Глава восьмая. «Охота, достойная отдельного эпоса»[45]

Глава восьмая. «Охота, достойная отдельного эпоса»[45]

Осенью 1219 года Чингисхан достиг владений хорезмшаха. «Здесь он разделил свою армию на четыре отряда. Чагатаю и Угедею было передано командование войсками, которые будут окружать Отрар… Джучи со своим отрядом должен был двигаться вдоль восточного берега Сырдарьи к городам Сыгнаку и Дженду. Соединение приблизительно в 5000 человек начало двигаться вверх по течению Сырдарьи на Бенакат» [4, с. 136]. Главные силы монголов под руководством самого Чингисхана, его младшего сына Толуя, Субэдэй-багатура и Джэбэ-нойона «ускоренным маршем двинулись от берегов Сырдарьи через пустыню Кызыл-Кум на Бухару» [36, с. 144].

Первый же город, который оказался на их пути, — Зарнук — сдался без боя. Чингисхан пощадил жителей, но забрал в хашар молодых и физически крепких. Затем проводники, взятые в Зарнуке, вывели монголов на кратчайший путь к Бухаре, который пролегал через город Нур. Рашид ад-Дин, который отныне будет нашим проводником в этом повествовании, в своей летописи пишет: «Гайр-бахадур, который находился в передовом отряде, отправил посла с извещением[46], (полным) обещаний (помилования) и угроз (за сопротивление), о прибытии хана. После обмена послами население Нура… отправило его величеству яства и изъявило покорность. После благосклонного приема яств вышел приказ: „Субэдай прибудет к вам вперед, вы передадите ему город“. Когда прибыл Субэдай, они повиновались приказу» [32, с. 204–205]. Как и в Зарнуке, монголы забрали в Нуре определенное количество людей в хашар, а также была взята дань, которая не превышала поборов, которые собирали здесь чиновники хорезмшаха. Как видно, жители этих двух небольших городов, с точки зрения монголов, не пострадали, не считая людей, забранных в осадную толпу, которые, по существу, стали пушечным мясом, используемом вскоре при штурмах Бухары и Самарканда.

А что же хорезмшах Мухаммед? Он пребывал в бездействии, его план по защите каждого города и крепости в отдельности не дал результата. Один за другим обращались в пепел города Мавераннахра, Хоросана, Шаша. Несмотря на мужество защитников и отчаянное сопротивление, военная сила монголов ломала всякое противостояние. Отдельные успехи Джелал ад-Дина и удачные вылазки Тимур-Мелика на ход событий не влияли. Мухаммед, «наконец решившись на поступок, собрал ближних людей и сопровождаемый ими… убежал за Амударью, держа курс на Балх» [3, с. 187].

Вторжение монголов в Государство хорезмшаха (1219–1223 гг.). Погоня за Мухаммедом (1219–1220 гг.)

Тем временем Чингисхан, покончив с Бухарой и Самаркандом и удостоверившись из полученных донесений, что вражеские оборонительные линии Сырдарьи и Амударьи окончательно перешли в руки монголов, отправил весной 1220 года в погоню кошун из трех туменов. Авангардом командовал Джэбэ, в центре на месте командующего войском следовал Субэдэй, арьергард был в ведении Тохучара. Тумены двигались друг за другом раздельно, но действия этих орхонов объединял приказ, который «гласил: „Силою Бога Великого, пока не возьмете его в руки[47], не возвращайтесь. Если он ослабеет от вас, с несколькими людьми будет искать убежища в крепких горах и мрачных пещерах или скроется от глаз людей, как пери (невидимые духи), то вы должны, подобно ветру летучему, устремиться через его области; всякому, кто выйдет с покорностью, окажите ласку, учреждайте управление и правителя; всякого, кто будет попирать дорогу и становиться в оппозицию, насилуйте…“ Из ярлыка Чингисхана, данного Субедею уйгурским письмом с алой „тамгой (печатью), видно следующее: „Эмиры, старшие и многий народ да ведают, что я дал тебе все лицо земное от восхода солнца до запада. Всякий, кто покорится, пусть будет помилован, а всякий, кто не покорится и выйдет с оппозицией и распрей, да погибнет“.

