ГЛАВА XV ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ВОДЫ В ФЕВРАЛЕ И МАРТЕ 1915 г. БРИТАНСКАЯ «БЛОКАДА» И ГЕРМАНСКАЯ «ВОЕННАЯ ЗОНА»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XV

ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ВОДЫ В ФЕВРАЛЕ И МАРТЕ 1915 г. БРИТАНСКАЯ «БЛОКАДА» И ГЕРМАНСКАЯ «ВОЕННАЯ ЗОНА»

18 февраля, в канун атаки флотом дарданельских укреплений, было днем, когда, согласно опубликованному за две недели перед тем германскому правительственному обращению, война немцев против морской торговли должна была принять новую форму.

Решение это состоялось не без борьбы. Морской министр Тирпиц хотя и лелеял план неограниченной подводной кампании в будущем против нашей океанской торговли, тем не менее находил, что объявление «военной зоной» вод, омывающих Британские острова, нежелательно. Считая, что расширение установленных норм морской войны не соответствует политическому моменту, он главным образом руководствовался соображением преждевременности подобной меры. Германия не располагала еще подводными лодками в таком количестве, чтобы блокировать все побережье Великобритании, а по условиям Парижской декларации блокада признавалась законной лишь в случае ее эффективности. Таким образом, несоблюдение условий декларации давало нейтральным государствам законный повод протестовать. По мнению Тирпица, подводную блокаду надлежало ограничить районом устья Темзы. Это давало немцам возможность во всеоружии защищать законность предпринятого шага в качестве меры, направленной против нашей английской блокады в той форме, как мы ее понимали. Начальник морского генерального штаба адм. фон-Поль держался другого взгляда. Он являлся вдохновителем той морской политики, за которую все громче и громче раздавались голоса по всей стране, и находился ближе всех к влиятельным военным кругам, на которые и мог оказывать влияние. Результат боя при Доггер-банке еще более утвердил германского императора в его мнении, создавшемся после Гельголандского боя. Он твердо решил держать созданный им флот в состоянии «fleet in being», и его нетерпение использовать подводные лодки возрастало по мере укрепления в нем решения прекратить наступательные операции линейного флота.

До последнего правительственного сообщения немцы, если не считать постановку мин в открытом море, соблюдали законы и обычаи морской войны. Им не приходилось стыдиться поведения своих крейсеров, оперировавших на океанах, действовавших в большинстве случаев законно и только в отдельных случаях пользовавшихся правом топить нейтральные суда «в случае необходимости».

В водах Англии, как мы знаем, имели место несколько случаев неоправдываемого уничтожения коммерческих пароходов без предупреждения и без попыток спасти экипажи, а также возмутительный случай нападения на госпитальное судно. Но эти случаи носили спорадический характер, их можно было объяснить горячностью отдельных командиров, «потерявших голову»[99]. До тех пор пока океаны не были очищены от немецких крейсеров, систематического организованного нарушения международного права не наблюдалось. Теперь же, когда Германия увидела свою торговлю парализованной, а нашу вполне свободной, она отбросила всякие стеснения. Вслед за полуофициальным предупреждением, уже сделанным представителям нейтральных государств, германское морское министерство 4 февраля опубликовало декларацию, запрещающую всякое движение торговых судов в британских водах.

Текст декларации гласил:

«Настоящим все воды, омывающие Великобританию и Ирландию, включая Английский канал, объявляются военной зоной. Начиная с 18 февраля, всякое коммерческое судно неприятеля, обнаруженное в военной зоне, будет уничтожаться, причем не всегда придется считаться с опасностью для экипажа и пассажиров.

Нейтральные суда также подвергаются опасности в военной зоне, так как в следствие злоупотребления нейтральными флагами, предписанного распоряжением британского правительства от 31 января, неизбежные случайности, связанные с войной на море, всегда могут повлечь нападение на нейтральное судно, принятое за неприятельское.

Плавание к северу от Шетландских островов, в восточной части Северного моря и в полосе шириною в 30 морских миль, проходящей вдоль побережья Голландии, не представляет опасности».

Декларации сопутствовало пространное объяснение, оправдывающее эту меру германского правительства как вызванную действиями Англии против германской торговли, нарушающими все основы международного права. В частности, указывалось на то, что мы дополнили список контрабанды предметами, не имеющими отношения к военным потребностям, и ввели понятие о «конечном месте назначения груза», чем уничтожили разницу между «безусловной» и «условной» контрабандой. Далее указывалось, что мы не только не ограничились попранием Лондонской декларации, которую Германия соблюдает в точности, но и нарушили Парижскую декларацию, так как захватывали на нейтральных судах германские грузы, не составлявшие контрабанды. Далее указывалось, что «в нарушение собственных постановлений, связанных с Лондонской декларацией», мы снимали с нейтральных судов, в качестве военнопленных, германских подданных — военнообязанных. В заключение нам ставилось в вину объявление всего Северного моря театром военных действий, вследствие чего побережья нейтральных государств оказались блокированными. Отсюда делался вывод, что мы, изыскивая способы пресечь легальную нейтральную торговлю, этим самым преследуем цель парализовать не только военную мощь Германии, но и ее экономическую жизнь и обречь народ на голодную смерть.

