Команда Чубайса становится у руля

Команда Чубайса становится у руля

Ельцину раскрывают глаза

19 марта произошло весьма важное событие, резко изменившее весь ход избирательной кампании Ельцина. В этот день президент вновь принял у себя в Кремле Чубайса. Вместе с ним приема удостоились предприниматели, которые сгруппировались вокруг Анатолия Борисовича после Давоса. Ельцин так описывает это рандеву:

«…Я встретился в Кремле с руководителями крупнейших банковских и медиа-групп: с Гусинским, Ходорковским, Потаниным, Березовским, Фридманом и другими известными бизнесменами… Это была первая моя встреча с представителями российского бизнеса в таком составе. Она состоялась по их инициативе, к которой я поначалу отнесся довольно сдержанно. Понимал, что деваться им некуда, все равно будут меня поддерживать, и думал, что речь пойдет, видимо, о финансировании моей предвыборной кампании. Но речь пошла совсем о другом. «Борис Николаевич, то, что происходит в вашем предвыборном штабе во главе с Сосковцом, в вашем окружении, — это уже почти крах. Именно эта ситуация заставляет одних бизнесменов идти договариваться с коммунистами, других — упаковывать чемоданы. Нам договариваться не с кем. Нас коммунисты на столбах повесят. Если сейчас кардинально не переломить ситуацию, через месяц будет поздно» Такого жесткого разговора я, конечно, не ожидал».

Ельцин здесь не уточняет, кому принадлежали эти (или похожие) слова о том, что Сосковец довел его избирательную кампанию почти до краха, до катастрофы. Вообще-то требовалась немалая храбрость, чтобы взять на себя роль гонца, приносящего дурную весть, в данном случае — попытаться раскрыть президенту глаза на истинное, весьма плачевное положение дел: до сих пор ведь его уверяли, что эти дела обстоят прекрасно, народная поддержка ширится, рейтинг растет… Кто же был этот смельчак?

В книге американского автора Дэвида Хоффмана «Олигархи: капитал и власть в новой России», вышедшей в Нью-Йорке в 2002 году, читаем:

«…Кто-то должен был сказать Ельцину горькую правду — он больше не популярен. Кто конкретно? Чубайс водрузил портфель на элегантно сервированный стол, открыл и вытащил бумаги. «Борис Hиколаевич, — бесстрашно начал он, — ситуация непростая. Ваш рейтинг — пять процентов!» Президент глянул на бумаги, отшвырнул в сторону: «Полная чушь!» Затем медленно, сдерживая гнев, но сильно покраснев, проговорил: «Анатолий Борисович, надо выяснить, кто подготовил эти рейтинги. Я думаю, они не верны». Он сделал ударение на последних словах — «не верны». Пришла очередь краснеть Чубайсу. Повисла долгая пауза. Затем голос подал Гусинский: «Борис Hиколаевич, все, что ваши люди говорят вам, — это все ложь». Ельцин повернулся и впился взглядом в Гусинского. «А откуда вы знаете, что мои люди говорят мне?» — «Борис Hиколаевич, — ответил Гусинский, — я это вижу по тому, как вы себя ведете. Они дают вам неверные сведения». Еще одна долгая пауза… Однако разговор через пень-колоду, но все-таки продолжился. Банкиры предложили Чубайса в качестве ответственного за ведение избирательной кампании. И ушли, обменявшись на прощание с Ельциным рукопожатием, но так и не поняв, с каким результатом закончилась встреча».

Спрашиваю Чубайса, так ли все было на самом деле.

— В принципе Хоффман прав, — отвечает Анатолий Борисович, — но с одним уточнением: я произнес не одну фразу, а небольшую речь — минут на пять-семь, но очень наступательно. Потом уже меня поддержал Гусинский.

Я бы еще добавил, что в тот момент — в середине марта — рейтинг Ельцина составлял уже не пять, а, как мы видели, 15–17 процентов (думаю, неточность здесь допустил скорее автор книги, а не Чубайс). Но это все равно было примерно на 10 процентов ниже зюгановского рейтинга.

Сам Ельцин, понятное дело, не упоминает о приступе ярости, охватившей его в первые минуты после того, как ему сообщили «пренеприятное известие» (кто не помнит, это из Гоголя, из «Ревизора») о катастрофической ситуации с его избирательной кампанией. Сообщает только, что после неожиданного для него «жесткого разговора» его посетители «предложили использовать в предвыборной кампании весь их ресурс — информационный, региональный, финансовый, но самое главное — человеческий». «Они, — пишет Ельцин, — рекомендовали в штаб своих лучших людей. Тогда и появилась так называемая аналитическая группа, куда вошли Игорь Малашенко, Сергей Зверев, Василий Шахновский, независимый социолог Александр Ослон и другие молодые, сильные аналитики…»

По словам Ельцина, в этот же момент, согласно общему пожеланию его посетителей, свершилось и назначение Анатолия Чубайса руководителем этой аналитической группы. Одним из лидеров президентского избирательного штаба — главным его идеологом и стратегом — стал человек, который, как считает нужным напомнить Ельцин, «буквально за два месяца до этого был в очередной раз с треском уволен из правительства» («в очередной раз группа Коржакова — Сосковца сумела меня с ним поссорить»).

«Вульгарное и бесплодное администрирование»

Надо сказать, удар по Сосковцу был тогда нанесен с двух сторон. Параллельно с демаршем, который предприняли Чубайс и олигархи (впрочем, тогда их еще так не называли), весьма резкое письмо с сугубо негативной оценкой деятельности руководителя ельцинского избирательного штаба подготовили эксперты и аналитики при Службе помощников президента.

