Глава 4. Резидент Хозя Кокос
Глава 4. Резидент Хозя Кокос
Посольский поезд медленно двигался на юго-восток. Вместе с дипломатами ехали два нанятых Курицыным мастера — пушечник и каменщик. Чтобы не вступать на территорию враждебной Литвы, решено было возвращаться через Крым. Федор Курицын ехал в одной карете с Мартином Былицей. За учеными разговорами дорога летела незаметно. Обоим мечталось увидеть Москву просвещенной столицей, этакими новыми Афинами, где они, прогуливаясь, будут вести философские разговоры подобно Аристотелю с Платоном, только вместо белоснежных тог одеты сии философы в подбитые мехом ферязи.
Время от времени по пути встречались повозки марранов, изгнанных из Испании. Печально качая головами, марраны рассказывали про ужасы инквизиции, про то, как по навету казнили их соседей, как свирепствует лютый зверь в человеческом облике — Великий Инквизитор Томас (Томмасо) Торквемада. Ценное имущество марранам вывозить не разрешалось, и многие везли с собой кроме жалкого скарба только плиты с могил предков.
Возле крепости Аккерман посольский поезд внезапно окружили конные янычары. Оказалось, что эту стратегически важную крепость в устье Днестра только что захватили турки. Возмущенный русский посол потребовал объяснений, ссылаясь на союзные отношения с крымским ханом Менгли-Гиреем, однако турки надменно заявили, что крымский хан является вассалом сиятельного султана Баязида И, который и будет решать, как поступить с московитами, а пока послов приказано доставить в город Кафу, где они должны будут дожидаться решения своей участи. Узнав, что их повезут в Кафу, Курицын мог облегченно вздохнуть, ибо в этом городе жил человек, на помощь которого он мог рассчитывать.
Как и в Киеве, в Кафе соседствовали две иудейские общины: раввинистов и караимов. Первых крымские татары называли «зюлюфлю чуфутлар», то есть евреи с пейсами, вторых — «зюлюфлюз чуфутлар» — евреи без пейсов. Крымские караимы или карай представляли собой особую этнолингвистическую группу не только со своей религией, но и с собственным языком тюркского происхождения. Их происхождение до сих остается тайной. По всей вероятности, предками этого некогда сильного и многочисленного народа были хазары.
Караимы вели сезонный образ жизни, весной уходили в сады и виноградники, откочевывали со стадами в горы, а осенью возвращались в свои поселения. Главной национальной святыней крымских караимов считается крепость Чуфут-Кале (Еврейская скала).
Отсюда при великом князе Литовском Витовте началось их переселение по городам Литвы, Волыни и Подолии.
Религия крымских караев — это причудливое переплетение остатков язычества, иудаизма в аннанитской версии и ислама. У караев сохранился культ священных дубов родового кладбища, их называли «Балта-Тиймэз» — «да не коснется топор». Некогда они веровали в Единого Бога Неба — Тэнгри. Тэнгрианство с его единобожием и верой в зависимость судьбы от поступков человека облегчило караям понимание нравственных положений Ветхого Завета и принятие учения Анана. Их любимое присловье звучало так: «Кысмет болса» — если судьбе будет угодно.
Караимское кладбище в Крыму
Крымские караимы были тесно связаны с Византией, где в ходе массового переселения евреев из Европы появляется много ученых, среди которых выделялся знаменитый раввин Куматяно, живший в середине пятнадцатого века. Он изучал математику, астрономию, механику и естественные науки. Кроме того, Куматяно занимался толкованием Библии и считал, что естественные науки необходимы для понимания Священного Писания. «Комментарий мой, — говорил ученый раввин, — основан на началах филологии и уяснении законами логики; где нужно, есть указания на науки естественные, а при случае и на астрономию. Точно так же не чужд он наук математических и теологии. Кроме того, я стараюсь не удаляться от надлежащего смысла текста, не увлекаясь при этом никакими авторитетами, разве только в необходимых случаях, где я имею дело с традицией, освященной веками». По мнению Куматяну, в воспитании юноши одно из первых мест должны занимать науки математические, особенно астрономия, в связи с науками естественными. И действительно, в это время евреи не занимались никакою другою наукой так усердно, как астрономией. Этому много способствовал сам иудаизм, так как определение новолуний, праздничных циклов и календарной системы должно быть основано на прочных астрономических знаниях.