Таким образом, на названных трех воевод, кроме овладения особой Мухаммеда, возлагалась еще задача привести в покорность неприятельские области вдоль пути своего следования и, разумеется, внести расстройство в формирование противником новых армий“ [7, с. 203–204].

Однако Чингисхан не исключал и того, что Мухаммед может собрать достаточные силы, и поэтому дал своим темникам понять, что не оставит их в таком случае. Рашид ад-Дин передает его слова. „Если он выступит против вас с войском, и у вас не будет силы для сопротивления, не медлите и известите меня, а если он будет слаб, противостойте ему“ [32, с. 209].

Субэдэй, Джэбэ и Тохучар переправились вброд через Пянджаб[48] в районе Термеза. Узнав об этом, хорезмшах в ужасе бежал, путая следы, на запад, в сторону Нишапура, по пути туда Мухаммеда чуть не убили заговорщики из собственной охраны. „По этой причине опасения и тайный страх султана возросли. Повсюду, куда он приезжал, после запугивания и угроз, наказывал людям укреплять цитадели и крепости. [Страх] народа при этом увеличивался в тысячу раз“ [32, с. 210].

Субэдэй и Джэбэ, опережая Тохучара, дошли до Балха, город сдался без боя. Их встретили „провиантом и угощением. Монголы оставили у них правителя и пошли дальше, взяв оттуда [из Балха] проводника“ [32, с. 210]. Прошли Тохаристан и вступили в земли Хан-Мелика, правителя Гарчистана. Этот владетель просил Чингисхана не разорять его города Гур и Гарч и изъявил покорность. Субэдэй и Джэбэ прошли мимо, не тронув эту область, а вот Тохучар, „который шел следом за ними“ [32, с. 220], „в удовольствии пограбить себе не отказал. Будучи женатым на дочери Завоевателя, сей витязь, видимо, в надежности своего положения не сомневался. Увы, Чингисхан с дисциплиной не шугил и недолго думая приказал отрубить зятю голову, однако для начала отстранил его от командования корпусом“ [3, с. 188], разжаловав в рядовые. Вскоре Тохучар-нойон погиб…

Субэдэй и Джэбэ, миновав область Бадгис, подошли к городу Завэ и потребовали фураж. „Им не дали и заперли ворога. Из-за спешки они не остались здесь и поскакали дальше. Ж ители Завэ забили в барабаны и распустили языки для брани. Когда монголы стали свидетелями этого, они вернулись назад, приставили лестницы к стенам крепости и на третий день поднялись на крепостную стену, взяли город и перебили всех, кого нашли… Они подожгли и переломали все, что было у них тяжелого, и ушли“. А хорезмшах в это время, находясь в Нишапуре, „для устранения печали о своей судьбе занялся вином и весельем“, когда же весть о приближении неутомимых преследователей — Субэдэя и Джэбэ — дошла до него, он „под видом охоты направился в сторону Исфарайна, а в действительности направился в Ирак“ [32, с. 210]. Но и тут Мухаммед не был последовательным: он ушел с дороги на Ирак и тайными тропами двинулся в сторону города-крепости Казвин, что на западе Мазендарана.

