Готовьтесь, газовая атака!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Готовьтесь, газовая атака!

Среди выпускников Берлинского университета 1891 года Фриц Хабер, защитивший звание доктора, считался самым перспективным, подающим большие надежды в науке. Умный, изобретательный, интеллигентный. Он еще в школе до самозабвения увлекался химией, и учителя прочили ему великое будущее. Он полностью оправдал ожидания. Только вот далеко не все его последующие научные деяния и результаты изысканий послужили на благо человечеству. Хуже того, некоторые примененные им лично «открытия» унесли тысячи человеческих жизней. Заметные успехи в химии сблизили его с военными. От них он получал свои спецзадания. И работал самозабвенно. К началу Первой мировой войны, 1914–1918 гг., Хабер был экспертом комиссии по мобилизации промышленных ресурсов Германии. Ему же поручили возглавить военно-химический департамент, с его же подачи активнее заработала немецкая военно-химическая промышленность, для военных целей стали вырабатывать различные отравляющие вещества, первым в этом списке значился хлор.

Этот газ с резким запахом греки назвали по цвету — желто-зеленый. В повседневной жизни в жидком состоянии он служил для отбеливания тканей, для обеззараживания воды.

О поражающих его свойствах в виде газа ученые знали, но нигде не использовали. Впервые как отравляющее вещество его предложил применить Хабер. Собственно, не он предложил, а его попросили. Первая мировая война была затяжной. Немцы сидели в окопах, напротив англичане и французы, изредка перестреливались, никакого перевеса. Генералы рейхсвера пошли на поклон к гражданским умам. Обратились к Фрицу Хаберу, тогдашнему директору созданного в 1911 году Института физической химии и электрохимии имени кайзера Вильгельма, располагавшегося в научном районе Берлина, Далеме. Обратились к нему не случайно. Этот человек был известен не только своими научными работами, но и оголтелым патриотизмом, его лозунг гласил: в мирное время человечеству, в военное — отечеству. О морали он особенно не задумывался. И когда англичане отрезали Германию от поставок из Чили селитры, столь необходимой при производстве пороха, именно Хабер нашел выход из положения — он создал аналог взрывчатого вещества без селитры, и снова у немцев на вооружении появился порох. На этот раз его привлекли к разработке тактических планов на поле боя. Что может он сделать, чтобы заставить англичан и французов отойти на прежние позиции, как прогнать врага, как выиграть атаку и вместе с ней войну? Фриц Хабер, который всегда считал себя прежде всего добропорядочным немцем, ответственным за судьбы «фатерланда», который свое отечество ценил превыше всего, озвучил нестандартное решение: отравляющие газы! И предложил познакомиться с результатами опытов. Генералы остались вполне довольны. И вот 22 апреля 1915 года к передовым позициям 4-й немецкой армии, располагавшейся возле небольшого бельгийского городка Ипр, известного своим производством хорошего качества сукна, генералы, и в их числе одетый в мундир гауптмана Фриц Хабер, получивший военное звание прямо из рук самого кайзера, тайно из Берлина привезли десятки баллонов со сжатым газом. Желая упредить атаку противника, дождавшись попутного ветра, в сторону неприятеля направили сопла и вопреки Гаагской конвенции 1907 года открыли краны. Хабер в противогазе, как и стоявшие рядом генералы, в бинокль лично наблюдал, как легкий ветерок понес тонны отравляющего вещества на вражескую сторону. За серо-зеленой дымкой мало что было видно. Но он знал, что в окопах люди уже задыхались, корчились от боли, у них слезились глаза, они харкали кровью. В общей сложности по врагу было выпущено 180 тонн отравляющего вещества, поражены как минимум 15 тысяч человек, 5 тысяч из них погибли. Такие данные поступили уже после завершения боев. Генералы поздравляли Хабера, высказывали свое восхищение его изобретательностью. Он довольно улыбался и потирал руки — химия и не такое может. Большие потери от сравнительно малотоксичного хлора были вызваны полным отсутствием у противника средств защиты. Газовые атаки