Глава 27 Загадка Кантары

Глава 27

Загадка Кантары

Летом 1990 года я поехал на Северный Синай, в город Элъ-Ариш. Египтяне устроили там международный молодежный трудовой «лагерь мира» и пригласили для участия в нем и советскую делегацию. Вот я и решил посмотреть на это, так сказать, мероприятие, поговорить с членами нашей делегации.

Чтобы попасть на Синай, надо преодолеть Суэцкий канал. Роскошного подвесного моста через канал у городка Кантара, между Исмаилией и Порт-Саидом, тогда еще не было, на другой берег машины переправлялись на пароме. От паромной переправы шоссе сначала шло по одной из улиц Восточной Кантары, а затем уже выскакивало в пустыню.

На выезде из города я заметил английское военное кладбище. Решил заехать посмотреть. Кладбище состояло из двух частей — собственно английской и польской. Как явствовало из пояснительной надписи у входа, в годы Второй мировой войны в Кантаре размещался польский военный госпиталь.

Осматривая польскую часть кладбища, я обнаружил две могилы со звездой на надгробном камне. «Рядовой В. Зимберинг, Советские вооруженные силы, скончался 8 октября 1944 года» — гласила надпись на первом надгробии. «Сержант Е. Кракси, Советские вооруженные силы, скончался 20 октября 1944 года» — было написано на втором надгробии.

Находка меня удивила. Не тем, что двое моих соотечественников в годы войны оказались заброшенными в Африку и умерли то ли от ран, то ли от болезней в польском госпитале. Мало ли какие чудеса творит с людьми судьба! Удивился я тому, что эти люди скончались в октябре 1944 года — почти через два года после того, как войска союзников изгнали из Египта итало-немецкий экспедиционный корпус.

С подобной загадкой я столкнулся уже во второй раз. Впервые — когда поехал посмотреть английское военное кладбище в Телль аль-Кебире, между Каиром и Исмаилией. В этом местечке в 1920–1921 годах располагался лагерь русских беженцев. Я действительно нашел там несколько могил соотечественников, но все они скончались еще весной 1919 года, задолго до того, как в Египет прибыли первые беженцы. И где, в таком случае, хоронили самих беженцев? Ведь среди них насчитывалось много раненых и сыпнотифозных, так что потери были неизбежны…

Что же за люди покоятся на английских военных кладбищах в Телль аль-Кебире и Восточной Кантаре? Во время летних отпусков я пытался в тиши библиотек найти ответ на этот вопрос. Не нашел. Загадки много лет спустя, когда я уже вернулся из Каира в Москву, помогли разгадать российские архивы. Сначала — в отношении Телль аль-Кебира, а затем — и Кантары.

Поиски я начал с Архива внешней политики Российской империи. В его фондах хранятся документы и Российского дипломатического представительства и генерального консульства в Египте. Бывшие царские миссии функционировали там до октября 1923 года, и в их архивах немало документов о судьбе наших соотечественников, оказавшихся в Стране пирамид после революции и Гражданской войны. Выяснилось, однако, что могилы в Телль аль-Кебире не имеют отношения ни к тому, ни к другому.

Когда началась Первая мировая война, то граница Египта с Палестиной, входившей в состав Османской империи, превратилась в линию фронта. Турки несколько раз пытались прорваться к Суэцкому каналу, но были отброшены английскими войсками. А затем англичане перешли в наступление и к концу войны совместно с арабскими повстанцами вышли к границам собственно Турции.

Среди военнопленных, которых англичане освободили в ходе военных действий, были и подданные к тому времени уже рухнувшей Российской империи. Турки захватили их в плен где-то в Европе и перебросили на Ближний Восток для участия в подсобных работах. В России шла Гражданская война, а Англия принимала весьма активное участие в иностранной военной интервенции в нашу страну. Чем все кончится — было неясно, бывших русских военнопленных надо было где-то временно устроить, и англичане решили перебросить их в свою вотчину — Египет.

6 декабря 1918 года в Порт-Саид из Палестины прибыла первая группа бывших русских военнопленных в количестве 64 человек. В середине декабря — уже 586 человек. Англичане разместили их в двух палаточных лагерях, оснащенных походными госпиталями, — в Телль аль-Кебире и в Кантаре. К маю 1919 года число обитателей лагеря в Телль аль-Кебире достигло 1148 человек. В отношении второго лагеря, в Кантаре, цифры, увы, отсутствуют.