Монголы тем временем заняли Нишапур, обязали местные власти и население во всем оказывать им содействие, снабжать продовольствием и устраивать „торжественные встречи“, т. е. застолья с возлияниями, предоставлять проводников. В Ниша-пуре Субэдэй и Джэбэ решили разделить кошун на две части, каждый из них пошел дальше со своим туменом по определенному маршруту с конечным местом встречи. Они запланировали ее в городе Рей. Джэбэ выступил в Мазендаран, а Субэдэй в сторону Гуса. „Все, что [Субэдэй] прошел, было безводной землей. Когда же переправлялись через реки, то вперед посылалась тысяча быстрой конницы для дозора, чем поддерживался форсированный марш днем и ночью главного войска“ [12, с. 227]. Пройдя к вышеуказанному городу Субэдэй, „как и в Нишапуре, потребовал лишь формального подчинения Гуса, чтобы тут же отправиться в путь, но услышав от городских властей „противный ответ“, ворвался, похоже, без больших трудов в город и приступил к избиению его жителей“ [3, с. 188]. Затем Субэдэй повернул свой тумен на запад, его путь лежал через Хабушан, Исфарайн, Себзевар, Шахродх, Дамган, Сем-нан и многие другие города и селения. „Города, попытавшиеся подобно Дамгану и Семнану оказать сопротивление, были разорены“ [3, с. 188]. Джэбэ в это время прошел огнем и мечом по Мазендарану, пали города Астрабад и Амул.

Наступило лето 1220 года. Гумен Субэдэя вышел к озеру Радган[49]. Там монголы нашли „обильные пернатой дичью луга и поросли. Эта степь понравилась Субэдэю, и он не причинил вреда тамошним жителям“ [32, стр. 212]. Он оставил в этой земле правителя, и важен тот факт, о котором с возмущением пишет Ибн ал-Асир, а именно о том, что к монголам „…уже присоединилось много войск мусульманских и неверных, а также и [много] негодяев, замысливших грабеж и бесчинство“ [38, стр. 19]. Неизвестно, сколько Субэдэй смог собрать на тот момент войска из местных, но ко времени войны в Закавказье из этих отрядов был сформирован целый тумен. В окрестностях Рея Субэдэй и Джэбэ встретились, нападение на сам город было внезапным, ибо жители его „…узнали [об этом] только когда [Татары] уже подошли к нему“ [38, стр. 19]. И хотя кадий Рея пытался договориться с монголами, они все равно разграбили город.

А что же хорезмшах Мухаммед? Еще когда его преследователи подходили к Нишапуру, он, петляя из одной области в другую и путая следы, оказался в Казвине. „В тот же день он отправил гаремы, детей и мать в крепость Корун и устроил с эмирами Ирака совещание относительно принятия мер против противника“ [32, с. 210]. „Султан советовался с эмирами Ирака-Алджеми, в каком месте… лучше всего оказать сопротивление приближающимся монголам. Но его возрастающая подозрительность, которая превратилась в навязчивую идею, помешала последовать какому-либо совету. Известие о том, что появление монголов неизбежно, заставило его в отчаянии обратиться за помощью к его большому врагу халифу Багдада; но на пути туда он изменил свои планы и вернулся к крепости Харун“ [4, с. 144–145].

Субэдэй и Джэбэ были уже в Хамадане. Его жители заплатили огромный выкуп за то, чтобы их помиловали, и, скорее всего, кто-то из них сообщил монголам о передвижениях Мухаммеда. Тот находился в Харуне, и хотя с ним была 20-тысячная армия, которая столкнулась с туменом Джебе[50], отчаявшийся Мухаммед держал в голове только одну мысль: спасти себя. Он оставил армию на произвол судьбы…» [4, с. 145] и бежал в сторону Каспия, к крепости Серджан, что находится в горном Гиляне. Монгольские тумены, распавшись на десятки отрядов, продолжали повальную облаву, процеживая сквозь себя области, города, селения, выискивая хорезмшаха. Был момент, когда он не попал в их руки лишь потому, что свита, сопровождавшая султана, потеряла за это многомесячное бегство свой блеск и была принята монголами за обыкновенный отряд хорезмийцев, они лишь обстреляли их, но в бой вступать не стали, однако «нанесли несколько ран вьючной лошади султана». Мухаммед, если быть откровенным, драпанул, Рашид ад-Дин в своей летописи, соблюдая высокий стиль, поет в прозе песню, посвященную бегству несчастного владыки: «Султан быстрой скачкой вынес душу из пучины гибели на берег безопасности» [32, с. 212]. Но о береге мы еще вспомним.

