Глава 2. Первые прозелиты

Глава 2. Первые прозелиты

Царство небесное подобно человеку, посеявшему на своем поле доброе семя; когда же люди спали, пришел враг его, посеял между пшеницей плевелы и ушел; когда взошла зелень, и показался плод, явились и плевелы.

Евангелие от Матфея, 13: 24–26

Новгород того времени производил сильное впечатление на всех, кто видел его впервые. Он был разумно спланирован, хорошо содержался и своей чистотой выгодно отличался от Киева или старинной Вильны (Вильнюса). Город напоминал собой человеческий организм. Его головой был детинец, ремесленные слободы — руками и ногами, торг — чревом, а его легкими было огромное озеро, влажное дыхание которого доносилось с юга. Город вел деятельный образ жизни, неплохо питался и одевался. Его движения были размашисты и исполнены особенной живости. Эта живость чувствовалась и в том, как люди шли, ехали, торговались, ругались, зубоскалили, топтались на морозе, окликали другу друга, рубили дрова и несли воду. Она чувствовалась в каждом движении, в переменчивых выражениях лиц, в гримасах и блеске глаз. Если человек злился, он кричал, махал руками, лез в драку, если что-то рассказывал, то во весь голос, если смеялся, то во всю глотку. Это были свободные люди, упрямые, настырные, недоверчивые, привыкшие самолично решать свои дела.

В городе великое множество церквей, вокруг которых протекала вся жизнь новгородцев от рождения и до смерти. Белое духовенство не было замкнутой кастой, клирики почти не отличалось от мирян даже внешне, они одевались в обычную одежду и только на головах носили большие валяные шляпы, под которыми скрывалась выбритая тонзура, она же «гуменцо» или «поповская плешь». Вчерашний мирянин мог стать священником, а вчерашний священник завтра мог стать мирянином. Священнослужителей для своих храмов прихожане нанимали за плату и могли уволить, если они их чем-то не устраивали. Все они были женатыми, семейными людьми. Более того, вдовые или неженатые попы считались неполноценными, ибо их подозревали в греховном сожительстве, а значит, их молитвы были неугодны Богу. Присущая новгородцам страсть к торговле не миновала и местное духовенство. Церкви в Новгороде служили товарными складами, как будто Христос вовсе и не изгонял торгашей из храма. Не только в подвалах, но и прямо у алтаря можно было видеть бочки с воском, мешки с меховой рухлядью.

Великий Новгород. Карта города

Поскольку новгородское духовенство помимо прочего заведовало в Новгороде торговыми весами и мерами, легко предположить, что именно на этой почве и состоялось первое знакомство Захарии Скары со своими будущими прозелитами. (Прозелит — человек, принявший новую веру. Прозелитизм в современном значении означает стремление обращать других в свою религию. — В.С.)

История иудейского прозелитизма уходит в далекое прошлое. Прозелитами вначале назывались иноземцы-язычники, жившие среди иудеев и выразившие готовность перейти в иудаизм, чтобы получить возможность участвовать в жизни еврейского государства. Со временем количество прозелитов стало расти, что вызывало недовольство сторонников этнической чистоты еврейства. Прозелитом, кстати, был печально известный царь Ирод, идумеянин по рождению. Чтобы отделить евреев по рождению от прозелитов, был введен длительный «кандидатский стаж», во время прохождения которого прозелиты именовались «пришельцами врат», поскольку они могли участвовать в богослужениях, не переступая врат притвора храма. И только избранные прозелиты, всецело принявшие иудейскую веру и удостоенные обрезания, получали право называться «пришельцами правды», «сынами завета», «совершенными израильтянами».

В Средние века раввинистические общины закрылись в себе, подобно личинкам в коконе, в них выработалась особая чувствительность к вопросам чистоты крови. Среди раввинистов в ходу было выражение: «прозелит причиняет такое же беспокойство, как чесотка», что воспринималось как религиозное запрещение прозелитизма. Все это имело результатом безразличие ортодоксальных иудеев к проповедничеству среди «гоев».

Напротив, караимы были прирожденными проповедниками и активно вербовали прозелитов в тех странах, куда их забрасывала судьба. Стремясь «вырваться из еврейского загона», они охотно общались и с христианами и с мусульманами, делая упор на то, что сближало, а не разъединяло их религии. Веруя в Единого Бога, они признавали великими пророками наряду с Моисеем Иисуса и Мухаммеда, изучали не только Ветхий Завет, но и Новый Завет и Коран.

