Сталинская система

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сталинская система

Вспомните детское английское стихотворение «Дом, который построил Джек». В нем постепенно складывается все более сложная система взаимосвязей, приковывающих, присоединяющих к этому «объекту» все больше и больше действующих лиц, расширяющих связанное с ним пространство.

Примерно так выстраивается любая общественная структура. Вдобавок ко всему приходится учитывать и историческую цепочку, ибо любое государство, даже возникшее в муках революционного переворота, сохраняет генетические связи с предшествующим строем.

В нашей стране после победы большевиков была попытка установить совершенно новую общественную систему. Как обычно бывает в таких случаях, началось с переименований организаций, государственных учреждений, городов и сел, даже наречения детей невиданными доселе именами.

Но в период экономического кризиса пришлось сделать уступки в пользу капиталистических отношений (под вывеской «новой экономической политики» осуществили частичный возврат к прошлому). Во время Великой Отечественной войны Сталин ввел старые военные звания и погоны; наркоматы получили название министерств. Даже неистовый воинствующий атеизм был осужден (до хрущевского времени), а православие получило, в сущности, право гражданства.

Вновь и вновь приходится повторять: необычайные, невиданные в истории достоинства созданной Сталиным социалистической системы были неопровержимо доказаны в период Великой Отечественной войны и последующего восстановления страны. Такова правда истории, которую упорно извращают враги нашей отчизны.

Предположим, войну можно считать экстремальным событием, заставившим народ подняться на борьбу с врагом. Но ведь защищали советские люди вполне конкретную общественную систему. А шла страна к победе под руководством вождя. Все остальные лидеры, даже непомерно прославляемый Г. К. Жуков, имели по сравнению с ним даже не второстепенное, а третьестепенное значение, хотя и их вклад был велик. Заметим, что некоторые антисоветчики упрекают победителей: мол, способствовали укреплению «тоталитарного режима» и культа Сталина.

Ну хорошо, лозунг «Отечество, в опасности!» сплотил народ, вдохновил на подвиги. А что произошло затем? Об этом хулители системы стыдливо умалчивают. Надо хотя бы попытаться представить себе, в каком состоянии находилась послевоенная Россия (СССР). Вот некоторые цифры.

За пять военных лет население страны сократилось с 196,8 до 162,4 млн человек (почти на 18 %); осталось 2,5 млн инвалидов войны. Погибло преимущественно мирное население. Было разрушено 6 млн зданий (вдумайтесь в эту цифру!), 1710 городов и поселков, более 70 тыс. сел и деревень. Без крова осталось 25 млн человек. Немцы уничтожили или забрали в Германию 7 млн лошадей и 17 млн голов крупного рогатого скота.

Помимо всего прочего, надо было в кратчайшие сроки перевести промышленность на выпуск мирной продукции. За первую послевоенную пятилетку было восстановлено и построено 6,2 тыс. крупных промышленных предприятий.

Уже в 1948 году был превзойден в промышленности уровень производства 1939 года, а к 1952 году он возрос вдвое!

Наибольшие лишения пришлось испытать крестьянам. А ведь сельское население резко сократилось: со 131 млн в 1940 году до 98 млн в 1946-м. Говорят, именно их эксплуатировали больше всех. Отчасти это верно. Хотя и рабочим приходилось несладко. Говорят, при Хрущеве стало жить легче. Хотя именно он, а вовсе не Сталин, старался, можно сказать, придавить крестьян к земле и сделать бесправными.

В июле 1948 года Н. С. Хрущев написал Сталину о необходимости окончательной коллективизации: «Наиболее радикальным путем, на мой взгляд, является проведение полного и единовременного обобществления крупного рогатого скота с компенсацией колхозникам за проданный на фермы скот. При этом надо отказаться от помощи колхозникам в ликвидации бескоровности и принимать меры к удовлетворению их потребности в продуктах животноводства через колхозные фермы». Вдобавок: «сократить размеры приусадебных участков колхозников» и «повысить установленный уровень трудодней».