Англичане поддерживали контакты с бывшими царскими консульскими представителями. Они информировали их о случаях тяжелых заболеваний среди русских военнослужащих, а затем — об их выздоровлении или смерти. Вот из этих сообщений я и узнал о том, от чего скончались похороненные на английском военном кладбище в Телль аль-Кебире весной 1919 года Петр Герман, Салих Боткаев, Эрнст Прейман, Егор Федотов и Тимофей Грудинин.

Процесс репатриации проходил медленно и преимущественно через Дальний Восток. Когда Гражданская война и иностранная военная интервенция близились к концу, к соотечественникам стало проявлять интерес Советское правительство. «Относительно пункта, касающегося репатриации, следует указать, что некоторое число русских подданных, задержанных британскими властями в Египте, Персии, Константинополе, Батуме и других местах и желающих возвратиться в Советскую Россию, еще не получили необходимого разрешения от британских властей, — говорилось в ноте правительства РСФСР правительству Великобритании от 6 октября 1920 года. — Также нужно указать, что некоторые из этих пленных, например содержащиеся в Кантаре в Египте, подвергаются обращению, которое вызывает энергичный протест». В ответной ноте от 10 октября правительство Великобритании сообщило, что «в числе русских подданных, ожидающих возвращения на родину в различных частях Британской империи, 129 человек, ожидающих репатриации в Кантаре в Египте, насчет якобы тяжелого положения которых нам ничего не известно, но срочно наводятся справки».

Вряд ли англичане действительно плохо обращались с бывшими русскими военнопленными. Скорее всего, те роптали из-за изнуряющей жары в стоявших на краю пустыни палаточных лагерях. Но, по-видимому, демарш Советского правительства подействовал. Уже 30 октября народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин направил в Лондон, председателю советской торговой делегации Л. Б. Красину (дипломатические отношения между двумя государствами были все еще разорваны), следующую телеграмму: «Приняты меры к встрече транспорта, на котором, по Вашему сообщению, русские пленные возвращаются из Египта и Константинополя в Одессу». Вероятно, тем самым репатриация полностью завершилась. По крайней мере после этой даты мне ни разу не встречались в документах упоминания о бывших русских военнопленных в Египте.

Что же касается русских беженцев, заселивших весной 1920 года опустевший лагерь в Телль аль-Кебире, то для них англичане устроили собственное кладбище. Наверно, потому, что далеко не все беженцы были военнослужащими, а старое английское кладбище — исключительно военное. «Наших покойников хоронят здесь без гробов и почему-то не на общем кладбище, где цветут олеандры и посажены пальмы, а отдельно, — писал один из обитателей Телль аль-Кебира, известный журналист Александр Яблоновский. — В желтой пустыне, в стороне от наших палаток, огорожен колючей проволокой песчаный квадрат. Это наше кладбище. Сюда на больничных носилках приносят русских покойников, заворачивают в старенькое госпитальное одеяло и зарывают в песке.

Родные складывают из белых морских камешков крестики на могилках или пишут имена умерших на жестянках из-под консервов и прибивают эти жестянки к деревянному кресту…

Это, без сомнения, самое грустное и самое бедное кладбище из всех, какие я видел на своем веку. Ни мавзолеев, ни венков, ни надгробных плит, а только безграничное море песка, и над ним, в вышине, плывут облака. Вечный покой и вечное молчание пустыни».

Увы, от этого кладбища, как и от самого лагеря, не осталось и следа…

На польской части английского военного кладбища в Восточной Кантаре тоже похоронены наши бывшие военнопленные. Это я выяснил уже в другом архиве, внешней политики Российской Федерации, ознакомившись с дипломатической перепиской того времени.

13 мая 1943 года военные действия в Северной Африке прекратились. Итало-германские войска были разгромлены, их остатки сдались в плен в Тунисе. Вскоре после этого союзники высадили десант на Сицилии, а затем и на юге континентальной Италии. По мере продвижения на север союзные войска освобождали военнопленных различных национальностей. В январе 1944 года среди них оказалась первая группа советских граждан — всего девять человек. Поскольку отправить этих людей на родину кратчайшим путем не представлялось возможным, британские власти решили доставить их сначала из Италии в Египет, а затем уже репатриировать оттуда через страны Ближнего Востока и Иран.

В Москве понимали, что эта девятка — лишь первая ласточка, что чем дальше будут продвигаться союзники, тем больше они будут освобождать из плена советских людей. Поэтому было принято решение отправить в Каир, в Главный штаб союзников на Ближнем Востоке, офицера связи по репатриации военнопленных. Им стал майор Анисим Васильевич Карасов.

