Портрет в контексте истории. Государи АЛЕКСАНДР III АЛЕКСАНДРОВИЧ (1845–1894)

Портрет в контексте истории. Государи

АЛЕКСАНДР III АЛЕКСАНДРОВИЧ (1845–1894)

Россия на пути к миру и благоденствию

В очерке «Император Александр III», вошедшем в книгу «Рассказы и черты из жизни русских императоров, императриц и великих князей» (СПб., 1901), выделены следующие «основные достижения» правления этого государя:

– «…был лично храбр, что доказал, непосредственно участвуя в боевых действиях в ноябре 1877 г. во время русско-турецкой войны, за что императором Александром II награжден Георгиевским крестом II ст. и золотой саблей;

– любил правду и «в других ее требовал», наказывал подчиненных за ложь и неискренность;

– был скромен в быту, бережлив, любил простые русские кушанья (щи, кашу, кисель);

– им была уничтожена подушная подать, замененная разными сборами, падавшими в основном на богатые слои населения;

– им был учрежден Крестьянский банк, выдававший ссуды на «необременительных для крестьян условиях»;

– основал Министерство земледелия с задачей «споспешествовать нуждам сельского хозяйства»;

– он развивал промышленность, способствовал производству в России товаров, ранее ввозимых из-за границы;

– для распространения торговли и промышленности по его инициативе были построены Средне-Азиатская и Закаспийская железные дороги, начата постройка Сибирской железной дороги;

– по указу Александра III с 1884 г. при сельских приходах создаются церковноприходские школы; учреждаются промышленные училища и ремесленные школы;

– Александр III отличался большим самообладанием и «невозмутимым спокойствием», проявив особенно эти качества во время крушения царского поезда 17 окт. 1888 г. у станции Борки. Лишь чудо (часть крыши вагона образовала купол над царской семьей) спасло его и его близких от гибели. Появившись из-под обломков вагона, государь тогда, вместе с членами семьи, бросился помогать раненым, – все они переносили раненых, поили водой, помогали делать перевязки;[2]

– во время неурожая, голода и мора 1892 г. не только оказывал из личных средств помощь голодающим и больницам, но и с членами своей семьи посещал заразные бараки;

– во внешней политике Александр III руководствовался миротворческой идеей, ибо считал, что «силою и войною нельзя утверждать прочных и продолжительных союзов».

Может быть, здесь и не полный портрет А. А. Романова, но всяком случае, как и обещано в подзаголовке книги («Рассказы и черты из жизни»), это – штрихи к портрету.

В царствование этого государя (с 1881 г.), второго сына Александра II и императрицы Марии Александровны, особых реформ, потрясших государство Российское, казалось бы, проведено не было.

Запомнилось царствование рядом консервативных мер: было ограничено земское и городское самоуправление, сокращено участие в судах присяжных заседателей.

Славу же царя-миротворца принесли Александру III успехи его внешней политики, сближение с Францией, обеспечившее мир на Европейском континенте.

Как писал о нем В. О. Ключевский, а нужно заметить, что В. О. Ключевский был близок ко двору Александра III, преподавал его сыну Георгию историю и дипломатично избежал в своих лекциях «Курс русской истории» сколько-нибудь критических заметок о правлении этого императора, «наука отведет императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что он одержал победу в области, где всего труднее достаются победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание и сделал это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда его уж нет, Европа поняла, чем он был для нее».

Сделаем скидку на доброе отношение знаменитого ученого к покойному императору, содействовавшему развитию науки в России. Даже если оценка и завышена, согласимся и с тем, что на протяжении десятилетий мы воспринимали этого русского царя (в соответствии с официальной советской историографией) лишь как грубияна и бездарность, ничего толком не сделавшего для Отечества за свои 13 безликих лет правления, как «жандарма Европы».

Однако ж сама Европа его запомнила иным.

