Хризантемы и дзайбацу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Хризантемы и дзайбацу

Искру туши до пожара, беду отводи до удара.

Русская народная пословица

…Мы своей деятельностью стремились отвести возможность войны между Японией и СССР.

Р. Зорге

В "восточной столице"

6 сентября 1933 года Рихард Зорге сошел на японскую землю с океанского лайнера "Куин Элизабет".

Чиновник морской полиции в Йокогаме долго и придирчиво разглядывал паспорт немецкого корреспондента, потом попросил заполнить длинную анкету для иностранцев.

В Токио Рихард поселился в одном из самых дорогих отелей — "Тэйкоку". Здесь обычно останавливались богатые европейцы и американцы.

Через несколько дней Зорге попросили явиться в полицейское управление. Снова ему пришлось заполнять подробные анкеты, а в заключение чиновник, принося тысячи извинений и кланяясь, положил перед Рихардом специальную карточку из плотной белой бумаги и с заискивающей улыбкой попросил гостя оставить на ней отпечатки пальцев. Протестовать было бесполезно: полицейские брали отпечатки пальцев у всех иностранцев. И к каждому из них приставляли своих шпиков…

Началась его жизнь в Токио: знакомство с коллегами из корреспондентского корпуса, посещения пресс-конференций, дипломатических приемов. А главное — знакомство со страной.

"Не торопись, не жалей времени, чтобы хорошенько освоиться, узнать и почувствовать страну, в которой предстоит тебе жить и работать", наставлял Рихарда в Москве Старик. Да и сам Зорге по всему своему опыту понимал: без этих знаний невозможно будет выполнить возложенное на него задание в Токио.

Но не так-то просто было освоиться в этой стране — гораздо труднее, чем в Китае. Поначалу он даже растерялся. Токио — "восточная столица", шумная, хлопотливая, поражал воображение своей необъятностью и несхожестью с другими городами, которые он видел. Непривычное левостороннее движение такое ощущение, что автомобили несутся на тебя или ты на своей машине вот-вот врежешься в столб или стену. Узкие, извилистые улицы без тротуаров, двухэтажные дома за высокими глухими заборами. Ну прямо безбрежный океан деревянных домиков под черепичными крышами. Невозможно уловить какую-либо систему в расположении улиц. Только в центре поднимаются более или менее фундаментальные здания современной архитектуры, но и те не выше метров тридцати: из-за угрозы землетрясений. Впрочем, к землетрясениям здесь привыкли, если к этому вообще можно привыкнуть: каждый год в Японии их случается до полутора тысяч, по четыре на день, и жители почти не обращают внимания, когда вдруг начинает вздрагивать под ногами пол и звенеть посуда. Но Токио долго будет хранить следы ужасной трагедии, обрушившейся на столицу десять лет назад, в сентябре 1923 года. Сильнейший подземный удар пришелся на центр города. От подземных толчков и вспыхнувших пожаров рухнула половина всех домов, погибли более 150 тысяч жителей и полтора миллиона пострадали. К 1933 году восстановление столицы завершалось, только кое-где виднелись строительные леса.

Понемногу Рихард начинал разбираться в городском хаосе. Проще было ориентироваться, так сказать, от печки — от замка Эдо, императорского дворца. Он был расположен на живописном, утопающем в зелени холме, с трех сторон охваченном рвом, наполненным водой, на ее зеркальной глади застыли или медленно плавали лебеди. Через канал был переброшен мост, который вел к воротам, врезанным в башню с двухъярусной крышей с загнутыми вверх углами. На этом мосту стояла бронзовая колонна с трезубцем и тремя фонарями. Колонну поставил знаменитый военачальник — сёгун Токугава, сделавший город столицей. И с тех пор от этой колонны японцы с восточной настойчивостью начали измерять все расстояния и в стране, и в мире.

В Токио был свой Уолл-стрит или Сити — район Маруноуци деловой центр, расположенный к востоку от императорского дворца. Вся земля — больше 250 квадратных километров — принадлежала здесь дзайбацу "Мицубиси", а прилегающие районы — дзайбацу "Мицуи", "Симотомо" и "Ясуда". "Дзайбацу" слово, состоящее из двух иероглифов: "дзай" — деньги, "бацу" — клика, клан, а вместе — клан богатых, а точнее, огромное промышленное и финансовое объединение, фамильный концерн. Еще до приезда в Японию Рихард знал, что вся экономика страны находится под контролем этих четырех крупнейших дзайбацу и десятка промышленно-финансовых магнатов поменьше.

В Маруноуци улицы прямые и широкие, дома — из бетона и стекла, у подъездов — вереницы машин.

Был в Токио и "маленький Лондон" — квартал домов из красного кирпича, построенных в конце XIX века по образцу британской столицы. Был и особенный вокзал — копия амстердамского. И свой Латинский квартал — район Канда, где теснились сотни книжных магазинов и лавок. И конечно же, был свой Монмартр — Асакуса, район увеселительных заведений, с бесчисленными барами, ночными клубами и игорными залами. И прорезал город свой Бродвей — не уступающая нью-йоркскому сполохами огней Гиндза — Серебряная улица, сердце торгового Токио. Здесь же, в районе Гиндзы, располагались редакции газет и корреспондентские пункты многих местных и зарубежных агентств.

Почти каждое утро Зорге отправлялся в новое семиэтажное здание агентства Домей Цусин в квартале Ниси-Гиндза. Тут можно было встретить весь журналистский цвет и узнать последние новости.

Именно здесь, в этом шумном пресс-штабе, к Рихарду подошел невысокий, начинающий лысеть человек в больших круглых очках.

— Вы, кажется, недавно прибыли из Берлина? — обратился он к Зорге и, понизив голос, добавил: — Как там чувствует себя Эльза?

— Эльза Крамер просила передать вам, что ее здоровье пошло на поправку, — ответил Рихард и протянул незнакомцу руку.