Азербайджанский писатель Сулейман Велиев, репатриированный из Италии через Египет, в своих воспоминаниях так характеризовал Карасова: «Он принадлежал к числу тех людей, которые сразу располагали к себе. В выражении лица, глаз удивительно сочетались сосредоточенность, строгость с приветливостью. С первого же знакомства Анисим Васильевич завоевал наши симпатии». Когда репатрианты покидали Египет, Карасов дал некоторым из них свой московский адрес. В 1955 году Велиев во время поездки в Москву встречался с Карасовым, между ними завязалась переписка.

Вскоре после прорыва союзниками обороны противника на линии Кассино — Ортона, в котором участвовал и П. Н. Решетицкий, они 4 июня 1944 года освободили Рим. К Новому году практически весь итальянский «сапог» был очищен от фашистов, они контролировали лишь северную часть страны.

С конца 1944 года бывшие советские военнопленные стали прибывать из Италии в Египет в массовом порядке. К концу года их число составило 5700 человек.

Бывших советских военнопленных размещали в транзитных лагерях. Один из них, № 190, находился в тех самых старых казармах в Сиди Бишр, возле Александрии, где в 1920–1922 годах обитали русские беженцы. Транзитный лагерь № 307, в который попал Сулейман Велиев, располагался в местечке Гинейфа, на берегу Малого горького озера, через которое проходит южная часть Суэцкого канала. Севернее, на берегу Большого горького озера, был разбит лагерь № 380, а в Телль аль-Кебире существовали даже два лагеря, № 305 и № 379. Конечно, там стояли уже не те палатки, в которых за четверть века до этого жили русские беженцы, но место, скорее всего, было то же самое.

Вероятно, именно из Телль аль-Кебира попали в польский госпиталь в Кантаре скончавшиеся там два советских военнослужащих. Причем, разбирая архивные документы, я обнаружил, что фамилия одного из них — вовсе не Кракси, как значится на надгробной плите, а Красин. В дипломатической переписке сработал «испорченный телефон». В первом сообщении британских властей, о его болезни, написано «Kracin».

^{Могила Е. Красина на английском военном кладбище в Восточной Кантаре}

В следующем сообщении, о смерти, потерялась последняя буква, «n». Ну, а в последнем сообщении, о причине смерти, кто-то добавил второе «с», и получилось «Kracci» — Кракси. О своей находке я тут же сообщил в Комиссию по военным захоронениям Британского содружества в английском городе Мейденхед. Там обещали исправить ошибку.

Ну а теперь обратимся к воспоминаниям Сулеймана Велиева о пребывании в транзитном лагере. Но сначала о том, как мне удалось их найти.

Весной 1990 года, находясь в Каире, я получил письмо от своего бывшего начальника по редакции «Правды» и предшественника на посту ее корреспондента в Египте Павла Епифановича Демченко. За три года до этого, во время краткой командировки в Каир, Демченко рассказал мне интересную историю.

— В 1944 году я служил в Иране, — вспоминал Павел Епифанович. — Однажды на станции остановился английский воинский эшелон. Солдаты были одеты в британскую военную форму, но без знаков различия. На англичан они не были похожи. Прислушался: говорят по-русски! Один из них спросил меня, где взять кипятку. Пока бегали вместе набирать чайник, он рассказал, что в эшелоне следует из Северной Африки домой батальон, сформированный из бывших советских военнопленных.

В письме Демченко продолжил ту же тему. «Недавно по радио передавали отрывки из автобиографического романа писателя с мусульманской фамилией, — сообщал он. — Так вот, этот писатель после освобождения из плена был репатриирован через Египет и Иран. Можно было бы попробовать его найти».

Можно, конечно, если знать его имя. Но есть и другой путь. До «Правды» я много лет работал на Московском радио. Написал бывшим коллегам, попросил поискать эту передачу. Но куда там! Вроде как искать иголку в стоге сена. Ведь я даже примерно не знал время выхода передачи в эфир, а передач — тысячи.

Но, может, Демченко вспомнит фамилию? Позвонил ему в Москву. «Кажется, фамилия того писателя — Валиев или Велиев, — сказал Павел Епифанович. — Я слушал передачу в машине и фамилию его записать не мог».

Это уже что-то! Летом, во время отпуска, я отправился в Ленинскую библиотеку. Задача оказалась не из простых. Авторов и с той, и с другой фамилией было немало, и каждый из них опубликовал несколько книг. Я просматривал том за томом. И в конце концов нашел то, что искал. В сборнике азербайджанского писателя Сулеймана Велиева «Жемчужный дождь», изданном в 1963 году, я обнаружил его воспоминания «Путь на родину».

