Нескучное время

Нескучное время

«Вечный наследник». Перемены в жизни города. Немилость императора. Михайловский замок. Смерть Павла I и радость в столице

6 ноября 1796 года в Петербурге было объявлено о смерти Екатерины II. В городе воцарились тревога и растерянность: было ясно, что после тридцати четырех лет царствования Екатерины грядут перемены, и ничего хорошего от этих перемен ждать не приходилось. Площадь перед Зимним дворцом заполнилась людьми, войска шли к дворцу в парадной форме, увязая в глубоком снегу.

«Вскоре приехал сын ее, наследник, или новый император, Павел. Тотчас во дворце приняло все новый вид, загремели шпоры, ботфорты, тесаки, и, будто по завоевании города, ворвались в покои везде военные люди с великим шумом», — вспоминал об этом дне Г. Р. Державин.

Павлу, великому князю, исполнилось к тому времени сорок два года, придворные Екатерины иронически называли его «вечным наследником». Его недолюбливали, а впоследствии, во время правления, он вызвал такую ненависть русской аристократии, что именовался не иначе как деспотом и тираном. Однако среди современников бытовало и другое представление о Павле: он — «Гамлет на престоле»; Наполеон назвал его «русским Дон-Кихотом». Действительно, судьба Павла напоминала судьбу шекспировского героя, и было заманчиво усмотреть в жизни русского императора развитие литературного сюжета[9].

Павлу было восемь лет, когда его мать стала императрицей. Он на всю жизнь сохранил преклонение перед убитым отцом и ненависть к матери, захватившей престол, по праву принадлежавший ему — наследнику. Годы молодости великого князя были полны унижений и обид. Он знал, что его считают сыном не Петра III, а любовника Екатерины — Сергея Салтыкова (сам Петр III не признавал своего отцовства). Мать его не любила, а под конец жизни намеревалась передать престол не ему, а его старшему сыну Александру. Фавориты Екатерины открыто презирали великого князя. Он же ненавидел мать, ее окружение и тех, кто служил ей, словом, все, связанное с правлением Екатерины. С годами у Павла развилась мания преследования: он боялся, что его отравят, всюду подозревал заговоры, злые умыслы, предательство. И средоточием этих мучительных страхов была мать, осыпавшая милостями убийц мужа, погрязшая во лжи и разврате.

Великий князь все больше замыкался в Павловске и Гатчине — там он чувствовал себя в относительной безопасности и мог устраивать жизнь по своему вкусу. Бо?льшую часть времени он посвящал военным учениям и смотрам, муштруя солдат своих «гатчинских» полков. «Во время поездок… в Гатчину и Павловск я… живо помню то странное впечатление, которое производило на меня все, что я здесь видел и слышал. Тут все было как бы в другом государстве, особенно в Гатчине, где выстроен был форштадт, напоминавший мелкие немецкие города», — вспоминал генерал-майор Н. А. Саблуков, автор мемуаров о времени императора Павла I.

В столице смеялись над окружением великого князя, его установлениями (в Гатчине был введен комендантский час), грубыми и невежественными офицерами-«гатчинцами». В отличие от матери, Павел плохо разбирался в людях и приближал к себе тех, кто казался ему преданным, прямодушным и простым. Представление о его проницательности дают имена его приближенных: камердинер И. П. Кутайсов и офицер одного из гатчинских полков А. А. Аракчеев. Кутайсову он пожаловал графский титул; «без лести преданного» Аракчеева произвел в рыцари Мальтийского ордена.

Хитрый пройдоха Кутайсов, «Санчо Панса» императора, баснословно разбогател, скупая за бесценок имения, конфискованные у людей, попавших при Павле в опалу, и получая огромные взятки. Этот безродный проныра, ставший вторым человеком в империи, вызывал общее презрение и ненависть.

