Будни разведчиков

Будни разведчиков

По Гиндзе шествовала необычная процессия. Парадный полицейский эскорт расчищал ей путь, оттеснял к обочинам автомобили и рикш. С тротуаров на процессию глазела толпа.

Триста человек, стараясь держать равнение, шагали по центральной улице японской столицы, улыбались и приветственно махали руками. Над их головами плыли транспаранты с фашистской свастикой, портреты Гитлера, флаги рейха. В первой шеренге вышагивал длинноногий человек — сам посол Германии Герберт Дирксен. Рядом с ним семенил министр иностранных дел Японии Хитиро Арита. За ними маршировали все немцы токийской колонии. Этим торжественным шествием 26 ноября 1936 года был ознаменован заключенный накануне в Берлине "антикоминтерновский пакт".

Рихард шагал почти в самой голове колонны, рядом с Оттом. Где-то в хвосте колонны, среди промышленников и инженеров, шел и Клаузен, глава недавно открытой фирмы "Макс Клаузен и К°" по выпуску фотопечатных изделий — начинающий преуспевать коммерсант.

Шествие завершилось у фешенебельного ресторана "Токио кайкан" традиционного места правительственных приемов. Здесь торжества были продолжены: начался обмен речами. Выступил Дирксен. Он говорил, что германо-японский союз — это "сердечное сближение арийцев с самураями". Министр Арита разглагольствовал о "красной опасности", давая понять, что их соглашение направлено против Советского Союза.

Разумеется, ни тот, ни другой и словом не обмолвились о секретных статьях подписанного в Берлине пакта. Но для кого секретных?..

Выдались напряженные месяцы. Уже на первом заседании нового кабинета премьер Хирота, как стало известно Рихарду, заявил, что Япония намерена приступить к переговорам с гитлеровской Германией. Зорге насторожился: цель этих переговоров? Но в посольстве он ни у кого не мог выведать, начались переговоры или нет. Естественно, первым приоткрыл завесу все тот же Отт:

— Мне поручено узнать, как далеко намерен Хирота идти в укреплении связей с рейхом. Для этого надо использовать мои и ваши связи.

— Не лучше ли действовать по дипломатическим каналам? — спросил Рихард.

— Ни в коем случае! Это задание строго конфиденциально, о нем не знает даже посол. Я получил его не из МИДа, а от Генерального штаба.

Зорге насторожился: дело нешуточное, если Берлин действует даже в обход Дирксена.

Вскоре от военного атташе он получил подтверждение: в Берлине еще с осени ведутся в обстановке строжайшей секретности переговоры между Риббентропом и японским послом Осимой.

— Дирксен узнал о переговорах и официально предупредил меня, что в это дело я могу посвятить только тебя, — передал Рихарду атташе.

А при следующей их встрече сказал:

— Я только что вернулся из японского Генштаба, нужно было кое-что проверить и уточнить. Могу с полной уверенностью сказать: фюрер ведет переговоры в Берлине о заключении двустороннего военного и политического соглашения с нами. А из Берлина мне сообщили, что скоро к нам пожалует высокий гость.

— Заваривается каша? — небрежно проговорил Зорге.

…Действительно, через несколько дней в Токио пожаловал уполномоченный фон Риббентропа советник Хаак. Впрочем, Отт по-приятельски уведомил Рихарда, что этот советник на самом деле секретный сотрудник из ведомства адмирала Канариса.

При встрече Хаак обменивался пустыми любезностями, не выспрашивал, но сам ни о чем серьезном не говорил. Зорге посоветовал атташе тоже не обогащать приезжего сведениями. Пусть сначала сам сообщит, зачем пожаловал.

Хаак наконец это понял и сказал, что цель его приезда — установить, "до какого предела" готово идти правительство Хироты в будущем военно-политическом союзе с Германией.

Зорге без промедления радировал в Центр:

"Немецко-японские переговоры о заключении пакта ведутся в Берлине. Вскоре ожидается информация о переговорах. Р а м з а й".

Рихарду уже стало известно: агрессивный блок, который сколачивался под видом германо-японского союза, будет замаскирован под "антикоминтерновский пакт".

И Ходзуми Одзаки, и Бранко Вукелич — каждый по своей линии — добывали все новую информацию. Вукелич сообщал, что в посольствах западных стран тоже получены сведения о секретных переговорах, которые вызывают у англичан, французов и американцев явную тревогу. Американский посол Грю даже обратился к Хироте за разъяснениями. Японский премьер заверил посла, что эти переговоры имеют значение только в отношении к Советской России.

