ГЛАВА VI. Распространение греков вдоль берегов Средиземного моря

ГЛАВА VI. Распространение греков вдоль берегов Средиземного моря

Арена первобытной истории греков ограничивалась главным образом странами, расположенными вокруг Эгей­ского моря. Но уже в то время, когда складывались великие эпопеи, географический горизонт стал постепенно расши­ряться. В одной из позднейших песен „Илиады" упоминают­ся египетские Фивы; песни о странствованиях Одиссея упо­минают о киммерийцах, исконных обитателях северного по­бережья Черного моря, и о светлых летних ночах на севере, о которых греки могли узнать только на этом берегу; „Телемахия" знает, наряду с Египтом, и Ливию, а позднейшие пес­ни „Одиссеи" обнаруживают знакомство с сикелами и стра­ной Сиканией. Ни одно предание не сохранило имен смель­чаков, впервые решившихся выйти в открытое море, которое фантазия населила всевозможными чудовищами и сказоч­ными существами и которое на самом деле таило в себе не­мало ужасов и опасностей; но их подвиги продолжали жить в песнях о походе аргонавтов и о возвращении героев из-под Трои.

За открытием новых земель вскоре последовала колони­зация. Некогда, в седую старину, недостаток земли заставил греков уйти на острова Эгейского моря и на западное побе­режье Малой Азии; теперь эти области были заняты, и кому на родине становилось слишком тесно, тот принужден был переселяться в более отдаленные края. При этом в первое время торговые интересы еще вовсе не принимались во вни­мание уже по той причине, что в Греции еще не существова­ло промышленности, которая работала бы для вывоза. Иска­ли плодородных стран; а были ли вблизи хорошие гавани, это имело второстепенное значение. Поэтому первым делом поселенцев быдо — поделить между собой землю; еще в на­чале V века сиракузские старожилы называли себя надельниками. В этом заключается основное различие между греческой и финикийской колонизацией: каждое финикийское поселение было прежде всего торговой факторией, которая при благоприятных условиях могла развиться в земледель­ческую колонию; греческие поселения были с самого начала земледельческими колониями, из которых, правда, многие с течением времени стали крупными торговыми пунктами.

Древнейшая колонизация этого периода все еще напо­минала беспорядочное движение тех переселенцев, которые некогда хлынули на острова и берега Малой Азии; таковы, например, поселения ахейцев и локрийцев на юге Италии. Но по мере того, как греки направлялись все в более и более отдаленные страны, колонизация должна была принять дру­гой характер. В самом деле, плавание по лишенному остро­вов западному морю, и в особенности путь в Ливию и по бурному Черному морю, требовали опытности в морском деле, которою не обладали жители земледельческих при­брежных областей греческого полуострова, — а они-то и основывали до сих пор поселения за морем. Поэтому Атти­ка, Беотия, Арголида перестали теперь принимать прямое участие в колонизационном движении. Их место заняли го­рода, которые или совсем еще не упоминаются у Гомера, или только мимоходом, но которые, благодаря своему вы­годному положению, стали средоточиями морской торговли: Халкида и Эретрия у пролива Эврипа, который представляет наиболее удобный путь для сообщения между Грецией и Фессалией; Мегара и Коринф на Истме, где оба моря, омы­вающие Грецию, отделены друг от друга несколькими кило­метрами; Родос, Лесбос и другие острова Эгейского моря; наконец, прибрежные города Ионии, особенно Милет. Это не значит, что все колонисты, вышедшие отсюда, чтобы в далеких странах найти себе новую отчизну, были в самом деле жителями этих городов. Эти города служили лишь сборными пунктами, куда стекались выходцы из окрестных областей — все те, кто не мог найти себе пропитания на ро­дине, или кого в чужой край гнала жажда приключений или недовольство политическим строем. Однако, города, из ко­торых исходила колонизация, брали на себя организацию этого предприятия: они давали руководителей и поставляли корабли, и их учреждения служили образцом для колоний.

Но раз колония была основана, она обыкновенно стано­вилась в совершенно независимые отношения к своей мет­рополии. Отношения были такие же, какие, по греческому закону, существовали между отцом и взрослым сыном; гра­жданину метрополии оказывали в колонии всевозможные почести, а колония, в свою очередь, могла рассчитывать на то, что во всех тяжелых обстоятельствах найдет помощь в метрополии. Что колония находилась в особенно оживлен­ных сношениях с метрополией, — это разумеется само со­бой; и с течением времени колонии становились для метро­полии самыми надежными оплотами ее торговли и самыми лучшими рынками для произведений ее промышленности.

