Глава четвертая. Вторжение в Дешт-и-Кипчак

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четвертая. Вторжение в Дешт-и-Кипчак

Отправляясь в поход против империи Цзинь, Чингисхан оставил прикрывать свои тылы и границы Еке Монгол Улус Тохучар-нойона и «медноголового пса» Хубилая. На первого, по-видимому, возлагались задачи обеспечивать безопасность границ на северо-западном направлении, «охранять обозы и орды» [32, с. 177–178], демонстрировать силу кочевавшим в забалхашье меркитам, не позволяя совершать набеги на бывшую свою родину. А Хубилай выполнял другую установку своего владыки. В 1211 году он совершил пробный поход против государства кара-киданей (Западное Ляо), где скрывался небезызвестный Кучулук.

Выходит так, что Чингисхан, громя чжурчжэней, в том же году уже подумывал о возможном расширении империи и на западе? Безусловно. Сами действия его в течение всех предшествующих десятилетий, когда он вел бесконечные войны, направленные на расширение своего улуса, и лелеял честолюбивые замыслы по возвеличиванию собственной персоны (вначале вождь обока, затем хан, далее Великий каан) говорят об этом. И Чингисхан не мог остановиться, наверняка ему уже мерещилась слава покорителя вселенной, а чтобы стать ее покорителем, нужно повоевать и на западе. После того как родилась идея о «последнем море», мысли о дальнейшей экспансии уже не покидали Чингисхана. Нельзя согласиться с мнением Д. Уэзерфорда о том, что после похода на Цзинь «его миром была только Монголия, и он старался проводить как можно больше времени со своей семьей в Аварге»[33] [16, с. 215], не помышляя о походе на запад, разве что посылал своих темников прогуляться — наказать и припугнуть врагов, а аннексировать чьи-то земли в планы не входило.

На деле все обстояло иначе. Хотя данные источников и скупы, однако их достаточно для того, чтобы понять — крупнейшие вторжения монголов в земли Дешт-и-Кимчак и Западное Ляо были тщательно продуманы Чингисханом и нацелены непосредственно на захват этих земель и создание там платформы для нанесения последующего сокрушительного удара по Хорезму. Тут надо вспомнить о Хубилае, оставленном Чингисханом в Монголии, который, о чем говорилось выше, «совершил первое вторжение во владения кара-киданей» [33, с. 437] в 1211 году[34], а затем… исчез. Надо полагать, что Хубилай в самом начале второго десятилетия XIII века либо погиб, либо умер, и монгольский владыка лишился одного из лучших своих полководцев, а Тохучар-нойон остался без флангового прикрытия с юга. Меркиты, узнав об этом, вздохнули с облегчением и начали подумывать о реванше: грозного Хубилая заменить было некем. Они «получили помощь от кипчаков, или восточных половцев. Благодаря ей… к 1216 г. собрались с силами и попытались ударить монголам в тыл» [2, с. 189]. Для Чингисхана активность меркитов была очень кстати, они сами предоставили ему прекрасный повод для начала захвата степного пространства по линии верховья Иртыша — озеро Балхаш и далее на запад под предлогом уничтожения этого строптивого племени.

Зимой 1216 года «государь собрал всех полководцев в Черном лесу на реке Гола и спросил: „Кто именно сможет пойти для меня с карательным походом на меркитов?“ Субэдэй попросил поручение себе, государь укрепился [в своем решении) и разрешил это» [12, с. 226]. Решение о назначении Субэдэя для проведения задуманного естественно, он уже руководил походами монголов в пределы нынешнего обитания меркитов. Но на этот раз задачи стояли куда грандиознее, да и сломить сопротивление усилившихся меркитов было посложнее, чем десять лет назад. «Юань Ши» называет их обок «сильным и процветающим» [12, с. 226].

«Сокровенное сказание» весьма помпезно передает напутственные слова Чингисхана Субэдэю перед выступлением в поход:

«В тот же год Быка Чингисхан, предоставив Субэгэдэю колесницу, отослал нукера своего вдогонку за сыновьями Тогтога бэхи — Худу, Галом, Чулуном и прочими мэргэдами. Посылая Субэгэдэя, Чингисхан повелел:

„Трусливые сыновья

Зловредного Тогтога

Дрожат, трепещут заранее,

Словно кулан на аркане;

Страхом животным объяты,

Словно подранок сохатый.