В день прибытия репатриантов в лагерь в Гинейфе из них при участии майора Карасова был сформирован полк. 7 ноября личный состав полка устроил военный парад на плацу перед штабом по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Немцы из находившегося по соседству лагеря военнопленных кричали и бросали в участников парада камни. Карасов отправился к коменданту немецкого лагеря, американскому офицеру, и через несколько минут пленные успокоились. После парада состоялся концерт художественной самодеятельности. Такие концерты, как и литературные вечера, устраивались потом каждое воскресенье.

Еще до праздника репатрианты, среди которых, вероятно, было немало азербайджанцев, поставили в лагере известную музыкальную комедию У. Гаджибекова «Аршин мал алан». Постановка имела шумный успех не только среди самих репатриантов, но и среди египтян. «На наши спектакли приходили жители из близлежащих деревень, — отмечал Сулейман Велиев. — Мы слышали, как на улицах арабы распевали арии Аскера и Гюльчохры. Даже ребятишки мурлыкали себе под нос мелодии популярной азербайджанской оперетты».

Администрация лагеря не запрещала египтянам общаться с советскими военнослужащими. Местные жители, вспоминал Велиев, «ежедневно приходили в одиночку и группами, завязывали с нами беседы, забрасывали нас вопросами». Он приводил, к примеру, свой разговор с египетским учителем, интересовавшимся положением мусульман в СССР. Среди репатриантов было немало бывших бойцов интернациональных партизанских отрядов в Италии, нахватавшихся там разных языков. Ну а в Египте распространены французский и английский, так что языкового барьера собеседники не чувствовали.

Велиев не писал о том, что представлял собой лагерь, были ли там палатки или бараки. Не нашел я описания лагеря и в архиве. Зато в одном из документов отмечалось, что союзники обеспечивали репатриантов питанием по норме британских солдат и английским военным обмундированием в зависимости от времени года.

8 декабря 1944 года репатриантов лагеря № 307, среди которых был и Сулейман Велиев, отправили поездом в Суэц. Проводить их на станцию пришли сотни египтян. «Арабы молились за нас, за наше благополучное возвращение на родину, за наше счастье, — вспоминал Велиев. — Они раздавали нам хурму, инжир, а тому, кто, смущаясь, отказывался, чуть не насильно всовывали свертки в руки, клали в карманы. Они говорили, что мы для них — это советский народ и, выказывая свои добрые чувства к нам, они выражают свою любовь к советскому народу, к нашей стране».

В конце Второй мировой войны интерес к СССР был в Египте очень большим, а отношения египтян к советским людям отличались искренней симпатией. 15 мая 1944 года показом документального фильма «Сталинград» в каирском кинотеатре «Опера» был дан старт кампании по сбору средств в помощь гражданскому населению СССР. На просмотре присутствовал весь цвет египетской политической элиты во главе с королем Фаруком. «Распространенное среди европейцев ощущение, что Россия выиграла войну практически в одиночку, присуще и египтянам», — писал в номере от 17 февраля 1945 года каирский корреспондент американского журнала «Кольере».

В Суэце репатриантов погрузили на пароход и доставили их в иракский порт Басра. Там они провели две недели, а затем отбыли оттуда поездом в Тегеран. После краткой остановки в столице Ирана, где репатриантов приняли представители советского командования, их отправили поездом в порт Бендершах на берегу Каспийского моря. Может, Павел Епифанович Демченко как раз и видел тот самый эшелон, в котором возвращались на родину Сулейман Велиев и его товарищи? В Бендер-шахе репатриантов ожидал пароход «Туркмения», на котором их доставили в Баку.

Но далеко не всем обитателям транзитных лагерей посчастливилось добираться до Басры на пароходе. Многим пришлось совершить изнурительную поездку туда на «Студебекерах» через Палестину и Сирию.

Репатриация бывших советских военнопленных из Египта была завершена в апреле 1945 года. Египтяне надолго запомнили их. Но и наши солдаты и офицеры потом не раз вспоминали свое пребывание на египетской земле, свои встречи с местными жителями. «Мы старались поближе познакомиться с жизнью арабов, — отмечал Сулейман Велиев. — Она была тяжелой. Мы глубоко сочувствовали им, и они это понимали и были за это глубоко признательны нам. Мы полюбили этих людей, простосердечных, гостеприимных». Под впечатлением от пребывания в Египте и в меньшей степени в Ираке Велиев написал «Арабские рассказы». Некоторые из них («Инжирное дерево», «Мечты феллаха», «Кувшин воды») были впоследствии переведены на русский язык.