Во второй половине пятнадцатого века во многих странах Европы были приняты законы, под страхом смерти запрещающие обращение христиан в иудейство. В Испании, Португалии и других странах начались массовые избиения евреев. Спасаясь от преследований, огромные массы марранов — крещеных евреев, втайне сохранивших верность иудаизму, хлынули с запада на восток, в Литву и Польшу. Здесь их враждебно встретила католическая церковь, опасавшаяся иудейского влияния на свою паству. Поэтому раввинистические общины старались не давать повода для обвинений в прозелитизме и с тревогой относились к караимской пропаганде. Живший в ту пору в Киеве знаменитый раввин Моше Яаков по прозвищу Моше Изгнанник даже написал по этому поводу специальный трактат. Но никакие трактаты не могли поколебать прозелитизма караимов. Из-за чрезмерной строгости караимских брачных законов, а также военных потерь их численность неуклонно сокращалась. Поэтому привлечение новых членов к караимскому вероучению было не только делом религиозного рвения, но и общинной необходимости.

…Но вернемся в Новгород 1470 года. Первым со Скарой познакомился живший на Торговой стороне священник Денис. Заинтригованный новым знакомством Денис вскоре привел с собой протопопа Алексея. Дом Алексея на Михайловой улице считался в Новгороде чем-то вроде дискуссионного клуба. Здесь собирались образованные книжники, народ, по преимуществу, духовный: софийский протопоп Гавриил, диаконы Гридя Клоч и Наум, зять протопопа Алексея Иван Максимов. Захаживали сюда и миряне, среди которых выделялся молодой боярин Григорий Тучин, сын посадника. Именно этим людям было суждено стать ядром будущего еретического сообщества.

Впоследствии исследователи ереси будут ломать голову над вопросом: как случилось, что всего за несколько месяцев приезжий иностранец сумел поколебать в христианской вере профессиональных служителей православной христианской церкви, причем людей просвещенных, мыслящих, умудренных книжным знанием? Но не будем забывать, что именно книжные люди легче поддаются воздействию сильного интеллекта, а Захария Скара таковым, безусловно, обладал. Кроме того, он был выдающимся знатоком Ветхого Завета — священной книги не только иудеев, но и христиан.

Новгородские клирики хорошо знали Новый Завет и гораздо хуже — Ветхий, который еще не был полностью переведен на славянский язык. И теперь благодаря Скаре они заново открывали для себя Великую Книгу. В ее волшебных словах оживала библейская история, слышались заунывный посвист ветра в Синайской пустыне, звяканье верблюжьих бубенцов, крики погонщиков, трубили боевые трубы, падали стены крепостей, горели храмы, бежали толпы избиваемых, возносили молитвы Иегове седовласые пророки. Как заклинания звучали священные тексты: «Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки. И восходит солнце и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер с юга, кружится, кружится на пути своем, и возвращается ветер на круги свои…»

Вероятно, от Скары новгородские книжники впервые узнали о каббале. (Каббала в переводе с иврита означает получение, то есть получение высшего, недоступного непосвященным людям знания. — В. С.) Это мистическое направление иудаизма имеет давнюю историю. Разные люди видят в Библии одни и те же слова, но понимают их все по-разному, учит каббала. Одни читают Писание как занимательную историю о патриархах, царях и пророках. Другие считают себя толкователями священных текстов, и учат по ним других так, как им кажется важным и правильным. И только избранным доступно сокровенное знание Торы. Каббалисты в своей вере стремятся опереться на достижения разума и естественных наук, прежде всего математики и астрономии. По их мнению, лишь умудренные научным знанием люди могут приблизиться к пониманию Божественной истины, и только ученый человек смеет толковать Писание.

Есть два вида каббалы — теоретическая и практическая. Если первая занимается глубинным познанием божественной мудрости, заключенной в Библии, то практическая каббала используется для того, чтобы воздействовать на людей и события в мире. Каббалисты считают, что при помощи специальных ритуалов, молитв и внутренних волевых актов человек может вмешиваться в божественно-космический процесс истории, например, приближать пришествие Мессии, ибо каждому возбуждению снизу (от человека) не может не ответить возбуждение сверху (от Бога). Основой каббалы, ее фундаментом является Тора, то есть Пятикнижие Моисея. За многие столетия еврейские каббалисты создали свою методику толкования Торы с помощью 22 букв еврейского алфавита.

