I. Война с Австрией

I. Война с Австрией

Неизбежность новой войны против Австрии и Англии. Директория столько же боялась возвращения Бонапарта из Египта, сколько он сам желал его. Первая оказалась права в своем страхе, так как Бонапарт действительно захватил власть после 18 брюмера. Прав был и Бонапарт в своих надеждах, так как ему удалось расстроить вторую коалицию. После славного отступления Суворова перед победоносным Массеной Павел I отозвал свои войска, решив больше не оказывать никакой поддержки своим недавним союзникам. Царю не было никакого интереса содействовать приобретению Австрией Италии и Англией голландского побережья. Но, несмотря на его фактический выход из коалиции, последняя все еще оставалась грозным противником. Император Франц II готовился перебросить обе свои победоносные армии через Альпы и Рейн на территорию ненавистной республики, которую он надеялся теперь без труда смести с лица земли. Англия держала Мальту и Египет в тесной блокаде и сорила золотом на континенте, чтобы вконец сломить свою соперницу. Неаполитанский и сардинский короли, Бавария, Вюртемберг и Майнц прислали свои контингенты. Франция должна была купить мир ценою новых битв.

Бонапарт желал продолжения войны, которая одна могла обеспечить ему в будущем державную власть во Франции. Но он знал, что народ страстно жаждет мира, и ему хотелось публично доказать, что и он искренне стремится к миру. Он обратился к английскому королю и к Францу II с письмами, составленными почти в одинаковых выражениях: «Неужели же эта война, которая уже восемь лет разоряет все четыре части света, никогда не должна кончиться? Как могут две просвещенные европейские нации приносить в жертву суетному честолюбию интересы торговли, внутреннее благосостояние и счастье бесчисленных семейств? В этом моем обращении Ваше Величество, без сомнения, не усмотрит ничего другого, кроме моего искреннего желания во второй раз содействовать восстановлению общего мира быстрым способом, основанным исключительно на доверии и свободным от тех формальностей, которые, быть может, неизбежны там, где необходимо замаскировать зависимость слабого государства, но в сильных государствах обнаруживают лишь стремление взаимно обмануть друг друга». Австрия ответила, что не желает вести переговоры отдельно от своих союзников. Питт, отвечавший от имени своего короля, которому обычай запрещал отвечать лично, поставил условием мира восстановление Бурбонов. Теперь война становилась национальным делом. Бонапарт достиг своей цели: опубликовав сделанные им предложения, он во всей красе выставил свое мнимое миролюбие. Особым законом в его распоряжение было предоставлено 200 000 рекрутов, да он сам призвал под свои знамена 30 000 ветеранов. Нужное ему для побед оружие было в его руках.

Летняя кампания (1800). Австрия выставила две большие армии, по 120 000 человек в каждой. Первая была сосредоточена в Швабии под начальством Края, преемника эрцгерцога Карла; она должна была прикрывать рейнскую долину от Страсбурга до Шафгаузена. Держась в оборонительной позиции, она в то же время с одинаковой легкостью могла быть переброшена и в Эльзас, и в Швейцарию. Другая, под начальством барона Меласа, была предназначена для наступательных действий. Она должна была прогнать из Лигурии остатки злополучной италийской армии французов, перейти Вар, поднять Прованс и взять Тулон при содействии двадцатитысячного английского войска, которое должно было присоединиться к ней на Минорке. Силам коалиции Бонапарт противопоставил две количественно очень неравные армии. Одна, в 110 000 человек, под начальством Моро, была выдвинута против швабской армии, чтобы грозить ее коммуникационным линиям и отбросить ее в Баварию. Другая, состоявшая всего из 25 000 человек, под командой Массена, должна была только возможно долее удерживать австрийский корпус барона Меласа на генуэзском побережье. Таким образом, в центре неприятельской линии должен был образоваться пробел. Первый консул намеревался перебросить через Альпы резервную армию, существовавшую, правда, еще только на бумаге; он хотел сам стать во главе ее и с ней вернуть утраченную Италию. Однако он не открывал этого плана своим помощникам в полном объеме. Ему еще необходимо было оставаться в Париже для упрочения своей власти. В конституции VIII года не было ни одного слова о том, вправе ли первый консул лично принимать начальство над войском. Моро отрицал за ним это право и давал понять, что не намерен служить под начальством Бонапарта. Последний ограничился обращением к патриотизму обоих своих помощников, не объясняя вполне, какую роль предназначена играть резервная армия.