Хотя весь мир уже достаточно привык к бесстыдству германских правительственных заявлений, не верилось, чтобы подобные доводы в свое оправдание могли быть выдвинуты немцами серьезно. Положения Лондонской декларации систематически нарушались ими при захвате призов. В целях собственного удобства у командиров германских крейсеров вошло в обычай топить нейтральные суда в тех случаях, когда решение призового суда могло быть сомнительным и когда оставление судна на свободе ни в какой степени не угрожало безопасности крейсера или успеху его операций.

Лондонская декларация предусматривала отступление от правил при захвате судов лишь в тех случаях, когда крейсер сталкивался с «исключительной надобностью» и «опасностью», но слово «опасность» понималось как «реальная опасность в момент захвата».

Семь параграфов Лондонской декларации тщательно разбирали все случаи, допускающие отступление от правил, германские же крейсеры систематически возводили исключение в правило.

Указание на внесение Англией в список контрабанды предметов, не относящихся к войне, было ложно, и немцы ссылались на него, чтобы прикрыть собственные незаконные постановления.

17 ноября они объявили контрабандой обыкновенное дерево и лес в необработанном и полуобработанном виде, как продукт, могущий быть использованным в качестве топлива и предусмотренный статьей 24 Лондонской декларации. Лес для шахт и дерево для перемола в бумажную массу были объявлены запрещенными грузами, и в Балтийском море нейтральные суда с грузами питпропса и схожими с ним задерживались. Наконец 23 ноября почти все виды лесоматериалов были объявлены контрабандой. Подобной натяжки в вопросе установления контрабанды Англия ни разу не допускала.

Что же касается «условной» и «безусловной» контрабанды, то немцы имели в этом отношении некоторое право на претензии, хотя при потоплении голландского парохода Maria немецкая точка зрения на этот вопрос не отличалась от английской. Но главное было не в этом. Неблаговидность предлога становится особенно очевидной при рассмотрении обвинений в захвате нами в качестве пленных не военнослужащих, а военнообязанных. Такие случаи имели место, и этим самым мы действительно нарушили пункт одной из статей Лондонской декларации, от чего и не отказывались. Однако, опубликованное нами мотивированное объяснение по этому поводу Германия сочла нужным замолчать. Молчала она потому, что нарушила не только один этот пункт декларации, но и все Гаагские конвенции. Она не желала считаться с Гаагскими конвенциями, ратифицированными всеми государствами и принятыми в качестве законов, в то же время усердно ссылаясь на Лондонскую декларацию, никем не ратифицированную и никого ни к чему не обязывавшую.

Германия попирала Гаагские постановления с самого начала войны. Ставя мины в открытом море и не удовлетворяясь захватом британских судов в своих портах, не дожидаясь истечения установленных льготных сроков, она захватила в плен экипаж парохода, взорвавшегося на мине в устье Эльбы еще до начала войны.

В этом направлении еще характернее были ее многочисленные действия на суше. В особенности это проявилось во Франции и Бельгии, где в оккупированных областях все мужское население призывного возраста было взято в плен. Именно в ответ на это нами и было объявлено о задержании на нейтральных судах не только лиц, находящихся на службе в германских армии и флоте, но и всех военнообязанных.

Обвинение Англии в нарушении Парижской декларации на том основании, что мы, якобы, конфискуем неприятельские грузы, идущие под нейтральным флагом, также было ложно.

Такие случаи фактически не имели места, но если бы даже они и были, Германия не имела никакого права на них ссылаться. Хотя декларация предусматривала неприкосновенность нейтральных невоенных грузов, следующих под неприятельским флагом, Германия настаивала на праве топить неприятельские суда, не уплачивая убытков за находящийся на них нейтральный груз.

Истинная причина возмущения Германии, что совершенно ясно вытекает из декларации, заключалась в наших стараниях парализовать экономическую жизнь страны. Конечно, мы стремились к этому и имели на то вполне естественное право, так как это является конечной целью всякой войны; и именно для того, чтобы получить возможность оказывать такое давление, воюющая сторона старается уничтожить вооруженные силы врага. В противном случае уничтожение этих сил не приблизит заключение мира. Указание немцев на злоупотребление нейтральными флагами было столь же не обосновано, как и остальные пункты их обвинения. Никакого приказа о пользовании нейтральными флагами не имелось. Но 31 января, после опубликования интервью, данного адмиралом Тирпицом американскому журналисту, в котором намекалось на предстоящую деятельность подводных лодок против торговли, и после трех случаев потопления британских проходов без предупреждения адмиралтейство выпустило конфиденциальную инструкцию, в которой рекомендовалось капитанам коммерческих судов зорко следить за подводными лодками и вблизи английских берегов показывать нейтральный флаг или же не подымать никакого. Подобная военная хитрость, веками применявшаяся всеми странами, не могла служить причиной для нарушения германским правительством законов и обычаев войны, тем более, что инструкция адмиралтейства была выпущена не до, а после того, как новый метод борьбы получил в Германии утверждение.

С другой стороны, мы были твердо убеждены, что немцы сами злоупотребляют нейтральным флагом и притом при условиях, не имеющих прецедентов в прошлом: последнее обстоятельство главным образом и послужило причиной, толкнувшей Англию объявить воды Северного моря военной зоной.