Так встретились будущие соратники — Рихард Зорге и Бранко Вукелич. Пароль для встречи был определен еще в Москве: отвечая на вопрос Бранко, Рихард должен был обязательно назвать фамилию Эльзы.

Бранко по заданию Старика приехал в Токио на семь месяцев раньше Зорге, чтобы заранее подготовить для него места конспиративных встреч, завязать нужные знакомства среди иностранных дипломатов и журналистов.

Бранко Вукелич… Это был надежный, испытанный боец. Сын аристократки и кадрового офицера Королевской армии Югославии, он выбрал путь революционной борьбы. Конец Первой мировой войны застал Бранко в Загребе, где он, в то время ученик средней школы, состоял членом так называемой Группы прогрессивных дарвинистов. После окончания средней школы Бранко поступил в Академию художеств. В годы студенчества он стал втайне от родителей членом секции Марксистского клуба Загребского университета. Затем начал учиться в Высшей технической школе. Хотя Бранко был сыном полковника, в полицейском комиссариате Загреба на него завели специальную карточку. Он участвовал в студенческих демонстрациях, и однажды на несколько дней его отправили в тюрьму. Агенты полиции не раз врывались в дом Вукеличей, устраивали обыски, искали скрывавшихся подпольщиков-коммунистов. В 1925 году Бранко уехал на учебу в Чехословакию, в Брно. А спустя год он переехал во Францию и поступил в Сорбонну. В карточке, заведенной на Бранко теперь уже в Парижском комиссариате полиции, отмечалось: "Подрывной элемент, проникший в среду учащихся Сорбонны". И в Париже довелось ему посидеть в тюрьме.

От югославских товарищей, приезжавших во Францию, Вукелич узнавал о событиях на родине. В Югославии был в разгаре террор. Все политические партии были распущены, беспощадно преследовались коммунисты. Бранко все более укреплялся в решении: он не останется в стороне от борьбы, пусть она и потребует от него всех сил, а может быть, и жизни…

В последние два года пребывания в Париже Бранко перестал открыто участвовать в работе марксистских групп. Его друзья недоумевали: неужели отступил? Думали: женился, получил хорошее место в электрической компании у графа де ля Рока и отказался от жизни, полной опасностей. Маска отступника нужна была Бранко для того, чтобы отвлечь от себя внимание властей: ведь он принял решение работать на СССР.

Он вдруг стал заядлым фотолюбителем, приобрел несколько фотокамер, оборудовал в своей парижской квартире лабораторию. Днем носился с фотоаппаратом по городу, а ночами просиживал над ванночками с проявителем и фиксажем. Вскоре в парижском иллюстрированном журнале "Вю" появился первый фоторепортаж Вукелича. Потом ему поручили подготовить для специального номера, посвященного Дальнему Востоку, серию фотографий и статей из Японии. Он стал печататься и в других журналах. Через своих друзей в Загребе и Белграде предложил югославской газете "Политика" свои услуги в качестве корреспондента в Токио. Итак, все было подготовлено безукоризненно.

Под Новый, 1933 год Бранко покинул Францию и в феврале уже прибыл в Токио. В "восточной столице" его ждал пока только один член группы — радист Бернхард. Бранко знал: руководитель появится позднее.

К приезду Зорге Вукелич в качестве корреспондента журнала "Вю", "Политики" и сотрудника французского агентства Гавас приобрел широкий круг знакомств. Он познакомился с английским военным атташе генерал-майором Фрэнсисом Пиготтом, был на короткой ноге с влиятельным корреспондентом агентства Рейтер Майклом Коксом, корреспондентом "Нью-Йорк геральд трибюн" Джозефом Ньюменом, не говоря уже о сотрудниках французского посольства. Все эти и многие другие связи Вукелича — а он знал кроме французского английский, немецкий, испанский, итальянский, японский и венгерский языки должны были оказаться полезными для Зорге.

Бранко понравился Рихарду с первого взгляда. Он понял, что предстоит работать с общительным, умным и наблюдательным человеком. А это немаловажно.

* * *

Они сидели на нагретом солнцем песке. В нескольких шагах море, прибой. Легкие волны с тихим шуршанием пересыпали мелкую прибрежную гальку. Было воскресенье.

Оба, казалось, все еще не верили в реальность происходящего. Ведь с тех пор, как они виделись в последний раз, минуло почти три года. Тогда, расставаясь с Одзаки, Рихард считал, что их пути вряд ли пересекутся вновь. Так думал и Ходзуми.

И вот они снова вместе.

Уже по пути в Японию Зорге предвкушал радость встречи. Но Одзаки в Токио не оказалось: он работал в Осаке. От Вукелича Рихард узнал, что японский журналист пользуется известностью, его широко печатают газеты. Его книга о Китае привлекла внимание специалистов. Вскоре Зорге и сам стал видеть его подпись под статьями в газетах, в журнале "Современная Япония", издававшемся на английском языке.

И вот Ходзуми — в Токио. Он один из организаторов Общества по исследованию восточноазиатских проблем, которое организовала газета "Асахи симбун".

Восстанавливать ли связь с Ходзуми? Три года — срок немалый. За это время взгляды шанхайского друга могли измениться. С другой стороны, Рихард должен теперь предстать перед ним в обличии нацистского журналиста. Догадается ли Одзаки, что это только маскировка? Сможет ли скрыть свое удивление от посторонних? Возобновит ли отношения или сделает вид, что предал забвению их прежние встречи и беседы в Шанхае? Нельзя же заставить человека встать в ряды антифашистов, если он сам того не хочет.

И вот Зорге и Одзаки встретились. И проговорили, как прежде, много часов напролет, вспоминая прошлое.

Рихард анализировал свои наблюдения: да, левые политические настроения Ходзуми не изменились. Он остался другом Советского Союза и по-прежнему готов помогать Зорге.

— Наша задача прежняя, — сказал Рихард. — Мы должны распознавать возможное развитие событий, что не позволит агрессору коварно ввергнуть мир в войну, застав Советский Союз врасплох, не дав ему времени для наращивания оборонной мощи.