Моро и Край в Германии; Парсдорфское перемирие. Задача Моро заключалась в том, чтобы ни в коем случае не допустить швабскую армию подать помощь корпусу, действовавшему в Италии. Ловкой хитростью он привлек главные силы Края к Кельскому мосту и Адской долине, а сам тем временем перешел Рейн через Брейзахский, Базельский и Шафгаузенский мосты. Французская армия целиком оказалась на правом берегу Рейна. Комбинированные операции на пространстве в сорок миль были исполнены с точностью лагерных маневров. 3 мая 1800 года разыгралось двойное сражение: Лекурб у Стоккаха и Моро при содействии Гуви-он-Сен-Сира у Энгена обратили в бегство австрийцев. Край оставил в руках неприятеля 7000 пленных и около двадцати пушек. Он отступал к Дунаю, имея на фланге победоносную французскую армию; каждый раз, когда он пытался ударить на нее, его неизменно постигало поражение. В Мескирхе Моро захватил большие склады провианта, несмотря на бездействие Гувион-Сен-Сира, который утверждал, что в глаза не видел адъютантов, посланных к нему главнокомандующим (5 мая). У Бибераха Гувион-Сен-Сир искупил свою ошибку бешеной атакой, доставившей ему блестящую победу. Край попытался достигнуть Форарльберга через Мемминген, но был отброшен Лекурбом к Ульму. Если бы Моро получил в этот момент те подкрепления, которые были предназначены для италийской армии, он мог бы обложить Ульм и здесь принудить швабскую армию к капитуляции, как это сделал Бонапарт в 1805 году. Между тем ему пришлось отрядить в Италию из своей армии 18 000 человек, весь бывший корпус Лекурба, находившийся теперь под командой Монсея, для образования левого крыла италийской армии. Моро снова приходилось работать для доставления славы сопернику, но он уже заранее примирился с мыслью, что ему придется играть зависимую и выжидательную роль. Ослабив себя таким образом, он затем в течение целого месяца маневрировал перед Ульмом в надежде выманить Края из его укрепленного лагеря. Боясь быть отрезанным от пути на Вену, Край пытался занять сначала линию Леха, затем линию Изара, но, теснимый своим сметливым и энергичным противником, он был последовательно разбит при Гохштедте, Нейбурге и Обергаузене[6] и вынужден был просить перемирия, которое и было заключено в Парсдорфе (15 июля 1800 г.). Вся Бавария к западу от Изара, до Мюнхена и Регенсбурга, находилась в руках французов. Блестящие операции Моро были как бы прологом победы при Маренго.