Таким образом, воспоминание об этой связи сохраня­лось до позднего времени. Но ближайшие обстоятельства, которыми сопровождалось основание колоний, возникших ранее VI века, окутаны мраком сказаний. Исторических за­писей в это время еще совсем не было, и дошедшие до нас даты основания колоний почти все добыты посредством сче­та поколений или путем еще более шатких соображений. Такого рода известия могут дать нам только самые общие указания и должны быть в каждом отдельном случае сопос­тавляемы с прочим содержанием традиции. Одно не подле­жит сомнению, — что в первую половину VII века колони­зация южного побережья Фракии была в полном ходу и гре­ки уже заселили также берега Тарентского залива.

Ни одна страна не представляла столько благоприятных условий для греческой колонизации, как берега Италии и Сицилии по ту сторону Ионического моря. Находясь на од­ной широте с метрополией, эти страны обладали климатом, который был совершенно сходен с греческим; только зима здесь еще несколько мягче, а лето менее тягостно, чем у Эгейского моря. Девственная почва береговых равнин и речных долин отличалась баснословным плодородием, а густой высокий лес, покрывавший горы, давал отличный материал для постройки кораблей. К тому же и поездка туда, даже при очень примитивном состоянии мореплавания, не представляла каких-либо серьезных трудностей, так как вос­точная оконечность Япигии отделяется от Акрокеравнского (Керавнского) мыса в Эпире расстоянием в 75 км, и в ясную погоду с одного берега виден противоположный.

И действительно, сношения между обоими берегами развились очень рано. В Мессапии найдены были черепки ваз микенского стиля, а некрополи доэллинской эпохи в Восточной Сицилии свидетельствуют о культуре, которая отчасти стоит под влиянием микенской. Кажется даже, что еще в доисторическую эпоху происходили переселения с Балканского полуострова в Италию по Отрантской дороге. По крайней мере, есть указания на то, что некогда на запад­ном берегу Тарентского залива жили хоны; наконец, тожде­ство имени этого народа с именем эпирских хаонов, живших у Акрокеравнского мыса, едва ли случайно. Может быть, именно поэтому италийцы называли эллинов греками; а гре­ки, по преданию — эпирское племя, которое, впрочем, в ис­торическую эпоху было забыто.

Как бы то ни было, во всяком случае в течение VIII и уже никак не позже начала VII века, эллины завладели вос­точным побережьем теперешней Калабрии. Новые поселен­цы сами называли себя ахейцами и считали себя потомками пелопоннесских ахейцев. И действительно, их язык очень родствен с арголидским наречием, а могучий Кратис, при­нимающий в себя воды с северного склона Силы и несущий их в Ионическое море, получил свое имя от одной из рек, орошающих пелопоннесскую Ахею. С этого времени ита­лийские хоны исчезают из истории; вероятно, они слились с ахейцами в один народ.

Новая родина названа была по имени одного рано ис­чезнувшего туземного племени Италией, и это имя потом постепенно распространилось на весь полуостров до самых Альп. В этой обширной стране грекам открылось безгранич­ное поле деятельности, и сознание этого выразилось в назва­нии „Великая Греция", которым приблизительно в VI веке начали обозначать колонии по ту сторону Ионического мо­ря, в противоположность к тесноте, какая ощущалась в мет­рополии благодаря чрезмерной густоте ее населения. Если даже это и было сильным преувеличением, то оно в извест­ном смысле было оправдано блестящим развитием ахейских поселений. Весь берег Тарентского залива покрылся коль­цом цветущих городов: на севере, у устья Брадана, Метапонтий, красноречивой эмблемой которого был ржаной колос в его гербе; затем Сирис в плодородной низменности у устья реки того же имени, казавшийся поэту Архилоху идеалом колонии; далее к югу, где Кратис впадает в море, — Сибарис, богатство и роскошь которого скоро вошли в послови­цу. С Сибарисом соперничал Кротон, вблизи Лацинского мыса, на вершине которого новые поселенцы воздвигнули храм царице неба Гере, — храм, сделавшийся главной свя­тыней италийских греков. От этого здания до сих пор сохра­нилась колонна, которая высоко поднимается над синими водами Ионического моря, служа маяком для кораблей. На­конец, еще южнее, у мыса Стило, находилось последнее из ахейских поселений, Кавлония.