Однажды он приехал к А. В. Суворову с поручением от императора. Суворов, выслушав его, кликнул слугу и сказал: «Прошка! Ступай сюда, мерзавец! Вот посмотри на этого господина в красном кафтане с голубою лентою. Он был такой же холоп, фершел, как и ты, да он турка, так он не пьяница! Вот видишь, куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты, скотина, вечно пьян, и толку от тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином». Этот эпизод приводит Н. И. Греч в книге «Записки о моей жизни».

7 ноября 1796 года началось царствование императора Павла I. Перемены, которых боялись в Петербурге, не заставили себя ждать. Уже на второй день был обнародован указ Павла о том, как следует одеваться дворянам: запрещено носить круглые шляпы, высокие сапоги. Это только начало: в 1798 году следует запрет на фраки и жилеты (вместо фрака «позволяется носить немецкое платье с одним стоячим воротником… обшлага же иметь того цвета, как и воротники»; вместо жилета — носить «немецкий камзол»); в 1799 году волосы приказано зачесывать не вперед, а назад; запрещено мужчинам носить сюртуки с разноцветными воротниками, а дамам — женские сюртуки с кроеным воротником; был указ, «чтобы никто не имел бакенбард» и т. д. Это лишь часть запретов, касающихся одежды и правил поведения, их было куда больше.

Из боязни революционной «якобинской заразы» запрещено употребление ряда слов, среди них слова «свобода», «представитель», «отечество». В 1800 году вышел запрет привозить из-за границы книги, «на каком бы языке оные ни были». Можно представить, как встретили в столице первые указы нового императора. «В эпоху кончины Екатерины и вступления на престол Павла Петербург был, несомненно, одной из красивейших столиц в Европе… Как по внешнему великолепию, так и по внутренней роскоши и изяществу ничто не могло сравниться с Петербургом в 1796 году — таково было, по крайней мере, мнение всех знаменитых иностранцев, посещавших в то время Россию… Внезапная перемена, происшедшая с внешней стороны в этой столице в течение нескольких дней, просто невероятна. Так как полицейские мероприятия должны были исполняться со всевозможной пышностью, то метаморфоза совершилась чрезвычайно скоро, и Петербург перестал быть похожим на современную столицу, приняв скучный вид маленького немецкого города XVII столетия», — писал Н. А. Саблуков.

При встрече с императором экипажи должны были останавливаться, едущие в экипажах — выходить из них и кланяться. Это сумасбродное распоряжение причиняло горожанам немало мук. Некая дама, спешившая на бал, в легком платье и атласных башмачках, понравилась Павлу и немного побеседовала с ним. Беседа стоила ей жизни — она умерла от простуды. Книксены дам среди сугробов и слякоти, опасность попасть в Петропавловскую крепость за недозволенный наряд… Встречи с Павлом боялись как чумы.

Были закрыты почти все модные магазины, торговавшие предметами роскоши и нарядами, кроме семи — по числу смертных грехов. В городе установилось нечто вроде комендантского часа: царь вставал в шесть часов утра, в десять он ложился спать, и городская жизнь замирала. Ночами по улицам дозволено ходить лишь военным караулам, повивальным бабкам (акушеркам) и священникам, вызванным к умирающим.

Через несколько дней после воцарения Павла, когда гроб с телом Екатерины II стоял в Зимнем дворце, город увидел зрелище, достойное шекспировского Гамлета. Сын воздавал почести убитому отцу. Петр III был похоронен тридцать четыре года назад в Александро-Невском монастыре. Поздним вечером 17 ноября из Зимнего дворца к монастырю направилась процессия. По Невскому проспекту шли факельщики в трауре, сопровождавшие тридцать карет, обитых черным сукном. В каретах сидели придворные в трауре и на черных бархатных подушечках держали ордена Петра III. Описание этого зловещего зрелища напоминает детскую страшилку о «черном-черном городе»…

В монастыре гроб Петра III подняли из склепа и поставили в церкви. На следующий вечер в монастырь приехал император с семьей и свитой. При нем гроб открыли. Павел возложил императорскую корону на голову отца. К этому времени тело истлело, в гробу были череп, кости, кожаные перчатки, сапоги. Останки Петра III находились в Александро-Невском монастыре еще две недели. В церкви непрерывно шла заупокойная служба, в почетном карауле сменялись дворяне из самых знатных семей. Император несколько раз приезжал в монастырь, при нем открывали гроб, он целовал останки.

