянский. Спустя много времени славяне осели по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись по земле многие народы и назвались каждый своим именем, где кто сел на каком месте; так, например, одни поселились на реке именем Морава и назвались моравами, другие назвались чехами; а вот тоже славяне: белые хорваты, сербы и хорутане. Когда волохи напали на славян подунайских, поселились сзади них и стали их притеснять, то славяне опять начали двигаться к северу: так они пришли и сели на Висле и прозвались ляхами; от этих ляхов пошли поляки, лутичи, мазовшане, поморяне. Другие славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, иные древлянами, потому что стали жить в лесах; а некоторые стали между Припятью и Двиною и назвались дреговичами; полочане прозвались от речки именем Полоты, которая впадает в Двину. Те, которые поселились около озера Ильменя, прозвались своим именем, славянами; они построили себе город, назвали его Новгородом. Так разошелся славянский народ.

Все племена жили особо друг от друга, каждое на своем месте с своими нравами, обычаями и преданиями. У полян были обычаи кроткие и тихие, а другие племена жили как звери. Между полянами были три брата: одному имя Кий, другому Щек, третьему Хорив, сестру их звали Лыбедью. Они построили город и назвали его, по имени старшего брата, Киевом. По смерти этих братьев древляне и другие окольные народы стали притеснять полян; тогда пришли к ним козары и сказали: "Платите нам дань". Поляне подумали и дали им по мечу от каждого дома. Козары принесли мечи к князю своему и старшинам и сказали: "Вот мы нашли новую дань". Старшины спросили: "Откуда вы это взяли?" — "Да вот там, в лесу, на горе, над рекою Днепровскою", — отвечали они. Тогда старцы козарские сказали: "Ох, не хороша эта дань, князь! Мы воюем саблями, острыми с одной только стороны, а у этого народа мечи с обеих сторон острые: будут они брать дань и на нас, и на других странах". Так и сбылось, как предсказали старцы: русские и до сих пор владеют козарами.