Гость поразил новгородцев и своими познаниями в «звездозрительной прелести», то есть в астрономии и астрологии, между которыми тогда не существовало четкой разделительной грани, так же как между химией и алхимией. Скара привез с собой «чародейную книгу» под названием «Шестокрыл», астрономическое сочинение еврейского астронома Иммануила бар Иакова, с помощью которой он мог предсказывать день и час «солнечной или лунной гибели», то есть затмений. Одного такого предсказания было достаточно, чтобы захватить воображение средневековых новгородских интеллигентов. Древними тайнами веяло от пергаментных страниц, испещренных знаками зодиака.

«Древо Божественных Эманации» из книги каббалиста Авраама Коэна (1570–1635). Копия 1675 г.

Представим себе эти удивительные лекции, которые проходили под ночным северным небом, унизанным гирляндами звезд, и толпу людей, зачарованно внимающую человеку с резкими чертами лица и гортанным голосом. День за днем перед новгородскими книжниками открывался дотоле неведомый мир, из рассказов ученого иудея и привезенных им книг они узнавали о небесных светилах и тайнах человеческого организма, о свойствах минералов и о древней истории, об удивительных животных и о философском камне.

Скара вряд ли прямо опровергал христианскую веру. Скорее всего, он выражал сомнения по поводу ее главных догматов. Но посеянные им семена сомнения прорастали в умах священников коварными вопросами. Единосущен ли Бог или же един в трех лицах? Приходил ли Мессия? Кто есть Христос — Сын Божий или простой смертный, погибший на кресте? И если в Библии сказано: «не сотвори себе кумира», то почему христиане молятся раскрашенным доскам икон?

Мировоззрение человека Средневековья не отделяло религию от политики, торговые интересы — от интересов национальных. Все спутывалось в один большой клубок. Новгород в то время был охвачен сильнейшим брожением. Люди чувствовали надвигающуюся катастрофу, догадывались, что привычный многовековой уклад вот-вот рухнет, грядет что-то новое, и в этом новом им предстояло жить или умереть. Усилились разговоры о кончине мира. Завершался пасхальный круг, близился страшный 1492 год от Рождества Христова, которым завершалась седьмая тысяча лет от сотворения мира. Многие верующие ждали в этот год второго пришествия Христа и конца света. Мрачное предвестие пришло на Русь от ученых греков Иринея и Ефрема Сирина. Глухие намеки на кончину мира усматривали греческие книжники и в загадочных словах соломоновых: «Даждь часть седьмым же и осьмым»[1]. Историк Никифор Каллист прямо написал: «Глаголется же, яко седьми тысяч лет будет приход Его».

Не могли обойти эту тему и новгородские книжники. Скоро ли ждать кончины мира? — спрашивали они ученого иудея. Скара легко развеял эти страхи. Согласно «Шестокрылу», в 1492 году истекали не семь тысяч лет от сотворения мира, а всего лишь 5244. Таким образом, до истечения седьмой тысячи оставалось 1769 лет, и закончится она только в 3239-м году от рождества Христова. Такой ответ не мог не вдохновить новгородских книжников, ибо человеку свойственно верить в лучшее.

…Ранней весной 1471 года посеянные Захарией семена принесли первые всходы. Священник Алексей и его жена сообщили Скаре о своем твердом намерении перейти в иудейскую веру. Алексей пожелал наречься Авраамом, а его попадья — Саррой. Вслед за Алексеем о своем решении поменять веру известил и Денис. Энтузиазм новообращенных был таков, что оба священника выразили готовность совершить обряд обрезания.

Вероятно, это был бы первый в истории Русской православной церкви случай открытого обращения в иудаизм представителей русского духовенства. Поступи новгородские священники так, как собирались, это было бы по-своему честным поступком, и вся эта история приняла бы совсем другой оборот. Разумеется, обоих тут же отлучили бы от церкви и лишили сана. Но в условиях новгородской веротерпимости они могли бы жить частной жизнью, исповедуя свою новую религию.

