Глава № 2 «Загадка старой картины»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава № 2

«Загадка старой картины»

«У меня дома висит картина. Ничего вроде бы в ней особенного, кроме приличной, но потрескавшейся рамы да следа от влетевшего ещё в гражданскую войну осколка снаряда. Картина – не пейзаж, не натюрморт, не жанр, хотя всего понемногу в наличии. Широкая река. Берег. На берегу буро-зелёная скала. На скале какие-то пенёчки. Под скалой деревянные постройки. На вешалах сушатся крупные рыбины. Женщина с ребёнком и собакой стоят у вытащенных на берег челнов.

Они как будто встречают гребущих к берегу на лодке двух мужчин в конусообразных головных уборах. Розовый цвет заходящего солнца лежит на облаках. И всё это вместе, как ни привык я к картине за многие годы, привлекает чарующим покоем, умиротворением, но тем не менее картина полна движения. Лодки мчатся. Вёсла гребцов упруго рассекают волны. Где-то посередине полотна как бы встречаются взгляды гребущих и ожидающих на берегу. И над всем этим – чудовищная отвесная скала, отражающаяся в воде, как в зеркале. И зелёная поросль на её вершине. И эти пни наверху…

– А картина-то старовата, – говорит заскочивший как-то на огонёк архитектор Толя Галаев.

– Старовата, – вторит ему второй гость, полковник Лёня Найда.

Я знаю, что оба моих давних друга извели не один килограмм красок и не один метр холста, упражняя свои дарования в живописи.

– Бабушка говорила, – отвечаю я, – что с обратной стороны картины есть какие-то надписи, но я не разглядел их.

– Найди луковицу, большую, – говорит Лёня.

Я приношу из кухни луковицу. Лёня разрезает её пополам и начинает свежим разрезом чистить картину. Она на глазах светлеет. Ярче заиграли масляные краски. Потом кое-как протираем тыльную сторону и читаем надпись, сделанную крупными буквами: «Его Превосходительству г-ну попечителю Сибирского отдела Императорского русского географического общества усерднейшее подношение от членов Сибирского отдела 21 февраля 1858 г.». А чуть ниже более мелкими буквами: «Селение Тыр на правом берегу р. Амур».

– Теперь, – говорит Лёня, – надо поискать подпись художника.

Наконец, среди изображения камней на берегу в нижнем углу картины находим мелкие буквы подписи: «Г. Мейер».

Я кидаюсь к шкафу, где стоят восемьдесят шесть томов энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Но увы!. Селения Тыр там не нахожу. Раскрываю огромный Атлас мира, первое издание. Нет там никакого Тыра…

И вдруг однажды – бывают же такие совпадения! – вычитываю в центральной газете маленькую заметку о том, что в посёлке Тыр на Дальнем Востоке установлена мачта телевизионного ретранслятора. И пошло-поехало…

Во втором издании «Атласа мира» легко нахожу Тыр и в добавление к этому нахожу и описание его… в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. Просто теперь я учёл, как говорили у нас в морской авиации, «поправку на дурака» и легко обнаружил это слово в словаре, приняв во внимание старую орфографию с твёрдым знаком на конце. В словаре написано: «Тыръ – деревня в низовьях реки Амура, населённая гиляками; замечательна тем, что в 1 версте от неё на берегу Амура находятся древние памятники из местного порфира, мрамора и гранита; отделка их художественна; на некоторых из них отчётливо высечены древнетибетские и монгольские надписи религиозного (ламаистского) содержания. Постановку их относят ко времени Юаньской династии».

Вероятно, эти те «пни» на вершине скалы; значит, им много веков, ведь династия Юань правила в Китае в конце 13 века и в 14-м.

Но кому подарена загадочная картина и кто такой художник Мейер?..

В словарях упоминается несколько художников с такой фамилией. Один из них, академик, был художником Восточно-Сибирской экспедиции 1855–1858 годов, которая оставила многотомный отчёт о своей деятельности, огромной, надо сказать, учитывая Восточно-Сибирское пространство. В то время попечителем Сибирского отдела Императорского русского географического общества был не кто иной, как сам генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский. Ему-то и была подарена картина.

Начальник же Восточно-Сибирской экспедиции Шварц доказывал: «Всё течение Витима совершенно ошибочно показано на всех прежних картах

Сибири». И далее: «Рашков в начале марта ездил на остров Сахалин, он определил географическое положение деревни Тыр, деревни Виахти и русского поста близ деревни Дуй, а потом Петровского зимовья и деревни Челнок». Видимо с этим отрядом экспедиции и побывал художник, нарисовавший картину. Кто же он?