Затем Петра III торжественно перенесли в Зимний дворец. Особая роль в траурном шествии была отведена одному из его убийц — графу А. Г. Орлову. Старый человек, плача, шел по улицам столицы в начале процессии и нес на подушечке императорскую корону. Стояли декабрьские морозы. Все полки столицы выстроились шеренгой от Александро-Невского монастыря до Зимнего дворца. Войска салютовали, пушки стреляли, колокола церквей звонили. Гроб Петра III поставили рядом с гробом Екатерины, а затем их торжественно похоронили в Петропавловском соборе.

Страсть Павла к театрализации и формализму придавала жизни Петербурга фантастический оттенок. Офицерам гвардии запрещалось носить шубы: император ежедневно появляется на главных улицах города верхом в легком мундире, показывая пример спартанской выдержки. Однажды он увидел офицера, денщик которого нес за ним шубу и шпагу. Павел приказал разжаловать офицера в солдаты за пренебрежение к оружию, а денщику присвоить звание его хозяина. Забота императора о военном мундире была маниакальной: только форма конногвардейцев за четыре года его правления менялась не менее девяти раз.

Другая его страсть — муштра. Ежедневно на площади у Зимнего дворца проводится вахтпарад: под флейты и барабаны маршируют полки; идут учения на Марсовом поле. В любую погоду, в любое время года шагают солдаты в легких мундирах: месят грязь под дождем, в снегу; летом на Марсовом поле стоит пыль до небес от тысяч марширующих. Гвардейцы богатырского роста; многие из них были в походах с Румянцевым, Потемкиным, Суворовым; а между шеренгами мечется маленькая фигурка императора; он кричит, даже щиплет офицера, которым недоволен; он в упоении. При утренних военных разводах присутствуют… несколько танцовщиц балета! Однажды танцовщица императорского театра Берилева пришла утром на площадь, где стояла гвардия, на свидание с офицером. Павел заметил ее и крикнул: «Вам что здесь надо, сударыня?» Берилева и ее подруга не растерялись: «Мы пришли полюбоваться красотой этого военного зрелища, Ваше Величество». Павлу пришлась по душе такая утонченность вкуса, и он приказал ежедневно присылать на утренний развод из театра несколько танцовщиц, чтобы они могли насладиться зрелищем.

А однажды ночью Петербург проснулся от залпов орудий Петропавловской крепости. Оказалось, императору понравилась хорошенькая прачка, и он приказал доставить ее во дворец. Когда выяснилось, что она не слишком возмущена поведением своевольного государя, восхищенный Павел приказал салютовать в ее честь из орудий крепости. Но как объяснить эту пальбу горожанам? Наутро был выпущен бюллетень об очередном успехе суворовской армии в Италии. Горожане не удивились: Суворов вел победоносную кампанию, и его успех ни у кого не вызывал сомнения. Неизвестно, многие ли заметили одну странность: в спешке местечко, возле которого якобы произошло сражение, назвали не итальянское, а французское.

Можно привести десятки исторических анекдотов о времени правления Павла I из записок его современников и позднейших воспоминаний. Вероятно, не все они достоверны, но им верили, они не вызывали сомнений. Ведь то, что каждый мог видеть воочию (особенно в столице), раньше показалось бы невероятным.

С первых дней правления Павел решил напомнить подданным, что единственный закон в стране — его воля. Известны слова, сказанные им одному из иностранных послов: «В России нет важных лиц кроме того, с кем я говорю и пока я с ним говорю». Но подданные имели злостную привычку обсуждать и даже осуждать действия императора. Несчастный человек, душа которого была изуродована многолетним страхом и унижением, в таких случаях карал нещадно, не сообразуясь ни с законом, ни с разумом. Правда, случалось, что в хорошую минуту он отменял свой приговор.