— Понимаю, — кивнул Одзаки. — Но после нашей последней встречи многое изменилось. Теперь Советскому Союзу приходится следить не только за событиями на Востоке: в Германии появился Гитлер…

— Да… — задумчиво проговорил Рихард. — Не так давно я видел его собственными глазами. Такие, как он, не останавливаются ни перед чем. Зорге зачерпнул пригоршню песка, просеял его между пальцами. — Вы правы, Ходзуми, за три последних года многое переменилось, и в худшую сторону. Теперь вы понимаете, почему я здесь, в Токио, как корреспондент немецкой газеты. А вы, — Зорге посмотрел на товарища, — должны помочь мне разобраться в здешней обстановке, в зигзагах японской политики.

— Мне жаль, но мои известия будут прискорбными, — отозвался Одзаки. Все эти годы Маньчжурию превращают в плацдарм для войны против СССР. Вы помните, что еще после захвата Маньчжурии, при обсуждении вопроса в Лиге Наций, наш министр иностранных дел Уцида заявил: "Японская миссия на Земле — руководить миром", а в марте нынешнего года, как вам известно, Япония вышла из Лиги Наций, чтобы развязать себе руки для осуществления своих захватнических планов. В Маньчжоу-Го уже создана обширная сеть стратегических дорог, шоссейных и железных, в направлении советской границы; сооружаются аэродромы, строятся казармы, вдоль всей границы не прекращаются рекогносцировочные и топографические работы. Все это злые вести. В ближайшее время будут реорганизованы все органы управления и подчинены командующему Квантунской армией. В общем, подготовка к войне идет полным ходом.

— А что вы думаете о принце Коноэ? — спросил Рихард.

— О, это — восходящая звезда, — проговорил Ходзуми и швырнул в море плоский белый голыш.

— Так же скользит по волнам? — Рихард проводил глазами летящий камень.

— Он слишком хитер и дальновиден, чтобы не удержаться на поверхности. Я думаю, что очень скоро принц станет премьер-министром. Коноэ — глава старейшего аристократического рода, он близок к императору. У него обширные связи и не так уж много врагов. Такие люди для нынешней Японии — большая редкость.

— Его взгляды?

— Правые, но не самые крайние. Милитарист. Вполне в духе времени.

— Наши оценки совпадают. Я тоже предвижу, что Коноэ получит пост премьера. Было бы очень хорошо, если бы мы с вами оказались в курсе тех дел, которыми озабочен принц. Правда, я не представляю, как это можно сделать.

— В окружение принца не так-то легко проникнуть, — задумчиво произнес Одзаки. — Но первый секретарь Коноэ — мой старый университетский товарищ Фумико Кадзами…

В очередной сеанс Зорге передал через Бернхарда радиограмму в Центр:

"Связался с Одзаки и после основательной проверки опять решил привлечь его к работе. Это очень верный, умный человек. Занимает видное положение в крупной газете, имеет широкий круг знакомств".

* * *

Посыльный — мальчишка в голубой ливрее и белых перчатках — разыскал Зорге в вестибюле отеля.

— Господин! — Грум склонился в почтительном поклоне. — Вас просят к телефону!

Кланяясь, он пятился назад, показывая путь к аппарату.

— Говорит секретарь посла, — отозвалось в трубке. — Его превосходительство хочет побеседовать с вами сегодня вечером. Если вам удобно, в девятнадцать часов.

— Благодарю вас, непременно буду, — ответил Рихард.

Что мог означать этот неожиданный вызов? Германский посол Герберт Дирксен получил назначение в Токио лишь недавно. До этого он был послом в Москве. В Токио они виделись только однажды: когда новый посол принимал корреспондентов, представляющих в Японии немецкую прессу. Вместе с Зорге нанесли тогда протокольный визит корреспондент центрального органа нацистской партии "Фёлькишер беобахтер" принц фон Урах, хваставшийся тем, что доводится кузеном бельгийскому королю; корреспондент "Кёльнишер цайтунг" старик Фриц Гердер, бывший офицер вильгельмовской армии, проведший несколько лет в русском плену (Гердер не скрывал своих антипатий к нацистам, а заодно и к Зорге), а так же руководитель токийского отделения официального германского телеграфного агентства Дойче Нахрихтен Бюро (ДНБ), глава нацистской организации немецкой колонии в Токио Виссе. Рихарду было известно, что этот маленький "фюрер" был разведчиком.

Беседа с послом протекала тогда сухо, официально и совсем недолго: каждому Дирксен уделил не более минуты.

Конечно, Зорге располагал сведениями о новом после. Герберт Дирксен был из той породы старых немецких дипломатов, услугами которых охотно пользовались нацисты. Он имел связи в берлинской верхушке, владел огромным поместьем. Что ж, это было в порядке вещей. К примеру, его коллега германский посол в Лондоне, претендент на пост министра иностранных дел рейха Иоахим фон Риббентроп тоже завоевал покровительство Гитлера не только покорной службой, но и кошельком. В молодости Риббентроп коммивояжером разъезжал по Европе с чемоданом, набитым рекламными коньячно-водочными изделиями немецких и французских фирм, сколотил энную сумму и сделал верную ставку — стал субсидировать фашиствующего фельдфебеля.

Рихард знал, что Гитлер проводил чистку старого аппарата Министерства иностранных дел, выдвигал на дипломатическую службу только верных подручных из СС и СА. Если он сохранил Дирксена — это неспроста: у германского посла какие-то заслуги перед фашизмом…

Но что все-таки произошло: почему Дирксен вдруг пожелал встретиться именно с корреспондентом "Франкфуртер цайтунг"? Может быть, посол хочет сделать важное заявление для печати? Но Рихард еще новичок в Японии, и вряд ли Дирксен остановил бы в этом деле свой выбор на нем. Тогда что же? В Берлине докопались до его прошлого? В чем-то заподозрили, и посол потребует немедленно покинуть страну? Неужели так тщательно разработанная операция провалилась, даже не начавшись?

