ГЕНЕРАЛ ОТ ИНФАНТЕРИИ Скобелев Михаил Дмитриевич 1843—1882
ГЕНЕРАЛ ОТ ИНФАНТЕРИИ
Скобелев Михаил Дмитриевич
1843—1882
Один из лучших генералов русской армии. После окончания Академии Генштаба (1868) служил в Средней Азии, участвовал в Хивинском походе и Кокандской военной экспедиции русских войск, командовал войсками Ферганской области. В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. командовал бригадой и дивизией, отличился в боях под Плевной и Шипкой, был любимцем войск, приобрел большую популярность в России и Болгарии. В 1880—1881 гг. руководил Ахалтекинской военной экспедицией. Неожиданно скончался в 1882 г.
Сражаться за веру, царя и отечество русскому воинству помогали военные священники. Но не всегда они действовали в меру своих возможностей и требований боевой обстановки. Генерал Скобелев в своей дивизии начал с вопроса: «Где наши священники?.. Я недостаточно знаком с нашим священным персоналом: они всегда где-то в тылу».
В боевом приказании Скобелева накануне похода через Балканы определялось: «В трудные минуты священников впереди с крестом видят там, где забыли голос начальников и даже знамя». Говорили, что у Скобелева не только офицеры и солдаты были молодцы, но и священники.
Признавая за Скобелевым несомненные военные способности, его критики-завистники ставили ему в упрек «невоздержанный» образ жизни, лихие поступки, самовольство. Зная об этом, Скобелев писал своему другу генералу Куропаткину: «Когда будут ругать, не очень верьте, стою за правду и Армию и никого не боюсь».
Генерал К. П. Кауфман, покоритель Туркестана, рассказывал такую легенду о туркменах-текинцах как грозных воинах, которых боялись все соседние народы. Однажды ночью на перса напал текинец, но силачу-персу удалось сбить того с ног, и он достал нож, чтобы его зарезать. Но тот вдруг закричал: «Что ты делаешь? Разве ты не видишь, что я — текинец?» Перс настолько испугался, что лишился чувств, после чего текинец подобрал нож и зарезал противника. Рассказав эту легенду, Кауфман добавил: «И таких-то молодцов нам пришлось покорять!»
Вместе с русскими войсками в одном из Туркестанских походов был В. Верещагин, художник, замечавший печальную, грубую и безжалостную сторону войны. Когда царь Александр II посмотрел на выставке туркестанскую серию картин этого художника, он заметил, что некоторые из них «надобно казнить за превратное изображение событий и недостаток патриотизма». Критику раздули, и разволновавшийся Верещагин с досады порезал и сжег три картины — «Забытый», «Окружили» и «Вошли». Однако он оставил висеть на выставке рамы с «крамольными» надписями.
После Туркестана художник В. Верещагин поехал на русско-турецкую войну 1877—1878 гг. Посещая разные места, он остался недоволен Шипкой, о чем писал в письме брату: «Все время стреляют, и пулями, и гранатами, и бомбами, похуже Плевны — просто рисовать нельзя».
«На Шипке все спокойно»,— докладывал царю генерал Радецкий, отмечая передышку в боевых действиях на перевале. А в это время солдаты 24-й дивизии генерала Гершельмана, который запретил им тепло одеваться, чтоб не нарушить «бравого вида», замерзали в горах. «На Шипке все спокойно» — назвал свою картину В. Верещагин, изобразив на ней погибшего на своем сторожевом посту от лютого холода и засыпанного снегом русского солдата. Нет предела героизму русского воина!
Во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. на кавказском театре военных действий вместе с русскими войсками было несколько журналистов. Корреспондента «Нового времени» Симборского с его язвительными шутками невзлюбил генерал Г. Гейман, потребовавший высылки корреспондента из войск. За это Гейман, боевой генерал, отличившийся в сражении с турками под Ардаганом, но сплоховавший под Зевином, заслужил от Симборского такую эпиграмму:
От шутки, сказанной вполпьяна, устроить пошлость и скандал не мог бы витязь Ардагана, сумел зевинский генерал. Эта эпиграмма стала для Симборского прощальной.