«Он не был великим государственным деятелем, как предыдущие цари, – признавала лондонская «Тайме». – Он не искал оригинальности, и не было в нем блеска и исчезающего энтузиазма широкой русской натуры, но взгляд его был ясен, и он придерживался намеченной цели. Счастливо человечество и русский народ, что император Александр III крепко держался идеи всеобщего мира и считал осуществление этой идеи своей первой и наибольшей обязанностью».

«Могущественнейший монарх, который мог мановением руки двинуть громадные полчища прекрасно вооруженной армии, направлял эту силу к поддержанию мира, и не раз своим авторитетом он сдерживал воинственные порывы некоторых из европейских государств», – писала «Кёльнише цайтунг».

Газета «Морнинг пост» писала о нем как о человеке «с необычайно простыми манерами и вкусами…», а газета «Националь цайтунг», выйдя за рамки вклада императора в разрядку международной напряженности в Европе конца XIX в., доброжелательно отмечала: «В делах внутренней политики, строго придерживаясь принципов самодержавия, император Александр III проявил поразительную деятельность, входя во все подробности управления государственными делами. <…> Царь зорко следил за деятельностью губернаторов и виновных привлекал к ответственности. Финансы России за время царствования императора Александра III улучшались с каждым годом: император был убежденным сторонником принципа экономии и бережливости».

Добавим к этим портретным зарисовкам и еще один штрих, ныне забытый, а в конце XIX в. хорошо известный. Когда в 1891–1892 гг. Россию постиг сильный неурожай, то для борьбы с голодом по инициативе Александра III было ассигновано правительством около 150 млн рублей – деньги по тем временам весьма значительные.

Конечно же Александр III, как и многие другие русские цари, был далек от идеала просвещенного и демократического правителя, однако читатель многое не поймет в России конца XIX в., если ограничится в постижении личности этого русского императора формулировкой БСЭ (М., 1970. Т. 1. С. 406): «… ограниченный, грубый и невежественный, А. III был человеком крайне реакц. и шовинистич. воззрений».

Тем не менее, именно такая однозначная оценка долгое время главенствовала в советской историографии. Сейчас нашему читателю доступно любопытное издание – книга С. Любеша «Последние Романовы», являющаяся репринтным воспроизведением издания 1924 г, которое подготовлено было издательством «Петроград» и выпущено тиражом всего 4 тыс. экз. Сборник включает очерки об Александре I, Александре II, Николае I, Николае II и герое нашего очерка – Александре III. Написанная, как и многие книги, выходившие после февраля 1917 г, в откровенно антимонархической тональности, эта работа мало кому сегодня известного автора содержит множество однозначных, проникнутых неприятием российского самодержавия оценок, автор с трудом находит одобрительные слова применительно к тем или иным фактам внешней и внутренней политики российских государей. Особенную же ненависть он испытывает именно к Александру III, даже его достоинства представляя читателю в смешном свете.

В своей книге С. Любеш приводит множество примеров малообразованности государя, его плохого знания русского языка. Вряд ли это может служить характеристикой одного лишь Александра – многие российские императоры знали французский и немецкий (во всяком случае грамматику) не хуже, а порой и лучше русского, и анализ пометок в записной книжке царя нам не даст полной картины его интеллектуального уровня, точно так же как анализ «Дневников» Николая II может дезориентировать исследователя, если он начнет строить на его основе умозаключения о круге интересов императора. Не все было принято у самодержцев и членов их семей доверять бумаге. Существовали и сдерживающие каноны записей. Однако признаем, что, действительно, Александр III к наиболее просвещенным нашим государям не относился. Фигурой он был по-своему цельной и вряд ли заслужил ироничные замечания и сравнения ради красного словца, например, что был самой крупной после Петра I фигурой на русском престоле – в том смысле, что физически был крупным человеком. Или что из всех неограниченных русских самодержцев XIX в. он был самым ограниченным.