Через некоторое время информация о переговорах пошла по официальной дипломатической почте. Теперь Зорге был уже в курсе всех перипетий. Через Ойгена Отта проходили документы, присылавшиеся из Берлина, и материалы, которые поступали из Генштаба японской армии. Каждый новый документ атташе старался обсудить со своим негласным советником. Через секретаря принца Коноэ в курсе событий был и Одзаки. Важные сведения добывал Ётоку Мияги, писавший в то время портреты многих генералов Генштаба.

В результате советский разведчик смог узнать не только основное содержание военного соглашения, приложенного к договору о пакте, но и все его важные подробности. Зорге удалось передать в Центр тексты документов, раскрывающие позиции Германии и Японии. И едва представители Гитлера покинули Токио, как полный текст всего этого сверхсекретного соглашения уже лег на стол в кабинете в тихом московском переулке.

Особенно трудно в те дни было Максу Клаузену. Он выходил в эфир ночами и на рассвете, в разгар дня или по вечерам, каждый раз меняя места передачи, чтобы пеленгаторы полковника Номуры не засекли рацию. Он передавал донесения из разных квартир: из своей, от Бранко, от Мияги. Он обеспечивал стабильную радиосвязь с Центром в любую погоду, в любое время суток. Сконструированный им передатчик легко умещался в небольшом чемодане, который в руках "делового человека", каким слыл глава фирмы "Клаузен и К°", не вызывал ровно никаких подозрений. И все же Макс счел это недостаточным. Он проявил максимум изобретательности для того, чтобы и Анна имела возможность при необходимости переносить передатчик с квартиры на квартиру. Уложив части аппарата в корзинку, она преспокойно шла по городу. Ни одному полицейскому не могло прийти в голову, что под пучками зелени или пакетиками с рисом лежала в разобранном виде радиостанция…

Первое время Макс прятал аппаратуру у себя в спальне. В стене было отверстие: тут проходила печная труба. Клаузен привязывал отдельные блоки передатчика к веревке и спускал все вниз. Тайник вполне надежный. Единственное неудобство состояло в том, что уходило какое-то время, чтобы поднять аппаратуру наружу.

Как-то раз, убирая квартиру, Анна заметила, что одна из стен под окном на втором этаже — полая. Острым ножом Макс вырезал две планки и ахнул: перед ним открылась вместительная ниша, сделанная будто для них. Лучшего места для хранения аппаратуры и не придумать. В нишу можно было легко поместить не один, а целых два передатчика. Конечно, не таких, который оставил ему в наследство Бернхард.

Тот "гроб" занимал столько места, что Макса прямо-таки в дрожь бросало при одном воспоминании о нем. Мало того, что он был громоздок, он отличался ненадежностью. Максу пришлось потратить много усилий, чтобы избавиться от бесполезной груды металла. Ведь его нельзя было взять и просто так выкинуть на ближайшую свалку. Каждая деталь, попади она на глаза полицейскому, а то и специалисту, могла стать уликой.

Посоветовавшись с Рихардом, Макс решил утопить аппарат где-нибудь за городом. Он разобрал передатчик. Части сложил в два увесистых чемодана. В первое же воскресенье они вместе с Бранко сели в машину и отправились в пригород Токио. Все шло хорошо. По дороге их никто не остановил. Они благополучно добрались до небольшого отеля с рестораном, стоявшего на берегу залива. При отеле имелась лодочная станция. Друзья решили взять лодку, погрузить в нее чемоданы и в открытом море выбросить опасный груз.

Бранко подогнал машину к входу в отель. Макс быстро договорился с хозяином насчет лодки. Оставалось погрузить в нее чемоданы. Бранко открыл багажник, и в тот же миг около него оказался бой отеля, поднял чемоданы и крякнул:

— Что это у вас такое тяжелое?

Макс тут же нашелся:

— Мы захватили с собой пива. У вас в ресторане его, кажется, не держат.

— Вы ошибаетесь, господа, у нас всегда отличное пиво.

— Теперь будем знать, — сказал Макс и щедро расплатился с носильщиком.

Они отплыли подальше от берега и с облегчением вытряхнули в воду содержимое чемоданов.