Читатель припомнит, что 2 ноября 1914 г., сейчас же после гибели л. к. Audacious и парохода Manchester Commerce на заграждениях, поставленных всп. крейсером Берлин, как тогда думали, под нейтральным флагом, мы выпустили предупреждение о том, что плавание по Северному морю небезопасно и что мореплаватели, следующие между Исландией и Гебридскими островами, будут делать это на свой собственный риск и страх. Одновременно мера эта объяснялась необходимостью противодействовать тайным постановкам противником мин в открытом море с судов под нейтральным флагом. Одновременно мы объявляли, что торговым судам, следующим в Скандинавию, Балтику, Голландию и обратно, рекомендуется итти через Канал, откуда им будет указываться безопасный путь к месту их назначения.

Не подлежит никакому сомнению, что эти распоряжения отнюдь не представляли собой блокады нейтральных портов, и хотя и трактовали вопрос несколько шире, чем было принято раньше, но имели прецедент в прошлом. Во время русско-японской войны право объявлять район активных операций запретной зоной практиковалось, не вызывая никаких сомнений. И нельзя было претендовать на то, чтобы ограниченное водное пространство Северного моря, разделяющее берега воюющих сторон, не являлось районом активных операций. Закрытые нами воды фактически лежали между Гранд-Флитом и Флотом Открытого моря. Однако, центр тяжести всего спора в целом был не в этом. Наше возмущение вызывалось главным образом намерением противника топить всякое судно, замеченное в запрещенной зоне без какого бы то ни было предварительного осмотра или предупреждения, не считаясь с гибелью неповинных человеческих жизней.

По отношению к невоюющим государствам это было, конечно, ничем не прикрытой угрозой, но вполне возможно, что германское правительство считало для себя политическую атмосферу благоприятной и поэтому не находило нужным прислушиваться к советам Тирпица.

Единственное нейтральное государство, с которым Германия не могла не считаться, была Америка, а как раз в этот момент отношения между правительствами США и нашим оставляли желать лучшего.

В южных хлопковых районах, где президент Соединенных Штатов черпал главную поддержку своей политике, особенно сильно ощущался недостаток в тоннаже для вывоза урожая, почему президент и проводил законопроект о праве правительства покупать интернированные в портах Америки германские суда. Допустимость подобной перемены флага в военное время была более чем сомнительна даже и при условии совершения сделки нейтральным государством. Положение особенно усложнилось в конце года, когда было объявлено, что германский пароход Дациа продан ньюйоркской фирме и получил класс Американского регистра, что давало ему возможность доставлять хлопок из Техаса в Германию.

Мы немедленно заявили, что принуждены сохранить за собой право признавать или не признавать передачу флага.

В течение января последовали соответствующие переговоры. Они носили вполне дружественный характер, так как каждая из сторон вполне сознавала взаимные затруднения; в результате мы пришли к следующему соглашению: в случае захвата одного из проданных судов, дело о захвате подлежало рассмотрению в призовом суде, причем мы обязывались, во избежание причинения убытков судовладельцам, принимать груз по той цене, по которой была заключена сделка с Германией.

Однако, подобный способ разрешения спора не был обязательным для Франции. Она смотрела на дело иначе, и 24 января, еще до конца переговоров, французское морское министерство сообщило, что им отдано приказание начальнику Западного патруля в случае появления парохода Дациа задержать его. Для нас приказание французского министра являлось весьма удобным выходом из положения. Западный патруль к этому времени состоял из шести французских и трех английских крейсеров, и все шансы были за то, что пароход попадет в руки французов. Так в конце концов и случилось.

Правительство США убедилось в искренности наших желаний охранить по мере сил и возможности интересы нейтральных государств, и инцидент с пароходом Дация сыграл, конечно, не ту роль, на которую рассчитывали немцы.

Протест из Вашингтона по поводу декларации о подводной войне не заставил себя ждать. В ноте от 12 февраля американское правительство предупреждало Берлин, что право воюющего по отношению к нейтральным судам в открытом море ограничивается правом их осмотра в том случае, если блокада лишь объявлена, но не проводится им действительно в жизнь. Нападение же и уничтожение всякого судна, находящегося в открытом море, хотя бы и в запрещенной зоне, но без предварительного выяснения, что судно принадлежит воюющей стороне или что груз его составляет контрабанду, является столь необычным актом, что правительство Штатов не склонно верить в возможность применения мер, объявленных германским правительством. В случае же осуществления объявленных мер американское правительство будет считать эти меры грубым нарушением нейтральных прав, при котором сохранение дружественных отношений между обоими государствами неизбежно встретит большие затруднения.

В своем уклончивом ответе от 17 февраля, т. е. накануне того дня, когда объявление о военной зоне вступало в силу, Германия ссылалась на злоупотребление нейтральным флагом и поднимала вопрос о вооружении нами коммерческих судов. Последнее обстоятельство, по ее мнению, делало невозможным осмотр судов — невозможным для подводных лодок — единственного средства борьбы на море, которое у нее оставалось.

В основном германский ответ базировался на двух доводах. Из них первым было то, что перевозка нейтральными судами грузов, составляющих контрабанду, является актом незаконной торговли, и вторым, что попытка уморить противника голодом есть незаконный способ ведения войны. Поэтому, пока нейтральные государства не заявят протест против вмешательства Англии в дело снабжения Германии продовольствием, она будет бороться против контрабандной торговли всеми имеющимися в ее распоряжении легальными и нелегальными способами и средствами.