Попробую, уважаемый читатель, остановиться на некоторых достоинствах давно почившего императора. Каковы же они? «Он имел преимущество, часто присущее людям тупым и ограниченным: он не знал сомнений <…>. У него была воля, был характер, была полная определенность в мыслях, насколько они у него были, в чувствах и в поступках». Однако ж согласимся, что уверенность в своих решениях и действиях бывает продиктована не только тупостью, но и убедительными советами знающих дело консультантов, а этот государь как раз славился умением слушать и слушаться советов людей компетентных. Александр III был искренно уверен в целесообразности для России самодержавного правления, на том и стоял. Можно ли считать это его личным недостатком? Скорее объективной чертой характера, выражающейся в постоянной готовности отстаивать свои принципы.

Физическое здоровье, сила государя, ломавшего подковы, сгибавшего серебряный рубль… Пусть немного уж русской крови оставалось в Александре III (династия, как помнит читатель, постоянно «роднилась» с отпрысками аристократических домов Европы), но царем-то он был русским! Порадоваться бы его силе. Автор иронизирует: силен, как Тарас Скотинин…

Что же касается недостатков как продолжения достоинств, то, обвиняя императора в реакционной внутренней политике, автор признает: «У Александра III было немало достоинств, между прочим, и то, что он, не имея своего, не был ревнив к чужому уму». Заметив между строк, что сей факт уже свидетельствует об уме, посмотрим далее на логику предъявляемых обвинений: доверил ведение внутренней политики «одному из умнейших наших бюрократов» Победоносцеву. Следовательно, казалось бы, за негативные последствия «сохранительных» реформ должен нести ответственность не царь, а не оправдавший доверия «умнейший» Победоносцев? Ан нет, автор забывает свое логическое построение, и вновь основные претензии предъявляет государю.

«Вся политика Александра III, – пишет С. Любеш, – и внешняя, и в особенности внутренняя, в одном отношении очень выгодно отличается от политики других Александров, Первого и Второго. Она была чужда колебаний и противоречий, она не знала никаких зигзагов и поворотов, не было в этой политике ничего неопределенного, неожиданного. Она была, эта политика, вполне последовательна, выдержанна и цельна». Как будто бы достойная характеристика. И здесь же: «Решительно ничего творческого в этой политике не было. Это было переживание и пережевывание, с одной стороны, уже бесповоротно осужденной историей политики Николая I, с другой – дальнейшее развитие и продолжение того раскаяния в реформах, которое так сильно захватило душу «царя-освободителя». Кроме заслуживающего вашего внимания остроумного пассажа о «раскаивании в реформах» хотелось бы вновь задуматься вместе с читателем: после столь разных моделей внутренней политики, которые развивали упоминавшиеся предшественники Александра III на престоле, что оставалось государю, как не попытка поиска компромисса между ними? Ведь те две модели, каждая по-своему, оказались для России малоперспективными! Другое дело, что и Александру III не удалось найти «истинно русский путь» развития Отечества, и его реформы страдали непоследовательностью. Теперь же, когда мы знаем историю и предшествующих, и последующих этапов, невольно задаемся вопросом: а кому удалось больше? Стремясь укрепить самодержавие, Александр III, не веря в поддержку ни освободившегося крестьянства, ни зарождающейся буржуазии, пытается опереться на дворянство. Можно ли это объяснить лишь тем, что он не был способен «ни к какой творческой идее»?

В то же время новые реформы учитывают и новые реалии. В 1882 г. была понижена подушная подать, еще ранее, в 1880 г, – выкупные платежи. В 1885 г. подушные подати были вообще уничтожены! В 1882 г. учрежден Крестьянский поземельный банк. Стоит ли винить государя, что попытался остановить обезземеливание дворян? Думается, нет. И тут не только сословно-сохранительные причины. Никак нельзя согласиться с С. Любешем, что дворяне-помещики разучились хозяйничать на земле и не могли приспособиться к вольнонаемному труду и что, стало быть, не было нужды искусственно сдерживать объективный процесс их обезземеливания. Были на Руси традиционно умелые, даже талантливые хозяева. Дворяне, дворяне-помещики, знающие и любящие свой труд, в нем заинтересованные. Упрощенно представляет в своей книге С. Любеш и проблемы, связанные с развитием в России земства.