В первый месяц правления Павла вышел именной указ о заключении полковника Елагина «в крепость навсегда за дерзновенные разговоры» (4 января 1797 года его, впрочем, освободят). 15 декабря приговорен к пожизненной крепости «за дерзкие разговоры» полковник Копьев… Унтер-офицера Мишкова, подозреваемого в авторстве злой карикатуры на царя… Павел приказывает в начале 1801 года, «не производя над ним никакого следствия, наказав кнутом и вырвав ноздри, сослать в Нерчинск на каторгу». Эти факты приводит в книге «Грань веков» Н. Я. Эйдельман.

На четвертый месяц правления Павел утвердил при Сенате Тайную экспедицию — и это вызвало ропот. Ведь Екатерина II в начале своего царствования упразднила Тайную канцелярию как постыдное напоминание о беззаконии и жестокости старых времен. Сразу после воцарения Александра I Тайная экспедиция была упразднена.

Под подозрением императора находились не только опальные екатерининские вельможи, но бо?льшая часть дворянства. Его указы предписывали следить за всеми, особенно за иностранцами; просматривать письма, особенно отправляемые за границу; чиновники обязаны доносить о действиях своих начальников и т. д. В каждый квартал столицы назначены особые надзиратели, следившие за его жителями. «Отнюдь не для забавы, но для контроля, настигающего уже самую малую общественную ячейку — дом, семью, Павел I приказал, между прочим», майору К. Ф. Толю (будущему видному генералу) «изготовить модель Санкт-Петербурга — так, чтобы не только все улицы, площади, но и фасады всех домов и даже их вид со двора были представлены с буквальной, геометрической точностью» (Н. Я. Эйдельман).

Павел, ненавидевший Французскую революцию, в сущности хотел того же, что и «преступные якобинцы»: равенства всех подданных. Но, правда, на свой лад — равенства перед императором, упразднения любой иерархии среди них: по знатности, по заслугам, по таланту. Александр Васильевич Суворов, как и другие знаменитые деятели екатерининских времен, попал в опалу. Павел I сослал Суворова в одно из его отдаленных имений. Ревнивый к чужой славе, он отзывался о великом полководце с пренебрежением. В 1797 году Державин писал:

Смотри, как в ясный день, как в буре

Суворов тверд, велик всегда!

Ступай за ним! — небес в лазуре

Еще горит его звезда!

(«На возвращение графа Зубова из Персии»)

Звезде Суворова было суждено просиять еще раз. В 1799 году он победоносно провел Итальянский и Швейцарский походы, разгромил французские войска, а затем вывел русскую армию из окружения через Альпы. В Петербург Суворов вернулся больным и в мае 1800 года умер. Завистливая мстительность императора проявилась и после смерти великого полководца. Ни он, ни его приближенные не пришли проститься с Суворовым, хоронили его без почестей, приличествовавших его званию. Многие дворяне не присутствовали на похоронах, опасаясь императорского гнева.

9 мая 1800 года Петербург прощался с прославленным военачальником: «Мы не могли добраться до его дома. Все улицы были загромождены экипажами и народом. Не правительство, а Россия оплакивала Суворова… За гробом шли три жалких гарнизонных баталиона. Гвардию не нарядили под предлогом усталости солдат после парада. Зато народ всех сословий наполнял все улицы, по которым везли его тело, и воздавал честь великому гению России», — вспоминал Н. И. Греч.

«Сын Екатерины казнил без вины, награждал без заслуги, отнял стыд у казни, у награды прелесть», — писал Н. М. Карамзин в «Записке о древней и новой России». Нежданная беда настигла драматурга В. В. Капниста: Павлу доложили, что комедия «Ябеда» — сатира на его правление. Без всякого разбирательства ее автора арестовали и отправили в Сибирь. Пока он ехал под конвоем, не понимая, что произошло, Павел решил посмотреть комедию. Сыгран первый акт — последовал приказ догнать Капниста и вернуть с курьером в столицу; сыгран второй — новый приказ: наградить и дать чин. Оправившись от потрясения, Капнист шутливо сожалел, что комедия коротковата, иначе он вернулся бы в Петербург министром. Все это — и ссылка, и награды — уместилось в несколько часов.