Главная ошибка в ответе немцев заключалась в том, что мы не считали продовольствие контрабандой. Правда, когда 20 августа были получены сведения о том, что германское правительство взяло в свои руки контроль над продовольствием, по флоту был отдан приказ задерживать продовольственные грузы. Этот приказ отменен не был, но с тех пор, как выяснилось, что полученные сведения ошибочны, не было ни одного случая разбора призовым судом дела о задержании парохода с продовольствием, за исключением случаев, когда пароход шел в неприятельский порт. Такие суда направлялись в наши порты. Груз выгружался для нас, и если он не доходил до противника, то нейтральные государства от этого не страдали, так как получали полную стоимость своего товара. Подобный метод имел прецеденты в прошлом. Мы применяли его по отношению к Америке в период войн французской революции. В те времена спорный вопрос о том — является ли продовольствие контрабандой — получил компромиссное решение, не вызывавшее никаких трений между нами и Америкой.

Франция тогда, конечно, протестовала, но Америка весьма энергично отстаивала право продавать свои продукты не там, где ей указывают, а там, где она этого желает. Отношения между ними обострились до крайности и грозили закончиться войной, подобно тому как в наше время обострились отношения между той же Америкой и Германией. Поэтому со всех точек зрения принятая нами система обещала благоприятные результаты, в особенности благодаря тому, что в эту войну мы имели гораздо большую возможность добиться компромисса, чем когда либо раньше, ибо вследствие нашего контроля над рынком морского страхования нейтралам стало очень трудно страховать от военного риска суда, совершавшие рейсы через кишевшее минами Северное море.

Германия действительно настолько закупорила себя минными заграждениями, что плавание нейтральных судов — кроме как в Балтике — в германские порты замерло[100].

Затруднения встречались почти исключительно с грузами, направляющимися в порты Голландии; они возросли необычайно, и их размер вызывал подозрение о месте конечного назначения.

Тем не менее к 1 октября инструкции нашим крейсерам были изменены приказанием не задерживать никаких продовольственных грузов, не превышающих 100 т. А в ноябре, в согласии с союзниками, мы обратились к нидерландскому правительству с предложением пропускать продовольствие без всяких ограничений, если оно гарантирует, что продовольственные грузы не будут проникать на неприятельскую территорию. Относительно меди и керосина такая гарантия была уже получена, и нидерландское правительство в начале декабря изъявило согласие на предложенный нами компромисс.

Однако, эти стеснительные ограничения не могли не отзываться на американской торговле, и к концу месяца представитель США вручил английскому министру иностранных дел ноту с протестом против наших мер в отношении продовольственных грузов, имеющих назначение в нейтральные порты, но рассматриваемых нами в качестве контрабандных лишь ввиду подозрения, что они могут попасть к неприятелю. Однако, Эдуард Грей имел возможность ответить, что мы фактически не задержали ни одного продовольственного груза, не удостоверившись предварительно, что груз действительно направляется к неприятелю. Вполне разделяя принцип, на котором настаивает Америка, мы тем не менее не можем не придерживаться взгляда, что груз, направляющийся к противнику, подлежит задержанию, и лишены возможности дать какие-либо гарантии ввиду все увеличивающихся случаев нарушения Германией законов и обычаев ведения войны на море, признанных всеми странами.

Так обстояло дело до 25 января, пока Германия не объявила о предстоящем введении с 1 февраля полного правительственного контроля над всеми видами продовольствия. Подобная мера давала нам право, на основании решений германских призовых судов, считать продовольственные грузы контрабандой, и американский пароход Wilhelmina с грузом пшеницы, адресованным американской фирме в Гамбурге, был задержан и приведен в Фальмут для судебного разбирательства в призовом суде. Вашингтонский кабинет возражал. Груз предназначался для гражданского населения, и пароход вышел в море ранее, чем было опубликовано последнее распоряжение германского правительства. На это мы ответили, что если немцы считают Скарборо укрепленным пунктом, то и Гамбург должен быть причислен к той же категории. В конце концов вопрос о пароходе Wilhelmina разрешился без судебного разбирательства. К этому времени Германия выпустила правительственное сообщение о военной зоне, и Грей, отвечая на протест США, смог в соответствии со своими прежними указаниями заявить, что для Англии, повидимому, наступило то время, когда она вынуждена объявить всякое продовольствие контрабандой в ответ на систематическое нарушение Германией международного права.

До последней минуты мы, подобно Америке, «отказывались верить» в возможность приведения в действие германской угрозы. В течение февраля имели место только несколько случаев нападения подлодок.

15-го числа, без предупреждения, была выпущена у Гавра торпеда по английскому пароходу Dulwich, а у мыса Barfleur потоплен французский пароход Ville de Lille. Наиболее интересный случай произошел с пароходом Laertes, шедшим из Ливерпуля в Амстердам, на пути на о. Яву. 10 февраля, около 4 ч. д., находясь в 12 милях от пловучего маяка Schouwen, в устье Шельды, капитан парохода заметил подлодку в 3 милях впереди, справа по носу, и тотчас изменил курс в сторону. Лодка потребовала остановиться, но капитан дал самый полный ход и начал готовить к спуску шлюпки. Видя, что пароход хочет уйти, U-2 пошла прямо на пароход, который в свою очередь начал маневрировать, стараясь привести ее за корму. Лодка приближалась и с 9?10 каб. открыла огонь из пулемета и винтовок. Laertes не имел никакого вооружения, не давал больше 11 узлов, и противник быстро нагонял. Мостик, шлюпки и палубные надстройки сильно страдали от огня, но никто ранен не был. К 5 ч. 15 м. U-2 находилась не далее 3?4 каб., и участь парохода казалась решенной, как вдруг лодка уменьшила ход и тотчас выпустила торпеду. Однако, капитан не растерялся и ловким поворотом руля избежал торпеды, которая прошла в нескольких ярдах. После этого противник прекратил погоню, повидимому, из-за каких-то повреждений в механизмах, и пароход благополучно прибыл в порт, не потеряв ни одного человека даже раненым.