В книге «Императорская санкт-петербургская академия художеств» читаю: «Мейер Егор Егорович, рожд. 1820 г., умер 29 января 1867 г. Вольно-опред., ученик Ак. Художеств с 1839 г. Получил медали: в 1843 г. – 1 – серебр. За виды «Цепь гор Шабарине-Ола с долиною и рекою Алаш в Китайской провинции Уло-Тай» и Ущелье Карасу близ китайской границы»; в 1845 г. – 1 золотая за картину «Источник, протекающий в лесу» и тогда же звание художника 14 класса, в 1846 г. отправился за границу, пенсионер Академии художеств. По возвращении в 1849 г. был отправлен в южные губернии России с сохранением пенсионерства. В 1853 г. – получил звание академика за картину «Горные ущелья». Совершил большое путешествие по Сибири с художественной целью».

Вполне вероятно, что именно картина Егора Егоровича Мейера радует меня по сей день (илл. № 211).

илл. № 211

Я написал в село Тыр о своих поисках. Ответила учительница Тырской школы Галина Ивановна Горошко. Она сообщила, что село Тыр по местным масштабам большое, что жители по-прежнему занимаются рыбной ловлей и даже сейчас живут неплохо. Да, на окраине села вверх по течению Амура, в самом узком месте реки, стоит большой утёс. Школьные краеведы нашли статью о пагоде, которая была на утёсе примерно в начале 15 века, но нынче здесь стоит лишь памятник «Пушка» – свидетель освобождения Дальнего Востока от японских интервентов.

Вот, собственно, и вся загадка старой картины».

Но для меня загадка её оставалась ещё долгое время. Географически очевидно, что Тырский утёс представляет собой правый берег Амура, левый напротив Тыра является обширной низменной долиной. На картине изображён именно правый берег Амура с видом на утёс снизу течения его, освещённый лучами заходящего солнца. Если разделить утёс на три яруса (третий зарос зеленью), то на среднем с трудом различимы три или четыре предмета белого цвета (описанные «пеньки»). Это две памятные плиты и остатки небольшой колонны. Но главной – большой памятной колонны на картине нет. Почему-то Мейер написал её отдельно вне связи с утёсом. Локализацию её на утёсе искали все исследователи памятников, в том числе и я.

Кажется, что её место на утёсе указал первый русский исследователь памятников Г.М. Пермикин в 1854 году. В своём отчёте о путешествии по Амуру, опубликованном в 1856 году, он писал: «В расстоянии не более одной версты от деревни Тыр огромный отвесный утёс выдвинулся к реке, и на открытой верхушке его, к удивлению моему, я действительно увидел замечательные древние памятники. Первый из них, вышиной в два аршина, поставлен в двух шагах от речного обрыва; подножие его сделано из гранита, а верх – из серого мелкозернистого мрамора. Памятник состоит из неправильного квадрата, несколько округлённого сверху; на двух из широких сторон его высечены по четыре буквы, под которыми помещены мелкие письмена столбцами; на боковых сторонах камня также высечены буквы в два столбца. Второй памятник от первого мраморного лежит в четырёх шагах, а от обрыва речного – в одном. По-видимому, он сделан из трёх составных частей: восьмиугольного пьедестала и двух колонн, одна над другой, скреплённых между собой стержнем. Время, а может быть и люди, уничтожили верхнюю часть колонны, она обрушилась в реку. Камень этот сделан из порфира, а письмён на нём никаких нет. От этой колонны в пяти шагах находится третий памятник, несколько похожий на первый и по величине ему равный. Он высечен из мелкозернистого серого гранита, с основанием несколько расширенным; на широкой стороне, обращённой к Амуру находятся письмена (илл. № 212, № 213, № 214).

илл. № 212

илл. № 213

илл. № 214

Далее, в 150 саженях от этих памятников, на узком мысу, отвесно спустившемся к реке, стоит восьмиугольная колонна, несколько похожая на второй памятник. Колонна эта также состоит из трёх частей, довольно резко отличающихся друг от друга. Верхняя часть изображает собой как бы урну; но письмён на ней никаких нет.

Все эти остатки древности производят на путешественника глубокое впечатление. Невольно спрашиваешь себя: каким образом они очутились среди диких пустынных мест между ничтожным младенствующим поколением гиляков?

Рассматривая искусственную часть отделки этих камней, должно сказать, что они были сделаны художнической рукою; особенно поразила меня высечка на граните письмён довольно мелкого шрифта с такой отчётливостью, что в настоящее время лучшие мастера затруднились бы подобным исполнением. Материалы, из которых высечены камни, находятся на самом берегу Амура. Памятник из порфира сделан из той же порфировой скалы, на которой он стоит; мрамор и гранит находятся несколько поодаль. Я употребил всё моё старание, чтобы снять как можно точнее рисунки памятников, показав масштаб их величин, так равно и буквы, однако же, при всём моём усердии многие из строк должен был оставить, по причине образовавшихся трещин и выступивших от времени сталактитов». В дальнейшем Пермикин ссылался на своего спутника по амурскому путешествию Сычевского, который слышал от гиляков, что несколько выше памятников, на горе, был построен небольшой молитвенный храм, следов которого в настоящее время не видно.