Среди множества указов Павла I были установления, облегчавшие участь крепостных крестьян: барщина ограничивалась тремя днями в неделю, при продаже крепостных запрещалось разделять семьи, запрещалось продавать крепостных без земли. Конечно, ужас положения, при котором бо?льшая часть народа находилась в рабстве у другой его части, оставался прежним: указы Павла были попыткой устранить самые вопиющие его проявления. При Павле I уменьшили рекрутский набор — одну из самых тяжких повинностей, а в 1800 году его вообще не проводили.

Правда, все могло измениться, потому что военные планы императора были самые обширные. В 1799 году, например, он объявил войну Испании за то, что она поддерживала отношения с республиканской Францией. «Вспомните, — писал в 1801 году Л. Л. Беннигсен, — объявление войны, сделанное [Павлом] королю испанскому, который по справедливости в своем ответном манифесте старался показать смешную его сторону, потому что противники не могли бы сойтись ни на суше, ни так же точно и на море». Павел даже подыскал в России претендента на испанский престол — отставного военного испанского происхождения, много лет находившегося на русской службе.

Следующий военный план императора поверг в шок русское общество и заставил еще громче говорить о безумии Павла: он собрался, уже в союзе с Францией, где у власти был Наполеон Бонапарт, завоевать Индию и изгнать оттуда англичан. В начале 1801 года Павел и Бонапарт обсуждали совместные действия, но первый шаг уже был сделан: в конце января тридцатитысячное войско донских казаков выступило в поход на Индию! После гибели Павла их вернули назад уже из глубин Азии.

С первых месяцев правления Павел и его политика оказались неприемлемы для русского дворянства; число его возможных союзников быстро уменьшалось, а число врагов увеличивалось с каждым днем. И император, и его противники помнили об участи Петра III. Император не чувствовал себя в безопасности в собственной семье, в своей столице, во дворцах, в которых прежде жила его мать. Он хотел иметь надежное убежище, в котором можно будет укрыться от врагов. Им должен был стать Михайловский замок.

Михайловский замок построен на месте деревянного Летнего дворца Елизаветы, в котором Павел родился и жил в детстве. По преданию, история основания Михайловского замка такова: солдату, стоявшему в карауле у Летнего дворца, явился сияющий светом архангел Михаил и сказал: «Ступай к императору, передай мою волю, чтобы на сем месте был построен храм во имя архистратига Михаила». Когда императору донесли о чуде, он спокойно ответил: «Мне самому уже давно воля архангела Михаила известна; она будет исполнена».

26 февраля 1797 года состоялась торжественная закладка Михайловского замка. Павел сам заложил первый камень в его фундамент. Строительство дворца он поручил замечательному архитектору — В. И. Баженову. Баженов — автор нескольких грандиозных проектов, которые не были воплощены в жизнь. Современники признавали его гениальность, но «слишком широко задумывались эти проекты, чтобы выполнить их имеющимися средствами», — писал историк искусства В. Я. Курбатов. Знаменит баженовский проект реконструкции Кремля в Москве: архитектурный ансамбль должен был охватить Кремлевский холм со всеми соборами и строениями старого Кремля! Екатерина II присутствовала при закладке фундамента Большого Кремлевского дворца в 1773 году, но дальше дело не пошло: одна мраморная лестница от дворца к Москве-реке обошлась бы в пять миллионов золотых рублей!

Баженов — создатель одного из самых примечательных зданий старой Москвы — дома Пашкова. Размах и гармоничность, свойственные творчеству зодчего, ценили не только его современники. Полтора века спустя Михаил Булгаков изберет дом Пашкова местом встречи героев романа «Мастер и Маргарита»: «На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев». Творческую смелость Баженова, масштабность архитектурного мышления унаследовали следующие поколения российских зодчих. Пример тому — грандиозные ансамбли Адмиралтейства и Главного штаба в Петербурге, построенные в XIX веке.