Обороняются вяло,

Прочь отступают устало…

Удирают Чулун и Худу…

Коли вдруг у тебя на виду

Крылья у них отрастут,

В синем небе они пропадут, —

Ты как ястреб за ними лети,

Догони беглецов и схвати.

Может, эти трусливые братцы

Тарбаганами вдруг обратятся

И со страху забьются в нору…

Стать тебе, Субэгэдэй мой, полезно

Богатырской пешнею железной,

Чтоб насквозь протаранить дыру.

Обратись они рыбами в море,

С крывшись в глуби его и просторе,

Ты, Субэгэдэй мой,

Неводом стань,

Ты проныр из пучины достань.

Богатырь Субэдэгэй,

Друг сердечный мой!

Отсылаю тебя в день намеченный,

Чтоб перевал ты одолел,

Реки широкие переплыл,

Мэргэдов разгромил.

Реки широкие переплывешь —

В землях далеких все примечай.

Не загони ездовых коней,

Еду запасенную не расточай…

…Хребты одолеете вы

И высокие горы,

Но пусть незнакомы вам будут

Разлад и раздоры.

Вы переплывете Большие и малые реки,

Но помыслы наши Да будут велики вовеки.

Даст Вечное Небо —

И будут крепки наши кони,

Тогда не уйдут

Сыновья Тогтога от погони.

Пожалуй, не стоит

Везти вам их в ставку мою,

Что делать вам с ними —

Решите вы в дальнем краю“.

Отважному Субэгэтэю наказывал Чингисхан:

„Ступайте и разорите

Мэргэдов-грешников стан.

Я, помню, был еще мал —

Их род на нас нападал,

На Бурхан халдуне,

Горе священной,

Скрываться нас заставлял.

Зловредные эти мэргэды

В верности нам клялись,

Но тут же нарушили клятву,

В сторону подались.

Как достигнешь конца пути,

Их возмездье должно найти:

Их со дна морского достань,

Но возьми с них, коварных, дань,

И пусть будет дань велика!..“

Субэгэдэй, сердцу хана любезный,

На его колеснице железной

В путь отправился в год Быка[35].

Субэгэдэю-богатырю на прощанье хан говорил:

„Хоть скроешься ты из виду,

Но считай, что ты на виду.

Далеко уедешь, но думай,

Что я рядом с тобой иду.

При служении мне безгреховном

Будешь взыскан ты Небом Верховным“»

[14, с. 160–162].

Тут следует внести замечание по поводу даты похода Субэдэя в Дешт-и-Кипчак, к которому относится этот текст: "Судя по персидским и китайским источникам, Субэдэгэй был отправлен Чингисханом вслед за остатками мэргэдов в 1216 году" [14, с. 303]. То есть в "год Красной мыши" [14, с. 720], а не в год Быка (1205) [36], в котором, как было сказано в одной из предыдущих глав, он также воевал с меркитами, но не следует упускать из вида, что 1217 год также являлся годом Быка[37].

Поход монгольских войск в Дешт-и-Кипчак и государство Си Ляо (кара-кидани)

Чингисхан тем временем, по словам Рашид ад-Дина, «приказал сделать для войска множество повозок и скрепить их железными гвоздями, чтобы они быстро не поломались среди камней» [32, с. 177–178]. Присутствие большого количества повозок в предстоящей степной маневренной войне свидетельствует о том, что обоз необходим выдвигающемуся войску в качестве своеобразной базы, куда можно свозить награбленное, лечить раненых или, в случае чего, соорудить вагенбург. Эффективность подобных обозов была доказана через два века таборитами, а тогда эти повозки являлись передвижной ставкой Субэдэя, которая хотя и намного отставала от основных сил и шла своим маршрутом с последующей дислокацией где-нибудь в треугольнике между озером Балхаш, реками Чу и Сарысу, была важной составляющей в завоевательных планах Чингисхана. В завершение темы о походной ставке и обозе необходимо добавить, что «Сокровенное сказание» в отличие от Рашид ад-Дина сообщает лишь об одной «колеснице железной» [14, с. 162], что совсем не противоречит тому факту, что колесниц могло быть много.