Страница из «Шестокрыла» с изображением двух змиев

Однако Скара отговорил своих первых прозелитов от этого шага, поскольку влиятельные духовные лица были для него полезнее, чем изгои. Священники согласились с его доводами, и с этого момента для них началась двойная жизнь. Уже не веруя в Христа, как в Бога, они продолжали служить в христианских храмах, строго соблюдая всю православную обрядность, и только в своем узком кругу могли говорить о своей новой вере и своих сомнениях. Именно эта двойная жизнь и станет причиной их будущей личной трагедии.

Тем временем кружок будущих еретиков быстро расширялся. Алексей «совратил в ересь» своего зятя Ивана Максимова, его отца попа Максима и еще нескольких попов, дьяконов и простых людей. Денис вовлек настоятеля собора Святой Софии протопопа Гавриила и некоего Гридю Клоча, а тот, в свою очередь, сына новгородского посадника боярина Григория Тучина. Потом к ним примкнули поп Григорий и его сын Самсон, дьяк Борисоглебский, Лавреша, Мишука Собака, Васюк Сухой, зять Дениса, поп Федор, поп Василий Покровский, поп Яков Апостольский, Юрка Семенов, сын Долгого, клирики Авдей и Степан, поп Иван Воскресенский, Овдоким Люлиш, дьякон Макар, дьяк Самуха, поп Наум.

Вскоре кружок насчитывал уже около тридцати клириков и мирян и стал приобретать первые черты тайной секты. И в дальнейшем секретность, конспиративность будут сопровождать нарождающееся еретическое сообщество. На своих собраниях еретики «мудрствовали по-жидовски», пытаясь с помощью Захарии Скары и его помощников переосмыслить свои религиозные представления.

Пока это была еще не ересь, а некий соблазн общего вольнодумства. Одних манила тайна, других — неведомые познания, третьих — освобождение от стеснительных церковных канонов. Росла цепь сомнений, одно звено которой нанизывалось на другое. Неужели Бог не мог спасти род человеческий, задавались еретики вопросом, неужели у него не было небесных сил, чтобы послать их на исполнение своей воли, неужели он сам сошел с небес в виде нищего проповедника, вочеловечился, пострадал и этим победил дьявола? Усомнившись в божественном происхождении Христа, новгородские прозелиты усомнились и во всем прочем. Раз Христос не Бог, значит, нет и Троицы? И кто тогда изображен на иконах? И можно ли верить Святым отцам?

Таким образом, в головах еретиков забродила причудливая смесь христианства, иудейства и книжного рационализма. Каждому из них предстояло пройти свой путь, одни вовсе отказались от православия, другие оставляли в своей душе какие-то дорогие лично им обрывки прежней веры. В глазах иудеев новгородские прозелиты отныне становились «пришельцами врат», и в этом статусе им и суждено будет остаться, хотя впоследствии некоторые еретики покинут Россию и открыто примут иудаизм.

Семена, посеянные Схарией, дали столь быстрые всходы еще и потому, что почва для них уже была удобрена традиционным новгородским вольнодумством. Крещение Новгорода, происшедшее в 992 году, сопровождалось насилием. Ильменские славяне на тот момент имели туманное представление о христианстве. Но киевский князь Владимир, не полагаясь на пастырское слово, приказал крестить новгородцев военной силой. Последствием этого стало так называемое двоеверие, симбиоз христианства и язычества.

Отзвуки двоеверия слышны были не только в народных забавах, вроде масленицы, но и в ереси стригольников, занесенной в Новгород из соседнего Пскова в середине XIV века. По мнению некоторых историков, стригольничество зародилось также под влиянием купцов-караимов. Название ереси, по одной версии, пошло от профессии ее предводителя Карпа, бывшего стригалем овец, а по другой, еретики выстригали себе прядь волос за ухом, чтобы признавать своих. Стригольники обвиняли духовенство в мздоимстве и не признавали церковь. Молились они тоже по-своему: ложась ничком и раскинув крестом руки, шептали матери-земле свои молитвы и покаяния. Еретики не верили в божественность Христа и в воскресение душ. Они отвергали евхаристию и погребальные обряды, ибо «не достоит над мертвыми петь, ни поминать, ни службы творить, ни милостыни давать за душу умершего».

Проповедь стригольников встретила сочувствие у многих новгородцев. В церкви стало ходить меньше народу. Прихожане открыто поносили духовенство. Ситуация накалилась настолько, что новгородский епископ, исчерпав все средства воздействия на паству, решил покинуть кафедру. Это сразу отрезвило горожан. Ересиархи Карп и Никита были торжественно утоплены в Волхове, ересь отступила, но не угасла совсем, напоминая о себе во времена смут и нестроений.

