Подвиг Юго-Западного фронта
Подвиг Юго-Западного фронта
К наступлению Брусилова были самые скверные предзнаменования, прежде всего глубокий надлом духа высшего командования русской армии.
В конце марта 1916 года, как раз в тот день, когда, захлебываясь в грязи, русские солдаты гибли в болотах у озера Нарочь, генерал Алексеев дал волю обуревавшим его чувствам. Он не обладал могучим красноречием, начальник штаба Верховного Главнокомандующего, говорил среди нескольких подчиненных, кому он доверял.
«– Да, настоящее не весело… – начал Алексеев.
– Лучше ли будущее? – спросили его…
– Я вот счастлив, что верю и глубоко» верю в Бога, и именно в Бога, а не в какую-то слепую и безличную Судьбу. Вот вижу, знаю, что война кончится нашим поражением, что мы не можем кончить ее чем-нибудь другим… Страна должна испытать всю горечь своего падения и подняться из него рукой Божьей Помощи, чтобы потом встать во всем блеске своего богатейшего народного нутра.
– Вы верите также в это богатейшее нутро?
– Я не мог бы жить ни одной минуты без такой веры. Только она и поддерживает меня в моей роли и моем положении. Я человек простой, знаю жизнь низов гораздо. больше, чем генеральских верхов, к которым меня причисляют по положению. Я знаю, что низы ропщут…
– А вы не допускаете мысли о более благополучном выходе России из войны, особенно с помощью союзников, которым надо нас спасти для собственной пользы?
– Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо только спасать себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Кому можно верить? Италии, Франции, Англии? Скорее Америке, которой до нас нет никакого дела. Нет, батюшка, вытерпеть все до конца—вот наше предназначение, вот что нам предопределено…
Армия наша – наша фотография. Да это так и должно быть. С такой армией в ее целом можно только погибать. И вся задача командования свести эту гибель к возможно меньшему позору. Россия кончит прахом, оглянется, встанет на все свои четыре медвежьи лапы и пойдет ломать. Вот тогда мы узнаем ее, поймем, какого зверя держали в клетке. Все полетит, все будет разрушено, все самое ценное и дорогое признается вздором и тряпками…
Вы бессильны спасти будущее, никакими мерами этого не достигнуть. Будущее страшно, а мы должны сидеть сложа руки и только ждать, когда все начнет валиться. А валиться будет бурно, стихийно. Вы думаете, я не сижу ночами и не думаю?..»
Генерал-адъютанту М.В. Алексееву, фактически командующему русской армией, подобало бы пребывать в думах о своем прямом долге, а не витать в гнетущей стратосфере подавленности и мистицизма. При таком умонастроении, которое разделяло немало генералов, трудно было ожидать четкой проработки предстоявших операций. В начале года державы Антанты договорились начать наступление на Западном фронте 1 июля, а на Восточном — на две недели раньше.
На совещании в русской Ставке 14 апреля Алексеев изложил свой план: главный удар наносит Западный фронт генерала Эверта в направлении на Вильно, Северный фронт (Куропаткин) и Юго-Западный (Брусилов) содействуют ему, причем последний переходит в наступление после первых двух. Эверт и Куропаткин, оробев, начали толковать о том, что шансы на успех невелики, нужно лучше подготовиться и т.д. Начался торг, когда и кому наступать, Алексеев, как обычно, колебался. Спор разрешил Брусилов, добившись разрешения для своего фронта нанести «вспомогательный, но сильный удар». У Брусилова было 512 тыс., на двух других русских фронтах — 1 220 тыс. войск.
Не успели договориться, как 15 апреля пришла срочная телеграмма от Жоффра: «Я просил бы наших русских союзников, согласно принятым на совещании в Шантильи решениям, перейти в наступление всеми свободными силами, как только климатические условия это позволят, пользуясь отвлечением сил, вызываемым Верденским сражением. Необходимо, следовательно, чтобы подготовка русского наступления продолжалась с крайним напряжением и чтобы она, насколько возможно полно, была закончена ко времени окончания таяния, дабы наступление могло начаться в этот момент». Как будто мало жертв понесла Россия для ослабления натиска на Верден в марте!