Вскоре ахейцы проникли также в глубь страны и через узкий полуостров на побережье Тирренского моря. Здесь Сибарис основал колонии Скидр и Лаос, и далее к северу, на равнине Нижнего Силара, Посейдонию, храмы которой еще и в наше время величаво высятся над покинутой страной — великолепнейший памятник греческой архитектуры, какой сохранился до нас в западной части Ионического моря. Ко­лония Пике, на середине пути между Посейдонией и Лаосом, была основана, по всей вероятности, Сирисом; она лежала как раз напротив последнего у Ионического моря, и впо­следствии находилась с ним в тесных сношениях. Кротон основал в верхней долине Кратиса Пандосию и на Катанзарском перешейке, где Ионическое море отделяется от Тир­ренского пространством в несколько миль, — Терину и Скиллетий. Теперь ахейцы владели всей страной от Брадана и Силара к югу до Теринейского и Скиллетийского заливов, на протяжении около 15 тыс. кв. км.

Примеру ахейцев последовали вскоре локрийцы, жив­шие напротив них у Коринфского залива. К югу от ахейских поселений, недалеко от мыса Зефирия, они основали новые Локры. Этот город также скоро достиг богатства и могуще­ства и расширил свои владения до западного берега полу­острова, где основал колонии Гиппоний и Медму.

Между тем и Восточная Греция стала обращать свои взоры на новооткрытые западные страны; прежде всех хал­кидцы, самый храбрый народ Эллады, как они названы в од­ном древнем изречении. Так как побережье Тарентского за­лива уже было занято, то они поплыли дальше в Сицилию, мифическую страну киклопов и лестригонов. Этих племен они, впрочем, там уже не нашли, но зато встретили народ италийского происхождения, сикелов, или, как они называли себя в западной части острова, сиканов — народ храбрый и воинственный, но лишенный национального единства и по­тому не сумевший отразить чуждых пришельцев. Здесь, у подошвы величественной, покрытой снегами Этны, халкид­цы основали Наксос — их первое поселение и вообще пер­вый греческий город на сицилийской почве. В благодарность богу, благополучно проведшему их через море, Аполлону-Предводителю, поселенцы воздвигли ему алтарь, на котором позднее, когда Сицилия сделалась греческой областью, обыкновенно приносили жертвы все те, кто отправлялся на празднества в метрополию.

Из Наксоса халкидцы вскоре завладели окрестной стра­ной. На юге они основали Катану, Леонтины, Каллиполис, Эвбею; на севере, у пролива, отделяющего Сицилию от Ита­лии, — Занклу, называвшуюся позднее Мессеной, и напро­тив, на материке,— Регий. Отсюда открылось перед греками обширное Тирренское море. Правда, скалистый западный берег теперешней Калабрии и безводные Липарские острова представляли мало привлекательного; зато на небольшом острове Пифекуссе (Исхия), у берега страны опиков, они нашли такое место для колонии, лучше которого нельзя бы­ло пожелать: при чрезвычайно плодородной почве он пред­ставлял полную безопасность против неприятельских напа­дений. Поэтому халкидцы поселились здесь уже очень рано, может быть, еще в VIII веке. Вскоре они решились перейти и на соседний материк, где на плоском, открытом берегу Гаэтанского залива, на крутой трахитовой скале заложены бы­ли Кумы, названные так по имени одной деревни на прежней родине — Эвбее. Отсюда позднее, приблизительно около 600 г., был основан „Новгород", Неаполь, а в непосредст­венном соседстве с Кумами, в Дикеархии (Поццуоли) посе­лились самосские беглецы (527 г.). Другой большой остров Неаполитанского залива, Капрея, также был заселен, вероят­но, халкидцами, потому что еще в эпоху царей мы встречаем там греческое население.