Массена в Генуе. Не менее успешно действовал и Массена. На него была возложена неблагодарная задача реорганизовать жалкие остатки столько раз терпевшей поражения италийской армии. Не получая жалования, лишенное одежды и провианта, его войско, напоминавшее скорее шайку разбойников, чем регулярную армию, массами переходило назад границу. Массена, в котором героизм и гений неизменно пробуждались ввиду грандиозной ответственности, собрал всех этих беглецов, напомнил им их славное прошлое, заключил контракты о снабжении их одеждой и провиантом и уже спустя несколько недель был в состоянии выдвинуть против врага крепкую армию, незначительную по количеству, но сильную дисциплиной и жаждой побед. И какие тяжелые испытания ждали еще это доблестное войско! С 25 000 человек Массена должен был защищать все побережье Лигурии. Ему пришлось разбросать их на протяжении от Ниццы до Специи. Мелас не устоял против искушения разрезать надвое этот ничтожный кордон. Форсировав переход через Кадибон, он отбросил Сульта к Генуе и Сюше к Вару. Массена тщетно пытался соединиться с Сюше; он вынужден был запереться в Генуе, но твердо решил защищаться до последней крайности. Началась та памятная осада, где Массена парализовал более 50 000 австрийцев, держал на якорях английскую эскадру адмирала Кейса и в своих стремительных, почти ежедневных вылазках перебил около 15 000 неприятельских солдат, т. е. столько же, сколько у него самого было войска. Вскоре обнаружился голод, производивший в городе страшные опустошения. В последние дни осады единственной пищей было черное клейкое тесто из овса, крахмала, бобов и какао, которое называли хлебом. Военнопленные австрийцы, которых Кейс отказался кормить, питались кожей своих ранцев, и к ним перестали присылать караульных, опасаясь, что последние будут съедены. И все-таки среди пятнадцатитысячной массы генуэзцев, в большинстве враждебных французам и вынужденных питаться кореньями и нечистыми животными, ни разу не обнаружилось ни одной попытки произвести бунт: так сильны были страх и уважение, внушаемые твердостью Массена и его гордым обращением. И когда, наконец, пришлось сдаться после целого месяца таких ужасных страданий, после того как от гарнизона осталась лишь половина, а население было доведено до голодной смерти, Массена добился почетной капитуляции. Он потребовал, чтобы за французскими ранеными был установлен хороший уход, чтобы ни один дружественный французам генуэзец не был обижен, и грозил проложить себе путь штыками через ряды австрийцев. Отт знал, что Массена способен сдержать свое обещание; притом его спешно отзывал Мелас на борьбу с армией Бонапарта: когда начались переговоры о капитуляции, Отт сам собирался снять осаду. Героическая оборона Массена (25 апреля – 4 июня 1800 г.) дает ему не меньше прав на славу, чем его победа при Цюрихе.[7]

Резервная армия. В то время как Моро и Массена таким образом отвлекали обе австрийские армии и освобождали от неприятеля дороги на Турин и Милан, Бонапарт под покровом строжайшей тайны организовал резервную армию. Он громогласно заявлял, что она формируется в Дижоне, но присланные сюда шпионы коалиции нашли здесь лишь штаб с несколькими инвалидами; из этого они опрометчиво заключили, что такой армии вовсе нет, и венский Hochkriegsrath предписал Меласу не принимать ее в расчет. По этому поводу распространялись всевозможные карикатуры; на одной из них был изображен двенадцатилетний мальчик и рядом с ним – инвалид на деревянной ноге, а внизу подпись: «Резервная армия Бонапарта». В конце концов, однако, коалиция догадалась, что дижонская комедия служила лишь для отвода глаз. Но она могла думать, что формируемое войско предназначено для подкрепления рейнской армии, правое крыло которой упиралось в Швейцарию. Первый консул старательно поддерживал это заблуждение, а сам тем временем сформировал и заботливо распределил по разным местам множество мелких отрядов, составивших в совокупности семь пехотных дивизий. Эта армия должна была собраться у Женевы; правое крыло ее, под начальством Тюро, должно было перейти через Мон-Сени; левое, под начальством Монсея, представлявшее собой отряд из корпуса Моро, должно было перейти через Сен-Готард. Это полчище в 60 000 хороших солдат Бонапарт хотел перебросить в Италию, чтобы обойти Меласа и быстрым, смелым натиском снова занять всю ту территорию, на завоевание которой австрийцы потратили столько месяцев.

Сам он продолжал заметать свои следы: из Парижа он уехал сначала в Дижон делать смотр, затем отправился к армии, главнокомандующим которой был назначен Бертье, следить за ее операциями. Он не хотел открыто идти вразрез с духом конституции, которая признавала консульство гражданской магистратурой, несовместимой с фактическим командованием армией. Но фактически им был выработан план всей кампании, он руководил ее ходом, указал ей путь и время.

