20a. О шведской семье и первобытном браке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

20a. О шведской семье и первобытном браке

Классическая теория, идущая от Моргана и Энгельса, гласит, что из промискуитета выкристаллизовался групповой брак и лишь значительно позже он переродился в брак индивидуальный.

С промискуитетом и матриархатом мы уже разобрались, предположив, что их попросту никогда не существовало. Но вот на проблеме группового брака стоит остановиться подробнее.

Примеры группового брака можно найти и в наше время. И речь вовсе не о примитивных племенах тихоокеанских островов, а о вполне цивилизованных людях. Все, наверное, знают, что такое шведская семья. Это семья, которая состоит из нескольких мужчин и нескольких женщин. К этому можно добавить обмен женами, который, по слухам, практикуют офицеры в отдаленных гарнизонах, или бесчисленные объявления в рекламных газетах: «Семейная пара ищет другую пару без комплексов для совместных занятий любовью».

Да и вообще не столь уж редки ситуации, когда женатый мужчина имеет замужнюю любовницу, а их супруги тоже не отличаются верностью, и в результате у каждого члена такого альянса оказывается больше одного партнера.

А поскольку групповой брак существовал в доисторические времена и существует сейчас, имеет смысл разобраться, какая тенденция управляет этим явлением — метафизическая или диалектическая.

О метафизике и диалектике в истории более подробно будет сказано ниже, поскольку это — одна из первооснов всей теории, изложению которой посвящена «История Земли». А вкратце можно пояснить, что метафизика и вытекающая из нее метаполитика считают общественные отношения в основе своей неизменными, в то время как диалектика предполагает их непрерывное развитие от примитивных форм к прогрессивным.

Прежде всего заметим, что вовсе незачем увязывать групповой брак с матриархатом. Похищение женщин из враждебного рода — операция, которую вряд ли возможно провернуть в одиночку. А значит, весьма вероятно, что правами на всех похищенных женщин первоначально обладали все мужчины, участвовавшие в акции. Таким образом возникала типичная групповая семья, которую мы можем назвать пуналуальной, а можем — шведской.

Понятно, что в такой семье невозможно точно определить, кто является отцом того или иного ребенка. Но это вовсе не ведет с неизбежностью к возникновению женского рода. Скорее, род получается двойственный. С одной стороны все дети этих мужчин и женщин принадлежат к роду своих отцов. Они не знают, кто их доподлинный отец — но тем не менее уверены, что у них общий предок по мужской линии. Ведь те мужчины, каждый из которых может быть отцом ребенка, все являются потомками этого общего предка.

Тут правда возникает проблема с личностью самого общего предка. Если брак и в прошлом всегда был групповым, то как удалось установить конкретного прародителя? Однако проблема сводится на нет двумя фактами — во-первых, тем, что предок у рода чаще всего мифический (например, тотемное животное), а во-вторых, иерархическим положением главы рода (который полностью наследует прерогативы вожака обезьяньей стаи). Его права в отношении всех женщин рода настолько всеобъемлющи, что он смело может объявить себя отцом всех детей рода.

Дело в том, что в родовых отношениях используются понятия не генетического, а юридического родства. О генетике первобытные люди не имеют ни малейшего понятия, зато они способны увязывать инстинкты с умозрительными заключениями.

На уровне инстинктов, повидимому, ограничивается совокупление матери с сыном (в частности, потому, что любой здоровый самец инстинктивно предпочитает партнерш моложе себя) и совокупление единоутробцев. Но этого слишком мало, чтобы внушить предкам человека или самому человеку разумному идею экзогамии. Так что нам никуда не деться от мысли о том, что экзогамия возникла в результате похищения мужчинами чужих женщин и расцвета групп, которые возвели это явление в систему — в то время как прочие группы вырождались в результате эндогамии, пока не были уничтожены окончательно.

…………………………………………

В книге Фридмана «Приматы» нечто подобное описано и для обезьян.

…………………………………………

В результате появляется умозрительное заключение, что нельзя совокупляться с женщинами, с которыми вместе рос. Определить их фактическое родство возможно не всегда, но юридически все члены рода — родственники, и они не могут совокупляться между собой, а должны искать партнеров на стороне. Мужчинам приходится похищать женщин из чужих родов, а женщинам — либо ждать, пока их похитят, либо действовать самим.