«Уважаемый Борис Николаевич! — говорилось в нем. — Наше обращение к Вам вызвано глубокой обеспокоенностью ходом подготовки и проведения Вашей избирательной кампании. Наблюдения аналитиков и наши собственные убеждают нас в том, что проблемы кампании упираются в личность и деятельность О.Н. Сосковца.

Ясно, что он не специалист в публичной политике и избирательных технологиях, и это сразу проявилось. Но это не компенсировалось его возможными достоинствами, на которые Вы, видимо, рассчитывали.

О.Н. Сосковец не проявил организационных способностей — нормальная работа штаба до сих пор не началась. Он не может контактировать с людьми, отличными от него по складу ума, но необходимыми в кампании. Его влияние на руководство регионов обернулось вульгарным и бесплодным администрированием, которое не только компрометирует Президента, но и отталкивает от него возможных сторонников. Те же методы с тем же результатом применяются им и в работе с правительственными ведомствами, представителями СМИ, коммерческих и банковских кругов. Самое странное, что О.Н.Сосковец не смог решить самую важную задачу: мобилизовать за короткое время необходимые финансовые ресурсы для проведения кампании.

В результате безвозвратно потеряно больше месяца; не организована и не скоординирована работа всех предвыборных структур; в большинстве регионов подготовка кампании еще не начиналась, а в остальных создались конкурирующие, мешающие друг другу структуры. Внешние проявления бездеятельности или непрофессиональной деятельности штаба создают у одних ощущение обреченности, а у других — нежелание поддерживать Президента.

В обществе начали курсировать два слуха, рожденных, видимо, попытками объяснить странную деятельность О.Н. Сосковца: первый — президента «сдали» коммунистам и потому предатели саботируют развертывание кампании; второй — плохой организацией (а точнее — провалом) избирательной кампании Президента затаскивают в ситуацию, в которой он вынужден будет отменить либо выборы, либо их результаты.

Борис Николаевич, мы, уверенные, что спасение России — только в Вашей победе на выборах, обязаны сказать: положение катастрофическое. Времени для терапевтических мер уже нет. Сейчас Вашу избирательную кампанию можно спасти только немедленной ампутацией — О.Н. Сосковец должен быть отстранен от руководства штабом…

Борис Николаевич, это обращение к Вам — наша последняя возможность сегодня помочь Вам в победе на выборах. Если О.Н. Сосковец продолжит руководить кампанией, то любые наши усилия, направленные на организацию избирательной кампании, агитацию и т. п., будут напрасными. В этом случае нам останется искать другие сферы, в которых мы могли бы быть Вам полезны.

Мы надеемся на Вашу мудрость и решительность».

Вместо штаба Сосковца авторы предлагали создать «небольшой штаб из энергичных людей, знающих, что такое выборы, и отвечающих за определенные направления в кампании». В качестве одного из возможных кандидатов на роль руководителя штаба они предлагали Юрия Ярова (в то время вице-премьера правительства).

Вместо штаба — Совет

На деле все повернулось несколько иначе. 19 марта после встречи с Чубайсом и олигархами Ельцин подписал документ, согласно которому вместо штаба Сосковца создавался Совет избирательной кампании под председательством самого Бориса Ельцина. Известно об этом стало 20-го числа.

Кое у кого, правда, возникли сомнения, имеет ли Ельцин право брать на себя руководство собственной избирательной кампанией: вроде бы подобные прецеденты не известны в мировой практике. Однако помощник президента по юридическим вопросам Михаил Краснов подобные сомнения пресек: что не запрещено, то разрешено; дескать, то, что Ельцин выделяется тут среди глав других государств, — «этим мы, может быть, даже должны гордиться»: «это решение президента показывает, что он не боится брать на себя ответственность в критические для страны дни».

Государственные информагентства со ссылкой на «источники в Кремле и правительстве» в те дни усиленно распространяли версию о том, что, мол, намерение Ельцина возглавить свою избирательную кампанию знаменует собой «начало нового этапа» подготовки главы государства к выборам и «должно сплотить пока еще разрозненные реформаторские силы».

23 марта Ельцин собрал вновь созданный Совет на первое заседание. Собрал в Кремле, подчеркивая тем самым особое значение этого мероприятия.

В тот же день впервые был обнародован состав Совета. В него вошли Виктор Илюшин (в роли зампреда), Виктор Черномырдин, а также «ущемленный в правах» первый вице-премьер Олег Сосковец, директор ФСБ Михаил Барсуков, дочь Ельцина Татьяна Дьяченко, руководитель Администрации президента Николай Егоров, начальник президентской Службы безопасности Александр Коржаков (как видим, вся коржаковская троица сохранилась в избирательном штабе — Совете, хотя и была отодвинута несколько в сторону), мэр Москвы Юрий Лужков, президент НТВ Игорь Малашенко, вице-премьер Юрий Яров и руководитель Общероссийского движения общественной поддержки президента (ОДОПП) Сергей Филатов.

Как нетрудно заметить, в Совет избирательной кампании президента без особых затей, без какого-либо камуфляжа был включен ряд высокопоставленных государственных мужей, пребывающих «при должности».

Впрочем, кое-какую маскировку все же навели. Было объявлено, например, что Виктор Илюшин (второе лицо в Совете после Ельцина) уходит в отпуск «без сохранения содержания». Про других говорилось, что они работают в Совете «на общественных началах». Но все это, конечно, было именно легкой маскировкой. На самом деле административный ресурс предполагалось использовать на полную катушку и не особенно скрываясь. В ходе кампании и сам Ельцин, и члены его избирательного Совета прямо давали различные распоряжения и членам правительства, и руководителям федеральных органов исполнительной власти, и прочим, более мелким чиновникам…

В заседании 23 марта участвовал также Анатолий Чубайс, хотя его имя в составе Совета опять-таки не упоминалось. На самом деле он, разумеется, тоже входил в этот состав.