Сдерживая волнение, Рихард переступил порог кабинета.

Широкие окна были задернуты шторами. Комната тонула в полумраке. На письменном столе горела небольшая лампа. Посол сидел в глубоком кожаном кресле и просматривал газеты. Увидев Рихарда, он поднялся и вытянул холеную белую руку в нацистском приветствии.

Перед Зорге стоял худощавый человек с длинным лицом и тонкими губами.

— Прошу вас, — показал Дирксен на кресло у стола. — Как вы себя чувствуете в Токио, доктор Зорге?

— Благодарю вас, господин посол. Конечно, Токио не Берлин, но все же надеюсь привыкнуть.

— Я прочитал ваши корреспонденции, — сразу же приступил к делу посол, — и они мне понравились. Хотя вы здесь и недавно, но успели разглядеть в этой стране многое такое, чего я не нахожу в материалах тех корреспондентов, которые провели здесь целые годы. Я увидел в ваших корреспонденциях, опубликованных во "Франкфуртер цайтунг", глубокий анализ политических явлений. Скажу откровенно, для меня это было открытие столь же неожиданное, сколь и приятное. Я сам новичок в этой стране, и ваша работа помогает мне составить истинное представление о проблемах Японии. До этого я провел несколько лет в Советской России. Вам, конечно, не понять, как там все сложно…

Рихард и глазом не моргнул.

— Нам важно, чтобы в Германии знали: японцы строят не только бумажные домики, но и современные заводы, что здесь есть не только гейши, но и мощная армия, вооруженная по последнему слову военной техники. Япония превратилась в самую динамичную силу в Азии. Она утверждает себя на материке и уже подошла к границам России. — Посол сделал паузу и закончил: — Нам бы очень хотелось, чтобы Япония не остановилась на этом и продолжала двигаться дальше. Такова главная цель, стоящая передо мной — и перед вами, перед всеми истинными арийцами.

— Нельзя слишком ускорять события, — осторожно возразил Зорге.

— Но нельзя и медлить. Япония и Германия расположены далеко друг от друга, однако у наших стран много общих интересов, а главное, у нас общий враг — большевизм. Я реально представляю: Советская Россия — слишком большой пирог, чтобы Германия могла проглотить его в одиночку. Поэтому мы проявляем особую заинтересованность в союзе с Японией и хотим, чтобы в будущем наши планы в отношении России сошлись. Фюрер учит, что основная задача внешней политики — это подыскать товарищей по оружию. Немецкая нация должна знать, кого она выбирает себе в союзники. Мне хотелось бы, доктор Зорге, рассчитывать на вашу помощь в выяснении этого вопроса.

— Постараюсь выполнить задачу в меру моих сил.

— Рад, что нашел в вашем лице такого человека, на которого могу положиться. Желаю удачи.

С этими словами Дирксен снова придвинул к себе стопку газет. Аудиенция окончилась.

Зорге покинул кабинет посла со смешанным чувством радости и тревоги. Итак, ясно, что сам он вне подозрений. Более того, новый посол хочет прибегнуть к его помощи. Следовательно, и он сам будет получать нужную информацию в стенах посольства. Это важно. Но есть и минус: Дирксен подтвердил самые худшие опасения Москвы. Гитлер стремится к союзу с Японией против СССР. И он, Рихард, обязан сделать все возможное, чтобы держать Центр в курсе развития событий: сообщать о происках "товарищей по оружию".

* * *

Зорге спустился с крыльца и медленно зашагал по ярко освещенной дорожке. С залива тянуло прохладой. Решил пройтись до отеля пешком, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал женский голос:

— Рихард Зорге? Я не ошиблась?

Он остановился, оглянулся. Перед ним стояла женщина лет тридцати, в белом платье и большой белой шляпе.

— Не узнаете, дорогой Рихард?

Он вспомнил: Франкфурт! Перед ним была жена молодого архитектора, с которой он познакомился лет десять назад.

— Очаровательная Тереза… — Зорге наклонился к ее руке. — На свете вряд ли найдется хотя бы один мужчина, который забудет эти глаза. Какими судьбами?

— Я приехала сюда с мужем.

— Что ж, такая поездка не пройдет для него бесследно. Я преклоняюсь перед гением японских зодчих.

— Вы правы, мой дорогой! — рассмеялась женщина. — Но архитектором был мой первый муж. Вечный мальчик. Я быстро устала от его причуд.

— Вы решительная женщина, — сказал Рихард, обдумывая, как вести себя дальше.

Тогда, во Франкфурте, его пригласили на чей-то семейный праздник, и среди друзей дома оказался муж Терезы. Молодой архитектор работал на пивоваренном заводе.

— Кто же тот счастливец, которому вы отдали свое сердце теперь? Тоже человек искусства? Или коммерсант?

— Мой муж — военный. Сюда его пригласили советником.

— Надеюсь, он не увлекается красными идеями? — как можно непринужденнее спросил Рихард.

— О, что вы! В германской армии служат настоящие солдаты. — Она остановилась. — Правда, сейчас он не в Токио: японцы пригласили его на какие-то маневры. Но он скоро вернется, и я обязательно вас познакомлю. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. — И добавила: — Я с ним счастлива.

— Буду рад познакомиться. Только боюсь: военные не очень-то любят журналистов.

"Не слишком ли много сюрпризов за один вечер?" — думал Рихард, возвращаясь в отель. Конечно, познакомиться с немецким офицером, которого японцы приглашают на свои маневры, просто замечательно. А что касается Терезы — очевидно, она не имеет ни малейшего представления о его работе во Франкфурте. Да и всегда у нее были свои заботы…

Прошло несколько дней.

— Милый, познакомься: это тот самый франкфуртский Рихард, о котором я тебе говорила!

— Весьма рад. Подполковник Ойген Отт.

— Рихард Зорге. Как вам, наверное, уже сообщила ваша очаровательная супруга, я журналист, так что держите со мной ухо востро!..