Возможно, именно так появились знаменитые оргиастические нападения женщин, о которых уже говорилось в главе «Феминистки будут разочарованы». Оргиастические нападения на случайных прохожих мужского пола — это не только пародия на аналогичные дейтвия мужчин, не только маленькая месть, но еще и способ удовлетворить свою похоть в условиях, когда никак иначе этого сделать нельзя.

Итак, основа первобытной общественной организации — это патриархальный род. Но внутри него может существовать другая система, основанная на родстве по женской линии. Здесь отношения тоньше и конкретнее. Всегда можно отличить единоутробных братьев и сестер от двоюродных и с предельной точностью разобраться во взаимосвязях родичей, начиная от родных теток и кончая троюродными прабабушками.

Эти отношения родства имеют для первобытного человека большой практический смысл. Чем ближе друг к другу стоят родичи, тем строже для них сексуальные табу.

Вообще сексуальные табу касаются не только связей с родственниками. Существуют еще возрастные табу, с которыми тесно связаны инициации, а также табу «производственные». Последние запрещают совокупление даже с законной женой во время какой-либо важной деятельности или подготовки к ней.

Возможно, эти табу первоначально были связаны с войной. Чтобы воины не забыли о главной задаче, завидев вражеских женщин, которые нередко являлись конечной целью и главным трофеем боевой операции, им категорически запрещалось даже думать о сексе. А военные неудачи объяснялись тем, что кто-то из воинов пренебрег этим запретом.

Затем та же (псевдо)логическая связь сексуальных утех с неудачей в деле была перенесена на охоту и вообще любую серьезную деятельность. И возникли производственные сексуальные табу, которые порой приводили к длительным периодам воздержания.

Зато по завершении воздержания следовала оргия, во время которой снимались многие обычные запреты. Многие, но не все. Разрешались беспорядочные связи членов одного рода — но только не между ближайшими родственниками. Отец мог переспать со своей возможной дочерью, но сын с доподлинной матерью — ни в коем случае. Дядя мог побаловаться с племянницей, но не брат с единоутробной сестрой.

Впрочем в отношении братьев и сестер отмечаются интересные исключения, которые, однако, лишь подтверждают правило. Сожительство и брак брата с сестрой у некоторых народов — например, в империи инков, где такие браки заключали верховные правители государства — всегда были явлением экстраординарным и объяснялись специальным разрешением богов, в связи с чем и сами эти браки признавались священными.

Интересно отметить также, что сожительство отца с дочерью до сих пор осуждается обществом в гораздо меньшей степени, нежели сожительство сына с матерью. И встречается оно чаще.

Более того — женские инициации во многих первобытных племенах, попавших на глаза историкам и этнографам от Инки Гарсиласо де ла Вега и до наших дней, заключались в дефлорации девушек их отцом. Хотя были и другие варианты — например, дефлорация вождем, колдуном, жрецом или всеми мужчинами племени скопом.

Последний обычай был распространен повсеместно и скорее всего является самым древним. Он происходит от изнасилования девушек, захваченных с боем. Таким образом, первоначально женские инициации заключались в совокуплении мужчин одного рода с девственницами другого. Но позднее появились вариации с участием мужчин того же рода, к которому принадлежат и девушки.

Возможно, это было связано с нежеланием отдавать врагам — реальным или условным — своих нетронутых девственниц, и в результате мужчины рода стали сами лишать своих юных родственниц девственности.

Разновидностью этого обычая является искусственная дефлорация. Этот обряд появился, очевидно там, где девушки своего рода были для мужчин безусловным табу, а отдавать их нетронутыми врагу не хотелось. Инка Гарсиласо де ла Вега упоминает, например, об обычаях древних индейцев, у которых девственниц лишали невинности их матери.

Но вернемся к проблеме группового брака и рассмотрим одну интересную сторону жизни современных шведских семей. Дело в том, что эти семьи редко существуют в течение длительного времени. Обычно они довольно скоро распадаются, и почти всегда по вине женщин. Причиной тому — инстинктивное стремление женщин к моногамии. Они, как правило, органически неспособны оказывать равную благосклонность нескольким партнерам одновременно. Характерное для мужчин легкое отношение к сексу, когда любовь сама по себе, а физическое удовлетворение — само по себе, среди женщин скорее исключение.

Даже любвеобильные самки шимпанзе, которые меняют партнеров, как перчатки, тем не менее оказывают предпочтение одним партнерам перед другими, а действия, которыми они пытаются завоевать благорасположение самцов, стоящих выше других в системе стадной иерархии, удивительно напоминают уловки женщин, стремящихся соблазнить привлекательного мужчину или отбить его у другой пассии.