для англичан и французов были совершенно неожиданными. Солдаты же и офицеры рейхсвера по совету Хабера сидели в своих окопах в надетых противогазах и ждали победных результатов. И хотя ветерок неожиданно поменял направление, подул в обратную сторону, но к этому времени концентрация газа в воздухе была уже совсем слабой и для немцев все обошлось вполне благополучно. Зарубежные газеты называли применение немцами отравляющих веществ чудовищным преступлением, а их изобретателя — редким злодеем. Хабер на злопыхателей не реагировал. А вот его жена Клара среагировала. Через несколько дней после той успешной атаки, унесшей тысячи молодых жизней, она не выдержала психологического смятения и растерянности и взяла в руки револьвер. Выстрел был смертельный. Нам не известно, как отреагировал на самоубийство жены Хабер, но доподлинно известно другое — через два года у этого же городка против все тех же строптивых англичан и французов выпустили другой газ, более токсичный, горчичный, который получил название «иприт» — по названию бельгийского городка. Посоветовал применить это более сильное, чем хлор, отравляющее вещество все тот же директор берлинского Института физической химии и электрохимии имени кайзера Вильгельма. Хабер настолько был воодушевлен стремлением как можно быстрее победить в войне без особых затрат и жертв с немецкой стороны, что лично хотел удостовериться в действии газа, выезжал на передовую, демонстрировал неумеренную храбрость, ходил из окопа в окоп буквально под пулями. И в который раз показывал солдатам и офицерам, как следует обращаться с противогазом, какую нужно оказывать помощь отравившемуся. Откуда у кабинетного ученого такое рвение? Была ли в нем хоть капля раскаяния от содеянного? Мало ему тысяч погибших 1915 году, так принялся умерщвлять и в 1917 году. Десятки тысяч остались на всю жизнь инвалидами. Никто из них тогда не знал, в чей адрес посылать проклятия. Применение химического оружия не принесло победы Германии. Ни хлор, ни иприт, ни другие газы не дали перевеса, ничего, кроме разорения Европы, в общем счете 10 миллионов погибших на поле боя и 30 миллионов увечных. Но Хабер по натуре не был чересчур сентиментальным, поэтому не особенно огорчался этими данными. С какой стати? Ведь примененное немцами первыми химическое оружие взяли на вооружение другие страны. Кто может его в чем обвинить? Сам Хабер нисколько не сомневался в правильности своих действий. Он ученый и делал все возможное для спасения своего отечества. Разве не тем же занимались другие ученые, в Англии, во Франции? Ведь кто-то из них изобрел скорострельный пулемет, кто-то — авиационную бомбу. В ходе войны впервые применялись не только газы, но и танки, военная авиация и даже подводные лодки. Чем химическое оружие хуже или лучше? И все же Хаберу досталось. Его имя внесли в число военных преступников. В свое оправдание он говорил, что не совершил ничего плохого, а только опередил своих соперников, которые занимались тем же, но в число военных преступников не попали. Позднее стало известно, что всего за годы Первой мировой войны от действия отравляющих веществ пострадало людей гораздо больше, чем при атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Дурной пример заразителен. Опыт немцев действительно сразу переняли французы, англичане. И применили газ против немцев. По свидетельству очевидцев, в одной из таких газовых атак Первой мировой войны пострадал мало кому известный немецкий ефрейтор, по происхождению австриец, по призванию пропагандист. В дальнейшем высказывалось предположение, что отравление было настолько сильным, что оно оказало влияние на его психику. Этот человек возомнил себя военным гением и впоследствии таки стал все-германским фюрером. В своей книге «Майн кампф» Гитлер подвергал евреев яростным нападкам как расу — разрушительницу цивилизации. Он писал: «Если бы накануне Первой мировой войны были отравлены газом 12 или 15 тысяч иудеев — врагов народа… тогда не потребовались бы миллионные жертвы на фронте». К чему привело его всегерманское фюрерство, всем хорошо известно. Кстати, от Гитлера пострадал и Хабер.