В то же время нельзя не признать правомерность возмущения автора по поводу издания при Александре III запретительных каталогов книг для публичных, а главное, для народных библиотек, усиления цензуры. Однако не будем забывать, что государь себя в сфере культуры специалистом не считал и доверял человеку компетентному, а именно К. П. Победоносцеву. От него исходила инициатива ограничения доступа к литературе, запрещение разносной книжной торговли офеней (несмотря на то, что они торговали только изданиями, прошедшими предварительную цензуру), проведения новых реформ народного образования.

Никак не способствовали развитию просвещения в России и упразднение университетской автономии по новому университетскому уставу 1884 г, и запрещение студенческих объединений, и сдерживание развития народных земских школ, и усиление надзора за университетскими и школьными преподавателями с точки зрения «благонадежности». Все так. Однако ж, когда заходит речь о явлениях для России положительных, имевших место в годы царствования Александра III, С. Любеш склонен объяснять их не умением государя принять правильное решение, а лишь единственным, по его мнению, неоспоримым достоинством царя: «Он не испытывал ни зависти, ни ревности к умным людям и не боялся их». Вот и выходит, когда доверялся действительно умным, незашоренным стереотипами людям, – внутреннюю его политику ждал успех; если же шел на поводу у политиков, не способных ради соответствия новым реалиям поступиться старыми принципами, как это имело место с незаурядным, но заземленным Победоносцевым, – политика государства становилась весьма уязвимой для критики.

Так было и с внешней политикой – явно не тех, например, консультантов слушал государь, когда речь шла о балканской стратегии. В результате достижения сиюминутных амбициозных целей «Россия без всякой войны потеряла не только все плоды победоносной войны, но потеряла даже больше, чем могла бы потерять после самой несчастной войны. <…> В области внешней политики Александр III уничтожил достижения предыдущего царствования на Балканах». С этим мнением С. Любеша можно согласиться. Возражения возникают, когда автор столь же категорично осуждает русско-французский союз и отрицает его пользу для России.

Труднее же всего разобраться в дальневосточной политике правительства Александра III. Проведение активной политики в этом регионе для России было безусловно необходимо. Однако верно и то, что именно в годы правления Александра III «намечались те первые шаги агрессивной дальневосточной политики, втянувшей нас впоследствии в гибельную войну с Японией».

Не считая, по-видимому, себя специалистом в области финансов, экономики, аграрной политики, Александр III активно использует специалистов, доверяя экономический штурвал страны то осторожному М. Т. Лорис-Меликову, то рисковому реформатору с жилкой авантюриста – А. А. Абазе, то бесстрашному Д. А. Милютину, то ученейшему и культурнейшему человеку, киевскому профессору H. X. Бунге, который, по словам даже столь критичного С. Любеша, был «честным и дельным финансистом», приложившим много стараний к упорядочению налоговой системы и всего финансового управления. Прислушивался государь и к советам сменившего Бунге на посту министра финансов И. А. Вышнеградского, инженера, ученого в области механики, опытного финансиста, и сменившего Вышнеградского на сем непростом и решающем для успеха экономических реформ в России посту С. Ю. Витте.

