Валерий Брюсов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Валерий Брюсов

Старый викинг

Он стал на утесе; в лицо ему ветер суровый

Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены.

И вал возносился и рушился, белоголовый,

И море стучало у ног о гранитные стены.

Под ветром уклончивым парус скользил на просторе.

К Винландии внук его правил свой бег непреклонный,

И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось море,

А голос морской разносился, как вопль похоронный.

Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной,

Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы,

Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной

Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы.

О, горе, кто видел, как дети детей уплывают

В страну, недоступную больше мечу и победам!

Кого и напевы военных рогов не сзывают,

Кто должен мириться со славой, уступленной дедам.

Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя,

Чтоб не были тяжки гранитные, косные стены,

Когда уплывает корабль среди шума и воя

И ветер в лицо нам швыряется брызгами пены.

Царю Северного полюса

(отрывок из поэмы)

Скрылся в налете тумана Скрелингов остров, земля;

Дрожью святой Океана зыблется дрожь корабля.

Море, и небо, и море — к Северу путь без границ;

Дико звучат на просторе крики чудовищных птиц.

Медленно ходят по воле первые дерзкие льды.—

Викингам любо раздолье, дали холодной воды.

Любит безвестности Эрик, далью захвачен варяг

(Где-нибудь выглянет берег, где-нибудь встретится враг!)

Знает он все побережья, всюду рубиться был рад:

С Русью ходил в Обонежье, плавал по рекам в Царь-град,

Грабил соборы Севильи, видел останки Афин…

Парус, развейся, как крылья! челн, полети, как дельфин!

Анунд, скиталец угрюмый, смотрит на зыби зыбей.

Вольно ширяется дума в волнах, как птица морей.

Истинный викинг ни ночи в хижине дымной не спит,

Истинный викинг не хочет на ночь повесить свой щит;

Пенистый рог не веселье пить среди женщин и дев;

В челнах — всегда новоселье, в волнах — не молкнет напев.

Горм распахнул свою шубу, вновь он доволен судьбой:

Скоро заслышит он трубы, трубы, зовущие в бой.

Выйдет старик, как берсеркер, душу потешит в бою…

Дуй, куда вздумаешь, ветер! мчи, куда хочешь, ладьи!

С кем бы ни бой, что за дело! Горм жаждет биться сплеча!

Страшно в жилище у Гелы, жданная смерть — от меча.

К Северу взором прикован, Свен не уйдет от руля.

Зовом мечты зачарован, правит он бег корабля.

Скоро во мраке засветит полночи чара — Звезда;

Свен, весь дрожа, ей ответит, верен он ей навсегда.

Товарищам лучшая доля — битвы и крики врагов,

Но властная воля стремит их в области ночи и льдов.

Затмился налетом тумана Скрелингов остров, земля;

Дрожью святой Океана зыблется дрожь корабля.

Пышны северные зимы, шестимесячные ночи!

Льды застыли, недвижимы, в бахроме из снежных клочий.

Волны дерзкие не встанут, гребни их в снегу затихли,

Ураган морской, обманут, обо льды стучится в вихре.

Чаще царствует молчанье, сон в торжественной пустыне;

Мир без грез, без содроганья, в полутьме немеет, стынет.

Совершая путь урочный, круг вокруг Царицы Ночи,

Звезд девичник непорочный водит пламенные очи.

Им во льдах зеркальных снятся — двойники, земные сестры,

На снегах они дробятся, словно луч цветной и пестрый.

Ослепляя блеском горы, между них в потоке звездном,

Вдруг спадают метеоры, торопясь от бездны к безднам.

Часто, звездный блеск смиряя, расстилаясь, будто знамя,

В небе с края и до края пламя движется столбами.

Нет им грани, очертанья: в смене рдяных освещений

Царь полярного сиянья гонит сумрачные тени,

Создает деревья, травы, высылает птиц чудесных, —

Сам смеется на забавы, — царь в безвестностях небесных.

А когда застонет буря, снег подымется, как тучи;

Брови белые нахмуря. Один ринется могучий.