Переход через большой Сен-Бернар. Он решил вести главную часть армии через большой Сен-Бернар. Переход начался 15 мая; солдатам приходилось преодолевать большие трудности, но бодрое настроение не покидало их. Им сказали, что «m-г Annibal некогда со слонами прошел этой же дорогой». Инженер Мареско наскоро исследовал путь; по мысли Мармона, пушки и гаубицы были заключены в выдолбленные обрубки деревьев; их с большими усилиями тащили, часто сменяясь, 100 человек. Бонапарт, ехавший верхом на муле (а не на ретивом коне, как изобразил его Давид) и сопровождаемый местным горцем, одушевлял все своим присутствием. На вершине перевала добрые монахи, предупрежденные заранее, устроили столы, и солдаты подкрепились пищей. Шорники привели в порядок упряжь. В Сен-Реми, где начинается проезжая дорога на итальянском склоне, ждало целое полчище мастеровых с кузнечными горнами, чтобы исправить артиллерийские повозки и поставить пушки на лафеты. Но спуск оказался труднее подъема. Одно неожиданное препятствие едва не погубило всего дела: форт Бард преграждал дорогу; пришлось опять снять пушки с лафетов, обернуть их соломой и тащить вдоль крепостной стены целую ночь в тьме и безмолвии.

Этот спуск французской армии через альпийские ледники в цветущие равнины Италии поразил врага так, как если бы она упала с неба. В то время как Мелас еще ждал французов со стороны Генуи, Бонапарт уже победителем вступал в Милан под восторженные крики населения, у которого «австрийская палка» быстро изгладила память о французском ярме. Он постарался всюду разгласить об этих манифестациях, которые воспламеняли воображение и содействовали упрочению его авторитета.

Ломбардия снова была в руках французов. Бонапарт мог бы теперь двинуться прямо к Генуе, сжать разбросанную армию Меласа между своим свежим шестидесятитысячным войском и храбрыми ветеранами Сюше и Массены и тем спасти генуэзских героев от унижения сдачи. Но он предпочел умалить славу Массена для увеличения своей. В то время как Массена капитулировал в Генуе, Бонапарт готовился дать Меласу сражение, которое должно было решить участь Италии, – сражение на жизнь и смерть. Он, как картежник, ставил на карту судьбу Франции, и счастье едва не изменило ему.

Монтебелло; Маренго (14 июня 1800 г.). Действительно, французской армии пришлось раздробиться, чтобы по всем направлениям сдерживать натиск австрийцев. Дюшен занял линию Адды, Монсей охранял линию Тичино, Ланн и Мюрат, расположившись в Пьяченце, охраняли линию По. Таким образом, Мелас был оцеплен полным кругом. Но благодаря этому Бонапарт имел теперь для атаки лишь 30 000 человек, тогда как Мелас, поспешно призвавший к себе на подмогу Отта из Генуи и Эльсница из Чевы, куда его в беспорядке отбросил Сюше, мог выставить 50 000 человек и прорвать оцепление в любом пункте по своему выбору. Шансы выигрыша в предстоявшей азартной игре были явно на стороне Меласа. 10 июня Отт с 20 000 человек сделал попытку пробиться через теснины Страделлы, но наткнулся на французский авангард; Ланну, располагавшему всего 8000 человек, удалось опрокинуть австрийцев в блестящем сражении при Монтебелло. Наконец, 14 июня Бонапарт дал врагу решительный бой перед Маренго, недалеко от Александрии. Сражение едва не было проиграно.

Трижды Ланн на дороге в Кастель Чериоло, Виктор на дороге к Сан-Джулиано и сам Бонапарт у Маренго вынуждены были отступить перед австрийцами. В три часа дня поле битвы было, казалось, в руках неприятеля: Мелас, вступив в Александрию, уже рассылал во все стороны гонцов с вестью о своей победе, а начальнику его штаба, Заху, было приказано преследовать побежденных. Но Дезэ, вернувшийся из Египта и накануне посланный Бонапартом к Нови предупредить обходное движение австрийцев, услышал грохот пушек и поспешил на помощь своему начальнику. «Первое сражение потеряно! – воскликнул он, – но у нас есть время выиграть второе». Австрийская колонна, занимавшая поле битвы, стояла без прикрытия. Мармон, выдвинув на позицию несколько свободных орудий, стал осыпать ее картечью; Келлерман, сын победителя при Вальми, двинул на нее своих драгун и опрокинул ее. Отряды Ланна, Виктора, равно как консульская гвардия, снова пошли в атаку, и час спустя поле сражения, потерянное в восьмичасовом бою, снова было в руках французов. К несчастью, виновник победы, Дезэ, пал одним из первых во главе атакующей колонны. «Ах, если бы я мог обнять его после битвы, как прекрасен был бы этот день!» – воскликнул Бонапарт вечером после этого памятного дня.[8] Сражение при Маренго, выигранное по чистой случайности и не сразу, тем не менее имело огромные последствия. На следующий же день Мелас подписал в Александрии перемирие, в силу которого военные действия приостанавливались на пять месяцев и австрийцы обязывались очистить Италию до Минчио (14–15 июня).