В Совете избирательной кампании были три основные структуры: аналитическая группа, возглавляемая Чубайсом, исполком во главе с Яровым (он должен был взять на себя всю организационную работу) и Координационный совет ОДОПП во главе с Филатовым.

Как пишет в своих мемуарах Ельцин, «главным центром принятия всех политических решений» стала аналитическая группа Чубайса. В нее, помимо руководителя, вошли Георгий Сатаров, Борис Березовский, Сергей Шахрай, Татьяна Дьяченко, Игорь Малашенко, Василий Шахновский, Александр Ослон, Вячеслав Никонов, Сергей Зверев.

Здесь я снова хочу привести слова Ельцина, подчеркивающие главенствующую роль этой группы:

«Предвыборный штаб Сосковца перестал существовать, команда Чубайса развернулась в полной мере».

Заметьте, Ельцин делает ударение именно на такой «рокировке»: на смену штабу Сосковца пришел не Совет избирательной кампании (хотя формально это было именно так), а «команда Чубайса».

Российская Клод Ширак

В недавнем разговоре, зная, что во время избирательной кампании Анатолий Борисович тесно сотрудничал с дочерью президента, спросил его:

— Привлечь к предвыборной работе Татьяну Дьяченко — это была ваша идея?

— Нет, прежде я не был знаком с Таней. Если я не ошибаюсь, это была идея Юмашева.

(После посмотрел: эту версию подтверждает и сам Ельцин в «Президентском марафоне», подробно описывая, как ему в качестве ближайшей помощницы сосватал его дочь ее будущий муж. Правда, Ельцин допускает некоторую неточность, говоря, что он включил свою дочь лишь в свой «новый» предвыборный Совет — Совет избирательной кампании, созданный 19 марта. На самом деле Татьяна Дьяченко входила и в «старый» избирательный штаб — штаб Сосковца.)

— Дочь президента сыграла свою роль в избирательной кампании отца?

— Она сыграла фантастическую роль. Просто фантастическую.

— Обеспечила вашей команде прямой доступ к Ельцину?

— Конечно, но ее огромная роль заключалась не только в этом. Она привнесла здравый смысл во всю кампанию. Это главное, чего не хватало.

— Даже так?

— Конечно. Ей достаточно было один раз прийти на заседание штаба Сосковца, на котором произносились эти победные рапорты… Допустим, вставал министр путей сообщения и докладывал: столько-то миллионов железнодорожников, работающих у нас, все как один поддерживают Бориса Николаевича; а вместе с членами семей это еще больше. Замечательно! А как у нас в металлургии? В металлургии такая же единодушная поддержка. Замечательно! Ситуация была доведена до такого абсурда, что нужен был просто элементарный здравый смысл, чтобы показать, что это полная чушь от начала до конца. Не имеющая никакого отношения к жизни. Для Тани это все было очевидно. И она об этом сказала. Если бы это сказал, допустим, я, это было бы понято так: Борис Николаевич, смотрите, какие они плохие, а мы какие хорошие, вы их выгоните, а нас возьмите. А когда это сказала Таня, которая просто пришла послушать, это имело гораздо больший эффект.

Включая дочь в состав избирательного штаба, а затем назначая своим советником, Ельцин, по его словам, ориентировался тут, так сказать, на «западноевропейский опыт»: как известно, дочь французского президента Клод Ширак активно помогала отцу и во время избирательной кампании, и после. Ельцин даже посылал к ней Татьяну «за опытом».

Главное — защитить собственность

Поскольку Анатолий Чубайс стал главным идеологом и стратегом избирательной кампании Ельцина, общественное внимание, естественно, в очередной раз оказалось приковано к его персоне.

26 марта сразу две газеты — «Коммерсант» и «Труд» — напечатали обширные, текстуально весьма похожие интервью с Анатолием Борисовичем. Можно сказать, что этот дуплет был его программным выступлением.

В обоих интервью Чубайс сообщает читателям, что «вместе с коллегами и друзьями» он создал «Фонд защиты частной собственности», что такая защита — это сейчас «глубинная наша проблема», не только экономическая, но и политическая, она касается десятков миллионов людей — не только держателей крупных пакетов акций, но и любого простого человека, который приватизировал свою квартиру и завещал ее детям или внукам, человека, у которого есть садовый участок, где он отдыхает или выращивает картошку…

Защита частной собственности сейчас прямо стыкуется с предвыборной политической борьбой.

— Позиция наша проста, — сказал Чубайс. — Мы исходим из того, что тем политическим силам, которые требуют пересмотра прав собственности, ее перераспределения, конфискации у одних и передачи другим, — таким политическим силам в цивилизованной России места быть не должно. Мы сделаем все для того, чтобы эти силы не победили на июньских президентских выборах. Для нас это прежде всего зюгановцы, которые напрямую с этим выступают, открыто этого требуют…

По словам Чубайса, главное даже не в том, что, придя к власти, коммунисты собираются прибегнуть к конфискации собственности, а в том, как именно они собираются ее конфисковывать. Использовать нормальную судебную процедуру они не намерены. Чубайс тут сослался на слова «одного из главных идеологов зюгановского движения» Юрия Иванова в том самом, уже цитированном мною интервью в «Известиях»: дескать, какие там суды, зачем такая волокита? — мы будем действовать через специальные комиссии, которые и решат, что правильно приватизировано, а что нет.