Как видим, «наш дорогой Никита Сергеевич» оставался на позициях троцкизма и архиреволюционности. Правда, Сталин счел эти бредовые предложения излишком усердными при недостатке ума (позже, придя к власти, Хрущев постарался отчасти реализовать свои планы, чем заслужил ненависть крестьян).

Говорят, после такой инициативы Хрущева Сталин на одном из заседаний подошел к нему, погладил по плешивой голове и пошутил: «Наш маленький Карл Маркс». Можно предположить, что Никита Сергеевич при этом стыдливо улыбался, поклявшись в душе отомстить вождю. В феврале 1952 года Сталин писал о «горе-марксистах», которые «думают, что следовало бы… пойти на экспроприацию мелких и средних производителей в деревне и обобществить их средства производства… Этот бессмысленный и преступный путь… подорвал бы всякую возможность победы пролетарской революции, отбросил бы крестьянство надолго в лагерь врагов пролетариата». В данном случае речь шла о ленинских идеях, но в аспекте актуальных современных проблем.

Как видим, Иосиф Виссарионович сознавал, в каких невыносимых условиях вынуждены трудиться сельские жители, и не желал усугублять их трудности для наибольшего удовлетворения потребностей горожан.

А вот по мнению Н. Верта (и не только его), Сталин был занят лишь интригами, пребывая в паранойе: «Изолировавшись из-за своей подозрительности от всех, избегая церемоний и приемов, зная о жизни страны только по разукрашенным картинкам официальных докладов, стареющий Сталин проводил теперь большую часть времени на своей даче в Кунцево…» Тут верна только последняя часть тирады. Церемоний и приемов Сталин избегал всю жизнь. А вот каких-либо «разукрашенных картинок» (нелепое выражение) в официальных докладах он не терпел и карал за них сурово.

Сталинская общественная система вряд ли укреплялась только под воздействием его воли и какого-то таинственного конструкторского гения. На мой взгляд, он действовал как реалист и прагматик, а не как революционный романтик, обуреваемый бредовыми идеями о скороспелом построении идеального общества. Он весьма основательно изучал социально-экономические теории. Но это вряд ли заставило его довериться этим знаниям. Тот, кто занят практической деятельностью, быстро понимает, насколько она далека от теоретических концепций. Не случайно же их существует множество, тогда как реальность единственна и неповторима.

Сталин полагался в первую очередь на действительность. Управление обществом в чем-то подобно попытке управлять природной стихией. Тут главная задача — избежать опасности, не идти стихии наперекор, осмысливать или частично даже ощущать ее поведение. Как говаривал английский философ Френсис Бэкон: «Природа побеждается только подчинением ей». Вот и Сталин старался предлагать и осуществлять действия, соответствующие естественному процессу общественного развития. В противном случае под его «волюнтаристским» руководством страна бы развалилась в считанные годы (что и случилось после того, как ее стали «перестраивать» деятели горбачевско-ельцинского призыва).

Можно возразить: а разве другие лидеры государств, диктаторы не старались обдуманно или интуитивно действовать таким же образом? Кто кроме «твердокаменных революционеров» стремится переиначить мир радикально? Ведь существуют принципиальные консерваторы, сторонники медленных эволюционных изменений. Они стараются поддерживать существующий порядок и улучшать его по мере надобности. Чем отличался от них Сталин, которого если и можно считать консерватором, то лишь с серьезными оговорками?

А тем, что создавал общественную систему небывалого типа, возникшую не стихийно, а в результате насильственных мероприятий по определенным теоретическим схемам, главным образом Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Но умозрительная концепция конечно же не могла отвечать реалиям конкретной страны в конкретной исторической обстановке. Это вынужден был признать уже Ленин. Он предложил некоторые свои теоретические идеи, дополняющие марксизм, но и ему не удалось — что вполне естественно — предвидеть дальнейшее развитие событий и предложить единственно верный план строительства нового общества.