Проявленная капитаном и командой выдержка давала надежду, что даже в случае применения немцами крайних мер наши торговые суда, оставаясь на ходу и следуя примеру Laertes, смогут успешно бороться с новой опасностью.

Когда 16 февраля первый лорд адмиралтейства вносил на обсуждение Палаты морской бюджет наступающего года, он счел нужным обратить внимание на этот факт. Не отрицая неизбежности ожидающих нас тяжелых потерь, адмиралтейство все же верило, что последствия подводной войны против торговли не будут столь велики, если торговые суда будут соблюдать все правила предосторожности и действовать по примеру капитана Laertes.

Что же касается судовладельцев и всего личного состава английского торгового флота, то их ответ на немецкую угрозу не оставлял желать лучшего. Несмотря на предупреждение, что неприятель, наверное, сразу же начнет действовать весьма энергично с целью добиться ошеломляющего эффекта, торговое мореплавание не сократилось, и число приходов и выходов пароходов осталось прежним. Не сомневаясь в доблести торгового флота, но будучи ответственным за меры противодействия новому натиску врага, адмиралтейство не могло оставаться спокойным.

Объявление военной зоны застало Англию в тот момент, когда наша еще не законченная организация дозорной службы была нарушена появлением в конце января подлодок у Ливерпульского бара. В то же самое время из английского посольства в Копенгагене было получено сообщение, что через неделю немцы собираются начать организованное нападение на коммуникационные пути армии в Канале. Это сообщение внушало особое опасение, потому что между 7 и 15 февраля отправлялась во Францию Канадская дивизия, а целая флотилия миноносцев для борьбы с подлодками была послана в Ирландское море.

Если действия подводных лодок у Ливерпуля имели целью нарушить наше господство в Канале, то надо отдать справедливость противнику, что план им был задуман отлично. Однако, соответствующие энергичные меры с нашей стороны не заставили себя ждать. Первой из них было решение отозвать из состава Западного патруля старые тихоходные английские крейсеры и организовать угольную базу в Портленде для более быстроходных французских вспомогательных крейсеров, составлявших часть этого дозора. Работа, выполнявшаяся нашими крейсерами, теперь возлагалась на корабли Девонпортского патруля, район которого охватывал водное пространство английского побережья, входившее в район Западного патруля.

Вместе с тем были отданы распоряжения об усилении всех дозорных отрядов назначением в их состав свыше ста вновь вооруженных траулеров. Одновременно было приказано спешно разработать план постановки минного заграждения у входа в Дуврский пролив на SW от поставленного ранее. В конце января план был готов и сообщен французам, которые его одобрили. Работа началась немедленно и к 16 февраля закончилась. Постановка нового заграждения, в связи с введением в действие недавно изобретенных сигнальных противолодочных сетей (indicator nets), давала надежду, что проход у Дувра представит для противника немалую опасность.

Опыты с новыми сетями оказались вполне успешными, и уже к 13 февраля 17 миль сигнальных сетей стояло поперек Дуврского пролива. На следующий день последовало распоряжение об изготовлении и постепенной установке сигнальных сетей по всему побережью Англии.

Кроме того, было решено не останавливаться на том, что уже сделано для самообороны торгового флота, и вооружить коммерческие суда, плавающие в отечественных водах. На пятидесяти пароходах были тотчас же установлены орудия и назначено по два человека артиллерийской прислуги из рядовых корпуса морской пехоты. Половина вооруженных пароходов пошла в распоряжение адмиралтейства для перевозки во Францию угля и предметов снабжения, а половина — для надобностей торгового мореплавания на западном побережье Англии и в Канале — не севернее р. Кляйда или Темзы.

Крупный масштаб принятых мер не нарушал стратегического развертывания флота, но все же их было недостаточно. Оставался неразрешенным вопрос об охране, во-первых, наиболее ценных боевых единиц флота, во-вторых, — океанских почтово-пассажирских пароходов при их входе и выходе из порта и, наконец, транспортов с боевыми запасами. Для этой цели потребовалась коренная ломка дислокации миноносных флотилий.

Восемь эскадренных миноносцев из отряда обороны рейдов Скапа были назначены в состав Дуврского патруля эскортирования транспортов, выходящих из Плимута и Эвонмута. Двадцать миноносцев, находившихся на восточном побережье в распоряжении адмирала патрулей, тоже пошли для конвойной службы в Канале и, кроме того, в Канал были направлены восемь миноносцев типа «Beagle». Незадолго до этого их предполагалось присоединить к 10-й флотилии в Портсмуте, но теперь было решено оставить «Beagle» попрежнему у адмирала Мё. Состав 10-й флотилии ограничился Aurora и миноносцами типа «M».