— Вот это для меня и есть самое главное, — продолжал Чубайс, — мы ведь хорошо знаем, что это за комиссии, которые создаются обкомами, райкомами и горкомами. Хорошо знаем, как они действуют. Уж не будем вспоминать комиссии сталинского времени, но совершенно очевидно: конфискация, планируемая зюгановцами, также никакого отношения к закону не имеет. Если завтра такая комиссия, неизвестная мне, созданная неизвестно по каким законам, придет в мою квартиру и скажет мне, что эта квартира приватизирована неправильно и из нее нужно выехать, мне некуда будет жаловаться, я не смогу защитить себя и свои права…

Возврат коммунистов вполне реален

И вновь Чубайсу задают вопрос, насколько серьезна сейчас, по его мнению, коммунистическая угроза. Следует все тот же совершенно определенный ответ:

— Я оцениваю ее как вполне реальную.

Неужели в конце XX века люди по-прежнему готовы следовать за ветхозаветным марксистским призывом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? Да нет, разумеется. Смешно об этом говорить. Главное здесь то, полагает Чубайс, что у миллионов пенсионеров сегодня действительно тяжелейшая жизнь, мизерные пенсии, да и те постоянно задерживают. Пенсионеры не могут подработать, как молодые, у них нет никаких других доходов. Конечно, для них это целая трагедия. Кто-то из них включает телевизор и слышит выступление того же Зюганова, который говорит: «Защитим, поддержим, поможем!» В этом-то все и дело. Пенсионеру трудно доказать, что обещания, которыми коммунисты его кормят, невозможно реализовать. Что ни один из принципов экономической программы Зюганова не приведет к тому результату, который он обещает. Это все одни слова.

Такая тревожная ситуация сохранится до тех пор, пока экономический кризис не будет преодолен. Сейчас мы проходим его низшую точку, констатирует Чубайс, и в этом главная опасность. По всем направлениям экономики эта низшая точка пришлась как раз на первую половину 1996 года. Наверное, можно было преодолеть ее раньше, как это сделали, например, в Польше, Чехии, где рост производства сегодня уже составляет 8 — 10 процентов. Но именно их опыт нас и вдохновляет, говорит Чубайс: они смогли преодолеть нижнюю точку кризиса, когда инфляция в стране упала, и войти в стадию подъема. По всем признакам, мы идем по пятам за ними, следуем тому же сценарию, тоже вот-вот войдем в период роста. Но это все-таки завтрашний день. А сегодня плохо. И голосовать люди будут сегодня. Именно в этом главная опасность, главное, что открывает зюгановцам дорогу к власти.

Фантики вместо денег

Все-таки что конкретно произойдет с экономикой, если они придут к власти? В обоих интервью Чубайс довольно подробно останавливается на этом. Прежде всего коммунисты против жесткого бюджета, они считают, что его дефицит должен быть увеличен. А это означает кредитную эмиссию, печатание пустых денег. Как только принимается соответствующее решение, на финансовых рынках страны сразу же начинается паника, потому что бюджет государства устроен так же, как и обыкновенный семейный бюджет: если у вас не хватает до получки денег, вы у кого-то одалживаете, причем вам дают в долг только в том случае, если уверены, что вы отдадите. То же самое и с федеральным бюджетом: для покрытия дефицита государство заимствует средства на внутреннем и внешнем рынках. На внутреннем рынке банки и другие финансовые структуры дают государству в долг только тогда, когда они понимают, что им вернут одолженные деньги. Так, гигантский рынок ГКО (70 триллионов рублей), возникший в последнее время, функционирует только потому, что те, кто на нем работает, верят государству, не сомневаются, что оно отдаст им деньги, вложенные ими в ценные бумаги. А верят потому, что знают характер проводимой политики. Как только эта политика изменится, как только государство начнет печатать пустые деньги, первое, что произойдет, — банки унесут ноги с этого рынка. Произойдет катастрофа колоссальных масштабов. Заткнуть образовавшуюся дыру в 70 триллионов рублей можно будет единственным способом — опять-таки пустыми деньгами, напечатанными Центробанком. Маховик станет раскручиваться еще сильней. Вслед за этим разразится катастрофа в банковской системе. Возникнет ситуация, когда через банки не проходят платежи — из одного банка в другой не проходит ни одна платежка. Это означает, например, что завод ничего не получает за отгруженную продукцию, нет денег на заработную плату, начинаются забастовки и массовые протесты. Как исправлять это положение? Тем же самым способом — печатать еще больше пустых денег. В общем, как только сделают первый шаг, — начнут покрывать дефицит бюджета пустыми деньгами, — начнет раскручиваться жесткая экономическая спираль, которая на каждом следующем витке будет приводить ко все более тяжелым последствиям.