Только-только рассмотрели в Ставке обращение Жоффра. как посыпались просьбы из Италии: 15 мая австрийцы обрушились на итальянскую армию. Представители Италии в России соразмерно со скоростью бегства своих солдат умоляли о немедленном переходе в наступление. В панике они говорили о том, что Италию могут вообще вывести из войны. 23 мая в Ставке получили обращение итальянского командования: «Единственным средством для предотвращения этой опасности является производство сейчас же сильного давления на австрийцев войсками южных русских армий». Переговоры итальянцев с русской Ставкой происходили в обстановке большой нервозности. Причем итальянские военачальники взяли в них нетерпимо требовательный тон.
26 мая Алексеев доложил царю: «Содержание этих переговоров указывает на растерянность высшего итальянского командования и отсутствие готовности, прежде всего в своих средствах искать выхода из создавшегося положения, несмотря на то, что и в настоящее время превосходство сил остается на его стороне. Только немедленный переход в наступление русской армии считается единственным средством изменить положение». Алексеев сообщал, что он попросил командующих фронтами ускорить операцию. Брусилов согласился начать ее 4 июня. Алексеев добавил, что он одобрил намерение Брусилова, но «выполнение немедленной атаки, согласно настоянию итальянской главной квартиры, неподготовленное и, при неустранимой нашей бедности в снарядах тяжелой артиллерии, производимое только во имя отвлечения внимания и сил австрийцев от итальянкой армии, не обещает успеха. Такое действие поведет только к расстройству нашего плана во всем его объеме».
Николай II 31 мая телеграфирует итальянскому королю, что 4 июня Юго-Западный фронт ранее установленного срока двинется на австрийцев. «Я решил предпринять это изолированное наступление с целью оказать помощь храбрым итальянским войскам и во внимание к твоей просьбе».
Подготовка наступления была неизбежно скомкана. Что мог противопоставить Брусилов пессимизму Ставки и одновременно требованиям быстрее атаковать австрийцев?
К началу июня он имел 40 пехотных и 15 кавалерийских дивизий (636 тыс. человек), австрийцы – 39 пехотных и 10 кавалерийских дивизий (478 тыс. человек), у русских было 1770 легких орудий против-1301 у австрийцев. Но противник располагал 545 тяжелыми орудиями, у русских их было 168. Австрийцы девять месяцев укрепляли свои позиции, состоявшие из двух-трех полос, удаленных друг от друга на пять и больше километров. В первой полосе — три линии окопов, прикрытых местами до 16 рядов проволочных заграждений. Было много бетонированных и блиндированных блиндажей, узлов сопротивления. В окопах установлена новинка — огнеметы. На отдельных участках через проволоку пропускался электрический ток, в предполье были заложены фугасы.
Для прорыва таких позиций в первую мировую войну избирался узкий участок, к которому стягивались крупные силы. Следовала многодневная артиллерийская подготовка, увы, предупреждавшая оборонявшегося, который стягивал к угрожаемому месту резервы. Когда, наконец, начиналось наступление, оно превращалось в массовое избиение с обеих сторон до полного истощения. Результаты продвижения, если оно было вообще, если дело не кончалось катастрофой, измерялись считанными километрами.
Брусилов учел отрицательный опыт фронта во Франции и выдвинул новую идею — наступать всем Юго-Западным фронтом, протянувшимся на 340 км , выделив, разумеется, ударные участки (их было четыре шириной в 15-20 км каждый), на них и взломать вражескую оборону. Аэрофотосъемкой и командирскими рекогносцировками тщательно разведали противника. Напряженными инженерными работами передовая линия окопов была подведена на 50-300 метров к переднему краю врага. Пехоте предписывалось наступать четырьмя волнами, «перекатами» – пока первые воины, ворвавшись во вражеские укрепления, добивают защитников, другие идут дальше. Было отработано взаимодействие артиллерии и пехоты, обученной идти за огневым валом. Грамотно подготовлены и проведены газобалонные атаки.