Кумы представляют крайний пункт на западном берегу Италии, занятый халкидцами и вообще греками. С самого своего основания и до конца они стояли в стороне от прочих колоний; сплошной ряд греческих поселений в Италии кон­чается у Силара (выше, с. 178). Подобную же позицию зани­мала на южном берегу Тирренского моря Гимера, основан­ная около 650 г. колонистами из Занклы и бывшая единст­венным греческим городом на северном берегу Сицилии. Этим закончилась халкидская колонизация на Западе.

Пример, поданный Халкидой, скоро вызвал подражание. Еще в VIII веке коринфяне заселили богатый остров Керкиру у эпирского берега и затем также направились в Сици­лию. Так как полоса около Этны и морского пролива была уже занята халкидцами, то они пошли дальше к югу и на не­большом острове Ортигия, у лучшей гавани восточного по­бережья Сицилии, основали колонию Сиракузы, которой суждено было со временем сделаться метрополией греческо­го запада. Отсюда заложены были в глубине страны Акры и Касмены и затем, около 600 г., Камарина на обращенном к Ливии юго-западном берегу Сицилии. Но колонизаторская деятельность собственно Коринфа была направлена главным образом на северо-западную часть греческого полуострова. Здесь в течение VIII века возникла сплошная цепь коринф­ских и коринфо-керкирских поселений: Халкида и Моликрия в Этолии, у входа в Коринфский залив; Соллион, Анакторион и особенно Левкада в Акарнании; Амбракия в плодород­ной равнине по нижнему течению Аратора в Эпире; Апол­лония и Эпидамн — у входа в Адриатическое море на илли­рийском берегу.

Подобно Коринфу, и соседняя Мегара рано приняла участие в колонизации Сицилии. Здесь, между Сиракузами и халкидскими Леонтинами, основана была новая Мегара, по преданию, еще в VIII столетии, во всяком случае, раньше, чем Сиракузы достигли большого значения и начали, в свою очередь, высылать колонистов в другие места. Окруженный могущественными соседями, город лишен был возможности расширяться в глубь страны, вследствие чего мегарцы, когда собственная область оказалась тесной для них, принуждены были двинуться на запад. Вблизи крайней западной оконеч­ности острова, на берегу Ливийского моря, они основали Селинунт, приблизительно около того самого времени, когда халкидцы заложили на противоположном берегу Гимеру (около 650 г.). Новая колония, благодаря своей плодородной почве, скоро достигла значительного благосостояния и в свою очередь основала ряд поселений, в том числе Миною вблизи устья Галика (Платани), названную так по имени не­большого острова на старой греческой родине.

Из государств греческого материка еще только Спарта приняла участие в колонизации Запада. Внутренние смуты, вспыхнувшие там после покорения Мессении, заставили, по преданию, часть побежденной партии покинуть отечество. Эмигранты отплыли в Япигию и основали здесь, при един­ственной хорошей гавани на юго-восточном побережье Ита­лии, колонию Тарент (около 700 г.). Спустя два столетия, незадолго до Персидских войн, спартанцы сделали еще одну попытку укрепиться на западе; ниже мы вернемся к этому предприятию.

От азиатских греков Сицилия и Италия были слишком отдалены, вследствие чего они не принимали почти никако­го участия в заселении этих стран. Исключение составляет Родос, жители которого вместе с критянами около начала VII века основали в плодородной низменности у устья Гелы колонию того же имени — первый греческий город на юж­ном берегу Сицилии. Отсюда спустя около столетия (при­близительно в 580 г.) основан был дальше к западу Акрагант на значительной возвышенности, с которой открывается чудесный вид на близлежащее море. Этим был заполнен промежуток, который оставался в ряду греческих городов между Гелой и Селинунтом. Приблизительно в то же самое время выходцы из Родоса и Книда, под предводительством гераклида Пеитафла, сделали попытку поселиться на край­ней западной оконечности Сицилии, у мыса Лилибея. Но здесь эллины встретили сильный отпор со стороны элимов, исконных жителей этой части острова, и со стороны граждан соседней финикийской колонии Мотии. Новые поселенцы и их селинунтские союзники потерпели поражение, сам Пентафл был убит, а остаток его людей принужден был искать убежище на пустынных Липарских островах, которые бла­годаря этому и были присоединены к греческим владениям.