…Прошло еще несколько дней — и Зорге, наведя справки по соответствующим каналам, узнал, что Отт, этот неприметно державшийся офицер, на самом деле — крупный германский разведчик, бывший сотрудник шефа немецкой разведки в период Первой мировой войны Николаи, теперь, после захвата власти нацистами, возглавившего один из центров шпионажа — Институт истории новой Германии. Одно обстоятельство, касавшееся Ойгена Отта, было особенно многозначительным: в декабре минувшего, 1932 года, когда генерал-лейтенант Шлейхер ненадолго стал канцлером Германии, он направил в Веймар, где в то время находился Гитлер, посланца с предложением фюреру войти в состав кабинета в качестве вице-канцлера. Посланцем, выполнившим поручение Шлейхера, был подполковник Отт. Такое доверительное поручение не дадут первому попавшемуся человеку. Да и нынешний рейхсканцлер должен запомнить визитера… Неспроста, наверное, оказался вдруг Отт в Японии. И хотя подполковник приехал на острова как советник, интересующийся лишь испытаниями гаубиц, истинная цель, поставленная перед ним, — наладить сотрудничество между гитлеровской и японской разведками. Кроме того, он должен был изучить военно-политическое положение в Японии и представить в Берлин обстоятельный доклад.

Рихард Зорге решил сделать ставку на этого "серого подполковника". Нет, он не навязывался ему в друзья. Поначалу они встречались то в посольстве, то в немецком клубе, то "У Рейнгольда" — в баре немца, славившегося своими сосисками по-баварски, мюнхенским пивом и прогитлеровскими взглядами. Конечно же, Зорге ничего не спрашивал. Рихард говорил сам, во всем блеске демонстрируя перед хватким разведчиком знание и обстановки в Японии, и нацистской фразеологии. Рассказал о своем визите к генералу Хаусхоферу, редактору журнала "Цайтшрифт фюр геополитик", даже показал его рекомендательное письмо.

— Вы знакомы с самим Хаусхофером?! — воскликнул Отт. — Я преклоняюсь перед его талантами и являюсь ревностным приверженцем его теории о геополитике. Рад, что наши взгляды совпадают, господин Зорге. Всегда готов оказать вам содействие в выполнении поручений господина генерала Хаусхофера.

— И я, в свою очередь, так же буду весьма рад помочь вам. Конечно, в силу своих скромных возможностей, господин подполковник.

Вскоре Рихард убедился в том, что Отт клюнул, как рыба на наживку. Он решил, что общительный и осведомленный журналист, располагающий такими рекомендациями и такими связями, может быть ему полезен.

Сначала подполковник выуживал отдельные сведения. А однажды прямо попросил:

— Помогите, Рихард, составить одну бумагу в Берлин.

— Охотно. Однако…

— Ясно, особо секретные бумаги я вам, конечно, не покажу, но общие разделы… Будь они прокляты!..

Зорге сочувственно кивнул:

— Понимаю: офицеру противно заниматься нашим ремеслом бумагомарания. Давайте-ка ваши тезисы.

И он сочными мазками нарисовал картину положения в Японии, дав событиям такую интерпретацию, которая должна была особенно понравиться в Берлине, а заодно показывала широкую эрудицию докладчика. Отт пришел в восторг. В следующий раз без стеснения он выложил перед Зорге все бумаги из своего портфеля. Кое-что могло представить интерес и для Центра.

"Кажется, мой расчет точен", — удовлетворенно подумал Рихард.

Но в один из весенних дней подполковник ранним утро заявился к нему в отель:

— К сожалению, меня отзывают в Берлин. Примите мою глубокую благодарность. Всегда ваш! — Он прищелкнул каблуками.

"Да, ставка не оправдалась…". - подумал Рихард, любезно пожимая руку офицеру.

Но он ошибался: Отт отправлялся в Берлин за новым повышением по службе.

* * *

Группа "Рамзай" развертывала работу. Каждый имел строго определенную сферу деятельности. Зорге взял на себя немецкое посольство, обрабатывал и готовил информацию для Центра. Вукелич стал "своим человеком" в посольствах, общался со многими политическими деятелями. Во время одной из первых встреч с Бранко Рихард сказал ему:

— Твоя долговременная программа: выяснять, как будут складываться отношения Японии с Англией и Соединенными Штатами. Империя может попытаться напасть на Советский Союз. Какою будет позиция этих стран?

Бранко узнавал и сообщал мнения американского, французского и британского послов по широкому кругу вопросов международной политики. Существовали и другие источники сведений.

"Важнейшим источником информации было для него агентство Домей Цусин, — писал Зорге. — По делам службы Вукелич, естественно, посещал агентство и мог там получать самую различную информацию. К ней относились как уже опубликованные, так и не опубликованные сообщения. Эта информация носила чисто политический характер. Некоторые из его сообщений характеризовали политическую обстановку в целом. Она имела важное значение и интерес как дополнение к той обширной информации, которую мы получали по другим каналам… Вукелич мог доставать в агентстве новости, которые обычным порядком из-за цензуры не публиковались. Так мы получали возможность разбираться в развитии политической обстановки в Японии, знать позицию правительства. Вукелич постоянно беседовал на различные темы с французами, работавшими в отделении агентства Гавас, и от них получал кое-какие сведения… Отделение агентства Гавас было связано с французским посольством, и сам Вукелич поддерживал с ним контакты. Мы очень были заинтересованы как в общей, так и в фундаментальной информации, которую Вукелич стал получать в этом посольстве".

* * *

С Одзаки Рихард старался встречаться как можно реже, чтобы не навести на него контрразведчиков. На пресс-конференции. В ложе театра. На дипломатическом приеме. Короткая беседа — и снова пауза в несколько недель. От встречи к встрече Рихард проникался все большим уважением к своему добровольному помощнику и верному другу.