Широкий фронт, избранный для наступления, различное время артиллерийской подготовки в разных армиях от 6 до 45 часов не
позволили противнику выяснить, где именно будут нанесены решительные удары, что дало свои плоды — брусиловский прорыв был первым успешным наступлением целого фронта в условиях позиционной войны. Глубокое продвижение сначала четырех, а затем шести русских армий было неслыханным в ту войну. 8-я армия, например, за первые одиннадцать дней прошла 70-75 км, по 6,5 км в сутки!
Противник воздал должное новым методам наступления, введенным Брусиловым. В официальном «отчете» об участии Австро-Венгрии в войне 1914-1918 гг сказано, прорыв «стал эпидемическим. Если противник прорвался на узком участке фронта, то части примыкавших участков откатывались назад, при этом противник не производил серьезного давления на эти участки, они отходили только потому, что теряли связь с соседями. Так же отдельные высшие командиры принимали преждевременные решения об отступлении, указывая при этом, что удерживать позиции при помощи потрясенных войск невозможно».
Успех, превзошедший все ожидания, нужно было развивать, давно, настало время вводить в дело Западный фронт. Брусилов шел вперед,не имея резервов, наращивать удар ему было в сущности нечем. Эверт и Куропаткин, однако, тянули. Только 3 июля войска Западного фронта зашевелились – пошли в атаку на Барановичском направлении. Последовали десятидневные безрезультативные бои стоившие русским 40 тыс. потерь. В середине июля неудачно атаковал на рижском плацдарме Северный фронт. После этого Ставка признала, что главную роль нужно возложить на Юго-Западный фронт, и потянула туда резервы, в том числе гвардию. Враг без труда сделал аналогичное заключение снимая войска из Италии, с западного фронта и с того же русского фронта севернее Полесья. Они прибыли много быстрее, чем русские корпуса, посланные на Юго-Западный фронт, двигавшиеся кружным путем по немногим перегруженным железным дорогам.
«Хотя и покинутые нашими боевыми товарищами, – писал Брусилов, – мы продолжали наше кровавое шествие вперед». К середине июля фронт потерял почти 500 тыс. человек, из них 62 тыс.убитыми. Этой ценой была возвращена значительная часть русской территории, вновь завоевана часть Восточной Галиции и вся Буковина. Войска Брусилова преодолевали все возраставшее сопротивление – перед ними появились даже турецкие дивизии! К участку прорыва противник перебросил 45 дивизий, не считая дававшихся разрозненно пополнений.
Юго-Западный фронт далеко не получал той помощи, которой заслуживал и которой требовали интересы дела. Говорят, что Эверт в это время сказал: «С какой стати я буду работать во славу Брусилова». Поведение главнокомандующих Западным и Северным фронтами было просто непонятно. «Будь другой Верховный Главнокомандующий, — гневно писал Брусилов, — за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен. Куропаткин же ни в коем случае в действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время в армии, безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки».
1 июля 1916 года началось, наконец, наступление на французско-германском фронте, на небольшой речке Сомме. Франко-английские войска превосходили немцев в начале боев по живой силе в 4 раза, по тяжелой артиллерии — более чем в 5 раз. В последовавшей пятимесячной битве, где впервые в истории появились танки, дрались 153 дивизии, из них – 67 немецких. Общие потери в сражении — 1,3 миллиона человек с обеих сторон. Итог – отбито у немцев 200 кв. км территории.
В результате Брусиловского прорыва к осени 1916 года, когда русские были остановлены на реке Стоход, было занято 25 000 кв. км. За пятимесячное движение в Галиции «Юго-Западным фронтом, — подводил итоги Брусилов, — было взято в плен свыше 450 000 офицеров и солдат, то есть столько, сколько, по всем имеющимся довольно точным у нас сведениям, находилось передо мной неприятельских войск. За это же время противник потерял свыше 1 500 000 убитыми и ранеными. Тем не менее к ноябрю перед моим фронтом стояло свыше миллиона австро-германцев и турок. Следовательно, помимо 450 000 чело– –век, бывших в начале передо мной, против меня было перекинуто с других фронтов свыше 2 500 000 бойцов».