Они будут следовать своей программе

Что еще будут делать коммунисты, обосновавшись во власти? Все то, что записано в их программе, отвечает Чубайс на соответствующий вопрос корреспондента. Примут решение о замораживании цен. Прежде всего, как они говорят, на продовольствие. На первый взгляд, вроде бы очень хорошо — цены перестанут расти. А что в реальной жизни? А в реальной жизни будет то, что мы все уже проходили, все уже хорошо знаем. Как только вводятся государственные цены на продукты, — они тут же исчезают из продажи. И вместо того чтобы просто пойти и купить их в магазине, вы будете покупать их с заднего хода, переплачивая в несколько раз. Потом будете вспоминать, кто из ваших родственников или знакомых работает на базе или в магазине, через кого можно что-то добыть. Далее возникают еще более тяжелые проблемы, которые, может быть, не очень видны простому покупателю, но видны экономисту. Если вы вводите фиксированную цену на продовольствие, скоро оказывается, что тот, кто его производит, не покрывает свои затраты. Их не в состоянии возмещать весь АПК страны. В результате в эту отрасль, чтобы она могла существовать, придется бросать десятки триллионов рублей дополнительных дотаций. Само собой разумеется, иностранные государства прекращают все кредитование российской экономики, останавливает кредиты МВФ. Лондонский клуб, с которым российское правительство при Чубайсе договорилось на крайне выгодных для России условиях о 25-летней отсрочке выплаты долга, и Парижский клуб, с которым уже практически договорилось о том же, естественно, отказываются от этих договоренностей. Дальше начинается признание России страной-должником, после чего следует арест российской собственности — судов, недвижимости и т. д., — находящейся за рубежом. В общем, стремительно приближается коллапс, на грани которого мы стояли в конце 1991 года и от которого с громадным трудом и с большими потерями, в результате осуществления правительством Гайдара базовых рыночных реформ сумели уйти. Сегодня вся программа коммунистов, говорит Чубайс, ведет к повторению этой ситуации, причем в еще более тяжелом варианте.

Могут ли коммунисты всего этого избежать? Могут, но только при одном непременном условии — что они полностью откажутся от всей своей программы, от всех своих обещаний, полностью забудут о них и вместо этого начнут проводить прямо противоположную политику. Можно ли на это рассчитывать? Вряд ли.

Все решают кадры

В обоих интервью Чубайса собеседники коснулись и вопроса о кадрах: какие кадры сегодня требуются экономике и на какие могут рассчитывать коммунисты в случае прихода к власти? Анатолий Борисович сослался на собственный опыт работы в правительстве. Чтобы принимать сложнейшие профессиональные решения, сказал он, мне абсолютно необходимо было иметь минимум 20–25 ключевых специалистов высшей квалификации. Эти люди работали в основных министерствах и ведомствах на уровне заместителей начальников подразделений, главков. Без них невозможно было выбрать правильный сценарий поведения в финансово-экономической политике. Так вот, ни один из этих людей не будет работать с коммунистами, это невозможно. А у самих коммунистов просто нет людей подобной квалификации. И не может быть, потому что для них макроэкономика — это ругательное слово, это «чикагский монетаризм», который составляет «основу антинародной политики правительства Ельцина — Черномырдина». При таком подходе у них в принципе не может быть людей, которые во всем этом профессионально разбираются. И наоборот, у них много людей с опытом работы в советской экономике. Например, главный их экономист товарищ Маслюков — бывший председатель советского Госплана. Но сегодня у нас совершенно другая страна, которая требует совершенно других знаний.

В общем, признался Чубайс, как я ни старался, не смог представить себе сценарий, при котором Зюганов как президент не разрушил бы до основания экономику России. Такого сценария просто не существует…

Зюганов — это российский Квасьневский?

Один из козырей, к которым часто прибегали тогда Зюганов и K°, — вот ведь в ряде стран Восточной Европы к власти сейчас пришли левые, и ничего ужасного не произошло… По этому поводу Чубайс в своих интервью заметил, что для него позиция тех левых «находится в пределах здравого смысла». Те левые способны отвечать за решения, которые принимают. Эти люди не называют себя коммунистами, они называют себя социалистами, социал-демократами, Партией труда и т. д. Уже одним этим российская ситуация принципиально отличается, например, от ситуации в Польше. Когда говорят, что Зюганов — это российский Квасьневский, сказал Чубайс, мне становится смешно. Если уж подбирать какие-то аналогии, российский Квасьневский — это Черномырдин, хотя все это весьма условно. Квасьневский — социал-демократ, он никогда не провозглашал лозунгов конфискации частной собственности. У него мощная команда высокообразованных экономистов-профессионалов, макроэкономистов, прекрасно знающих и теорию, и практику, и монетаризм, и альтернативную концепцию, умеющих воплощать все это в жизнь. Ничего подобного нет и не может быть у Зюганова. В России всегда все происходит несколько иначе, чем даже в Восточной Европе. При всем драматизме тех же самых польских выборов там никогда не возникал вопрос: пойдет ли страна вперед или она будет возвращаться назад? Там решался другой вопрос — будет ли существующий курс изменен серьезно или только слегка откорректирован. И экономисты из команды Квасьневского разговаривали на одном языке с экономистами команды Леха Валенсы. Это люди одного образования, одной культуры, одного уровня профессионализма. Просто у них несколько различные взгляды. У нас же ситуация, как всегда, черно-белая — все решается по принципу «вперед или назад?».

Можно ли было все сделать по-другому?

Интервьюер «Труда» вновь задал Чубайсу вопрос, который много раз задавался российским реформаторам: насколько неизбежны были невзгоды, под прессом которым оказались при проведении реформ самые слабые, самые незащищенные люди, нельзя ли было как-то их скорректировать, чтобы уменьшить эту тяжесть?

Анатолий Борисович признал, что да, цена тех реформ, которые произошли в России, наверное, могла быть меньше, плата за них могла бы быть распределена не так несправедливо, как это произошло на деле; действительно больше всего страдают самые слабые — пожилые или больные — люди: реформы идут уже несколько лет, а социальная защита до сих пор не сформирована. Причем в глазах многих, как всегда, во всем «виноват Чубайс», он олицетворяет собой вселенское зло.

— И все же, — сказал Чубайс, — для меня очень важно, за что заплачена столь высокая цена, что в результате получено. Если бы в итоге реформ мы вновь оказались в той точке, где находились в конце 1991 года, — валютные резервы разорены, капиталы отсутствуют, разрушительно, катастрофически нарастает инфляция, — тогда действительно можно было бы ставить на себе и на всем, что я сделал, жирный крест. Однако, к счастью, это совсем не так. Ситуация сейчас несопоставима с той. И, повторяю, я убежден, что мы стоим на пороге экономического роста.