Субэдэй сразу же после распоряжений Чингисхана направился со своим туменом на запад, в район хребта Тарбагатай — или «джунгарские ворота», в местность, которую он прекрасно знал по прежним походам. Там он начал тщательную подготовку к предстоящей войне. Особое внимание уделялось внезапности нападения. «Зловредные» меркиты спокойно зимовали по другую сторону гор, до последней минуты не подозревая, что их ожидает. А Субэдэй «выбрал помощником полководца Алчу и назначил [его] в авангард с сотней людей, чтобы рассмотреть его достоинства и недостатки [в деле], он дал наставление Алчу, сказав так: „Ты когда будешь останавливаться на ночлег, обязательно держи детскую утварь наготове, чтобы уходя оставить ее — пусть будет похоже на то, как будто [вы] убегаете, захватив с собой семьи“» [12, с. 226].

Алча, как только появилась возможность, перешел перевал и начал выполнять нерыцарское поручение своего темника. «Субэдэй же двигался вслед [за ним]» [12, с. 226], помня уже о наказе Чингисхана, данном ему когда-то, «подкрадывайтесь, как крадется ревнивая супруга» (курсив мой. — В. 3.)[25, с. 487]. Алча отлично справился с задачей, поставленной Субэдэем, ловушка сработала. Меркиты, увлеченные преследованием «мирного» обока, попали под удар полнокровного монгольского тумена, «оказались неготовыми [к нападению]» [12, с. 226] и, понеся определенные потери, начали уходить на запад, вдоль северного берега озера Балхаш. Куду, их вождь, был очень опытным степным военачальником, знавшим все приемы войны на открытых пространствах. Отступая, он собирал силы для новой схватки с корпусом Субэдэя уже на равных, но просчитался.

Чингисхан усилил Субэдэя за счет отправки к нему Тохучар-нойона, который вел еще один тумен. Тохучар и Субэдэй встретились, и уже 20 тысяч прекрасно вооруженных воинов на подкованных лошадях гнались за меркитами. Командование всей операцией по-прежнему осуществлял Субэдэй. «[Субэдэй] с большим войском дошел до реки Чам, встретился с меркитами, в одном сражении захватил двух их полководцев и полностью пленил их войско. Владетель обока Худу бежал к кипчакам» [12, с. 227].

Вот так очень кратко составители «Юань Ши» повествуют о том сражении у реки Чам, которую «комментаторы ЮШ[38] считают… притоком реки Сары-су, протекающим юго-восточнее г. Джезказган в Казахстане»[39] [12, с. 22]. Да, сообщение очень краткое, но за ним можно увидеть многое. В нем говорится, что Субэдэй «пленил их войско» — не уничтожил, не перебил всех, а пленил. И это означает, что установка Чингисхана на уничтожение «мэргэдов-грешников» касалась в основном правящей верхушки этого племени, а простые араты предназначались для рассеивания их по всей империи. Пленных отправили в тыл. Вот и обоз пригодился! Пройдет немного времени, и их раскидают по разным сотням, тысячам, туменам, одним словом, — консолидируют, сделают полноправными членами орды Чингиса, по приказу которого они будут готовы идти и в огонь, и в воду. У Субэдэя же прибавилось опыта по «переплавке» пленных, и этот опыт в будущем ему весьма пригодится. Отправив в Монголию очередное донесение о своих успехах, Субэдэй двинул вверенный ему кошун вслед заходящему солнцу, туда, куда бежал с остатками дружины и ближайшими лицами Куду.