Илл. Казнь стригольников в Новгороде в 1375 году. Миниатюра из Лицевого свода.

Именно такое время переживал Великий Новгород в канун присоединения к Московскому государству. Ситуация усугублялась разладом, поразившим новгородскую церковь после смерти архиепископа Ионы. Над неостывшим телом владыки разыгралась борьба враждующих группировок, претендовавших на этот ключевой пост. Литовская партия сделала ставку на ризничего Пимена, который использовал владычную казну для подкупа сторонников. Но поскольку мнение веча разделилось, пришлось выбирать владыку жребием. Рука слепого старца (вот уж воистину слепой случай!) извлекла из неизвестности протодьякона Феофила.

Новый владыка пудовой гирей потянул чашу весов в пользу противников союза с католиком Казимиром. Феофил сразу объявил, что поедет на поставление в Москву и больше никуда. Ободренная московская партия первым делом расправилась с Пименом. Его обвинили в хищении софийской казны, избили и приговорили к огромному штрафу в тысячу рублей. Коррупционный скандал потряс новгородскую церковь, усилив оппозиционные настроения среди мирян и рядового духовенства. На этом фоне возрос авторитет еретиков, которые всюду демонстрировали свое благочестие.

За всеми этими событиями горожане почти забыли о новом князе. Между тем отношения Михаила Олельковича с новгородскими властями не заладились с самого начала. Киевский князь так и не смог смириться с положением простого наемника. К тому же дело запахло войной. Из Москвы доходили слухи о том, что великий князь, собрав большие силы, вот-вот выступит в поход на Новгород. Как военный человек, князь Михаил понимал, что новгородское ополчение не имеет никаких шансов против профессионального московского войска, закаленного в частых битвах с Ордой и княжеских междоусобицах. А поскольку в планы князя Михаила не входило погибать за новгородские интересы, он теперь искал подходящего повода, чтобы покинуть обреченный город.

Вскоре такой повод представился. Из Киева пришло сообщение о внезапной смерти князя Семена Олельковича. Получив эту весть, Михайло не только опечалился, но и взволновался. Оказалось, что король Казимир воспользовался кончиной князя Семена для того, чтобы упразднить Киевское княжество, и уже назначил своим наместником воеводу-католика Мартина Гаштольда. Михаил Олелькович тотчас обратился к новгородским властям с просьбой поддержать его претензии на киевский стол. Однако Борецкие прикинулись глухими, не желая обострять отношения с Казимиром, на военную помощь которого они все еще надеялись.

Разгневанный и разочарованный Михаил Олелькович покинул Новгород, на обратном пути в качестве компенсации ограбив Старую Руссу. (Дальнейшая судьба Михаила Олельковича сложилась трагически. Он попытался организовать заговор против короля Казимира, но был изобличен и казнен.)

Вместе с князем покинули Новгород Захария Скара и его помощники. Вряд ли они были удовлетворены результатами своей поездки в Новгород. Торговая миссия купцов-караимов провалилась. Здешний рынок был давно поделен, ганзейцы и новгородские купеческие гильдии жестко вытесняли конкурентов. Зато результатами своей проповеди Скара мог быть доволен. В Новгороде появились три десятка его единомышленников — «пришельцев врат». Правда, эти люди слишком примитивно устроены, чтобы вместить в себя мудрость каббалы, но зато они могут пригодиться при следующей попытке закрепиться в этом городе. Вот только есть ли смысл предпринимать эту новую попытку?

Как опытный врач, который способен распознать надвигающуюся неизлечимую болезнь у внешне здорового человека, Захария Скара не мог не видеть, что Новгород поражен тяжелым недугом, проистекавшим от жадности богатых и зависти бедных. Свобода и порожденный ею дух предприимчивости создали это чудо среди болот, но новгородские богатства стали заманчивой добычей для хищных соседей, тем более что город явно экономил на обороне. Ознакомившись с состоянием «пациента», Захария Скара мог бы поставить ему роковой диагноз. Печально, но Великий Новгород обречен. Он падет, как пал Иерусалим, под натиском алчных завоевателей, раздираемый распрями изнутри. И теперь все, кто хочет иметь дело с русскими, должны будут иметь дело с Москвой.