Зимняя кампания; перемирия в Тревизо и Фолиньо. По истечении срока перемирия кампания в Италии возобновилась. Главнокомандующим по всем данным должен был быть Массена, но он обнаружил некоторое противодействие 18 брюмера, да еще и высказал слишком большую жадность в отношении побежденных. Под тем предлогом, чтобы не дать ему случая к грабежу, Бонапарт поручил командование армией Брюну, устроителю гельветской республики и победителю при Бергене. Позиция австрийцев в Италии все еще была очень сильна. Маршал Бельгард, преемник Меласа, сильно укрепился между Минчио и Эчем, заняв все четыре крепости четырехугольника. Корпус Лаудона, занимавший высокую долину Эча, соединял его с Гиллером, охранявшим верхнее течение Инна. Брюн решил атаковать его в этой неприступной позиции и ждал лишь подкреплений, которые должен был привести к нему Макдональд из Швейцарии. Выйдя из Куара с 12 000 человек, Макдональд в зимнюю стужу двинулся через покрытые снегом перевалы Сплюгена, раз десять едва не погиб под лавинами или в пропастях, изнурил голодом в снежной пустыне своих храбрецов и в конце концов, благодаря своей энергии и смелости обманув бдительность Гиллера, спустился в Вальтелин и укрепился в Триенте. Брюн форсировал переход через Минчио у Поццоло и Мозембано и переход через Эч у Буссоленго, взял Верону, соединился с Макдональдом и, прогнав Бельгарда за Баккилионе и Бренту, заставил его подписать в Тревизо перемирие (16 января 1801 г.), которым австрийцы были отброшены за Тальяменто. Австрийцы должны были отдать французам те три крепости четырехугольника, которые еще держались: Мантую, Пескиеру и Леньяно. Еще до этого генерал Миолли, командовавший правым крылом французской армии, разбил в Тоскане, у Сиенны, небольшое неаполитанское войско, спешившее на выручку к австрийцам. Мюрат, приведший на помощь корпусу Миолли сильные подкрепления, прошел военной прогулкой вплоть до южной Италии. Вместо того чтобы восстановить в Риме и Неаполе республику, он вернул власть прежним их властителям и только принудил неаполитанского короля подписать в Фолиньо перемирие, в силу которого неаполитанские порты должны были быть закрыты для англичан и Тарент передан французам впредь до заключения общего мира. Снова вся Италия была во власти французов.

Моро у Гогенлиндена (2 декабря 1800 г.). Главное сражение этой зимней кампании произошло на германской территории. Моро командовал прекрасной рейнской армией, сильной как своим патриотизмом и верностью республике, так и дисциплиной и боевыми качествами. В своих операциях он не зависел теперь от самовластного и завистливого начальника, каким был Бонапарт; он мог, значит, вполне развернуть всю силу своей энергии, своего блестящего гения. Все время перемирия он использовал на то, чтобы преобразовать свою армию и обучить ее посредством беспрестанных маневров, а главное – чтобы исследовать местность. Своему личному, точному знанию топографии Гогенлинденского леса он всего более был обязан этой блестящей победой. Австрийская армия насчитывала 150 000 человек, из них 20 000 на правом крыле под начальством Кленау были расположены на протяжении от Регенсбурга до Ашаффенбурга и 30 000 на левом крыле под командованием Гиллера охраняли Тироль. Главная, центральная часть армии в 100 000 человек, состояла под начальством эрцгерцога Иоанна, самонадеянного девятнадцатилетнего юноши, который приписывал все предшествовавшие неудачи австрийских генералов их чрезмерной осторожности и мечтал о смелых операциях и сосредоточении больших войсковых масс по примеру французских военачальников. Ввиду такого противника, как Моро, ему следовало бы быть вдвойне осторожным. Моро мог противопоставить ему лишь 120 000 человек, но это были превосходные войска, беззаветно преданные своему начальнику. Кампанию открыл его помощник Ожеро, оттеснив фронтом Кленау от Ашаффенбурга к Вюрцбургу, Нюрнбергу и Ингольштадту. Моро отрядил сюда дивизию Сент-Сюзанн, чтобы не быть отрезанным от Ожеро, а сам двинулся к Инну между Мюльдорфом и Розенгеймом. Тогда эрцгерцог Иоанн составил смелый план атаковать Моро между Инном и Изаром, меж тем как его помощник Кинмайер должен был с севера отрезать армии Моро сообщение с Мюнхеном.