Субэдэй, как всегда, когда войско на марше, рассредоточил тумены, которые двигались несколькими параллельными колоннами, между которыми поддерживалась постоянная связь. Впереди, километров за 20–30, находились дозорные части, еще дальше — разъезды разведчиков, которые в первую очередь занимали возвышенные места и отслеживали обстановку впереди. Если кого-то обнаруживали, тут же посылали гонца в дозорный отряд. Каждый такой отряд насчитывал 200–300 всадников, которых вели особо опытные и бесстрашные командиры, знавшие, что нужно делать, если внезапно появился враг. Их задачи: во-первых, оповестить тех, кто шел следом, то есть главные силы, и в первую очередь командующего, в данном случае Субэдэя; во-вторых, запутать противника своим непредсказуемым передвижением, по максимуму эффективно засыпать его стрелами, может быть, и мечами позвенеть в коротких сшибках, но при этом продолжая маневрировать, уходить в том направлении, где врага ждала сила, способная перемолоть его, как пшено в жерновах. Фланги движущегося походным порядком войска также прикрывали подобные отряды. Ну и конечно же, если есть авангард, то есть и арьергард, который кроме чисто военных функций занимался охраной «запасных коней для всего войска» [16, с. 187].

Проходя в день от 40 до 80 километров, удаляясь все дальше от метрополии, тумены, ведомые Субэдэем, продвигались на запад. Куду уходил от столкновения с ним, путал следы, но спрятаться и передохнуть Субэдэй ему не давал. Разведчики и отряды авангарда, среди которых были настоящие следопыты, прощупывали каждый след, попадавшийся им на пути, заодно хватая и допрашивая местных обитателей, не успевших скрыться, безошибочно направляя войско за бегущими меркитами.

Обходя Мугоджарские горы с южной их стороны, кошун Субэдэя вступил в земли кипчаков. Это означало — у монголов появился еще один противник, очень сильный и многочисленный. Именно к кипчакам бежал Куду за помощью, и они ему в ней не отказали. Так что «Субэдэй, преследуя его, сразился с кипчаками при Уюр и разбил их» [12, с. 227]. Монголы «всех перебили, так что никого из них не осталось [в живых], кроме младшего сына [Куду] по имени Мэргэн» [32, с. 177–178]. Вождь меркитов Куду, всю свою жизнь воевавший с монголами и умудрившийся вместе с тем в период одного из перемирий выдать свою дочь Дорегене за Угэдэя [22, § 198], сына Чингисхана, — погиб. Кровожадный сват, наверное, потирал руки от удовольствия, когда ему доложили об этом. Но отдадим должное Куду. Это был достойный противник Чингисхана и Субэдэя, и смерть его наверняка была достойна воина и вождя.

После сражения при Уюр[40], Субэдэй распорядился разбить бивак, привести в порядок все, что можно назвать материальной частью, и главное — передохнуть и людям, и животным. Вторжение в Дешт-и-Кипчак началось ранней весной, а события на Уюре произошли на закате лета. За эти месяцы было пройдено несколько тысяч километров, выдержано три победных сражения, преодолены горы и пески, ну а степь… степь не кончалась никогда. Она была вокруг и всегда, бесконечная, как море. Кстати, о море. Субэдэю доложили, что немного южнее его нынешней ставки, в пяти, а может, пятнадцати переходах, раскинулось море. От стратегической разведки Чингисхана, которому верно служили некоторые купцы, Субэдэй знал об этом море и, возможно, предполагал, что оно «последнее». И вот оказывается оно совсем близко, рукой подать, а добраться, если не до него, то до реки Джаих было приказом Великого каана, после чего Субэдэй и Тохучар, «примучивая» все местное население, должны были, осваивая таким путем земли, возвращаться на восток, по пути пройдя по границе с могущественной мусульманской Империей хорезмшахов.

Грозные монгольские тумены, воспользовавшись передышкой, данной им полководцем, как мирные кочевники-скотоводы, но огражденные со всех сторон недремлющими дозорами, медленно продвигались на юго-запад. Субэдэй анализировал всю прошедшую победную кампанию и рассматривал планы по разгрому и нейтрализации своих новых противников и врагов в близлежащих землях, а также «зачистке» оставшихся где-то в тылу и нетронутых немногочисленных уже меркитских стойбищ. В это же время на соединение с Субэдэем выдвинулся Джучи, сын Чингисхана, с которым было еще несколько тысяч воинов; становилось очевидным, что руководство дальнейшими боевыми действиями перейдет к царевичу. Но Субэдэй знал и другое — командовать за царевича придется ему. И отвечать в случае неудачи тоже ему.