Баженов создал проект Михайловского замка, но вскоре заболел, и строил дворец по его проекту архитектор В. Бренна. Работа шла очень быстро, не только днем, но и ночью; на строительстве дворца было занято шесть тысяч человек. Павел спешил — ему хотелось скорее укрыться за стенами своего замка. В Петербурге толковали об этом с неодобрением. Екатерина заботилась об украшении столицы, при ней город хорошел и расширялся, а Павел не только не продолжал ее дела, но даже велел брать все необходимое для Михайловского замка из других строений. Был разобран дворец в Пелле, из Таврического дворца вывезли все ценное; мрамор, предназначенный для Исаакиевского собора, пошел на отделку Михайловского замка. Собор велено было достроить в кирпиче. Вскоре появилась эпиграмма:

Се памятник двух царств,

обоим им приличный:

Низ мраморный, а верх его кирпичный.

Авторство ее приписывали разным людям, ходили страшные слухи о расправе, которую учинили над остроумцем. В Петербурге шептались о кощунстве, совершенном императором, и о дурном предзнаменовании для него. Золоченую надпись, предназначенную для Исаакиевского собора, укрепили на фасаде Михайловского замка. Одна из городских юродивых предрекла, что за это Павел проживет столько лет, сколько букв в надписи — сорок семь. Предсказание сбылось — он был убит на сорок седьмом году жизни.

По желанию императора наружные стены Михайловского замка окрасили в бледно-розовый цвет. Говорили, что Павел послал архитектору палевую перчатку своей возлюбленной Анны Лопухиной-Гагариной, велев, чтобы дворец был такого же цвета. 8 ноября 1800 года, в день архистратига Михаила, замок был освящен. А 1 февраля 1801 года, писал Н. А. Саблуков, «его величество со своим августейшим семейством оставил старый дворец и переехал в Михайловский, выстроенный наподобие укрепленного замка, с подъемными мостами, рвами, потайными лестницами, подземными ходами — словом, он напоминал собою средневековую крепость». Из-за спешки в строительстве стены замка не успели просохнуть. В нем было сыро и холодно, огонь в огромных каминах не согревал покоев. «…Двор, запертый в Михайловском замке, охранявшемся наподобие средневековой крепости… влачил скучное и однообразное существование. Император, поместивший свою любовницу в замке, уже не выезжал, как он это делал прежде, и даже его верховые прогулки ограничивались так называемым третьим Летним садом, куда, кроме самого императора, императрицы и ближайших лиц свиты, никто не допускался» (Н. А. Саблуков. «Записки»).

На площади перед замком был поставлен памятник Петру I работы скульптора Бартоломео Растрелли — отца прославленного зодчего. Надпись на постаменте гласила: «Прадеду — правнук». Павел рассказывал, что в юности ему однажды явился Петр Великий. Он с грустью посмотрел на своего потомка и промолвил: «Павел, бедный Павел, бедный князь!»

«Во время одной из прогулок, около четырех или пяти дней до смерти императора (в это время стояла оттепель), Павел вдруг остановил свою лошадь и, обернувшись к шталмейстеру Муханову… сказал сильно взволнованным голосом: „Мне показалось, что я задыхаюсь и у меня не хватает воздуха, чтобы дышать. Я чувствовал, что я умираю… Разве они хотят задушить меня?“» — писал Н. А. Саблуков.