Нередко не слишком компетентные авторы иронизируют по поводу того, что Сталин в конце жизни написал две теоретические работы: «Марксизм и вопросы языкознания» и «Экономические проблемы социализма в СССР». (Признаюсь, я тоже тогда, по молодости лет, недоумевал: зачем пожилой и загруженный текущей работой государственный деятель занимается совершенно необязательным для него теоретизированием.) Однако известный физик, будущий Нобелевский лауреат Петр Капица счел нужным написать Сталину: «Вы так четко и убедительно выделяете и устанавливаете законы природы, которые лежат в основе функционирования нашей социалистической структуры общества, что даже неспециалисту они интересны и понятны». И посетовал на то, что так поздно марксисты занялись такими разработками.

Надо лишь уточнить: Иосиф Виссарионович категорически отрицал возможность «устанавливать законы природы», хотя бы даже в сфере общественных отношений. По его словам: «Можно ограничить сферу действия тех или иных экономических законов, можно предотвратить их разрушительные действия, если, конечно, они имеются, но нельзя их «преобразовать» или «уничтожить». При этом он исходил из общего положения: «Люди, познав законы природы, учитывая их и опираясь на них, умело применяя и используя их, могут ограничить сферу их действия, дать разрушительным силам природы другое направление, обратить разрушительные силы природы на пользу общества».

Ясно, что не для самоутверждения писал он эти работы, не ради славы (ему вообще честолюбие было чуждо, как всякому человеку дела). Он пытался поделиться своим опытом с преемниками. И у него действительно было, чем поделиться.

Хотелось бы предложить вам, читатель, представить себя на месте руководителя такой сверхдержавы, какой был СССР, в страшнейшие годы войны и послевоенного возрождения народного хозяйства. Если Сталин смог создать, отстоять и возродить за кратчайшие сроки страну, то одно уже это бесспорно свидетельствует о великом государственном уме и гигантской работоспособности. Власть была для него не льготой или выгодой, не возможностью красоваться на массовых мероприятиях и дипломатических приемах, а чудовищным грузом ответственности.

Могли он доверить свой пост посредственности, способной лишь услужливо поддакивать Хозяину? Неужели его можно было легко обмануть с помощью лести и угодничества?

Вновь вспомним утверждения некоторых антисоветских публицистов, будто Иосиф Виссарионович не мог терпеть возле себя честных талантливых людей. Что же получается? Сплошной набор глупцов, бездарностей и параноиков, а страна крепнет, возрождается после разрухи, становится сверхдержавой, побеждает фашистов…

Что касается Сталина, то ему собственная жизнь была дорога лишь при условии исполнения его главной цели: построение социализма в России и путь к коммунизму. Он понимал, что после его смерти подлецы и бездари могут погубить созданную его трудами державу. Он не был подобен Людовику XV, изрекшему: «После нас хоть потоп». (Есть мнение, что высказывание принадлежит его фаворитке маркизе Помпадур, но это дела не меняет.)

Сталину было необходимо передать страну в надежные руки. Но проблема заключалась не столько в личных качествах его преемников, сколько в объективных социальных и психологических факторах.

И все-таки, отдавая должное мощным общественным движениям, определяющим ход истории, приходится иметь в виду и проявление личных качеств тех или иных государственных и общественных деятелей. Тем более что в наше время слишком часто крушение сталинской системы связывают с недостатками ума и характера конкретного человека.

Подобное суждение, каким бы нелепым оно ни казалось, обрело широкую популярность. Такого же уровня штамп, будто большевики победили во время Октябрьского переворота и в Гражданской войне потому, что на немецкие деньги в пломбированном вагоне приехал в Россию Ленин, поднялся на броневик и произнес: «Революция свершилась!»

Такую пошлейшую «философию истории» вколачивают в головы миллионов обывателей, преимущественно из числа интеллектуалов. Радио и телевидение — мощнейшие средства оболванивания масс.

Однако нельзя и напрочь отрицать роль личности в истории. Она наиболее ярко проявляется во времена бурных общественных процессов.