В заключение, в день вступления в силу немецкого объявления о военной зоне, ввиду того большого значения, которое отныне получали все районы Западного вспомогательного патруля, во главе их были поставлены испытанные ответственные лица в адмиральских чинах.

Район North Channel был поручен адм. Барлоу, район Ирландского канала — к. — адм. Ле-Маршану, район Мильфорд, включавший канал св. Георгия и Бристольский канал, — в. — адм. Дэр. Ливерпульский район, подобно району р. Кляйд, составлял самостоятельный участок и поручался к. — адм. Стайлмену, начальнику базы 10-й крейсерской эскадры. Для экстренных посылок в тот или иной район в Белфасте был сформирован отдельный летучий отряд в числе шести вооруженных яхт. До окончания реорганизации Западного патруля перевозка Канадской дивизии успела закончиться. Но на этот раз трансопрты пошли не на Гавр.

Хотя передовые части ее и были посланы в порты Канала, сама дивизия отправилась из Эвонмута в Сен-Назэр, минуя Канал вовсе. Перевозка состоялась между 9 и 12 февраля, причем транспорты с эшелонами канадцев выходили группами, под эскортом двух дивизионов миноносцев. Миноносцы прибыли из Гарвича, куда пришли вместе с Undaunted после пребывания в Ирландском море с момента появления там немецких подлодок.

Доставка Канадской дивизии закончилась благополучно. Противник не сделал никакой попытки ей помешать, но подводная блокада еще не началась. Через неделю после ее начала предстояло доставить во Францию Мидлендскую территориальную дивизию, которая должна была следовать из Саутгемптона в Гавр. Предстоящая задача вызывала немало опасений, так как уже выяснилось, что меры, предпринятые для заграждения Дуврского пролива, недостаточны.

18 февраля, день объявления военной зоны, ознаменовался потоплением у Дьеппа парохода, взорванного торпедой; 20 февраля немецкая подлодка, прошедшая под минным заграждением, попала в сеть, поставленную поблизости от Varne, и хотя два сторожевых миноносца тотчас пошли вслед за поплавками, все время бросая противолодочные бомбы, лодка, повидимому, прорвала сеть и ушла. Эта неудача вызвала немалое разочарование, но не остановила дальнейшей работы по усовершенствования сетей. Затруднения представляли также многочисленные остовы кораблей, затопленные в Канале в незапамятные времена. Именно эти затопленные корабли, а также постоянная свежая погода и были причиной пропажи 90 сетей. Но адмиралтейство, не теряя времени, заказывало новые и новые, рассчитывая целиком покрыть 25-мильную ширину Дуврского пролива.

22 февраля, через два дня после первой неудачи с сетями, началась отправка Мидлендской дивизии. Ночью вышел один транспорт с войсками и один с дивизионными грузами под эскортом одного миноносца каждый. На следующую ночь вышли 8 транспортов с войсками под таким же конвоем, хотя в течение последних суток два парохода, несмотря на сети у Дувра, были потоплены подлодками у Beachy Head.

24 февраля жертвою лодок стали еще 3 парохода в тех же водах, но ни дозорные отряды, ни специально высланные миноносцы не могли обнаружить никаких следов неприятеля. В ту же ночь, которая в довершение затруднений была ясной и лунной, должны были выходить еще 4 транспорта с войсками — все тихоходные. Поэтому адмиралтейство распорядилось отправлять каждый транспорт не иначе, как под конвоем трех миноносцев, и два транспорта адм. Мё пришлось задержать.

К этому времени в ожидании отправки скопилось 11 транспортов, из которых 3 обладали 19-узловым ходом, а остальные развивали 13 узлов и меньше. Так как миноносцев нехватало, адмирал запросил инструкций адмиралтейства, на что получил приказание послать быстроходные транспорты без охраны, а тихоходные отправлять по мере освобождения миноносцев. Быстроходные пароходы были колесные, и шум колес, слышимый на далеком расстоянии, легко мог привлечь внимание подлодок, но другого выхода из положения не было. Несмотря на все затруднения, перевозка как людей, так и грузов закончилась вполне благополучно в течение одной недели.

Конвойная служба миноносцев не может быть никогда забыта и займет славные страницы в истории флота. Достаточно сказать, что миноносцы типа «Beagle» в феврале не прекращали паров в течение 26 суток. Тем не менее другого способа действий не было, и 3 марта адм. Мё получил указание отправлять тихоходные транспорты с повозками и лошадьми с двумя миноносцами, быстроходные же с войсками, если они идут в лунную ночь, — с одним миноносцем. При таком крупном деле неизбежность известного риска была очевидной, и приходилось на него итти.

Люди и грузы для армии шли непрерывным потоком, не прекращавшимся ни на один день, и доставка их ложилась тяжелым бременем на флот, и без того перегруженный сложнейшими задачами.