Дев-валькирий вереницы заторопят черных коней,

Будут крики без границы, будет стук мечей о брони,

Будет скачка, пляска, бубны, будет бой в безумном вое.

Из могил на голос трубный встанут древние герои.

Пышны северные зимы, хороши морозом жгучим!

Дни проходят, словно дымы, дни подобны снежным тучам.

Поспешай на быстрых лыжах, взор вперяя в след олений,

Жди моржей космато-рыжих, бей раскидистых тюленей,

Встреть уверенной острогой хмурых медленных медведей, —

Смейся, смейся над тревогой, в песнях думай о победе!

Пышны северные зимы, образ будущей Валгаллы!

Дни проходят, словно дымы, время вечность оковала.

К Швеции

В этом море кто так щедро

Сев утесов разбросал,

Кто провел проливы в недра

       Вековечных скал?

Кто, художник, словом дивным

Возрастил угрюмый бор

По извивам непрерывным

       Матовых озер?

Кто в безлунной мгле столетий,

Как в родной и верный дом,

Вел народ на камни эти

       Роковым путем?

Кто, под вопли вьюги снежной,

Под упорный зов зыбей,

Сохранил сурово-нежный

       Говор древних дней?

В час раздумий, в час мечтаний,

В тихий отдых от забот,

В свете северных сияний,

       У мятежных вод,

Кто-то создал эту сказку

Про озера и гранит,

И в дали веков развязку

       Вымысла таит!

На гранитах

Снова долгий тихий вечер.

Снова море, снова скалы.

Снова солнце искры мечет

Над волной роскошно-алой.

И не зная, здесь я, нет ли,

Чем дышу — мечтой иль горем, —

Запад гаснет, пышно-светел,

Над безумно светлым морем.

Им не слышен, — им, бесстрастным, —

Шепот страсти, ропот гнева.

Небо хочет быть прекрасным.

Море хочет быть — как небо!

Волны быстро нижут кольца,

Кольца рдяного заката…

Сердце! сердце! успокойся:

Все — навек, все — без возврата!

Висби

Старый Висби! старый Висби!

Как твоих руин понятны —

Скорбь о годах, что погибли,

Сны о были невозвратной!

Снится им былая слава,

В море синем город белый,

Многошумный, многоглавый,

Полный смехом, полный делом;

Снится — в гавани просторной

Флот, который в мире славен,

Паруса из Риги, Кельна,

С русских, английских окраин;

Снится звон веселый в праздник,

Звон двенадцати соборов,

Девы — всех цветков нарядней,

Площадь, шумная народом.

Жизнью новой, незнакомой

Не встревожить нам руины!

Им виденья грустной дремы

Сохранили мир старинный.

С ними те же кругозоры,

И все то же море к стенам

Стелет синие уборы

С кружевами белой пены.

К финскому народу

Упорный, упрямый, угрюмый,

Под соснами взросший народ!

Их шум подсказал тебе думы,

Их шум в твоих песнях живет.

Спокойный, суровый, могучий,

Как древний родимый гранит!

Твой дух, словно зимние тучи,

Не громы, но вьюги таит.

Меж камней, то мшистых, то голых,

Взлюбил ты прозрачность озер:

Ты вскормлен в работах тяжелых,

Но кроток и ясен твой взор.

Весь цельный, как камень огромный,

Единою грудью дыша,—

Дорогой жестокой и темной

Ты шел, сквозь века, не спеша;

Но песни свои, как святыни,

Хранил — и певучий язык,

И миру являешь ты ныне

Все тот же, все прежний свой лик.

В нужде и в труде терпеливый, —

Моряк, земледел, дровосек,—

На камнях взлелеял ты нивы,

Вражду одолел своих рек;

С природой борясь, крепкогрудый,

Все трудности встретить готов, —

Воздвиг на гранитах причуды

Суровых своих городов.

И рифмы, и кисти, и струны

Теперь покорились тебе.

Ты, смелый, ты, мощный, ты, юный,

Бросаешь свой вызов судьбе.

Стой твердо, народ непреклонный!