Хотя Макс и обладал теперь компактным и совершенным передатчиком, который можно создать только кустарным способом, работа на нем была сопряжена со многими опасностями. Начать хотя бы с того, что, как только Макс нажимал на ключ, в доме падало напряжение, снижался накал в лампах, и они мигали. Приходилось закрывать окна шторами. И это при нестерпимой духоте, когда во всех соседних домах окна распахнуты настежь и люди рады малейшему дуновению ветерка.

У себя дома Клаузен работал на втором этаже, в маленькой, выходящей окнами в сад комнате, куда никто, кроме него, обычно не входил. О появлении в доме гостей его предупреждал громкий звонок в передней. У него всегда было в запасе несколько минут для того, чтобы выключить передатчик, собрать бумаги и как ни в чем не бывало спуститься вниз. И все же опасность угрожала ему постоянно.

Как-то рано утром Клаузен вышел в эфир и, держа руку на ключе, отстукивал группы цифр. Работы было много. Вниманием радиста владели лишь листы бумаги с ровными колонками цифр да крошечная лампочка, мигавшая в такт с нажатием ключа. Точка… тире… точка… тире… Незримое сообщение уносилось в пространство, покрывало тысячекилометровые расстояния.

Макс мысленно представил себе своего корреспондента: какой-нибудь молоденький связист в защитной гимнастерке сидит у приемника и отстукивает на машинке текст сообщения, которого с нетерпением ждут там, в Москве. Макс никогда не видел этого связиста. Но он знал: у этого парня отличный "почерк".

"Вернусь в Москву — обязательно отыщу его", — думал Макс, машинально нажимая на ключ.

Макс работал с увлечением. Сколько радиограмм он передал! И все же перед каждым выходом в эфир он испытывал одно и то же чувство волнения. Из всех членов группы он был единственным, кто почти каждый день слышал обращенный к ним голос Москвы.

Неожиданно Макс почувствовал, что его что-то отвлекает и раздражает. В тишину утра вкрались посторонние шорохи. Клаузен огляделся: в комнате никого не было. Но шорохи усиливались. Радист взглянул на окно и обомлел. На суке большого дерева, росшего перед самым окном, бесцеремонно усаживался какой-то человек с большой черной брезентовой сумкой на груди.

— Какого черта вам тут надо? — грозно крикнул Клаузен.

— Извините, господин. Я из управления службы озеленения города, широко улыбнулся японец. — Ваше дерево слишком разрослось. Нужно подрезать отдельные сучки.

Клаузен захлопнул створки окна, опустил шторы. Сердце громко стучало. Что это? Случайность? Или полиция подослала агента?

Mакс закончил передачу и тут же разобрал аппаратуру. Несколько дней он ходил сам не свой. Но, к счастью, все обошлось благополучно.

Было и еще немало случаев, когда Клаузену казалось, что японские ищейки напали на его след.

Однажды он возвращался от Вукелича. Передатчик в чемодане лежал у него на коленях. Вдруг машину остановил полицейский. Стал спрашивать, куда он едет и откуда. Подозрительно посмотрел на чемодан.

— Я еду из немецкого клуба, — решительно сказал Макс и протянул полицейскому визитную карточку.

К счастью, тот не потребовал открыть чемодан.

В другой раз, когда Клаузен вел передачу из своей комнаты на втором этаже, в дом вошел полицейский инспектор.

— Где хозяин? — спросил он у жены Макса. — Он мне срочно нужен!

Анне удалось задержать инспектора на несколько минут, пока Макс лихорадочно разбирал передатчик и прятал его в нишу. Он едва успел заложить отверстие в стене, как полицейский поднялся в комнату:

— Господин Клаузен, вы задерживаете уплату очередного взноса пожарного налога!

Только-то и всего… Фирма "Клаузен и К°" на следующий день заплатила пожарный налог вперед за целый год.

Хотя эти инциденты были случайными, Рихард требовал еще более тщательной конспирации:

— Разведчики обычно и попадаются на мелочах!

В середине ноября поверенный в делах Японии в СССР Сако официально уведомил наркома иностранных дел, что слухи о подготовке "какого-то пакта" лишены основания и ему поручено опровергнуть их.

Однако Москва благодаря Зорге располагала неопровержимыми сведениями. 18 ноября ТАСС опубликовало заявление о том, что такие переговоры не только имели место, но уже завершились:

"Хотя в этом соглашении, подлежащем опубликованию, и говорится о борьбе с коммунизмом, на самом деле это соглашение является прикрытием для секретного японо-германского договора о согласованных действиях Японии и Германии в случае нахождения одной из них в войне с третьим государством".