Археолог А. Р. Артемьев через 150 лет, производивший раскопки памятников прекрасно знал описание их Пермикиным, но, видимо, по соображению необходимости археологического «открытия», поместил эту колонну на расстоянии 90 метров от вершины утёса (верхнего яруса скал), где и находились обе памятные плиты с письменами. Таким образом, она, по его версии, находилась на втором ярусе утёса, как бы в память о разрушенном китайском храме 1413 года, который, по его мнению, тоже находился здесь.

В 1935 году на Тырском утёсе побывал академик А.П. Окладников. В своей статье о Тырских памятниках он писал: «В обрыве над рекой мы увидели частично обнажившиеся кровельные черепицы серого цвета. Они имели полуцилиндрическую желобовидную форму, а на их внутренней вогнутой поверхности были хорошо заметны оттиски ткани, обычные для старинной китайской черепицы. Черепицы лежали правильными скоплениями, и можно было подозревать, что здесь находится в относительном порядке часть черепичной кровли какого-то парадного здания, вероятно, храма».

Повторно на утёсе Окладников побывал в 1980 году. Судя по публикациям разных авторов, повествующих об исследовании им Тырских памятников, именно он дал жизнь несколько изменённой надписи С.У. Ремезова, которую я уже цитировал. Слово «трупьё» он заменил на «ружьё» и получилось: «А до сего места царь А.

Македонский доходил и ружьё спрятал, и колокол оставил…».

До сего времени многие историки продолжают цитировать эту фразу с ружьём, т. е. оружием. Зачем это сделал знаменитый советский археолог – неясно. Остаётся следовать домыслам. Возможно, «ружьё» придаёт большую фантастичность и сказочность этой фразе, и в целом она звучит неправдоподобно. А «трупьё», да ещё спрятал», а не «похоронил» – имеет большую правдоподобность и заставляет искать ответ на этот нетрадиционный для русского языка словесный оборот. Например, где можно спрятать трупьё? – вот чём вопрос. В земле – хоронят, в воде – топят. А если в пещере? Вот здесь именно его и можно спрятать – точнее не скажешь Придётся при случае обратить ся с этим вопросом к дедушке Сету. Он-то, знает, что спрятано в его пещере.

Думается, советской археологии в этом вопросе была ближе сказочность надписи, так как предположение о пребывании македонцев на Тырском утёсе было не только не приемлемым. Но и компрометирующим всю советскую историческую науку и мировую историю, с далеко идущими политическими последствиями. В то время ещё не было свидетельств похода македонского войска в Сибирь. Но сейчас, когда они появились, хотя ещё не окрепли, многие историки остаются в известной позе страуса, предпочитая «ружьё», хотя это абсурдно, ведь огнестрельного оружия ещё не было во времена Македонского.

В 1976 году на утёсе на месте расположения храма, к несчастью, была произведена перепланировка вершины его бульдозером, и установлен памятник-пушка, как бы охраняющая бескрайние просторы долины Амура, его левого берега, что придаёт утёсу некоторый исторический колорит. Некоторые, с позволения сказать, исследователи истории Нижнего Амура считают, что пушку поставили казаки – первопроходцы. Пушка стреляла дважды. Первый выстрел был сделан партизанами Якова Тряпицына в июне 1920 года по судам японских оккупантов, когда она была установлена несколько выше утёса в местечке Тыр-Пушка. А второй, когда японцы взорвали её ствол. Судьба загадочной памятной колонны также печальна. Она свалилась (или её свалили) в воду между 1873 и 1875 или 1876 годами. В это время утёс с памятными плитами сфотографировал первый известный фотограф Дальнего Востока В.В. Ланин (илл. № 215).

илл. № 215

В поисках локализации памятной колонны на утёсе я выделил ключевое число из описания Г.М. Пермикиным памятников – 150 саженей от памятных плит. Казалось бы, проще простого отмерить 150 раз по сажени, которая по справочнику равнялась 2,13 метров, и получишь это место. Так я и сделал, но попал не на обрыв скалы, где предполагалась колонна, а на низменную территорию рыбзавода. А ведь известно, что она стояла на узком мысу, отвесно спустившемся к реке, то есть на обрыве.

Эта нестыковка долго мучила меня, пока в старой энциклопедии Брокгауза и Ефрона я не узнал, что сажень только с 1899 года стала равняться 2,13 метрам, а до этого времени использовалась сажень маховая, равная 1,76 метрам. Таким образом, при новом измерении, колонна от плит расположилась на расстоянии 262,5 метров и пришлась как раз на место скального обрыва. Казалось, что сомнения в этом быть не может, ведь всё совпало. Но, когда я получил картину Мейера с изображением на утёсе того места, где должна бы стоять колонна, её там не оказалось. Стало понятно, что все мои измерения и поиски её местоположения были тщетны. Оставался неизвестным и внешний вид китайского храма, который стоял на вершине утёса. Для ответа на этот вопрос пришлось погрузиться в источники по китайской истории, политической обстановке того времени, организации династией Мин экспедиции на Нижний Амур, руководителях её, буддийских религиозных сооружениях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.