Исследовательская группа при газете "Асахи", которой руководил Ходзуми, занималась изучением дальневосточных проблем, имела доступ ко многим официальным источникам. Одзаки считался одним из ведущих экспертов по Китаю. И он лучше, чем кто-либо другой, понимал: японская политика по отношению к Китаю имеет чрезвычайно важное значение для обстановки на всем Дальнем Востоке, для безопасности Советского Союза. Он знакомил Рихарда со всеми тонкостями японо-китайских отношений, дополнял и уточнял те сведения, которые Зорге получал в германском посольстве.

В середине декабря 1934 года в токийской газете "Джапаниз адвертайзер" появилось объявление о том, что некий любитель-коллекционер желает купить гравюры "укиаэ". Вскоре в редакцию пришел молодой художник:

— Такие гравюры могу предложить я.

А еще через день художник и коллекционер встретились в кабинете заведующего рекламным отделом газеты. Коллекционер весь погрузился в созерцание гравюр и свитков, искусно выполненных в традиционном японском стиле. Потом, оторвавшись от листов, пристально посмотрел на художника:

— Вы не будете возражать, если я заплачу вам не иенами, а долларами?

— Как будет угодно господину.

Коллекционер достал деньги.

— У меня есть сдача, — сказал художник и тоже вынул из кармана долларовую банкноту. Бросил взгляд на номер банкноты. Он ровно на единицу больше, чем на банкноте коллекционера. Из кабинета коллекционер — это был Бранко Вукелич — и молодой художник вышли вместе. "Знатокам живописи" было о чем поговорить…

Так появился в группе "Рамзай" четвертый разведчик — энергичный человек, талантливый художник Иотоку (Ётоку) Мияги.

"Родители хотели, — рассказывал о себе Мияги, — чтобы я вырос наивным стопроцентным патриотом-националистом. Но с ранних лет я возненавидел тиранию японской бюрократии. Доктора, юристы, дельцы и отставные военные, приезжавшие на Окинаву из Токио, быстро превращались в алчных ростовщиков, наживавшихся на нищете местных крестьян.

Первые зерна ненависти заронил в мою душу дед. Он был стар, но до конца дней сохранил светлую голову. Он рассказывал мне о том, как было на Окинаве в его время. Щедрая земля сторицей платила за труд. Ее даров хватало всем. Люди жили в достатке.

Старик, конечно, немало идеализировал. Но по сравнению с тем полуколониальным существованием, которое влачили теперь большинство жителей Окинавы, былые времена представлялись райскими.

Дед учил меня никогда не обижать слабых, знать и понимать нужды бедных. Вместе с ним я глубоко переживал окружавшую нас несправедливость, плакал от бессилия перед тиранией власть имущих. Он не успокаивал меня. Он хотел, чтобы я принимал страдания народа как свои собственные. Дед стал моим первым поводырем в политике".

Окинава — многострадальный остров — родина Мияги. Здесь 10 февраля 1903 года он родился, здесь прошли его школьные годы. Его отец был земледельцем. Вскоре он эмигрировал в Америку, оставив сына на попечение своим старикам. В то время многие жители Окинавы искали счастья за океаном. Долгое время от отца не было вестей. Наконец пришло долгожданное письмо. Отец сообщал, что устроился сначала в Давао, но вскоре перебрался в Калифорнию. Работал у зажиточного фермера где-то возле Лос-Анджелеса.

Ётоку окончил школу и уехал из родительского дома. У мальчика рано открылся дар живописца. Но на Окинаве не было художественного училища, и он поступил в педагогический институт. Проучился всего два года. Однажды на лекции Ётоку почувствовал себя плохо: закружилась голова, поплыли перед глазами круги. Он попал в больницу. Врачи поставили диагноз: туберкулез. С институтом пришлось распрощаться. Немного подлечившись, Ётоку решил податься к отцу, в такую чужую, далекую страну.

В Соединенных Штатах жизнь у отца не сложилась: работал от зари до зари, но так и не преуспел. Жил в пристройке к большому белому дому фермера, в которую с трудом удалось втиснуть еще одну, его кровать.

Два года Ётоку учил английский язык в местной школе. Много рисовал. Сначала он пробовал воспроизводить на бумаге то, что теперь казалось ему дороже всего на свете: прозрачный контур Фудзиямы, ветку цветущей сакуры, древние пагоды — светлые и печальные для души образы родной земли. Потом он нарисовал портрет деда. Отец увидел и похвалил: совсем как живой. Ётоку нарисовал портреты отца, матери, родственников. У него оказалась прекрасная память на лица.

Как-то его рисунки попались на глаза фермеру.

— Да ты, парень, не без Божьего дара, — сказал американец.

Через несколько дней он позвал Ётоку в большой белый дом, попросил нарисовать портрет жены. Ётоку сделал набросок.

— А маслом можешь? — спросил хозяин дома.

Ётоку написал портрет маслом. Американец был поражен:

— Без дела сидеть не будешь.

Он сдержал свое слово, и вскоре начинающего художника стали приглашать к себе обитатели окрестных ферм. Ётоку с увлечением писал их опаленные солнцем лица и большие семейные портреты. У него появились деньги, а следовательно, и возможность продолжить образование. Ётоку перебрался в Сан-Франциско, поступил в художественное училище. В 1925 году он окончил его, но найти применение своему таланту сразу не смог. Пришлось снова вернуться на ферму и год работать батраком.

Для того чтобы получить признание, Мияги должен был выставить свои полотна. Но где и как это сделать? Наконец возможность представилась. Хозяин небольшого ресторана в японском квартале Лос-Анджелеса разрешил молодому художнику устроить у себя выставку. Несколько картин тут же купили. Ётоку воспрянул духом. Переселился в Лос-Анджелес. В маленьком лос-анджелесском "Токио" нашел друзей. Вечерами собирались в ресторане "Сова", рассуждали о жизни, вспоминали Японию. Однажды кто-то принес марксистскую книжку. Ее прочитали вслух. Появились новые книги. Споры, дискуссии продолжались теперь далеко за полночь. Возник кружок по изучению социальных проблем. Занятия в кружке вел профессор местного университета Сиромо Такахаши. Он был коммунистом.