Советский посол в Токио заявил от имени правительства СССР, что такое соглашение может нанести тяжкий ущерб советско-японским отношениям.

О том, что острие "антикоминтерновского пакта" направлено прежде всего против Советского Союза, сообщил японский журнал "Дайямондо":

"Поскольку Советский Союз — чрезвычайно мощная держава, Япония одна не в состоянии выступить против него и поэтому вступила в соглашение со страной, которая так же считает СССР своим смертельным врагом. Если бы генеральные штабы Германии и Японии объединили свои планы, то попытки СССР обороняться были бы тщетными… По отношению к СССР может быть только одна линия — оттеснение Советского Союза в скованные льдом районы Севера".

Посольства западных стран, поощряя японцев, одобряли пакт. Его содержание сводилось к двум основным целям: обе страны взаимно обязывались информировать друг друга о деятельности Коммунистического интернационала и вести против него борьбу в тесном сотрудничестве; принимать необходимые меры "против тех, кто внутри или вне страны, прямо или косвенно действует в пользу Коминтерна".

Пакт оформлял союз агрессивных держав для совместной борьбы за мировое господство. Он был тесно связан с политикой гитлеровской Германии в Европе. Весной 1936 года немецкие батальоны вступили в демилитаризованную Рейнскую зону и вышли к границе с Францией. В октябре, за месяц до подписания пакта с Японией, Гитлер заключил с Муссолини соглашение о создании оси Берлин-Рим и о разграничении будущих сфер влияния на Балканах, в Дунайском бассейне, в Средиземноморье, о совместной интервенции против республиканской Испании.

Активизировалась и японская военщина. Империя стала накапливать войска в Северо-Восточном Китае, участились провокации на границе СССР и Маньчжоу-Го. Однако когда гитлеровский Генштаб запросил своих токийских коллег о цели этих действий, Генштаб японской армии ответил: "О расширении конфликта и перерастании его в развернутые военные действия не может быть и речи, — и, в свою очередь, поинтересовался: Не будет ли предполагаемое увеличение численности японских войск в Маньчжурии отвечать так же и интересам германского Генерального штаба?" Из Берлина подтвердили "заинтересованность", однако предостерегли от "преждевременного выступления". Зорге был в курсе этих событий и переговоров и так же сообщал о них в Центр.

В Москве отмечали:

"Информации Рамзая по основным вопросам развития японо-германских отношений и военно-подготовительным мероприятиям Японии и Германии были своевременными и полноценными. А, в частности, по вопросу японо-германских отношений и переговоров о военном сотрудничестве дана полная картина содержания и хода переговоров, основанная на ознакомлении с подлинными секретными документами германского посольства. Освещена деятельность японского посла Осимы в Берлине, позиция германского Генштаба и точка зрения германского посла Дирксена и военного атташе Отта на проблему японо-германского сотрудничества".

14 декабря, как бы оценивая работу Рихарда и его товарищей за весь этот тяжелый 36-й год, заместитель начальника Разведуправления писал Рамзаю:

"…Не могу не отметить очень полную Вашу информацию во всех стадиях японо-немецких переговоров, приведших к соглашению. Вы правильно нас информировали и помогли нам всегда быть на высоте в этом вопросе".

Какие новые испытания принесет новый, рождающийся в тревоге и опасностях 37-й год?..

"1 января 1937 г.

Милая К.!

Итак, Новый год наступил. Желаю тебе самого наилучшего в этом году и надеюсь, что он будет последним годом нашей разлуки. Очень рассчитываю на то, что следующий Новый год мы будем встречать уже вместе, забыв о нашей длительной разлуке.

Недавно у меня был период очень напряженной работы, но в ближайшее время будет, видимо, несколько легче. Тогда же было очень тяжело. Зато было очень приятно получить за последние месяцы два письма от тебя и несколько строчек от В. Твои письма датированы августом и сентябрем. В одном из них ты писала, что была больна, почему же теперь не сообщаешь, как твое здоровье и чем ты больна. Я очень беспокоился о тебе. Поскорее сообщи о своем здоровье. За письма же сердечно благодарю. Я, по крайней мере, представляю, где и в каком окружении ты живешь. Месторасположение твоей квартиры, видимо, очень хорошее.

Ты, наверное, удивишься, что у нас здесь сейчас до 20 градусов тепла, а у вас теперь приблизительно столько же градусов мороза.

Тем не менее я предпочитал бы быть в холоде с тобой, чем в этой влажной жаре.