Хотя самки шимпанзе имеют привычку изменять даже самым «любимым» из своих партнеров, их предпочтения часто бывают настолько явно выраженными, что с большой долей вероятности можно определить, кто является отцом того или иного детеныша.

А у женщин вида Homo sapiens стремление к моногамии выражено еще более ярко. Так что даже в групповом браке женщины неизбежно начинают оказывать особое предпочтение кому-то одному. И в результате групповой брак перерастает в парный не в исторической перспективе, а в каждом конкретном случае.

И это окончательно сводит на нет проблему определения отцовства. Некоторая условность, конечно, остается — но она сохраняется всегда, вплоть до нашего времени, когда отцовство устанавливают по суду путем исследования ДНК, а в народе бытуют анекдоты про ребеночка, который похож не на папу, а на соседа дядю Васю.

Между тем, моноцентрический брак, в котором мужчина может иметь нескольких партнерш, в то время как женщины сохраняют верность одному партнеру, развивает у мужчин собственнические инстинкты, которые прослеживаются еще у обезьян. Чем выше самец шимпанзе стоит в иерархии стада, тем больше прав он имеет на овладение самками и часто пресекает намерения нижестоящих самцов совокупиться с ними. Подчас это очень напоминает человеческую ревность.

У людей такое поведение мужчин ведет к ограничению свободы женщин. Чем сильнее мужчина стремится привязать женщину к себе, тем труднее женщине его оставить — так сказать, «получить развод». Особенно способствует развитию собственнических инстинктов у мужчин нехватка женщин, которая должна быть весьма характерна в условиях, когда невест приходится захатывать с боем у враждебных групп.

Но есть, очевидно, некоторый природный, метафизический баланс свободы и подчинения, нарушение которого выводит систему из равновесия. И именно этим можно объяснить многие обычаи, которые в классической палеоистории и этнографии трактуются, как пережитки матриархата.

Сюда относятся и упомянутые выше оргиастические нападения, и просто оргии, во время которых женщины получают почти неограниченную свободу, которой им так недостает в обычной жизни, и повсеместно распространенные легенды об амазонках.

Следует особо отметить тот факт, что обычаи, которые включают в себя элементы женских оргий, особенно распространены у тех племен и народов, где свобода женщин максимально ограничена. У индейцев-акурио или полинезийцев, где женщина может уйти от мужа в любой момент, не спрашивая ничьего разрешения, подобных оргиастических обрядов нет. Зато всем известны вакханалии и мистерии греков, у которых женщина была затворницей гинекея.

Очевидно, биология высших приматов предполагает определенную степень свободы для самок в рамках патриархальной организации. Самки в обезьяньей стае занимают приниженное положение, но при этом они относительно свободны в выборе партнера — то есть, во-первых, могут отказать претенденту в благосклонности, а во-вторых, по собственной инициативе перейти от одного партнера к другому. И если прежнему партнеру это не понравится, то разбираться он будет скорее всего не с самкой, а с самцом-конкурентом.

Но в более сложном человеческом обществе, где инстинкты часто уступают место сознательным желаниям, женщинам порой не оставляли даже минимально необходимой степени свободы, и тогда им приходилось искать суррогатную замену. То есть требовать права законной измены мужу если не в любое время, то хотя бы в определенные дни, которые превратились в оргиастические праздники. Или требовать права насиловать любого мужчину, который имел неосторожность попасться женщинам навстречу во время обряда, к участию в котором мужчины не допускаются. Или утешаться лесбийской любовью (интересная деталь — среди мужчин гомосексуален и бисексуален лишь незначительный процент, тогда как среди женщин почти любая в принципе может получать удовольствие от лесбийской любви).

Если плебеи раннего Рима могли отстоять свои права, удалившись на священную гору, несмотря на то, что патриции стояли выше них на иерархической лестнице — то почему первобытные женщины не могли устраивать нечто вроде этого.

Если же право на подобную замену свободы женщинам не удавалось отстоять, то они могли уйти из племени совсем, чтобы отстаивать это право с оружием в руках, превращаясь в амазонок. Причем происходило это по тем же самым законам, что и обычный уход части людей из племени с последующим созданием новой общины, о чем будет более подробно рассказано далее.

Но все это отнюдь не противоречит основам патриархального строя, а является лишь следствием нарушения некоего равновесия прав и свобод мужчин и женщин — равновесия, которое составляет одну из глубинных первооснов человеческого бытия.