Субэдэй интуитивно, как таежный охотник, загоняющий зверя, еще не видя, но чувствуя присутствие добычи, сжимал кольцо окружения. Охота на такую редкую дичь, как хорезмшах, продолжалась, и опять Мухаммед, петляя по стране, таскал за собой монголов, как будто специально направляясь в те области империи, которые еще не испытали монгольской удавки. Был разграблен Зенджан, Казвин же взят штурмом, причем сопротивление захватчикам оказывалось и когда те ворвались в город. «Бились они и жители города внутри его [Казвина] и наконец стали драться на ножах. Убито было с обеих сторон [столько], что и не сочтешь. Потом они оставили Казвин… и оказалось убитых более 40 000» [38, с. 19]. Воистину печальную память о себе оставили «свирепые псы», на «ветрах верхом» мчащиеся по следу жертвы.

Мухаммед добрался до области Гилян, где местный эмир Салук оказал ему радушный прием, но и здесь он не задержался долго. «Он был совершенно несчастен… где бы он ни останавливался на день, монгольское войско его настигало» [32, с. 213]. Страшным известием для беглеца было сообщение о пленении его семьи — гарема, всех детей и матери Туркан-хатун, очень властной женщины, называвшей себя «владычицей всех женщин вселенной» [37, с. 2181 и творившей политику внутри империи при помощи практически независимых от султана и находящихся под ее покровительством тюркских (кипчакских) ханов. Многочисленным детям Мухаммеда была уготована незавидная судьба. Дочерей хорезмшаха Чингисхан раздал своим приближенным, а сыновей приказал умертвить, предварительно измучив жаждой. Как закончила свои дни Туркан-хатун — неизвестно. Помимо семьи султана была захвачена и его казна. И это был очень ценный трофей, там находились предметы, «которыми преисполнились глаза и сердца их [Татар] и чему не видали люди [ничего] подобного по части всяких редких вещей, драгоценных камней и прочего» [38, С. 19].

Мухаммед в своем бегстве так увлекся, что оказался опять в Мазендаране, убегая теперь на восток, туда, откуда бежал. Ловушка захлопнулась. Вспомним, как в Дешт-и-Кипчак Субэдэй так же вынудил бежавших на запад меркитов повернуть на восток, а это, надо полагать, уже его «стиль», а не случайность. «Неподалеку от устья Гургана, западнее Астробада» [3, с. 189], хорезмшах, окруженный врагами, решил скрыться на одном из островов Абескунского моря[51]. Оставленный своими спутниками на берегу острова, который оказался к тому же населен прокаженными, Великий шахиншах, передавший за несколько дней до этого свою тиару сыну Джелал ад-Дину, «…бывший исламский понтифик, бывший царь Туркестана, Афганистана и Персии умер от отчаяния и истощения в январе 1221 года.

Человека, который бросил вызов Чингисхану, более не существовало. Задача, поставленная Завоевателем перед Джебэ и Субутаем, была выполнена.‹…› Не сумев взять хорезмшаха живым, они, как зверя, загнали его до смерти, преследуя по пятам. Сами же, невзирая на напряженность фантастической охоты, — начав ее форсированием Амударьи и проскакав более тысячи шестисот километров, — остались такими же свежими, как и в первый день» [3, с. 189–190].

На востоке в это время полыхал «мусульманский холокост», но использовать в накатанной Чингисханом схеме войны таких полководцев, как Субэдэй-багатур и Джэбэ-нойон, было нерациональным — все равно что золотой лопатой разгребать навоз. Он уготовил им другое важнейшее задание. Военная кампания, или «великий рейд» [4, с. 158], или «великий набег» [29, с. 208] «длилась до 1223 года и стала одной из самых замечательных военных операций в мировой истории» [4, с. 145–146].