Ну, всего наилучшего, милая, мне пора кончать. Через два месяца получишь снова весточку от меня, надеюсь, что более радостную.

Ты не должна беспокоиться обо мне. Все обстоит благополучно.

Целую тебя крепко, милая К.

И.".

Через несколько недель Рихард с "оказией" получил ответ Кати:

"Спасибо, дорогой Ика, за твое письмо, полученное мной сегодня. Благодарю тебя так же за новогодние пожелания. И я надеюсь, что это будет последний год нашей разлуки, но как долго он еще протянется…

Мои дела идут хорошо. Я весела и здорова. С работой дело обстоит так же хорошо. Жаль только, что нет тебя.

Не беспокойся обо мне, живи хорошо, но не забывай меня. Желаю тебе всего хорошего и крепко тебя целую.

К."

Первые же недели нового, 1937 года не давали передышки. Чем интенсивнее работала группа "Рамзай", тем больше сведений, нуждавшихся в обработке, скапливалось у Рихарда. Он сообщал в Москву о развитии японо-германских отношений после подписания пакта, о состоянии японской армии и усилении разногласий между командованием сухопутных войск и флота. Эти разногласия имели очень важное значение, и не только в связи с прошлогодним неудавшимся путчем организации "Молодые офицеры", а и для будущего: в каком направлении будут развиваться планы агрессоров?..

Очень много данных черпал Зорге в беседах с Оттом и из документов, которые тот ему показывал. Рихарду удалось передать в Москву содержание докладов Дирксена и Отта, адресованных в Берлин. В одном, отправленном 31 января, говорилось о Японии как о будущем военном союзнике Германии:

"Оба они (Дирксен и Отт. — Авт.) подчеркивают наличие кризиса в Японии и считают необходимым, чтобы страна имела несколько лет передышки, прежде чем она сможет развить внешнеполитическую деятельность. Они хотят предостеречь отечественные власти от переоценки японцев как союзников, имея в виду притормозить возможные намерения отечественного руководства энергично выступить, опираясь на Японию. Оба они настроены по отношению к японцам более скептически, чем прошлым летом, когда они отчитывались в Германии о заключении договора".

Такое мнение складывалось у германского посольства не только на основании того, что они сами наблюдали, но и в значительной степени благодаря усилиям самого Рихарда, который исподволь, но настойчиво убеждал Дирксена, Отта и других немецких дипломатов в слабости и неподготовленности Японии к вероятной войне.

В одной из бесед Ойген, разоткровенничавшись, посетовал и на положение дел в германской армии и промышленности:

— Вооружение вермахта потребует больше времени, чем предполагалось: мало квалифицированных кадров, техники, много оружия устаревших образцов. Очень тяжелое положение и с сырьем. Каучука в стране только однодневный запас, меди, цинка, олова — не больше чем на один-полтора месяца.

— Значит?.. — направил в нужное русло разговор Рихард.

— Значит, Германия сможет рискнуть на серьезную войну не раньше чем через четыре года. Не забудем о последствиях кризиса…

И эту беседу Рихард дословно передал в одной из январских радиограмм. Донесения Рамзая были высоко оценены в Центре. Зорге и Клаузену объявлена благодарность в приказе по Разведуправлению РККА.

Рихард узнал последние сведения о жене кружными путями. Поехал в Гонконг и там встретился с Василием, который и рассказал о Кате, о ее росте по работе.

Рихард был горд:

— Молодец она у меня!

Василий же передал ему и письмо в несколько строк за подписью "Старик".

— Старик вернулся?

— Да, снова все в его руках.

Рихард задумчиво улыбнулся:

— Опять Старик… А у меня почему-то все время было такое чувство, что он здесь, рядом, — в Особой Дальневосточной.

Василий покачал головой:

— Ну, из этих краев он уже давно уехал. — И с особой серьезностью добавил: — Побывал в самом центре Европы, в самом пекле…

— В Испании, — догадался Рихард.

"Но пасаран!"