Между тем в Америке назревал кризис. И первыми жертвами его стали "цветные" рабочие: негры, японцы, китайцы. Предприниматели выгоняли их на улицу, оставляя без средств к существованию. Начались волнения. Полиция искала зачинщиков. Прошла волна арестов. Арестованных избивали дубинками прямо на улицах, потом бросали в машины, увозили в тюрьмы.

Вместе с товарищами Мияги основал Добровольное пролетарское общество искусств. Цену американской свободы Мияги хорошо прочувствовал, когда его арестовали и несколько месяцев продержали за решеткой без следствия и суда. Из тюрьмы Ётоку вышел еще более убежденным борцом.

Какие сведения мог давать Рихарду молодой живописец?

Зорге подобрал ему роль:

— Постарайся сблизиться с военными. Генералы любят помпезность. Набей руку на орденах, эполетах, аксельбантах. А главное — устанавливай связи в Военном министерстве.

И Мияги завоевал звание мастера по части орденов и аксельбантов. Он стал вхож в генеральские кабинеты, завел обширный круг знакомств. Его "близким другом" оказался личный секретарь генерала Удаки, занявшего позднее пост министра иностранных дел. Секретарь считал себя знатоком живописи и охотно вступал с Мияги в длительные беседы по истории искусств.

Другим очень полезным источником информации для художника оказался капитан Иоседа, служивший одно время на Хоккайдо и Сахалине. От него Мияги узнавал о сроках мобилизации, составе гарнизонов, переброске войск.

Офицеры Генштаба или служащие Жандармского управления частенько выбалтывали важные военные секреты, позируя художнику в его мастерской. С каждым днем Мияги все лучше разбирался в делах японской армии, все больше узнавал о ее планах.

Ручейки информации с разных сторон стекались к Зорге. Факты, факты и факты… Их нужно было собрать, систематизировать, оценить и составить по ним лаконичные, емкие донесения в Центр. Передавать их входило в обязанность пятого члена группы "Рамзай" — радиста Бернхарда.

В Разведупре Генштаба Красной армии располагали важными уставными документами японской армии, и Зорге их хорошо знал. В 1933 году в Государственном военном издательстве (Москва) впервые появилась книга о вооруженных силах Японии. В ней был сделан вывод, что Япония из всех империалистических стран первой прибегла к войне с целью выйти из кризиса, и с этим Рихард Зорге был полностью согласен.

По данным Генерального штаба, Япония в 1933 году располагала мобильными вооруженными силами, считала наступление, как гласил Полевой устав, единственным способом победы над врагом. Вот рассекреченные данные о японских вооруженных силах 1932–1935 годов. Этой информацией пользовался Рихард Зорге, сверяя и уточняя численность и задачи частей японской армии.

На всех нижеприводимых документах стоял гриф "Совершенно секретно".

Структура сухопутных вооруженных сил Японии

Япония обладала большой сухопутной армией, общая численность которой превышала 322 000 человек (увеличение на 15 000-20 000 по сравнению с 1932 г.).

ПЕХОТА

Пехота состоит из 4 гвардейских, 64 армейских и 2 формозских полков (3-батальонного состава) и 24 батальонов охраны ЮМЖД (каждый 4-ротного состава). Таким образом, пехота насчитывала 234 батальона.

Войска эти сведены в 1 гвардейскую и 16 армейских дивизий, состоящих каждая из 2 бригад. Два полка на о. Формоза сведены в отдельную бригаду, 24 батальона охраны ЮМЖД составляют 4 отдельные бригады ЮМЖД.

КАВАЛЕРИЯ

Японская армия имела 4 отдельные бригады стратегической конницы и 17 полков дивизионной конницы (по одному полку на каждую пехотную дивизию). Кроме того, имелся 1 учебный дивизион при кавалерийской школе в Нарасино в составе 2 сабельных и 1 пулеметного эскадронов.

АРТИЛЛЕРИЯ

Легкая полевая артиллерия. Легкая полевая артиллерия состояла из 16 полков. Кроме того, в ее состав входили 4 полка горной артиллерии и 1 учебно-показательный дивизион; полки 3- и 2-дивизионного состава.

Тяжелая полевая артиллерия состояла из 4 бригад 2-го полкового состава. 1-я бригада — 2-й и 3-й полки 15-см полевых тяжелых гаубиц; 2-я бригада — 5-й и 6-й полки 15-см гаубиц; 3-я бригада — 1-й полк 15-см гаубиц и 7-й полк 10-см пушек и 4-я бригада — 4-й полк 15-см гаубиц и 8-й полк 10-см пушек; кроме того, имелись: 1 отдельный тяжелый артполк в Маньчжурии, 1 отдельный дивизион тяжелой полевой артиллерии, состоявший из 2 батарей 15-см гаубиц, и 1 учебная батарея 10-см пушек при артиллерийской школе.

Тяжелая артиллерия. Под этим названием японцы объединяли крепостную и осадную артиллерию. Часть этой артиллерии выделялась в военное время для взаимодействия с тяжелой полевой артиллерией при осаде крепостей н укрепленных пунктов. Всего насчитывались 3 полка (Йокосука, Мияма и Симоносеки) и 8-10 отдельных дивизионов тяжелой артиллерии.

Зенитная артиллерия состояла из 4 полков (48-opyдийнoгo состава) и 2 отдельных зенитных дивизионов.

ИНЖЕНЕРНЫЕ ВОЙСКА

Инженерные части в мирное время состояли из 17 батальонов, входивших в состав пехотных дивизий. Личный состав инженерных батальонов включал саперов, понтонеров, минеров и др. В основном, инженерные батальоны являлись все же саперными батальонами.

ВОЙСКА СВЯЗИ

Войска связи в мирное время состояли из 3 отдельных полков связи и 17 отрядов (рот) связи при пехотных дивизиях; 1-й полк связи был расположен в районе г. Токио, 2-й полк связи — в Хиросиме и 3-й полк связи — в Маньчжурии.