1 декабря 1800 года Гренье, осажденный эрцгерцогом перед Мюльдорфом, у Ампфинга, удержал позицию до прибытия дивизии Гранжана, которое позволило ему отступить в полном порядке. Исход сражения при Ампфинге, показавшегося австрийцам великой победой, довел их самоуверенность до апогея; они не понимали, что Моро умышленно завлекает их на поляну в глубине Эберсбергского леса, перерезанную лощинами, ручьями и старыми деревьями. Он остановился у деревни Гогенлинден, в местности, как нарочно созданной для того, чтобы не дать развернуться превосходной австрийской коннице. Одна узкая, замкнутая между двумя возвышенностями дорога ведет через деревню Маттенбет из Мюльдорфа в Мюнхен. Эрцгерцог Иоанн безрассудно двинулся по ней вопреки резонным увещеваниям своего ментора, старого генерала Лауера. Кинмайер должен был с севера грозить левому флангу Моро, но дивизии Леграна и Ластуля сумели одни остановить его; с юга же генерал Риш должен был проселочными дорогами, ведущими к Эберсбергу, обойти правое крыло французской армии. Хладнокровие Моро, искусный расчет операций и строгая точность в исполнении его приказов обеспечили французам полный успех. В то время как главная часть австрийской армии бесконечной лентой тянулась по маттенбетскому шоссе – пехота во главе, артиллерия в центре, конница в хвосте, – в то время как Гренье, Ней и Груши стойко выдерживали атаку эрцгерцога, Ришпанс и Декан, быстро пройдя тропинками, о существовании которых знал Моро, врезались между Ришем и главной колонной, чтобы зайти ей в тыл. Действительно, Декан задержал Риша и не дал ему послать подкрепления главной армии. Вдруг войска эрцгерцога дрогнули и пришли в замешательство. Моро с радостью услышал сильную канонаду в тылу австрийцев и немедленно выдвинул Нея, которого до сих пор должен был держать при себе, против австрийской колонны, навстречу Ришпансу, бешено атаковавшему ее сзади. Австрийское войско уподобилось водовороту, ряды расстроились, и солдаты разбегались по лесу, куда глаза глядят, карабкаясь на высоты или бросаясь в трясины. Вскоре маттенбетское шоссе было усеяно грудами трупов и раненых, лошадьми без всадников, разбитыми повозками, брошенными орудиями и артиллерийскими фурами. 20 000 убитых или раненых австрийцев, около сотни орудий и огромное количество запасов – таковы были трофеи этой блестящей победы. Побежденные едва спасались под прикрытием ночи и снега (2 декабря 1800 г.).

Победа при Гогенлиндене была последней республиканской победой. Никогда больше Франция не видела такой скромности в своих военачальниках, такой почтительной преданности со стороны солдат, таких трогательных проявлений патриотизма, как объятие двух соратников, Нея и Ришпанса, на поле битвы, после того как они соединились, прорвав с двух сторон австрийскую армию. Моро и в голову не приходило раздуть свою победу хвастливыми рапортами: он донес о ней удивительно скромным письмом, заключавшим в себе всего несколько строк. Бонапарт сообщил о ней Законодательному корпусу как об одной из величайших побед, какие когда-либо были одержаны, и написал Моро, что он превзошел себя.