Интересно, что государь прислушивался к советам С. Ю. Витте не только в сфере финансов и экономики, но и в области национальной политики, соглашаясь, в частности, с ним в том, что не только безнравственно и не по-христиански, но и в ущерб и во вред России проведение чрезмерно жесткой политики в отношении инородцев и иноверцев. Об этом пишет и сам С. Ю. Витте в своих воспоминаниях, к которым мы вскоре перейдем, и С. Любеш. Причем, если Витте основывает свои выводы на личных воспоминаниях, то С. Любеш строит свои умозаключения на основе анализа резолюций государя на разных деловых бумагах. Они действительно небезынтересны. На докладе Лорис-Меликова о киевском погроме: «Весьма прискорбно, надеюсь, что порядок будет совершенно восстановлен». На сопроводительной бумаге о погромах в Херсонской губернии: «Не может быть, чтобы никто не возбуждал населения против евреев. Необходимо хорошенько произвести следствие по всем этим делам». Впоследствии, пишет С. Любеш, отрицательное отношение Александра III к еврейским погромам еще более усилилось, когда он узнал о двух версиях об их «инициаторах»: по мнению Лорис-Меликова, это были «анархисты» и «крамольники», а по версии графа Кутайсова, обследовавшего погромы и представившего в 1881 г. по сему поводу записку, это были чины полиции. По-видимому, государь не жаловал ни тех, ни других и на записке начертал: «Весьма грустно». Кстати о крамольниках, тот же С. Любеш приводит одну замечательную резолюцию государя. Совершена попытка покушения на Александра III, в которой, кстати, участвовал А. Ульянов. На Невском арестована группа людей с бомбами в форме книг в руках. А государь, обеспокоенный, безусловно, возможностью возрождения революционного терроризма в России, не только не принимает жестких мер, но накладывает такую вот резолюцию на докладе о беспорядках в Ростове-на-Дону: «Если б возможно было главных зачинщиков хорошенько посечь, а не предавать суду, гораздо было бы полезнее и проще». Они на него с бомбами, батюшку его в клочья бомбой разорвали, а он – посечь…

К слову сказать, многие авторы предполагают (и С. Любеш в том числе), что быстро развившийся у государя и сведший его в могилу нефрит был результатом травматического повреждения, полученного им во время покушения на него в Борках… Нефрит и «освободил Россию от этого тупого и ограниченного гиганта, свободно ломавшего подковы и гнувшего рукой серебряные рубли», безжалостно резюмирует С. Любеш. Имеющаяся в распоряжении современного читателя историческая литература позволяет нарисовать более привлекательный, менее одиозный и однозначный портрет этого российского императора. Да и вообще опыт показывает, что исторические портреты нельзя писать одной краской… Однако ж и из созданного С. Любешем портрета читатель выберет для себя много полезного. В частности, автор прав, выделяя в качестве главной черты государя умение подбирать знающих дело компетентных помощников. Одним из таких людей стал во времена этого правления С. Ю. Витте, – по словам Любеша, умный, энергичный, смелый до дерзости, твердый и самоуверенный политик. «Таких людей европейской, даже американской складки бюрократия наша до того не знала. Даже внешностью своей, крупной фигурой, резкостью, деловитостью и уверенностью в своих силах, с налетом грубости, ярко выделялся он из толпы сановников, окружавших царя и правивших Россией». Кстати, вспомним, что, по характеристике С. Любеша (но уже со знаком минус), теми же качествами обладал и государь, во всяком случае, уверенность в своих силах была ему присуща. Однако же сходство на том и кончалось, ибо если Витте был опытным и умелым экономистом, царь «в этом, конечно, ничего не понимал, но он видел, что Витте бескорыстнее, дельнее и умнее окружавших его сановников».

В своих воспоминаниях С. Ю. Витте воссоздает весьма привлекательный образ императора, что, по мнению С. Любеша, и понятно, «Александр III, ограниченности которого Витте не мог не видеть, был для такого министра, как Витте, идеальным царем. Он был верен своему слову, он не способен был хитрить и лукавить, он был властен, держал в страхе всю ораву князей (имеются в виду великие князья, постоянно пытавшиеся оказывать влияние на политику государей, что нередко приводило к печальным последствиям: о том, что единственный из русских царей – Александр III умел сдерживать безосновательные амбиции великих князей, пишет и С. Ю. Витте. – Г. М.), эту язву всякого правления, потому что это люди, для которых закон не писан. <…> И особенно должен был ценить Витте Александра III после того, как ему пришлось больше десяти лет иметь дело с Николаем II, на которого никто никогда и ни в чем положиться не мог». Так, пытаясь обвинить Александра в ограниченности, С. Любеш невольно дал ему весьма привлекательную характеристику как государственному деятелю.