ТАНКОВЫЕ ВОЙСКА

Танковые войска состояли из 3 танковых полков (один из них — в Маньчжурии). Всего в армии насчитывалось ок. 660–700 танков современного типа, не считая устарелых и опытных машин. В ближайшее время (1935) надо ожидать формирования новых бронетанковых отрядов при пехотных дивизиях.

АВТОБРОНЕЧАСТИ

Автобронечасти состояли из 5–6 автобронеотрядов, в которых вместе с запасом числились ок. 300 бронеавтомобилей и 250–300 мотоциклов, вооруженных станковыми пулеметами.

АВИАЦИЯ

Авиация состояла из 12 авиаполков (из них ок. 4 полков сосредоточено в Маньчжурии).

ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЬНЫЕ ЧАСТИ

Имелся 1 воздухоплавательный отряд (2–3 дирижабля и до 20 привязных аэростатов).

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ ВОЙСКА

Железнодорожные войска состояли из 3 железнодорожных полков, расположенных в Циба, Нарасино и Маньчжурии.

ОБОЗНЫЕ ВОЙСКА

Обозные войска в мирное время состояли из 15 обозных батальонов (дивизии, расположенные в Корее, не имеют обозных батальонов), входивших в состав пехотных дивизий. Обозный батальон состоял из 2 обозных рот и 1 автоотряда.

ХИМИЧЕСКИЕ ЧАСТИ

В мирное время имелась химическая школа в Нарасино и несколько химических отрядов, количество и штатный состав которых неизвестны.

ЯПОНСКАЯ АРМИЯ

В МАНЬЧЖУРИИ И КИТАЕ

В настоящее время в Маньчжурии из кадровых частей японской армии находятся: 3 пехдивизии, 1 смешанная бригада, 4 отдельные охранные бригады, 2 кавбригады, 1 полк связи, 1 ж.-д. полк, 1 танковый полк, 3 авиаполка, несколько зенитных дивизионов, 1 полк тяжелой артиллерии, техчасти, жандармерия и др. Общая численность японской армии в Маньчжурии, примерно: 140 000–150 000 чел., 250–300 самолетов, 150–180 танков, ок. 100 бронеавтомобилей и бронедрезин, до 20 бронепоездов, ок. 20–30 тяжелых полевых орудий и др.

Дислокация японских войск в Маньчжурии, по суммированным данным прессы, представлялась в следующем виде: в районе Таонань, Цицикар, Хайлар и далее на север и на запад — одна дивизия и две кавбригады; Харбин, бассейн р. Сунгари, Пограничная, Санчагоу — одна дивизия; в Жэхэ — 1 смешанная бригада и одна дивизия в южной части Маньчжурии; вдоль ЮМЖД, КВЖД и на строившихся новых железных дорогах — 4 охранных бригады. Танковые части, полк тяжелой полевой артиллерии, желдорчасти и авиация расположены в важнейших стратегических пунктах Маньчжурии. Кроме того, имелись японские гарнизоны (отряды до батальона) в Тяньцзине и Пекине со штабом в Тяньцзине.

ВЫСШЕЕ ВОЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Верховным вождем сухопутных и морских сил является, согласно японской конституции, император, который в мирное время руководит ими через начальников генеральных штабов армии и флота, военного и морского министров, начальника управления по подготовке и обучению войск, командиров дивизий и командующих войсками.

В военное время руководство боевыми действиями войск осуществляется императором через императорскую главную квартиру, состоящую из штаба и двух отделов — сухопутного и морского; во главе последних стоят начальники штабов армии и флота. Главная квартира создается и во время ежегодных больших маневров.

Организация высшего военного управления представляется схемой 1.

Между отдельными органами высшего военного управления функции распределены следующим образом.

а) Совет маршалов и адмиралов (утвержден в 1898 г.) в настоящее время играет не столько руководящую, сколько почетную роль высшего совещательного органа при императоре; он состоит из заслуженных генералов армии и адмиралов флота; до и во время русско-японской войны оказывал огромное влияние на государственные и военные дела.

б) Высший военный совет (учрежден в 1887 г.) служит совещательным органом при императоре. Он увязывает вопросы сухопутной и морской обороны, рассматривает и решает все важнейшие военные вопросы перед докладом, их императору. В состав Высшего военного совета входят все члены Совета маршалов и адмиралов, военный и морской министры, начальники генеральных штабов армии и флота, а так же генералы и адмиралы по назначению императора.

С х е м а 1.

Высшее военное управление Японии

Флигель-адъютантская часть — ИМПЕРАТОР

Императорская главная квартира

Совет маршалов и адмиралов — Морской штаб

Высш. военный совет — Морской министр

Совет национальных ресурсов

Бюро национ. ресурсов — Генеральный штаб

Военный министр — Управление по подготовке войск

Командиры дивизий — Командующ. войсками

в) Генеральный штаб ведает вопросами подготовки к войне страны и армии, разработкой плана мобилизации, военным транспортом и его устройством; определяет организацию армии в мирное и военное время, ее вооружение и степень насыщения средствами военной техники; руководит разведкой в иностранных армиях, большими ежегодными маневрами и военно-историческими исследованиями. Генеральный штаб возглавляется начальником Генерального штаба, назначаемым императором, и состоит из следующих департаментов (отделов): общий, I (оперативный), II (разведывательный), III (военных сообщений) и IV (военно-исторический); Генеральному штабу подчинена Академия Генерального штаба и Военно-топографическое управление (отделы: общий, геодезический, топографический, картографический). Генеральный штаб осуществляет оперативное руководство сухопутными вооруженными силами через войсковые штабы и управления. В своей деятельности Генеральный штаб основное внимание уделяет разработке вопросов войны на Азиатском материке.

г) Военное министерство возглавляется военным министром, назначаемым императором; оно ведает личным и конским составом армии, комплектованием, прохождением службы, вооружением, заготовками и снабжением армии (всеми видами довольствия), казарменным строительством, а так же следит за политико-моральным состоянием армии. Через Военное министерство проходят представления к наградам.