Но об этом позднее. А в двадцатые годы Хабер снова в своей берлинской лаборатории, снова занят мирным трудом, разрабатывает химические удобрения, которые должны заметно повысить урожайность и вывести Германию в число мировых лидеров. Он уже лауреат Нобелевской премии по химии за 1918 год, удостоился этой высокой и почетной награды не за применение на войне отравляющих веществ, нет, а за вполне гуманное открытие — за разработку технологии синтеза аммиака из воздуха. Тем самым он невольно внес свой вклад в решение обеспечения немцев и европейцев достаточным количеством продовольствия. Гений и злодейство не совместимы? В природе встречаются исключения.

А. Гитлер во время Первой мировой войны

Хабер родился в 1868 году в городе Бреслау в еврейской семье. Его отец Зигфрид Хабер был известным торговцем химикатами, и молодой Фриц помогал отцу в его деле, потому и в школе проявил свои заметные способности в химии. Затем он учился в университетах Гейдельберга, Берлина, Цюриха. Год отслужил в действующей армии и был чрезвычайно огорчен тем, что еврейское происхождение помешало ему стать кадровым офицером. Да и вообще ему нравилась армия — дисциплина, подчинение низшего состава. Пришлось перестроиться. И он целиком посвятил себя науке. Занимался электрохимией, термодинамикой, стал одним из ведущих ученых Германии, профессором университета в Вюрцбурге, автором нескольких книг по физической химии, ставших классическими. В 1893 году Хабер принял христианство, хотя душу свою продавал за сребреники. Он обладал недюжинным талантом ученого и энергией руководителя, в равной степени увлеченно отдавался собственным теоретическим и лабораторным исследованиям, искал пути практического применения открытий, пытался наладить тесные связи между наукой и промышленностью. Заказы быстро развивающейся промышленности требовали искать нестандартные решения. Фриц Хабер искал и находил. Ему принадлежит открытие промышленного метода получения аммиака из азота. В окружающей нас природе азота больше чем достаточно — 70 процентов только в воздухе. Но как его добыть, где использовать? Военные хорошо знали — в бездымном порохе, в нитроглицериновой взрывчатке. Но это не все. Можно применять и в удобрениях, например, в азотных. Многие ученые пытались решить эту проблему, но положительных результатов не получали. И только Хабер сумел за короткий срок синтезировать аммиак из воздуха и завоевал всемирное признание. А его метод — синтез аммиака из воздуха — с успехом применили на фирме BASF. И процесс этот, по сути, не изменился с начала двадцатого века до наших дней. В двадцатые годы двадцатого века о Хабере, лауреате Нобелевской премии, узнал весь научный мир. Он дружит с Альбертом Эйнштейном, они часто беседуют за чашкой кофе. Рассуждают о добре и зле, о роли ученого в мировом процессе. И Хабер по-философски рассуждал вполне гуманно, не отрицал противоречивости своей натуры, но и оправдывал все научные деяния. Окружавшие его люди из числа тех, кто работал с ним в лаборатории, запомнили его не только энергичным ученым, но и сомневающимся человеком, копавшимся в себе, склонным к депрессии. В работе он преображался, в ней он находил свое возрождение, она давала ему энергию, в ней он черпал нужные силы. В мирное время он откликается на просьбу берлинских муниципальных властей. Она довольно необычна. Так как он занимается изготовлением токсичных веществ против сельскохозяйственных вредителей, не мог бы он очистить одно здание от похожих вредителей. Он не понял, и ему объяснили. Дело в том, что за годы войны главное здание Берлина — Рейхстаг, немецкий парламент, успело каким-то образом завшиветь. В нем завелись не только блохи, тараканы, но и еще кое-какая живность. Невозможно стало работать. Как быть? Есть ли от них какое спасение? И Хабер предлагает использовать инсектициды, отравляющие вещества против паразитов и прочей вредной живности. С помощью ядовитых веществ здание Рейхстага в два счета очистили. Никакой в нем нечисти и паразитов не осталось. И снова Хабер завоевывает уважение и авторитет у власть предержащих.

О. Хабер и А. Эйнштейн

Согласно Версальскому мирному договору, на Германию возлагалась вся ответственность за войну, ее обязали выплачивать репарационные платежи, которые в 1921 году составили 132 миллиарда марок. Это была непосильная ноша, в стране назревал экономический кризис, и уже к 1923 году одна золотая марка стоила 38,1 миллиона бумажных марок. В этот период хаоса, безработицы верный своего отечества ученый Хабер решает задачу пополнения банковских запасников. Он обращает свой взор на такое малоисследованное поле деятельности, как добыча золота из морской воды. Каков его концентрат в тонне, как добыть эти крупицы? Хабер попытался разработать методику точного измерения концентрации золота в морской воде и последующей его добычи. Было затрачено много времени. Проводились разные опыта. Однако результат был неутешительный. Ни грамма золота добыть так и не удалось. Зато в результате исследований он установил, что действительное содержание золота в морской воде совсем не такое большое, как об этом говорилось и писалось. Оно оказалось на три порядка ниже, чем указывалось в специальной литературе. И, естественно, при огромных затратах его добыча просто нерентабельна. А следовательно, бесперспективна. Кстати, эту задачу — добычу золота из морской воды — в удовлетворительном объеме не удалось решить и по сей день.

Приход в Германии к власти Гитлера, его зажигательные речи, его страстные обращения к нации — обрести германский дух, возродиться в новом качестве — ни в коей мере не насторожили Хабера. Он представить себе не мог, что новый канцлер, этот жестикулирующий человек со странными усиками, был жертвой газовой атаки со стороны англичан, что он патологически ненавидит евреев и видит в них одних первопричину мирового зла. Не прошло и года, как во всех государственных учреждениях появился циркуляр, в котором предписывалось всем лицам еврейской национальности покинуть руководящие посты. Это был зловещий сигнал. Многие лица еврейской национальности его так и поняли. Хабер покинул свой пост директора в институте. Английский физик, лауреат Нобелевской премии Эрнст Резерфорд приглашает его в Великобританию, преподавать в Кембридже, где обещает предоставить лабораторию. И вместе с группой молодых ученых Хабер отправился в Лондон. Но на новом месте прижился плохо. Он же ученый с мировым именем, лауреат Нобелевской премии, директор института — и вдруг оказался в зависимом положении, на второстепенных ролях. Это его угнетало. Научный процесс уже мало интересовал. И тут он вспомнил о своем еврейском происхождении и сблизился с сионистами. С президентом Всемирной сионистской организации Хаимом Вейцманом, будущим первым президентом Израиля, стал обсуждать свой возможный переезд в Палестину и даже работу в Иерусалимском университете. Он почти соглашается и решает попытать счастья в Швейцарии. Уезжает в Базель. Но сердце у него уже было подорвано и работой и переживаниями. И в Базеле 29 января 1934 года он неожиданно скончался. В объединенной Германии не забыли своего великого химика и его вклада в немецкую науку и промышленность. Поэтому возродившийся Институт химии общества Макса Планка в Берлине на улице Фарадейвег, 4–6, назван именем Фрица Хабера.