Однако ж пора предоставить слово и защитнику Александра III, его министру С. Ю. Витте. Есть в его трехтомном сборнике «Воспоминания» и отдельные точные наблюдения, и обстоятельный анализ внутренней и внешней политики Александра III, и развернутые характеристики его как человека и государя. В первом томе «Воспоминаний» нас привлекает рассуждение Витте о том, как огорчало и «смущало» государя повальное пьянство народа, о поиске им мер борьбы с ним. Удивит, вероятно, читателя и воспоминание бывшего министра о том, как государь торопил его с законом об ответственности фабрикантов перед рабочими. Учитывая, что основным оппонентом Витте в борьбе за этот закон был К. П. Победоносцев, государь просил своего министра «не поддаваться влиянию Победоносцева», который хотя и «человек очень ученый, хороший, бывший его профессор, но что, тем не менее из долголетнего опыта он убедился, что Победоносцев отличный критик, но сам никогда ничего создать не может», а надо идти вперед, надо создавать. Примечательно рассуждение императора, приводимое мемуаристом: «Во всяком случае, я уже давно перестал принимать во внимание их советы» (то есть Победоносцева и людей его типа). Читая Витте после Любеша, ловишь себя на мысли, что речь идет о разных людях, настолько рознятся даже не оценки – факты, приводимые авторами, об интонации уж и говорить не приходится.

Императору Александру III и его политике посвящена одноименная глава первого тома воспоминаний.

Примечательно начало главы: «Я уже имел несколько раз случай говорить о замечательной и благороднейшей личности императора Александра III. Большое несчастье, что он процарствовал так мало: всего 13 лет (так много – считал С. Любеш. – Г. М.); но и в эти 13 лет фигура его как императора совершенно обрисовалась и выросла. Это почувствовала вся Россия и вся заграница в день его смерти.

Однако императора Александра III его современники и ближайшее поколение далеко недооценили, и большинство относится к его царствованию скептически. Это в высокой степени несправедливо».

Весьма соблазнительно привести из этой главы еще ряд пространных цитат, ибо даваемая С. Ю. Витте в начале главы заявка на характеристику – «Император Александр III был великий император» – требует доказательств. И автор приводит их, предлагая читателю прежде всего учесть те «нравственные, экономические и стратегические условия», при которых он взошел на престол. Он не был подготовлен специально к царствованию (наследником был его старший брат Николай), а отсюда и пробелы в образовании и воспитании.

Второе обстоятельство, которое еще более, по мнению С. Ю. Витте, повлияло на политику государя, было повсеместное развитие либеральных, или, вернее, оговаривается мемуарист, революционных течений. Ему сразу же пришлось столкнуться со смутой, политическим терроризмом и взойти на престол, оплакав отца, ставшего жертвой политического террора. Могло ли это обстоятельство не сказаться на внутренней политике Александра III?

И третье обстоятельство, в определенной мере связанное с первыми двумя: будучи неподготовленным к государственной деятельности, не чувствуя себя специалистом в ряде областей, он тем охотнее прислушивается к советам людей сведущих и попадает в первое время под влияние наиболее реакционно мысливших консультантов. К этому нужно добавить и изменение международной обстановки, в результате чего Россия вскоре потеряла часть накопленного ранее политического капитала, причем далеко не всегда по вине самого государя. Вот почему, считает С. Ю. Витте, когда «не знавшие императора Александра III рисуют его как человека реакционного, как человека жестокого, как человека ограниченного и тупого», они рисуют человека, которого плохо знают.

«Император Александр III обладал благороднейшим – мало сказать благороднейшим, – он обладал именно царским сердцем. Такое благородство, какое было у Александра III, могло быть только, с одной стороны, врожденным, а с другой стороны – не испорченным жизнью. И эта неприкосновенность чистоты сердца могла иметь место только при тех условиях, в каких находятся и наследники русского престола и русские цари, т. е. условия, которые не заставляют человека ради своего положения или ради положения своих близких кривить душой и закрывать глаза на то, чего не хотелось бы видеть. У русских императоров и у наследников русского престола нет всех тех интересов, которые имеются у обыкновенных смертных, – интересов эгоистических, материальных, которые часто портят человеческое сердце».