Недаром меж скал ты возрос:

Ты мало ли грудью стесненной

Метелей неистовых снес!

Стой твердо! Кто с гневом природы

Веками бороться умел, —

Тот выживет трудные годы,

Тот выйдет из всякой невзгоды,

Как прежде, и силен и цел!

Иматра

Кипит, шумит. Она — все та же,

Ее не изменился дух!

Гранитам, дремлющим на страже,

Она ревет проклятья вслух.

И, глыбы вод своих бросая

Во глубь, бела и вспенена,

От края камней и до края,

Одно стремление она.

Что здесь? Драконов древних гривы?

Бизонов бешеных стада?

Твой грозный гул, твои извивы

Летят, все те же, сквозь года.

Неукротимость, неизменность,

Желанье сокрушить свой плен

Горят сквозь зыбкую мгновенность

Венчанных радугами пен!

Кипи, шуми, стремись мятежней,

Гуди, седой водоворот,

Дай верить, что я тоже прежний

Стою над распрей прежних вод!

У круглого камня

Белея, ночь приникла к яхте,

Легла на сосны пеленой…

Отава, Пейва, Укко, Ахти,

Не ваши ль тени предо мной?

Есть след ноги на камне старом,

Что рядом спит над гладью вод.

Туони! ты лихим ударом

Его отбросил от ворот!

Бывало, в грозные хавтаймы,

Неся гранитные шары,

Сюда, на тихий берег Саймы,

Вы все сходились для игры.

Где ныне косо частоколом

Вдали обведены поля,

Под вашим божеским футболом

Дрожала древняя земля,

И где теперь суровый шкипер

Фарватер ищет между скал,

Когда-то Юмала-голкипер

Лицо от пота омывал.

Былые матчи позабыты,

И вы — лишь тени в белой мгле, —

Но тяжкие мячи — граниты

Лежат в воде и на земле.

Над Северным морем

Над морем, где древние фризы,

Готовя отважный поход,

Пускались в туман серо-сизый

По гребням озлобленных вод, —

Над морем, что, словно гигантский

Титанами вырытый ров,

Отрезало берег британский

От нижнегерманских лугов, —

Бреду я, в томленьи счастливом

Неясно-ласкающих дум,

По отмели, вскрытой отливом,

Под смутно-размеренный шум.

Волна набегает, узорно

Извивами чертит песок

И снова отходит покорно,

Горсть раковин бросив у ног;

Летит красноклювая птица,

Глядя на меня без вражды,

И чаек морских вереница

Присела у самой воды;

Вдали, как на старой гравюре,

В тумане уходит из глаз,

Привыкший к просторам и к буре,

Широкий рыбацкий баркас…

Поют океанские струны

Напевы неведомых лет,

И слушают серые дюны

Любовно-суровый привет.

И кажутся сердцу знакомы

И эти напевы тоски,

И пенные эти изломы,

И влажные эти пески,

И этот туман серо-сизый

Над взрытыми далями вод…

Не с вами ли, древние фризы,

Пускался я в дерзкий поход?

Финские народные песни

1

Баю, баюшки, баю,

Спи, дитя, усни, баю.

Баю дитятке пою,

В санки сна его кладу.

Сон, приди, возьми его,

Сон, бери, клади его

В золотые свои санки,

Во серебряные санки!

Посади дитя во санки,

В свои праздничные санки,

Медным полем покати

По свинцовому пути.

Дорогого повези,

Золотого проводи

На серебряную гору,

На вершину золотую,

В златолиственный ивняк,

В златолистый березняк,

Где кукушки золотые,

Где серебряные птицы.

2

Коль пришел бы мой желанный,

Мой знакомый, долгожданный,

За версту пойду навстречу,

Побегу и за две — встречу,

Загородку отворить,

Новый мостик подложить.

Протяну ему я руку,

Хоть бы он держал гадюку,

Зацелую не в черед,

Будь хоть в волчьей крови рот,

Охвачу руками шею,

Хоть бы смерть была за нею,

Да и сяду с ним рядком,

Будь хоть всё в крови кругом!