Крымские караимы служили в личной гвардии ханов, некоторые из них причислялись к тарханам — военной аристократии, среди них были члены ханского дивана, начальники монетного двора и казначеи. Своего князя и духовного главу — гахана — караимы выбирали по правилам и обычаям тюрков, таким образом, духовная и светская власть крымских караимов сосредотачивалась в одних руках.
Одним из самых влиятельных членов караимской общины в Крыму считался богатый купец Хозя Кокос. Имя Кокоса было известно многим, но лишь немногие знали о тайных отношениях, связывавших кафинского купца с великим князем Московским. Начались они с коммерческой сделки. Кокос продал великому князю партию драгоценных камней, до которых Иван Васильевич был большой охотник. Затем между ними завязалась переписка. Иван III придавал огромное значение сбору информации, и не будет преувеличением сказать, что именно он основал русскую секретную службу, агенты которой находились в разных городах не только Руси, но и Европы. Вскоре кафинский еврей превратился для русских в ценнейшего информатора. Единственное неудобство заключалось в том, что Кокос писал свои Послания в Москву на иврите, что приводило к большим трудностям перевода. Великому князю пришлось просить купца, чтобы он «впредь жидовским письмом грамоты бы не писал, а писал бы русским письмом или бессерменским».
Затем Кокос стал выполнять различные посреднические поручения, в том числе и приватного свойства. Ему даже поручили сыскать невесту для наследника престола Ивана Молодого, и он уже сосватал для московита дочь мангупского князя Исайки, но, увы, невеста скоропостижно скончалась. Кокос занимался также освобождением русских пленных, безбожно завышая сумму якобы выплаченного им выкупа. Впрочем, Иван Васильевич прощал ему неизбежную жуликоватость, он и сам в денежных расчетах не брезговал обманом. Прижимистый великий князь не скупился на богатые подарки своему резиденту, сопровождая их еще более щедрыми посулами: «Да молвите Кокосу жидовину от великого князя…как еси наперед того нам служил и добра нашего смотрел, и ты бы и ныне служил нам, а мы хотим тебя жаловати».
Не упускал своего интереса и Хозя Кокос. На правах личного поверенного московского великого князя, он мог давать ему советы по выстраиванию русской внешней политики на юго-западном направлении. В разгар борьбы за престол между сыновьями крымского хана именно Кокос посоветовал Ивану Васильевичу сделать ставку на Менгли-Гирея, а когда тот с помощью московских денег захватил власть, Кокос стал главным посредником на переговорах между ханом и великим князем.
Во второй половине пятнадцатого века хрупкий баланс сил в Причерноморье был нарушен появлением на горизонте Оттоманской Турции, возникшей на руинах Византийской империи и вскоре превратившейся в самое могущественное государство Ближнего Востока. После того как в 1475 году Крым захватили турки, Хозя Кокос вступил в переговоры с султаном и сумел убедить его в том, что с русскими ему выгоднее дружить, нежели воевать. Подтверждением его посреднической роли может служить письмо турецкого султана Ивану III: «Султан Баязид, сын султана Мехмета, милостию Божией повелитель Азии и Европы — великому князю Московскому Ивану Васильевичу. От всего сердца посылая наши приветствия, спешим уведомить великого князя, что мы с большой радостью узнали через посредство Хози Кокоса Евреинова о Вашем желании иметь с нами мир и дружбу…»
Впрочем, несмотря на эти дружественные заверения, русско-турецкие отношения оставались взрывоопасными. Султан Баязид, хоть и считался философом на троне, продолжал агрессивную политику своего отца Мухаммеда II. Теперь турецкий ятаган навис над Молдовой. Опасаясь, что московит придет на помощь Стефану Великому, султан, вероятно, хотел иметь заложника в лице русского посла. Впрочем, Баязид волновался напрасно. Иван III и не думал вступаться за своего свата. Для него куда важнее был союз с Крымом, сюзереном которого стал турецкий султан. Крымские ханы остро враждовали с ее главными противниками — Литвой и Золотой Ордой, основным источником обогащения для них были набеги на сопредельные литовские земли. Эти набеги отвлекали внимание короля Казимира, заставляя его отказаться от намерения воевать с русскими. Дружественный нейтралитет Крыма помог Москве и в 1480 году во время решающего столкновения с золотоордынским ханом Ахматом.