В полночь 18 июля 1936 года радиостанция порта Сеута, расположенного у Гибралтарского пролива в Испанском Марокко, передала в эфир условную фразу: "Над всей Испанией безоблачное небо" — сигнал к военно-фашистскому мятежу против молодой Испанской республики. Мятеж был подготовлен международной реакцией после того, как в феврале 1936 года на выборах в кортесы одержал победу Народный фронт и к власти пришли левые республиканцы, поддерживаемые коммунистами и социалистами. Заговорщики рассчитывали, что по их сигналу восстание реакционных групп вспыхнет по всей стране и максимум через двое суток республика будет свергнута. Но в Мадриде и Барселоне, в других крупных городах путчистов сразу же разгромили. Тогда на сцену вышли истинные вдохновители заговора — фашисты Германии и Италии. В Берлине был создан специальный штаб для оказания помощи главарю мятежников генералу Франко и для подготовки интервенции. Штаб возглавил Геринг. В портах республики бросили якоря гитлеровские крейсеры и эсминцы, в испанские воды вошел линкор "Дойчланд". Началась подготовка к открытой интервенции. Германия и Италия оценивали события в Испании как прелюдию к мировой войне и на полях сражений за Пиренеями собирались отработать свою военную стратегию и тактику, испытать новую боевую технику. Уже в ноябре 1936 года на помощь франкистам прибыл первый эшелон гитлеровского легиона "Кондор" в составе 5 тысяч солдат, усиленный танковыми подразделениями и авиаэскадрильями. Всего же за три года испанской войны Гитлер послал на подмогу франкистам 50 тысяч солдат, а Муссолини — 250 тысяч, из них сразу 40 тысяч — в 1936-м.

Республиканское правительство Испании призвало на помощь все демократические страны. Но капиталистические государства — Англия, Франция, США — предпочли не услышать этого призыва, тем более что они тайно сами участвовали в подготовке мятежа. Западные "демократические" правительства поспешили заявить о своем "невмешательстве" и этим, по существу, развязали руки агрессорам, сделали все, чтобы помешать справедливой борьбе испанского народа.

Однако честные и мыслящие люди во многих странах мира поняли, что франкистский мятеж — это первый удар по миру в мире, и поспешили в Мадрид и Барселону, чтобы вступить в интернациональные бригады республиканской армии.

Через несколько дней после начала фашистского мятежа на Красной площади состоялся митинг протеста. Его участники приняли Обращение к испанскому народу:

"Трудящиеся столицы Советского Союза, города Москвы, собравшиеся на митинге в количестве 120 тысяч человек, выражают свою братскую солидарность с испанским народом, героически защищающим демократическую республику и независимость своей родины против мятежа фашистских генералов, злейших врагов испанского народа, агентов итальянского и немецкого фашизма. Трудящиеся Москвы выражают твердую уверенность, что при прочности единого Народного фронта испанский народ выйдет победителем в своей благородной героической борьбе против фашистских извергов и их иностранных покровителей.

Трудящиеся Москвы обращаются к трудящимся Советского Союза с призывом организовать сбор средств в фонд помощи бойцам Испании, с оружием в руках защищающим Испанскую демократическую республику. Да здравствует свобода и независимость Испании! Да здравствует демократическая республика Испания! Долой кровавый фашизм!"

Советские люди повторяли слова, впервые прозвучавшие у стен Мадрида: "Но пасаран!" ("Они не пройдут!") — и с волнением следили за событиями в далекой стране. К октябрю они собрали в фонд помощи Испании более 50 миллионов рублей. Правительство СССР предоставило республике кредит в 85 миллионов долларов и начало поставлять ей оружие. Советские морские транспорты с танками, самолетами, орудиями и винтовками отважно шли сквозь заслоны фашистских подводных лодок. На рабочем столе отца одного из авторов этой книги, Ильинского Михаила Ильича, начальника Отдела правительственной связи И.В. Сталина, легли учебники испанского языка.

16 октября Центральный комитет ВКП(б) направил ЦК коммунистической партии Испании телеграмму:

"Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров есть не частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества. Братский привет!"

Советское правительство одновременно с поставками оружия и боевой техники разрешило выехать в Испанию нашим добровольцам — кадровым военным: танкистам, летчикам, артиллеристам, инженерам, опытным командирам. В числе первых добровольцев подал рапорт наркому обороны заместитель командарма Особой Дальневосточной Ян Карлович Берзин.

В Мадриде Старик был назначен главным военным советником республиканского правительства. Он возглавил группу наших инструкторов и всю работу по военной помощи, оказываемой Страной Советов сражающейся Испании.

Берзин пробыл в Испании до середины 1937 года. Он участвовал в сражениях под Мадридом, на Хараме и у Гвадалахары. Правительство СССР высоко оценило его деятельность: Ян Карлович был награжден орденами Ленина и Красного Знамени.

Когда Берзин вернулся в Москву, его ждало назначение — снова на должность начальника Разведывательного управления РККА. Это было в июне 1937 года.