«Мы сделали все, что смогли»

Несколько позже Чубайс написал более четко и определенно, действительно ли реформы и реформаторы были истинными виновниками народных бед и действительно ли нельзя все было сделать как-то по-другому.

Впрочем, поскольку в начале 1990-х Анатолий Борисович отвечал главным образом за приватизацию, речь в том тексте, который я собираюсь процитировать, идет прежде всего о ней. Этот текст — из знаменитой книги «Приватизация по-российски», вызвавшей в свое время известный «писательский скандал». Читаем в ней:

«Приватизация состоялась. Мы ее сделали/

Теперь нам часто говорят: «Плохо сделали. Не то. И не так». К нам и к нашей приватизации предъявляют длинный список претензий. И самая болезненная для нас: приватизация привела к жесточайшему расслоению, к обнищанию большей части населения; приватизация оказалась несправедливой.

Это очень неоднозначная, зыбкая тема: «справедливость — несправедливость», «расслоение — равенство». Не будем утверждать, что по итогам приватизации собственность досталась всем поровну. Не будем говорить также о том, что стартовые шансы были у всех равны. Конечно, заранее было понятно, что возможность получить хороший кусок собственности у работников промышленных предприятий была больше, чем у учителей и врачей, а у директоров — больше, чем у рабочих.

Но такая несправедливость была обусловлена (и мы уже не раз говорили об этом в книге) объективным раскладом сил накануне приватизации: слабое государство — сильные группы влияния. В той ситуации мы делали все от нас зависящее, чтобы максимально возможно выровнять стартовые шансы. Жесткие правила игры, конкурсное начало, контроль, контроль и еще раз контроль — эти позиции мы отстаивали вопреки многочисленным желающим закрепить за собой иные приоритеты.

Но усилия КУЧКИ ПРИВАТИЗАТОРОВ (выделено мной. — О.М.) не могли компенсировать слабость и, извиняюсь, недалекость всей государственной власти. В то время как наша команда (тоже часть государственной власти) отстаивала принцип равного доступа к собственности всех социальных групп населения, другая часть государственной власти (Верховный Совет, высокопоставленные и не очень чиновники из аппарата правительства) упорно протаскивали всевозможные льготы для избранных, а то и вообще откровенно боролись с приватизацией.

Сложившуюся в итоге ситуацию можно охарактеризовать так: МЫ ПОЛУЧИЛИ ПРИВАТИЗАЦИЮ, СПРАВЕДЛИВУЮ РОВНО НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО СОСТОЯТЕЛЬНОЙ И ВМЕНЯЕМОЙ БЫЛА САМА ГОСУДАРСТВЕННАЯ СИСТЕМА (выделено мной. — О.М.).

Беремся утверждать, что в той ситуации у России не было альтернативы: приватизация справедливая — несправедливая. Альтернатива была: приватизация справедливая по возможности — отсутствие приватизации вообще. Последнее автоматически означало полный крах экономического механизма, возврат к «красной диктатуре».

Конечно, приватизация привела к расслоению населения. Но если бы ее не было, растаскивание страны происходило бы в неуправляемом режиме и расслоение было бы еще более сильным.

Вообще реальная проблема, требующая внимания и активных действий, заключается не в том, что кто-то богаче, а кто-то беднее. Страшно другое: когда в результате чудовищного расслоения часть населения нищает и оказывается за гранью достойного человеческого существования. И в этом смысле мы категорически не согласны с тезисом о том, что приватизация породила нищету.

Проблема беднейших в России — это вовсе не приватизационная проблема. Многолетняя накачка экономики пустыми деньгами и связанная с этим инфляция; отсутствие сбалансированной бюджетной политики; оголтелое лоббирование интересов самых различных групп влияния и возникающие в результате бесконечные льготы для избранных и приближенных; наконец, слабость государственных программ по защите беднейших — вот далеко не полный перечень причин, вызвавших в конечном счете обнищание значительной части российского населения.

О том, почему проблемы эти не решались годами, в нескольких словах не объяснишь…

Демократическая общественность бросает нам: вы построили номенклатурный капитализм. Извините, каково общество, таков и капитализм. Приватизация не выращивалась в инкубаторе, в специально создаваемой идеальной среде. Она возникла и проходила в реальном обществе со всеми его плюсами и минусами, ужасами и прелестями.

Российское общество уже в 1992 году было крайне неоднородно — стратифицированно, выражаясь ученым языком. Страты — социальные и политические группы — в радикальной степени отличались друг от друга. И в ходе приватизации они не изменили своих свойств и характеристик. Наивно было бы полагать, что с помощью приватизации мы уничтожим, например, класс бывших работников райкомов и обкомов. Так что эта проблема существует. Но мы не считали бы ее роковой.

Главное вовсе не в том, участвует или не участвует номенклатура в приватизации. Вопрос в другом: создана ли в экономике ситуация, когда:

а) собственник защищен,

б) эффективный собственник выживает и растет,

в) неэффективный собственник разоряется.

При соблюдении этих трех условий любой собственник — будь он номенклатурный или не номенклатурный, — если он обнаруживает неспособность защитить и нарастить свою собственность, оказывается на улице. И наоборот, удача приходит к тому, кто в нормальных условиях способен работать эффективно. В этом же контексте мы склонны рассматривать и обвинение приватизации в том, что она не создала эффективного собственника. Да, пока не создала, согласны. Но, разрабатывая концепцию приватизации, мы и не мечтали о том, что этот собственник возникнет немедленно.