Доблестно действовал у турецких границ в Закавказье генерал И. Лазарев. При осаде турецкой крепости Каре он командовал блокадным корпусом, а затем ему было поручено непосредственное руководство штурмом крепости 5 ноября 1877 г. В самый разгар сражения, когда успех штурма казался сомнительным, Лазарев получил разрешение отвести войска назад, если не надеется на успех. «Передайте пославшему вас,— отвечал Лазарев,— что я штурмую Каре бесповоротно: не возьму его ночью, то возьму его днем, не возьму днем — буду драться и в следующую ночь!» Каре был взят к исходу первой ночи.
В русских войсках, стоявших осенью 1877 г. под Карсом, при ротах прижились собаки. Они были полезны в сторожевой охране, но при организации ночных вылазок против крепости они бежали за своими ротами и лаем поднимали на ноги турок. Перед решающим штурмом Карса собак было запрещено брать с собой. «Впрочем,— вспоминал генерал Лазарев, — псы как бы догадались о важности момента и вели себя тише воды ниже травы».
В то время как в Болгарии русские войска вели упорную осаду Плевны, была взята турецкая крепость Каре. Когда об этом пришло сообщение, генерал Скобелев приказал изготовить транспарант «Каре взят» и выставить его над бруствером для обозрения туркам, засевшим в Плевне. Прочитав транспарант, те приуныли, а затем стали яростно обстреливать его. В ответ в русских траншеях кричали «ура» и пели «Боже, Царя храни».
Окончательное присоединение Туркестана к России связано с Ахалтекинской экспедицией отряда русских войск в 1880— 1881 гг. Недостаток сил (отряд насчитывал всего 7 тысяч человек) генерал М. Д. Скобелев компенсировал девизом: «В Азии надо бить по воображению». Отряд двигался, ощетинясь пушками, которых текинцы особенно боялись, демонстрируя строжайший порядок и выправку, под песни и барабанный бой, атакуя и защищаясь только сомкнутым строем.
Однажды ночью отряд был со всех сторон обложен текинцами. Русские не спали всю ночь и стояли в готовности к защите, соблюдая — по приказу Скобелева — полное безмолвствие. К утру текинцы ушли. Как рассказывал позже их предводитель Тыкма-сардар, спокойствие и тишина в русском лагере показались слишком загадочными и грозными.
Конечной целью Ахалтекинской экспедиции русских войск было взятие крепости Денгиль-тепе, куда текинцы стянули свои основные силы. Преодолев по пустыне более 100 верст и подступив к Денгиль-тепе, отряд генерала Скобелева начал подготовку к штурму. Отряд был малочислен, тыл в пустыне непрочен, крепость хорошо укреплена, и поэтому раздавались голоса отложить штурм, послать просьбы о помощи высшему командованию и т. д. Конец всем сомнениям положил генерал Скобелев, объявивший командирам: «Никакой литературы, а бой!» 12 января 1881 г. крепость была взята.
Некоторые считали, что отец Скобелева — Дмитрий Иванович, тоже генерал, завидовал своему сыну, опередившему его в наградах и военной славе. Однажды, когда из Туркестана шли вести о подвигах Скобелева-младшего, Дмитрий Иванович был на приеме в Зимнем дворце. На выходе царя последний, проходя мимо Дмитрия Ивановича и желая сделать ему приятное, сказал: «Ты сын и отец „знаменитых Скобелевых"».
Отец Скобелева, Дмитрий Иванович, был скуповат и, когда сын, потратившись, просил у него денег, часто отказывал ему. Скобелев сердился, но однажды заметил отцу с улыбкой: «Я твоей скупости обязан своей военной карьерой: когда закрыли университет и я хотел ехать доканчивать курс за границу, ты не дал мне денег, и я вынужден был поступить юнкером в кавалергарды».
Скобелев-младший подтрунивал над отцом: «Ты служил, служил и дослужился до того, что я тебя перегнал. Неужели, отец, тебе не обидно?» Дмитрий Иванович парировал: «А я тебе денег не дам, живи на жалованье».
Скобелева-старшего отличал добродушный юмор. Когда его спрашивали, за что он получил орден Святого Георгия в прошлую турецкую войну, Дмитрий Иванович, скромничая, рассказывал одну и ту же историю:
— Я был тогда молодым и командовал сводным казачьим полком; в одном из сражений я стоял на фланге, слез с лошади и присел на камень отдохнуть. Вдруг вижу, мои казачки поднялись и поскакали вперед. Я кричу: «Куда? Постой!»,— но не тут-то было. Нечего делать, и я поскакал; вижу, они лупят прямо на турецкую батарею. Вот взяли они ее, а я получил Георгия.