Но первоначальные успехи все же подавали надежды на будущее. Опыт первой недели особенно обнадеживал. Трудно сказать, сколько неприятельских подлодок находилось в море; из числа 1 381 приходов и уходов британских пароходов только 11 сопровождалось нападением подводного противника, причем четырем пароходам удалось благополучно увернуться от атаки. Пять пароходов было утоплено в восточной части Канала и два — в Ирландском море. Одно французское судно, подорванное торпедой у Дьеппа, не утонуло и добралось до порта. Наиболее знаменательный случай, могущий иметь особые последствия, произошел в конце недели с пароходом Belridge, атакованным без предупреждения у входа в Дуврский пролив. Пароход удержался на плаву и дошел до Темзы; он принадлежал Норвегии и направлялся из Америки с грузом нефти для голландского правительства[101].

Пока что вред торговли от подводной блокады был значительно меньше, чем вред, нанесенный германскими крейсерами, а последующая неделя послужила к еще большему укреплению создавшегося впечатления недействительности неприятельской угрозы.

Только три парохода сделались объектом нападения, но все благополучно ушли. Из них госпитальное судно Andrew было атаковано у Булони, пароход же Thordis спасся исключительно благодаря распорядительности своего капитана, в точности руководствовавшегося инструкциями адмиралтейства. Секретным циркуляром адмиралтейства от 14 февраля коммерческим пароходам при встрече с подводными лодками рекомендовалось принимать известные меры, но меры эти были оборонительные и отнюдь не носили агрессивного характера, который мог бы дать противнику повод обвинять капитанов в нарушении закона, не допускающего активных выступлений со стороны лиц, не принадлежавших к составу армии или флота, — так называемых «некомбатантов».

В случае обнаружения подлодки на известном расстоянии капитаны должны были поворачивать к ней кормой и полным ходом уходить, стараясь выбраться на мелководье. Если же лодка всплывала поблизости от парохода и поворот ставил ее в более удобное положение для атаки, то пароходу надлежало итти прямо на лодку с целью принудить ее к погружению. Такой маневр давал возможность пройти над лодкой и привести ее за корму. Нападение на Thordis произошло при следующих обстоятельствах.

28 февраля, следуя Каналом, капитан заметил у Beachy Head перископ лодки, показавшийся справа по носу парохода. Лодка пошла на пересечку курса и, перейдя на левый борт, с ? каб. выпустила торпеду, не сделав никакого предупреждения. Торпеда прошла под килем у Thordis, и капитан, заметив струю торпеды уже с правого борта, положил руля и пошел прямо на лодку. Через несколько минут послышался удар и треск. На поверхности воды появились большие масляные пятна, лодка исчезла. Теперь выяснено, что это была U-6, что она получила повреждение, но вернулась в свой порт. Немцы писали, что лодка возвратилась в свою базу. При вводе Thordis в док обнаружилось, что он потерял одну лопасть винта и сильно повредил обшивку дна.

Активность, проявленная немцами на коммуникационных путях в Канале, не послужила к облегчению нашего положения в Северном море. Нужда в миноносцах, требовавшихся повсюду, заставила сильно ослабить состав флотилий прибрежной обороны. Хотя донесения о замеченных подлодках поступали чуть ли не ежедневно и было много случаев нападения их на пароходы, из которых несколько погибло, действия противника оставались безнаказанными. Считалось, что один раз, 23 февраля, рыбачий траулер Alex Hastie удачно протаранил лодку у островов Farn, но впоследствии выяснилось, что лодке удалось достигнуть германских берегов.

С началом марта произошло интересное событие в районе Девонпорта. Появились опасения, что немецкие лодки, оперирующие в Канале, укрываются в Start Bay, и поперек этой бухты была протянута сигнальная сеть. 1 марта было замечено, что сеть сильно дергается и местами уходит на глубину; вибрация сети не прекращалась. На следующий день были доставлены буксируемые мины, в результате применения которых на поверхности появилось масло в таком количестве, которое не оставляло сомнений в судьбе лодки. 4 марта имела место еще одна удача. В 1 ч. 15 м. дуврский миноносец Viking сделал сигнал, что обнаружил подлодку у буя Varne и пошел за поплавками сигнальной сети, выпустив буксируемую мину. Приняв сигнал, остальные миноносцы дивизиона немедленно вышли к указанному месту. Вскоре после 2 час. поплавок сигнальной сети, быстро двигавшийся на Ost, указал место противника, а затем показался и перископ лодки. Viking бросился к нему и взорвал подрывной патрон своей мины. Перископ скрылся, но через несколько минут вновь показался и опять исчез. Час спустя миноносец Maori заметил его значительно западнее. Лодка, очевидно, шла вдоль Канала, почему миноносцу Ghurka было приказано пройти с подрывным тралом поперек ее курса. В 5 ч. д. патроны были взорваны, и лодка выскочила на поверхность почти в вертикальном положении кормой вперед. Несколько выстрелов в боевую рубку быстро ее прикончили. Офицеры и команда в числе 29 человек сдались в плен, а лодка через 10 мин. пошла ко дну.

Это была U-8, первая из числа высланных из Гельголанда для подкрепления отряда лодок, оперировавших в военной зоне. После недельного крейсерства в Канале она возвратилась в Зеебрюгге для переборки механизмов и теперь собиралась возобновить свою деятельность.