Для формирования эффективного собственника нужны годы. Приватизация же только запустила этот процесс. Но уже сейчас видно, что он не стоит на месте…

В России начал формироваться стратегический инвестор. Это уже не бабочки-однодневки, готовые сорвать куш и бросить растерзанное предприятие на произвол судьбы. Стратегический инвестор заинтересован в эффективном производстве, в завтрашнем дне предприятия.

Но опять говорят нам: не тот инвестор, не такой! Не любят в России «новых русских». Что ответить? Чудес на свете не бывает. Стратегический инвестор, кристально чистый и честный, не спустится к нам из некоей заоблачной выси. И наши «новые русские» — они либо из старого советского директората, со всеми его минусами и плюсами. Либо из бывших кооператоров и всяких прочих коммерсантов от перестройки. Либо из представителей бывших региональных политических элит. У всех у них свои «родимые пятна», но именно из них и рекрутируется реальный стратегический собственник».

Не ройте могилу своим детям и внукам!

(Из написанного в те дни. 28 марта 1996 года)

Первое, что бросается в глаза на коммунистических митингах и собраниях, — один и тот же пейзаж: лысины, седины… Согбенные фигуры… Старики. Почти сплошь старики. Ну, еще — пожилые.

Хотя, наверное, организаторы прилагают немало сил, чтобы и молодежь притянуть. Время от времени мелькнет в толпе не старый еще человек. Однако таких немного.

И статистика подтверждает визуальный расклад. По данным ВЦИОМа (на конец декабря прошлого года), в электорате КПРФ 49 процентов — люди в возрасте 55 лет и старше (для сравнения: у НДР — 31 процент, у ЛДПР — 26, у «Яблока» — 25). Еще 32 процента — избиратели от 40 до 54.

Пенсионеров в коммунистическом электорате, точнее говоря, в электорате КПРФ, — 46 процентов (у НДР — 32, ЛДПР — 23, «Яблока» — 20).

Людей же самого деятельного, самого активного возраста — от 18 до 39 — у коммунистов совсем немного — 19 процентов (у «Яблока» — 48, у ЛДПР — 40, у НДР — 38).

Одним словом, и активисты, и избиратели КПРФ — это в основном уходящее поколение.

Считается, что в Союзе было около трех миллионов всяческих функционеров. Вместе с родственниками, вполне отождествлявшими себя с тогдашним «новым классом» (по Джиласу), — миллионов десять. Какая-то часть этого сословия уже отправилась в мир иной. Однако миллиона четыре-пять бывшей номенклатуры и ее присных, по-видимому, имеется в наличии. О былом житье-бытье они, конечно, вспоминают со вздохом сожаления, хотя многие и сегодня живут неплохо.

В целом за коммунистов как за партию на декабрьских выборах проголосовали более 15 миллионов человек. Из них люди в возрасте 50 лет и старше составляют примерно 60 процентов, то есть девять миллионов. Стало быть, можно считать, что только около половины этих избирателей принадлежит к бывшим привилегированным лицам, другая же половина никаких привилегий не имела. Они-то что так стремятся назад в коммунизм?

«Я помню, как учился, не платя ни копейки, как жил в общежитии, — пишет в редакцию «Литературной газеты» Н. Городонов из Междуреченска. — Стипендии мне на жизнь хватало. Затем молодым специалистом получил двухкомнатную квартиру на второй год работы. И работал сразу на инженерной должности, потом — в НИИ… А теперь бегаю ищу работу, чтобы хоть как-то прокормить семью (мне без малого 50 лет)». В декабре автор этого письма голосовал за коммунистов, собирается отдать им свой голос и в июне, с тем чтобы они «убрали дураков от власти».

Что на это сказать? С квартирой Городонову здорово повезло. Не у всех такое везение случалось. Более того, мы знаем: оно было редчайшим исключением. Простой человек, бывало, в очереди за жильем стоял годами и десятилетиями. И не всякий его дожидался в отпущенный для жизни срок. Еще один читатель — В. Демишев из Краснодара — рассказывает о совсем другой истории. Пока он ездил по командировкам, «большевики» в его родном городе, как он пишет, получали и делили между собой их квартиры. Хотя он был первый на очереди. В конце концов, «рассвирепев», Демишев «вломился» в кабинет председателя профкома, потребовал объяснений, куда девались очередные пять квартир. Но тот, по словам Демишева, «невозмутимо объяснил, что я есть быдло». А пять квартир, оказывается, забрал городской прокурор. Себе и своим друзьям.

Вот эта история, пожалуй, более характерна для коммунистических времен, чем получение квартиры молодым специалистом на второй год работы. Несмотря на все уравнительные лозунги патриции и плебеи той эпохи обладали совершенно разными правами. Номенклатура быстро смекнула, что рай для всех, провозглашенный в качестве цели отцами-основателями марксизма, не получится ни при каких обстоятельствах, а уж при мертвой обобществленной экономике о нем и думать нечего. По этой причине создавали рай исключительно для себя. Так сказать, спецрай (эта универсальная приставка «спец» была изобретена довольно быстро). Спецмагазины, спецраспределители, спецполиклиники, спецбольницы, спецпансионаты, спецсанатории… Спецтранспорт… Спецобслуживание…

Замечательное изобретение! На уровне лучших человеческих придумок. Во-первых, филологически замечательное: ни о каких таких привилегиях приставка «спец» не говорит. Ну, спец и спец, вроде бы что тут такого? Есть ведь, например, спецназ — так там вообще без головы в два счета можно остаться. И по сути придумка, конечно, выдающаяся, убедительно доказывающая, что коммунизм на земле все-таки можно построить, хотя и не для всех — только для отдельного ограниченного контингента.