Еще раньше открылся для греческой торговли далекий запад. По преданию, самосский моряк Колей, занесенный бурей по пути в Египет на ливийский берег, первый попал в Тартес, страну, богатую серебром, вблизи Геракловых стол­бов (около 600 г.). Приблизительно около этого самого вре­мени ионийские фокейцы основали недалеко от устья Родана колонию Массалию, которая вскоре сделалась средоточием торговли в этих краях и распространила свое влияние далеко в глубь страны кельтов. Соседний берег покрылся массалийскими факториями, как Антиполис и Никея у подошвы мор­ских Альп, Агате в лагунах теперешнего Лангедока, Эмпории в Пиренеях. Отсюда фокейцы вдоль иберийского берега проникли в Тартес, где вступили в дружественные сношения с туземцами и основали колонию Менаку: это был крайний пункт, которым завладели эллины на западе. На Кирне (Кор­сика) фокейцы также устроили свои колонии. Около 565 г. они основали на восточном берегу острова Алалию, и когда после падения Сард Иония принуждена была подчиниться персам (545 г.), значительная часть фокейских граждан, по­кинув отечество, ушла к своим единоплеменникам в Ала­лию, которая, таким образом, из простой торговой фактории превратилась в могущественный город.

Но эти успехи были большею частью недолговечны. Одновременно с эллинами, может быть, даже несколько раньше их, в западную часть Средиземного моря проникли и финикийцы. Северное побережье Ливии от Большого Сирта до Геракловых столбов покрылось кольцом их колоний, ме­жду которыми первое место занял со временем Карфаген, благодаря своему чрезвычайно благоприятному положению. Вскоре они перешли и на лежащие напротив Африки остро­ва. Они заселили Мелиту и Гавл и основали на западе Сици­лии Мотию, Панорм и Солунт — вероятно, в течение VII века. Дальнейшему расширению их владений помешали греки; напротив, в Сардинии финикийцы могли беспрепят­ственно устраивать колонии, так как греки, хотя и собира­лись поселиться здесь, но никогда серьезно не приводили в исполнение этого намерения. Вдоль южного и западного бе­регов острова появился целый ряд финикийских колоний: Каралис, Нора, Сулхи, Фаррос и другие. Питиусские остро­ва, по преданию, были заселены в 654—653 гг. карфаген­скими колонистами. В страну серебряных рудников, Тартес, финикийцы проникли еще в VIII веке; здесь главным опло­том их сделался Гадес, расположенный на небольшом остро­ве за Геракловыми столбами, на берегу океана.

Теперь столкновение с эллинами стало неизбежным, и, кажется, именно опасность, угрожавшая финикиийцам с этой стороны, побудила их разбросанные колонии сплотить­ся вокруг Карфагена в одно государство, или по крайней ме­ре значительно облегчила Карфагену дело объединения. Прежде всего нужно было вытеснить фокейцев из Корсики, где они поселились незадолго перед тем. Для этого фини­кийцы нашли союзников в этрусках, которые уже давно на­водили на греков страх своими смелыми морскими разбоями и не меньше финикийцев видели для себя опасность в том, что фокейцы поселились в таком непосредственном соседст­ве с их побережьем. Натиску двух народов, считавшихся в западной части Средиземного моря самыми опытными в морском деле, фокейцы не могли противостоять; хотя они в открытом морском сражении и одержали победу, даже не­смотря на численный перевес неприятеля, однако их потери при этом были так велики, что они принуждены были отка­заться от Алалии. Они ушли в Южную Италию и основали здесь, между Пиксом и Посейдонией, колонию Гиелу или, как ее позднее обыкновенно называли, Элею.

Теперь Массалия была изолирована и предоставлена собственным силам. Она не могла уже удержать за собой Менаку, и Карфаген без сопротивления завладел Тартесом. Однако в пределах своих владений Массалия победоносно отражала все нападения финикийцев, и кончилось тем, что между владениями обоих городов установилась как бы де­маркационная линия: к северу от мыса Артемисия (Cap de la Nao) осталось преобладающим массалийское влияние, к югу, на восточном побережье Иберии — карфагенское.

Кирн после удаления фокейцев подпал под этрусское влияние. Еще раньше, кажется, этруски завладели плодород­ной равниной по нижнему течению Волтурна и основали там ряд колоний, средоточием которых была Капуя. Теперь они обратили свое оружие против эллинских Кум (по преданию, в 524 г.). Но здесь победа досталась превосходившим их в военном искусстве грекам; теперь последние, в свою оче­редь, могли перейти в наступление, чтобы защитить друже­ственные латинские города от порабощения этрусками. Но Кумы не могли долго противостоять в неравной борьбе, и только благодаря помощи сиракузцев греки удержались здесь приблизительно до конца V века.