Для Дуврского патруля, измученного тяжелой, беспрерывной работой, этот успех, после пережитых неудач, являлся заслуженной наградой, но не остановил немцев. В надежде заставить их призадуматься, адмиралтейство издало приказ заключить экипаж лодки в концентрационный лагерь и считать его не военнопленными, а пиратами, ожидающими решения суда. Однако, применение этой меры встретило затруднение. Германское правительство ответило репрессиями против наших сухопутных пленных офицеров, и приказ был вскоре отменен. Все же два последние случая указывали, что средство борьбы найдено, и по предложению адм. Худа было решено снабжать один из каждых четырех тральщиков подрывным тралом. Разработка других способов борьбы с лодками продолжалась. Главное место среди них занимали суда-ловушки с замаскированной артиллерией, аппараты для подслушивания — гидрофоны, указывающие место лодки под водой, и метательные бомбы, взрывающиеся на глубине. Последние два средства, впрочем, находились еще в стадии опытов.

Слабым местом в организации нашей обороны являлся недостаток миноносцев. Значительное число миноносцев спешно строилось, но готовность их ожидалась не ранее лета, в марте же предстояли сравнительно крупные перевозки войск, и недостаток в судах для охраны вызывал большое беспокойство. В первых числах марта оправлялись в Дарданеллы передовые эшелоны королевской морской дивизии. Портом отправления был Эвонмут, и транспорты предстояло эскортировать до выхода из военной зоны. 1 марта из состава дивизии уходили три парохода с бригадой морской пехоты в количестве 3 400 человек, но погода не позволила выслать даже мореходные миноносцы типа «L», и пароходы ушли без охраны. Три дня спустя три транспорта с маршевыми пополнениями для Канадской дивизии под эскортом крейсера Essex прибыли в Куинстаун, откуда должны были следовать в Эвонмут под охраной миноносцев. В течение следующей недели Лондонская территориальная дивизия отправлялась в Гавр, а 9 марта, в день отправки первого ее эшелона, немецкая подводная лодка потопила угольный транспорт у мыса Донженесса и французский тральщик в 20 милях от Beachy Head. Кроме того, в Английском канале были замечены и другие лодки. До окончания перевозки Лондонской дивизии подводная деятельность неприятеля дала себя знать также в Бристольском и Северном каналах.

9 марта, несмотря на наличие в распоряжении адм. Барлоу восьми дрифтеров и двух дозорных судов в Larne, жертвой лодки сделался пароход подходивший к Ливерпульскому бару. Пароход потонул, взорванный торпедой. Такая же участь постигла всп. крейсер Bayano из состава 10-й крейсерской эскадры, который шел в Ливерпуль грузиться углем. Днем того же числа еще один всп. крейсер 1-й эскадры — Ambrose, тоже шедший для угольной погрузки, был трижды атакован, когда подходил к Северному каналу, но вследствие большого хода смог не только увернуться, но даже послать несколько, повидимому, удачных выстрелов врагу. Другая лодка атаковала два парохода у самого Ливерпуля, но вынуждена была погрузиться, преследуемая одним из местных дозорных миноносцев Dee. Поздно вечером немцам удалось утопить пароход Florazan при входе в Бристольский канал[102].

Принимая во внимание все сделанное в этом районе для противодействия подводным лодкам, успехи противника причиняли немалое разочарование. Но, как указывал адм. Барлоу, они объяснялись сильным приливным течением, препятствующим сетям стоять вертикально, и отсутствием в составе его дозорных отрядов достаточно быстроходных судов для действий против обнаруженных лодок.

Не говоря уже о самих потерях, успехи противника нарушили работу крейсеров Северного патруля, от которой главным образом зависел успех нашей блокады. Четыре крейсера 10-й эскадры оказались запертыми в р. Кляйд, пока не пришла высланная по предложению Джеллико полуфлотилия миноносцев из состава Гранд-Флита для дозора на подходах к Северному каналу и охраны крейсеров 10-й эскадры. В распоряжение адм. Барлоу поступил лидер Faulknor с шестью эскадренными миноносцами. Но неприятельские операции развивались столь настойчиво и в таких размерах, что уже через четверо суток миноносцы были отозваны.

Утром 12 марта последовали нападения у островов Силли; U-29 потопила три парохода, и дозорные суда этого района оказались слишком тихоходными, чтобы помешать ее операциям[103]. На следующий день погиб пароход у побережья Ирландии против острова Мэн. Последний случай был особенно неприятен потому, что в этот же самый день охранное судно Partridge, прикомандированное к дозорной эскадре западного побережья Ирландии, обнаружило и безуспешно атаковало лодку у Fastnet (юго-западная оконечность Ирландии). До сих пор в этом районе лодки еще ни разу не замечались, и их появление указывало на грозное расширение подводной кампании, опасность которой особенно остро чувствовалась теперь, когда подходило время отправлять в Дарданеллы 29-ю дивизию. В течение недели, предшествовавшей назначенному сроку, немецкие подлодки проявляли особенную активность по всему побережью британских островов. 16 марта, в день ухода первых четырех транспортов, одна из лодок была обнаружена в устье Бристольского канала, но подверглась неотступному преследованию тральщика и принуждена была уйти на глубину. Каждый транспорт выходил под конвоем двух миноносцев, причем группы транспортов покидали порт в зависимости от наличия свободных миноносцев. Через восемь дней все они благополучно вышли в открытое море. Активность подводного противника затихла всюду, за исключением Северного моря и восточного выхода из Канала, где, несмотря на усиление дозорных отрядов, было потоплено еще несколько пароходов у Beachy Head. Здесь, однако, неприятелю не удалось хозяйничать безнаказанно.