Но позднее он взял назад свои похвалы. Он утверждал, что эта победа была результатом чистой случайности и что операции эрцгерцога Иоанна далеко превосходили операции Моро. Странно видеть такую мелочную зависть со стороны величайшего военного гения, какого знает история. Но в глазах Бонапарта всякая похвала, достававшаяся другому, была ущербом его собственной славе.

Штейерское перемирие. Австрийская монархия находилась на краю гибели. Моро гнал перед собой жалкие остатки армии эрцгерцога на Инн, Зальц, Траун и Эннс. Каждый день был для него новым триумфом. Император поспешно призвал эрцгерцога Карла, лишенного гофкригсратом командования, чтобы назначить его на место его брата, эрцгерцога Иоанна; это был единственный австрийский полководец, способный предотвратить дальнейшие поражения. Но когда он увидел, как расстроена армия, он посоветовал своему брату просить мира. Моро мог бы победителем вступить в Вену. Его помощники советовали ему предпринять этот поход, не представлявший теперь ни малейшей опасности, чтобы добиться от императора более выгодных условий мира. Но Моро решил остановиться по дороге к Эннсу, не желая доводить австрийцев до отчаяния. «Я предпочитаю, – сказал он, – завоевать мир». Прекрасный и редкий пример военного бескорыстия. В силу штейерского перемирия (25 декабря) не сдавшиеся еще баварские и тирольские крепости должны были быть переданы французам, и Австрия, вопреки ранее принятым ею на себя обязательствам, должна была заключить с Францией отдельный от Англии договор.

Люневильский мир (9 февраля 1801 г.). Немедленно были начаты переговоры о мире. Барон Тугут передал руководство иностранными делами графу Кобенцелю, который лично отправился в Люневиль для переговоров с Жозефом Бонапартом. Первый консул в послании к Законодательному корпусу 2 января 1801 года указал, что непременным условием мира должно быть признание Рейна границей Французской республики и Эча – границей Цизальпинской республики. Кобенцель прилагал все усилия, чтобы добиться возвращения Тосканы эрцгерцогу Фердинанду, но безуспешно; он вынужден был согласиться на все условия победителя. В основу Люневильского мира (9 февраля 1801 г.) был положен Кампо-Формийский договор с включением двух новых пунктов, не выгодных для Австрии: 1) были признаны две новые «братские» республики – Батавская и Гельветская;[9] 2) Франц II должен был гарантировать договор не только от лица своей наследственной державы как австрийский государь, но и в качестве главы германской империи: Бонапарт не желал в будущем иметь дело с новым Раштадтским конгрессом. Тоскана, отнятая у австрийского эрцгерцога Фердинанда, была превращена в королевство Этрурию и отдана сыну герцога пармского, женатому на испанской принцессе. Первый консул очень благоразумно отказался от мысли восстановить Римскую и Партенопейскую республики. Папе были возвращены его владения в том объеме, какой они имели в конце 1797 года, т. е. без Романьи и Легатств. С неаполитанскими Бурбонами был заключен во Флоренции отдельный договор для утверждения условий перемирия, заключенного в Фолиньо, и Сульт с 10 000 человек занял Отранто, Тарент и Бриндизи.

Люневильский договор восстановил мир на континенте и окончательно отодвинул в тень Австрию. Отныне Габсбургам больше не к лицу искать той гегемонии в Европе, мысль о которой непрерывно дразнила их воображение с XV века. Австрия могла бы еще играть видную роль, если бы позаботилась о своем внутреннем сплочении, если бы захотела стать посредницей между Западом и Востоком и просветительницей полуварварских народов Восточной Европы. Но вместо этого она старалась лишь разрушить свое первенство в Германии. «Я до такой степени истощил мою монархию в смысле людей и денег, – писал Франц II, – что она не в состоянии занимать в европейском равновесии подобающее ей место; вместе с тем я утратил все мои политические связи и в этом тяжелом положении не могу рассчитывать ни на одного искреннего союзника».