Почти одновременно с началом колонизации запада на­чалось распространение эллинов по направлению к северу и юго-востоку. На первом плане и здесь стояли халкидцы. На­против Эвбеи врезывается с севера в Эгейское море большой полуостров, который благодаря значительному расчленению берега и плодородию почвы особенно привлекал к себе по­селенцев. Здесь возник длинный ряд греческих колоний, большая часть которых была основана выходцами из Халкиды; отсюда и позднейшее название полуострова — Халкидика. Соседняя с Халкидой Эретрия и остров Андрос также приняли участие в этой колонизации; первая основала не­сколько городов на полуострове Паллена, Андросу обязаны своим происхождением Стагир, Аканф и Сана в восточной части Халкидики. Как коринфяне последовали за халкидца­ми на запад, так они и сюда пришли за ними. На узком пе­решейке, соединяющем полуостров Паллена с Халкидикой, они основали колонию Потидею (около 600 г.), которая до самой Пелопоннесской войны оставалась самым значитель­ным городом этого края. Коренные жители, фракийцы, co­хранили свою независимость только на крутых склонах Афона.

Дальше к востоку паросцы в первой половине VII века завладели гористым островом Фасос, в то время еще покры­тым густым девственным лесом. Новые поселенцы вскоре перешли на соседний материк, где они основали ряд торго­вых станций, как, например, Эсиму и Галепс, хотя им при­шлось также вести продолжительную борьбу с воинствен­ными фракийскими племенами. Может быть, еще раньше хиосцы основали на южном берегу Фракии Маронею; уже „Одиссея" восхваляет превосходное вино этой местности, которое в продолжение всей древности сохраняло свою сла­ву, а Архилох рассказывает о войне маронейцев с фасосцами из-за обладания портовым городом Стримой, которая окон­чилась победой Фасоса. Напротив Фасоса, на плодоносной равнине между Нестом и Бистонской бухтой, жители Клазомены построили в 651 г. Абдеру, но не могли устоять против нападений фракийцев. Более счастливы были жители Теоса, которые после покорения Ионии персами (542 г.) пересели­лись сюда и заняли покинутый город; теперь Абдера в ко­роткое время превратилась в самый значительный и цвету­щий город всего побережья и приняла живое участие также в духовной жизни нации.

Область, лежащая к востоку от Абдеры и Маронеи, бы­ла покрыта колониями азиатских греков. Из городов метро­полии до эпохи греко-персидских войн одна только Мегара основала здесь колонии, подобно тому как из азиатских го­родов только Родос и Фокея принимали участие в колониза­ции запада.

Лесбос и Тенедос долго оставались крайними форпо­стами эллинского мира на северо-востоке. По-видимому, только в течение VIII века населению этих островов удалось завладеть южной частью Троады, от покрытых лесом скло­нов Иды до входа в Геллеспонт; впрочем, ни одна из много­численных колоний, основанных здесь, не достигла более или менее значительного развития. Затем лесбосцы перешли также на европейский берег Геллеспонта и построили Сеет в самом узком месте пролива и Алопеконнес — на северном берегу фракийского Херсонеса. Наконец, и Энос у устья ши­рокого Гебра, главной реки Фракии, был заселен митиленцами. Дальнейшему распространению греков на этом побе­режье положили предел воинственные фракийские племена.

За лесбосцами вскоре последовали милетцы. Около 670 г. они основали напротив Сеста Абидос и приблизитель­но в то же самое время (по преданию, в 675 г.) — Кизик, на перешейке, соединяющем гористый полуостров Арктоннес с азиатским материком. Вокруг этих колоний возник целый ряд других милетских поселений, как, например, Проконнес на острове того же имени вблизи Кизика, Парион, Приап, Киос на южном побережье Пропонтиды, Лимны и Кардия на фракийском Херсонесе. В колонизации этих мест приняли участие и другие ионийские города. Так, фокейцы основали (651 г.) соседний с Абидосом Лампсак, сделавшийся позднее самым значительным городом на Геллеспонте, теосцы зало­жили на южной оконечности фракийского Херсонеса Элей, самосцы — Перинф на северном берегу Пропонтиды (около 600 г.).