Приближался финал новгородской драмы. Засушливым летом 1471 года московские войска наголову разгромили новгородское ополчение на реке Шелони. В то время как москвичи и татары-наемники резали новгородских ополченцев, самый боеспособный владычный полк оставался в стороне, поскольку архиепископ Феофил под давлением московского митрополита запретил своим воеводам вступать в бой.

Началась агония республики. Московская петля затягивалась медленно, но верно, и в конце 1477 года Новгород пал. Был снят вечевой колокол, уничтожены древние вольности. Архиепископа Феофила заключили в монастырь, где он вскоре скончался, проклиная «убожество своего ума». Новгородская церковь оказалась обезглавленной, паства надолго лишилась своего владыки, что еще более усугубило сумятицу в новгородских головах.

…В 1480 году великий князь Иван Васильевич снова приехал в покоренный город. Московскому государю только что исполнилось сорок лет. Это был высоченный сутулый мужчина с пронзительным ястребиным взором, от которого впечатлительные женщины падали в обморок. У своих литовских предков Иван Васильевич унаследовал сдержанность и домовитость. По характеру это был настоящий правитель, словно сошедший со страниц маккиавелиевского «Государя». Умный, властный, хитрый, осторожный порой до трусости, он медленно, но верно продвигался к намеченной цели, то обходя, то ломая преграды, легко перешагивая через трупы и клятвы. В 1472 году вдовствовавший великий князь женился вторым браком на племяннице последнего византийского императора Софье (Зое) Палеолог. Это был брак по холодному расчету, который принесет Ивану Васильевичу не только политические выгоды, но и всякого рода неприятности, интриги и семейные неурядицы.

Иван III не любил Новгород, с которым у него были связаны тяжелые личные воспоминания. Этот город когда-то приютил мятежного Дмитрия Шемяку, который ослепил его отца и хотел утопить как щенка его самого. Но главное, этот город был полной противоположностью того государства, которое строил великий князь. В то время как новгородцы строили свое государство снизу, выбирая всю власть от уличного старосты до посадника и архиепископа, Иван III истово верил в то, что всякая власть должна строиться только сверху.

Иван III. Гравюра из «Космографа» Теве

Чтобы вытравить ненавистный дух вечевой республики, великий князь воспользовался способом столь же простым, сколь и жестоким. Он приказал просто-напросто …заменить население Новгорода! Это была первая в отечественной истории (но, увы, не последняя) массовая депортация жителей целого города. Многие тысячи самых дееспособных и состоятельных горожан силой были вывезены в низовые земли, а отобранные у них дома и земли заселялись приезжими служилыми людьми. Разоренный, обезлюдевший Новгород покидала тогдашняя творческая интеллигенция: иконописцы, храмостроители, ювелиры, переписчики книг.

В свите великого князя отъехали в Москву и тайные еретики Денис и Алексей. Ивану Васильевичу так понравились эти двое, что он решил доверить им Успенский и Архангельский соборы столицы. Чем же покорили еретики недоверчивого князя, ненавидевшего все новгородское? Вряд ли своими богословскими познаниями. Иван Васильевич был прагматиком до мозга костей и все свои действия подчинял главной цели — строительству монолитного Русского государства, целиком подвластного его воле. Возможно, Державный решил, что два понятливых новгородских священника, обязанные ему своим возвышением, могут пригодиться в еще малозаметном, но исподволь нарастающем конфликте с московским митрополитом Геронтием. К тому же оба умели понравиться сильным мира сего, они не обременяли свою паству строгостями и нравоучениями, но при этом производили впечатление людей образованных и политичных. Можно также предположить, что кто-то влиятельный составил протекцию новгородским священникам, не исключено, что это были московские наместники, знавшие о промосковских симпатиях еретиков. Факт остается фактом: по юле государя настоятелями двух главных русских храмов, один из которых был кафедральным собором митрополитов московских, а второй — родовой усыпальницей Рюриковичей, сделались два новгородских еретика. Вслед за Алексеем и Денисом перебрались в Москву и некоторые другие их единомышленники, а вместе с ними перекочевала в столицу и сама ересь…

Так наметился этот странноватый союз «жидовствующих» с носителем высшей государственной власти, и этот союз станет едва ли не главной отличительной особенностью ереси, во многом объясняющей ее редкую живучесть и грядущие головокружительные успехи.