А чтобы коммунистический спецрай не слишком резал глаза на окружающем безысходном фоне, для этого тоже много чего было сделано-устроено: бесплатная медицина, бесплатное образование, бесплатное жилье… О качестве всего этого еще в советские времена много было писано-переписано, так что вроде бы уже и добавить нечего. Об участковых врачах, которые успевали только рецепты и прочие бумажки заполнять, о больничных палатах, похожих скорее на тюремные камеры, о свежепостроенных домах, в которых штукатурка начинала сыпаться сразу же после ухода приемной комиссии, да и такое-то жилье, повторяю, приходилось ждать годами и десятилетиями… О дипломах высшего образования, которые не признавались нигде в мире… Об отсутствовавшей у нас безработице. Официально отсутствовавшей. Хотя на деле огромное число работавших под видом зарплаты фактически получало пособие по этой самой безработице…

«Я обыкновенный человек. Всю жизнь я проработала в детской библиотеке, — так начинает свое письмо Т.Тырник из города Советска Тульской области. — Теперь вот отрабатываю последние месяцы и ухожу на пенсию. Представляете, какая «сладкая» жизнь меня ждет… Реформаторы нас упрекают, что мы забыли очереди за разным дефицитом. Да ничего мы не забыли! И в очередях в свое время стояли. Но ведь так было не всегда. Мы помним, что при нашей всегда скудной зарплате у меня в доме не переводилась минеральная вода, а теперь я не могу себе позволить купить ни воды, ни сока. И много чего еще мне не по карману. И какая мне разница, отчего у меня нет продуктов, — оттого, что их нет в магазине или оттого, что у меня нет денег, чтобы их приобрести? Раньше я приходила в аптеку и могла купить разные лекарства, которых у нас теперь просто нет. А те, которые есть, стоят баснословно дорого».

Вроде бы ничего и не возразишь. В самом деле, какая разница — нет товаров или нет денег на их покупку? Но разница все же есть. Дефицит товаров — органическая черта коммунистической системы, не дающей людям никакой надежды, никакой перспективы. Дефицит был у нас во всем, все 70 лет. Воцарись снова эта система, не только нынешнему поколению всегда будет всего не хватать, но и детям, и внукам. Напротив, дефицит денег — характерный признак системы рыночной. А она способна к саморазвитию, подразумевает его. Даже если нам с вами сейчас трудно, по крайней мере есть надежда, что детям будет легче, что они сумеют заработать необходимое им для жизни. Впрочем, они — повзрослевшие дети — и сейчас уже зарабатывают, как правило, гораздо больше, чем старшее поколение.

Разумеется, отладка экономического, социального механизма не произойдет сама собой, автоматически. Она потребует от всех огромных усилий, преодоления огромного сопротивления (которое ни на минуту не ослабевает с первых дней горбачевской перестройки). Но как именно этот механизм отлаживать, в каком направлении, уже и сейчас хорошо видно…

Минеральная вода, дешевые лекарства — это, конечно, то, что должно быть в каждом доме. Но право же, уважаемая читательница, неужто это в самом деле символы благополучия, за пределы которых уж и мечтам нашим невозможно простираться? Неужто так до конца жизни мы и помыслить не вправе о нормальных доходах, нормальных заработках? Не только о грошовых лекарствах, грошовой минеральной воде.

Собственно говоря, перестройка, реформы и были ведь затеяны ради того, чтобы приблизиться к достойной человеческой жизни. Не так уж она, эта жизнь, и недостижима. Хватило бы только терпения продолжать то, что начали. Тут, как говорится, виден свет в конце тоннеля. Да и сейчас уже, при всех наших бедах, мы все-таки живем лучше, чем любая другая страна СНГ, — именно благодаря тому, что меньше других топтались на старте реформ.

А вот если, как не раз бывало, тупо встанем посреди дороги, повернем назад к сияющим вершинам коммунизма, тогда действительно всякие мечты о нормальной жизни сделаются бессмысленными. При коммунистической экономике никакого просвета впереди не было, нет и быть не может. Поскольку абсолютно тупиковый это «прешпект». Никуда не ведущий. Во всем мире это давно поняли, только мы никак уразуметь не можем. Хотя вроде бы больше других горьким опытом должны быть научены.

«Через несколько дней новый, 1996 год, а на почте безнадежно сидят старики и ждут пенсии за декабрь, — пишет М. Карамулин из Удомли Тверской области. — На окошке предупреждение: пенсия может быть выдана только тем, кто ее получит не позднее 8-го числа. Но и для тех денег нет…»

Что делать, уважаемый читатель, вы же знаете, в какой стране мы с вами живем, — в стране жуликов и разгильдяев. Сейчас на головы тех, кто задерживает пенсию и зарплату, прокручивая деньги в коммерческих банках, обрушились громы и молнии — сняты высокие чины в Министерстве связи, в Пенсионном фонде. А чего же, спрашивается, раньше-то не чухались? Обязательно надо было ждать, когда вода в котле закипит? До этого никак нельзя было принять меры?

Опять рынок ругают — он, дескать, во всем виноват. Однако действительно ли это непременная, органическая черта рыночной экономики — прокручивание не принадлежащих тебе денег, денег, которые ты должен быстро и четко перевести людям, которым без них просто не на что купить себе хлеб насущный? Нет, разумеется. То, что этот беспредел допускается на протяжении уже многих месяцев, — яркое свидетельство бездарности и коррумпированности чиновников (кстати, большей частью сохранившихся со времен советской власти), мало на что способных, да к тому же и не заинтересованных в том, чтобы быстро реагировать на вполне очевидное жульничество, имеющих, по-видимому, от этого немалый навар.