Очень рано проникли милетцы и на берега Черного мо­ря. Им принадлежит заслуга, что это море, наводившее страх на греческих мореплавателей своими негостеприимными берегами, занятыми диким варварским населением, превра­тилось в „гостеприимное море" — Понт Эвксинский, с кото­рым лишь немногие другие места могли соперничать в важ­ности для греческой торговли. Недаром Милет основал, по преданию, в общем не менее 90 колоний на берегах Геллес­понта и Черного моря. Около 630 г. милетцы построили не­подалеку от устья Галиса Синоп, который скоро превратился в самый значительный рынок этой страны и, в свою очередь, основал ряд колоний, как Котиора, Трапезунт и Керас. Но особенно устремились милетцы на плодоносные равнины северо-западного и северного побережий Черного моря, ко­торым суждено было со временем сделаться главной житни­цей Греции. С половины VII века здесь возник целый ряд милетских колоний. Прежде всего основан был, по преда­нию, в 656 г., Истр к югу от устьев Дуная, и через несколько лет (644 г.) Ольвия при впадении Гипаниса (Буг) в лиман, образуемый Борисфеном; позднее, в первой половине VI ве­ке, на восточном побережье Фракии Аполлония, Одесс и Томы; затем Тир при устье реки того же имени (Днестр) и Феодосия на Южном берегу Крыма. Но наиболее густо рас­положены были греческие колонии у киммерийского Босфо­ра, который соединяет Черное море с Меотийским озером. Здесь на западном берегу возвышались Нимфей и милетская колония Пантикапея, позднейшая столица Босфорского цар­ства; напротив, на азиатском берегу — основанная выходца­ми из Теоса Фанагория (ок. 540 г.). Наконец, при устье Дона был заложен Танаис — самая северная из всех греческих колоний.

Приблизительно в одно время с милетцами стали се­литься на берегах Пропонтиды и мегарийцы. Около 675 г. они основали у входа во фракийский Босфор Калхедон, а спустя 17 лет на противоположном европейском берегу — Византию. Мегарскими колониями были также и Селимбрия, расположенная западнее Византии, по соседству с ней, и Астак на крайней восточной оконечности Пропонтиды, недалеко от того места, где позднее была построена Никомедия. Но на берега самого Понта мегарийцы проникли только в сравнительно позднее время. Первой их колонией здесь была Гераклея, основанная ими совместно с беотийскими колонистами около 550 г. в стране мариандинов, при­близительно в 200 км от Босфора. Отсюда были основаны Месембрия и Каллатис на восточном берегу Фракии и затем на южном конце Таврического полуострова Херсонес, вбли­зи теперешнего Севастополя.

Но все эти греческие города на берегу Черного моря, за немногими исключениями, оставались совершенно изолиро­ванными среди коренного варварского населения. Настоя­щая эллинизация страны, какой подверглись Сицилия и Нижняя Италия, здесь никогда не удалась. В значительной степени это объясняется характером берегов Черного моря, которые, исключая Крым, совершенно не расчленены, так что владения греческих поселений, лишенные всякой естест­венной защиты, были открыты для нападений племен, жив­ших в глубине страны. К этому обстоятельству присоединя­ется суровый зимний климат областей, лежащих к северу от Понта. Там, где виноград и масличное дерево не могут расти или растут только в защищенных местах — там грек чувст­вовал себя нехорошо, и только горькая нужда или надежда на богатую торговую прибыль могла заставить его проме­нять свою знойную родину на такую страну. Вот почему греческие города на берегу Черного моря никогда не достиг­ли значительного народонаселения; между ними нет ни од­ного, который мог бы сравниться с Сибарисом, Тарентом, Акрагантом, не говоря уже о Сиракузах. Осужденные на по­стоянную упорную борьбу за существование, греки здесь не имели досуга предаваться высшим интересам; замечательно, как бедны были понтийские колонии умственными силами. Их роль в истории ограничилась главным образом тем, что они снабжали метрополию хлебом, соленой рыбой и други­ми подобными сырыми продуктами. Только раз, когда ос­тальная нация уже подпала под чужеземное владычество, они решающим образом вмешались в крупную политику. Они были последними борцами за свободу Греции; но и в этой борьбе ими руководил эллинизированный варвар.