По прибытии в Кафу Курицын немедленно связался с Кокосом и тот принялся хлопотать перед Стамбулом об освобождении русских дипломатов. Однако несмотря на все его усилия, насильственное турецкое гостеприимство для русских затянулось на многие месяцы. Впрочем, скучать в Кафе не приходилось. Жизнь в этом древнем городе била ключом. Каждое утро на залитые южным солнцем улицы выплескивались пестрые разноплеменные толпы. В бухте феодосийского залива теснились сотни купеческих галер. Городские ворота не успевали впускать и выпускать торговые караваны. На рынках продавалось все, что душе угодно: драгоценные камни и золото, восточные пряности и пшеница, но главным товаром были невольники, захваченные татарами во время очередного набега. Здесь предлагали «живой товар» на любой вкус: искусных ремесленников, красивых женщин, здоровых детей.
Кафа была не только главным невольничьим рынком Крыма, но и центром международного шпионажа. В этом черноморском Вавилоне переплеталось не только множество торговых путей, но и интересы многих государств. Здесь затягивались и распутывались узлы сложных политических интриг, сюда стекалась информация со всего Средиземноморья.
В многоголосом оркестре европейской политики отчетливо звучала и еврейская скрипка. В это время резко ухудшилось положение евреев во многих странах Европы. В Испании и Португалии разворачивалась мрачная эпопея инквизиции. В Германии при въезде в города с иудеев брали «скотскую пошлину». В Литве и Польше католическая церковь настраивала против иудеев короля Казимира. Религиозная рознь усугублялась социальной. Богатство евреев, их ростовщичество и шинкарство питали враждебность к ним местного населения.
Надвигающаяся угроза геноцида сплотила караимскую и раввинистскую общины. Перед ними встала задача организовать переселение огромной массы евреев-изгнанников. Один из путей миграции лежал в Малую Азию, где эдиктом султана Баязида II им предоставлялось турецкое гражданство. Баязиду приписывают ироническую фразу, произнесенную в беседе с одним европейцем по адресу испанского короля Фердинанда, изгонявшего из страны евреев: «Не оттого ли вы почитаете Фердинанда мудрым королем, что он приложил немало стараний, дабы разорить свою страну и обогатить нашу». Другой путь вел на восток — в Литву и Польшу, а дальше лежала, неведомая, но, по слухам, богатая Московия, где отношение к евреям было не хуже, чем к другим нациям.
Еврейская диаспора была кровно заинтересована в поддержании европейского мира. Война, как известно, худший враг торговли. Эту истину давно усвоили богатые купцы-караимы. Кроме того, враждебные отношения государств мешали разнообразным связям многочисленных еврейских общин, разбросанных по литовским, польским, южнорусским и крымским землям.
В этом смысле появление в Крыму плененного русского посольства стало для Хози Кокоса настоящим подарком. Перед кафинским купцом открывалось широкое поле для всевозможных комбинаций. Трудно сказать, насколько доверительными были отношения Курицына и Кокоса и как они повлияли на русскую дипломатию. Важнее то, что интересы русской дипломатии и международной еврейской диаспоры на этом этапе объективно совпадали. И те и другие руководствовались старой пословицей: «худой мир лучше доброй ссоры». Такая политика в принципе была выгодна России, но лишь до того времени, пока она не почувствует себя достаточно сильной для того, чтобы попытаться вернуть себе южнорусские земли.