Дни императора были сочтены. В начале марта 1801 года заговор против него был готов. Во главе его стоял генерал-губернатор Петербурга граф П. А. Пален, в число заговорщиков входили братья Зубовы (одно из самых влиятельных семейств конца Екатерининской эпохи благодаря П. А. Зубову — фавориту императрицы), генерал-лейтенант Л. Л. Беннигсен, офицеры гвардии. В замысел был посвящен старший сын императора цесаревич Александр. Развязку трагедии ускорил сам Павел. В последние месяцы жизни он подозревал о заговоре и считал, что в нем участвуют его старшие сыновья Александр и Константин. Ходили слухи, что он собирается заключить их в крепость или сослать в Сибирь. Некоторое время они находились под домашним арестом. Угроза заставила Александра дать согласие на переворот. В ночь на 12 марта 1801 года охрану Михайловского замка несли полки, офицеры которых состояли в заговоре. Вечером, во время ужина, император был лихорадочно оживлен, а уходя к себе, вдруг заговорил о смерти. М. И. Кутузов, который был в числе приглашенных, вспоминал, что Павел сказал ему, прощаясь: «На тот свет идтить — не котомки шить».

После полуночи заговорщики вошли в замок, расставили своих людей в коридорах, у лестниц. Несколько человек поспешили в спальню Павла. Он спрятался за ширмами, но его нашли. Платон Зубов предложил императору отречься от престола — тот отказался. Тогда Николай Зубов нанес ему первый удар тяжелой золотой табакеркой. После этого Зубовы и Беннигсен вышли из спальни, а несколько офицеров довершили дело.

Павел был так изуродован, что, по словам Н. А. Саблукова, «докторам и гримерам было нелегко привести тело в такой вид, чтобы можно было выставить его для поклонения, согласно существующим обычаям… На лице его, несмотря на старательную гримировку, видны были черные и синие пятна. Его треугольная шляпа была так надвинута на голову, чтобы по возможности скрыть левый глаз и висок, который был зашиблен». Объявили, что Павел I скончался от апоплексического удара. Наутро гвардия принесла присягу новому императору — Александру I.

В этот день его ждало тяжелое испытание: он должен был проститься с убитым отцом: «Александр Павлович, который… впервые увидел изуродованное лицо своего отца… стоял в немом оцепенении. Тогда императрица-мать обернулась к сыну и с выражением глубокого горя и видом полного достоинства сказала: „Теперь вас поздравляю — вы император“. При этих словах Александр, как сноп, свалился без чувств, так что присутствующие на минуту подумали, что он мертв» (Н. А. Саблуков). Павла I, как и его отца, похоронили в Петропавловском соборе. Обстоятельства их гибели сходны. В алтарной части собора, под великолепными надгробьями из белого мрамора покоятся останки этих императоров — с пробитыми черепами и сломанными шейными позвонками.

После смерти Павла царская семья покинула Михайловский замок и больше туда не возвращалась. В 1819 году в нем разместилось Главное инженерное училище, и с этого времени замок стал называться Инженерным.

…Глядит задумчивый певец

На грозно спящий средь тумана

Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец…

(А. С. Пушкин. «Вольность»)

12 марта известие о смерти Павла и воцарении Александра I облетело столицу. «На улице даже незнакомые люди обнимались, как в Христов день, и поздравляли друг друга с новой свободной жизнью», — вспоминал современник. Город без всякого приказа украсился иллюминацией в честь Александра: в богатых домах выставлены яркие транспаранты, в окнах бедных домишек — по нескольку свечей.

Ликование в Петербурге было всеобщим. Имена заговорщиков произносили с почтением, как имена спасителей отечества. На перекрестки выставили бочонки вина, а к вечеру в столице не осталось шампанского. Характерно воспоминание графини В. Н. Головиной: из окна она видела пьяного поручика, который ехал на коне по тротуару, крича: «Теперь вольность!» Неведомо как узнав о перемене власти, на улицах с утра появились франты в круглых шляпах. Их встречали аплодисментами. Появились и экипажи с недозволенной прежде русской упряжью, с форейторами и кучерами в русской одежде. Г. Р. Державин сочинил оду, название которой отражало общее настроениие: «На всерадостное восшествие на престол императора Александра…»:

Умолк рев Норда сиповатый,

Закрылся грозный, страшный взгляд…

Начиналось новое столетие, и Петербург встречал его с надеждой и радостью.