Если на италийско-сицилийских и черноморских побе­режьях эллины могли почти беспрепятственно распростра­няться, то в юго-восточной части Средиземного моря древ­ние культурные государства с их густым народонаселением оказали непреодолимое сопротивление греческой колониза­ции. В Сирии греки вообще и не пытались селиться, даже с Кипра им не удалось совершенно вытеснить финикийцев. А когда ассирийский царь Саргон II в конце VIII века покорил Сирию, кипрские греки сочли нужным, по крайней мере но­минально, признать его верховное владычество, и эту зави­симость они сохраняли также при его преемниках вплоть до Ашшурбанипала. Впоследствии, после падения Ассирийско­го царства, остров подпал под египетскую власть. Сын Саргона Синаххериб (704—681 гг.) дал отпор грекам, когда они попытались занять Киликийскую равнину; да и сами воинст­венные племена суровой Киликии и Ликии не подпускали греков к берегам, или по крайней мере препятствовали их дальнейшему распространению. Фаселис, основанный около 700 г. родосцами на западном берегу Памфилийского залива, был последней греческой колонией на юге Малой Азии.

Богатая долина Нила уже рано стала привлекать к себе греческих пиратов, тем более что политическое раздробле­ние страны в VIII и первой половине VII в. уничтожало вся­кую возможность энергичной защиты против них. Выдаю­щиеся воинские способности этих пиратов побудили, нако­нец, саисского царя Псамметиха I принять их на службу в качестве наемников; с их помощью он победил своих сопра­вителей и освободил Египет от ассирийского владычества (приблизительно 660—645 гг.). С тех пор греки сделались ядром египетского войска, и если Нильская долина была те­перь закрыта для пиратства греков, зато она открылась для греческой торговли. Милетцы основали колонию у Больбитийского устья Нила, ниже Саиса; несколько позже в Навкратисе, недалеко от Канобийского устья, возник целый ряд греческих факторий, которым царь Амасис предоставил корпоративные права. Этот город вскоре стал главным тор­говым пунктом Египта и в VI веке занимал, в малых разме­рах, то же самое положение, как позднее Александрия. С течением времени греки, несомненно, сделались бы госпо­дами этой страны; но персидское завоевание отсрочило этот успех на целое столетие и на время положило предел даль­нейшему распространению греческого влияния.

Путь из Греции в Египет шел обыкновенно мимо Крита на юг в направлении к побережью Ливии; это самое узкое место восточной части Средиземного моря: пространство, которое необходимо здесь пройти в открытом море, состав­ляет не более 300 км, т.е. почти равняется средней ширине Эгейского моря. Скоро обнаружилась необходимость осно­вать станцию в том месте, где мореплаватель впервые снова встречал твердую землю. Поэтому в 630 г. греки из Феры поселились на небольшом острове Платее, который именно в этом пункте лежит впереди ливийского берега. Спустя не­сколько лет они почувствовали себя достаточно сильными, чтобы перейти на соседний материк. Здесь, на недалеком расстоянии от берега, в том месте, где плоскогорье спускает­ся к морю, был основан город Кирена. Плодородная почва и не в малой степени также торговля туземным пряным расте­нием сильфионом, которое очень ценилось в Греции, обес­печивали процветание новой колонии; соседние ливийские племена были покорены, и победоносно отражено нападение египетского царя Априя (570 г.). Спустя короткое время на вершине плоскогорья к западу от Кирены была основана Барка (около 550 г.) и на самом берегу — Тевхира и Эвесперид. Дальнейшему распространению на запад мешал Карфа­ген, на восток — Египет, и Киренаика осталась в южной час­ти Средиземного моря единственной областью, заселенной греками.

Таким образом, в течение двух столетий греки завладе­ли Ионическим морем, Пропонтидой и Понтом; в Египте и в Ливии, на западном побережье Италии и в стране кельтов до далекой Иберии возникли греческие колонии. Нация вышла из тех тесных рамок, в которых разыгрывалась до сих пор ее история; отныне греческое влияние становится руководящим во всей окружности Средиземного моря, что, в свою оче­редь, отражается на всех областях греческой жизни.