Министр С. Ю. Витте не возражает против тезиса о недостаточном образовании императора, но категорически не согласен с обвинением его в тупости, отсутствии ума, считая, что у него был особый ум, наиболее дорогой у государя, – ум сердца. «У него никогда слово не расходилось с делом. Он мог относительно того, в чем он был не уверен, не высказать, смолчать, ожидать; но если что-либо он сказал, то на его слово можно было рассчитывать, как на каменную гору».

Хорошо зная императора как рачительного хозяина – «он каждую копейку русского народа, русского государства берег, как самый лучший хозяин не мог бы ее беречь», С. Ю. Витте, будучи министром финансов, особо ставит императору в заслугу умение сдерживать все натиски на государственную казну. Не терпел излишней роскоши, сам с семьей жил очень скромно. Ел пищу простую, нередко просил принести обед из ближайшей солдатской казармы (заодно узнавал, таким образом, как солдат кормят). Исходя из соображений экономии и удобства, реорганизовал и военную форму, приблизив ее к традициям русского национального костюма (поддевка, широкие панталоны, сапоги), и сам ее любил носить.

Главнейшей заслугой императора его бывший министр считает тот факт, что процарствовал он 13 лет «мирно», «не имея ни одной войны»! Причем дал он России тринадцать лет мирной жизни «не уступками, а справедливой и непоколебимой твёрдостью». Были неудачи и у его дипломатов, на чем делает упор С. Любеш. Однако важнее, считает Витте, то, что Александру III «удалось завоевать на международной арене авторитет и себе, и России, внушить другим странам уверенность в том, что Россия не стремится к захватам чужих территорий, что ее государь умеет держать данное слово, что он не способен на авантюру, но что при этом он ни в коем случае не поступится честью и достоинством вверенной ему Богом России».

И когда он умер, Европа осознала «ту громадную роль, которую играл этот император в международном мировом отношении». Он, с точки зрения современников, представлял собой ту силу, которая обеспечивала мир на континенте. Нелишне вспомнить, что сам Александр, будучи великим князем, участвовал в военных действиях в качестве начальника отряда на Балканах. И Витте приводит высказывания государя о бессмысленности войн, о долге властителей избегать войн в интересах своих народов, принимать все меры, чтобы не допустить войны.

К заслугам Александра III относит С. Ю. Витте, бывший одно время и министром путей сообщения, и развитие им государственной сети железных дорог, линию на протекционизм в таможенной политике, на развитие промышленности в недавно еще чисто аграрной стране. И тем, что Россия к началу века стала одной из крупнейших промышленных стран, она в немалой степени была, по мнению Витте, обязана «началам», положенным Александром III.

Были в политике государя и ошибки, и просчеты, такие как, например, перемена университетского устава 60-х гг. на устав 1884 г. Сделано это было по инициативе и под давлением консерваторов во главе с графом Д. А. Толстым (к слову сказать, замечательный случай в истории нашего государства: граф долгие пятнадцать лет был обер-прокурором Святейшего Синода и одновременно министром народного просвещения, а затем возглавил… Министерство внутренних дел, совмещая сей пост с должностью шефа жандармов), причем даже реакционный Победоносцев выступал против, однако это была ошибка, не повлекшая печальных последствий. Во всяком случае, те нравы, те «эксцессы», которые имели место в начале XX в. в университетах страны, по мнению Витте, при Александре III были просто немыслимы.

Нелепо, считает Витте, ставить в личную вину императору и ошибки его земской политики и тем более делать из них какие-то далеко идущие выводы. Речь чаще всего идет о введении института земских начальников. Продиктован же этот шаг был, по мнению Витте, заботой царя о сохранении православного, несколько патриархального деревенского мира, идеей покровительства слабым…

Интересно и наблюдение Витте относительно развития Александра III как личности, изменения его мировоззрения. Так, считает бывший министр, если в начале царствования, под влиянием страшной гибели отца и советов реакционно настроенных консультантов, он и сам был настроен весьма реакционно или, во всяком случае, консервативно, то к концу своего короткого царствования, «выражаясь принятыми терминами, он уже сделался значительно более либеральным. Я уверен в том, что император Александр III по собственному убеждению двинул бы Россию на путь спокойного либерализма», что при достигнутом им «внешнем спокойствии», в котором жила Россия, она никогда не оказалась бы втянута в авантюры, подобные русско-японской войне, или в классовые, сословные сражения. «Россия двигалась бы постепенно к либеральному пути, т. е. к тому пути жизни государства, когда оно живет не эгоистической жизнью, а жизнью для пользы народа».

Добрыми словами в адрес Александра III начинает С. Ю. Витте и следующий – второй – том своих воспоминаний: «Император Александр III умер так же, как жил, – как истинный христианин, как верный сын православной церкви и как простой, твердый и честный человек. Умер он совершенно спокойно, и, умирая, он гораздо более заботился о том, что он огорчит его окружающих и любимую им его семью, нежели думал о самом себе».

Умер, оставив Россию в «прекрасном политическом и финансовом положении».

На престол взошел наследник, великий князь Николай Александрович, император Николай II. В годы царствования последнего С. Ю. Витте еще не раз вспомнит предыдущего государя.

«Александр III имел стальную волю и характер, он был человек своего слова, царски благородный и с царскими возвышенными помыслами, у него не было ни личного самолюбия, ни личного тщеславия, его «я» было неразрывно связано с благами России так, как он их понимал. Он был обыкновенного ума и образования, он был мужествен и не на словах и театрально, а попросту. Он не давал телеграмм «мне смерть не страшна», как это делает Николай II, но своим поведением, своей жизнью сие обнаруживал, так что никому и в голову не могло прийти, что «ему смерть страшна». Александра III могли не любить, критиковать, находить его меры вредными, но никто не мог его не уважать. И его уважал весь мир и вся Россия».

Все приведенные факты и аргументы и позволяют С. Ю. Витте прийти к однозначному выводу: «… главнейшая заслуга Александра III заключается в том, что он <…> поставил политический престиж России так высоко, как он никогда до него не стоял. <…> Поэтому я считаю критику царствования Александра III вполне недобросовестной».

Примем и мы с вами, современный читатель исторической литературы и мемуаров наших давно умерших соотечественников, эти аргументы и свидетельства людей, по-разному относившихся к российскому самодержцу. Примем, поразмышляем над ними и сделаем свои выводы…

Мы начали свой очерк со ссылки на мнение дореволюционных русских историков о времени правления Александра III как времени достаточно спокойном, «безреформенном». Однако ж вот другой взгляд.

Известный политолог, много лет изучавший политическую динамику русской истории, профессор политических наук Нью-Йоркского университета А. Л. Янов, до 1974 г. занимавшийся изучением истории российских реформ у себя на родине, в интервью корреспонденту журнала «Огонек» когда-то точно заметил, что «сущность русской истории состоит в борьбе реформы против контрреформы». Проецируя далее этот тезис на рассуждения о грядущей новой индустриализации нашей страны, ученый напоминает: «Каждый раз была жесточайшая контрреформа. Первая индустриализация – при Петре I. Тогда Россия одним скачком оказалась впереди Европы всей. Вторая – при Александре III…»

Несколько непривычно читателю-дилетанту рассматривать время правления Александра III, «реакционера», «контрреформатора», «бездарности», как время проведения в России серьезных реформ, в том числе экономических, направленных на создание мощной индустриальной державы, как время подготовки серьезной, аграрной реформы С. Ю. Витте, которую удалось «пробить» позднее другому великому реформатору – П. А. Столыпину. Однако парадокс не столько в том, что мы упускали из внимания во многом реформаторский характер времени правления этого государя, сколько в том, что наше незнание многих замечательных реформаторских начинаний на Руси объясняется по большей части их незавершенностью. Незавершенность же, недоведенность их до конца объясняется не умственным убожеством или слабостью воли самих реформаторов, как мы долгое время «учили», а наличием на всех этапах реформ мощного движения сопротивления. Возможность заглянуть в прошлое, увидеть в нем вечную борьбу реформы и контрреформы – не в этом ли и есть главные «уроки истории», предоставление потомкам возможности не повторять ошибки предков…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.