Нужно помнить и напоминать – отражая наступление русского Юго-Западного фронта в 1916 году, враг потерял примерно в два раза больше людей, чем в совокупности во время происходивших в том году сражений у Вердена и на Сомме. Причем была значительная разница между вооружением и оснащением войск западных союзников и русской армии. А. Зайончковский отметил. «И если мы сравним то, что одновременно происходило на западе Европы и на востоке, где русские корпуса пускались у Риги, Барановичей и на Стоходе почти без помощи тяжелой артиллерии и при недостатке снарядов на вооруженных с ног до головы германцев, то неудачи русской армии примут иной колорит, который выделит русского бойца на высшую ступень по сравнению с его западными союзниками». Зайончковский, конечно, несколько сгущает краски – сказанное им верно для заключительных этапов операции Юго-Западного фронта, когда войска выдохлись и возникали трудности с «подвозом, а также для действий Эверта и Куропаткина.
Затяжка с началом операции на Сомме дорого обошлась русским. Как заметил Фалькенгайн, «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме» — пережит, ибо немцы успели отправить подкрепление на Восток. Брусиловское наступление ограничило возможности Германии как под Верденом, так и на Сомме. Оценивая последнее сражение, Фалькенгайн настаивал: «Если оказалось невозможным положить конец натиску и превратить его при помощи контрудара в дело, выгодное немцам, то это приходится приписать исключительно ослаблению резервов на Западе, а оно явилось неизбежным из-за неожиданного разгрома австро-венгерского фронта в Галиции, когда верховное командование не успело своевременно опознать решительного перенесения центра тяжести русских из Литвы и Латвии в район Барановичей и Галицию».
Последствия Брусиловского прорыва были громадными. Расчеты Германии и ее союзников на то, что Россия не сможет оправиться от поражений 1915 года, рухнули. В 1916 году на полях сражений вновь появилась победоносная русская армия, достигшая таких успехов, которых не знали державы Антанты ни в 1915, ни в 1916, ни в 1917 годах. На Западе тут же нашлись имитаторы. Весной 1917 года английская армия попыталась, без большого успеха, организовать наступление пехоты брусиловскими «перекатами». Действия Брусилова, их внутреннее содержание — одновременное наступление на широком фронте, дававшее возможность запретить противнику свободный маневр резервами, — скопировал Фош в 1918 году, что принесло победу Антанте. Имитируя наступление русского Юго-Западного фронта куда большими средствами, Фош и сумел выползти из тупика позиционной войны.
Понятны переживания учителя (Брусилова), видевшего впоследствии, как в 1918 году не очень одаренный его ученик – Фош - добился того, чего не мог сделать по независевшим от него причинам Брусилов в 1916 году .Напомнив в своих «Воспоминаниях» слова Людендорфа о положении германо-австрийских армий летом 1916 года на Востоке – «на весь фронт, чуть ли не в 1000 километров длины, мы имели в виде резерва одну кавалерийскую бригаду»—Брусилов обратился к пущенным по ветру возможностям: «При дружном воздействии на противника нашими тремя фронтами являлась полная возможность — даже при тех недостаточных технических средствах, которыми мы обладали по сравнению с австро-германцами, – отбросить все их армии далеко к западу. А всякому понятно, что войска, начавшие отступать, падают духом, расстраивается их дисциплина, и трудно сказать, где и как эти войска остановятся и в каком порядке будут находиться. Были все основания полагать, что решительный перелом в кампании на всем нашем фронте совершится в нашу пользу, что мы выйдем победителями, и была вероятность, что конец нашей войны значительно ускорится с меньшими жертвами. Не новость, что на войне упущенный момент более не возвращается, и на горьком опыте мы эту истину должны были пережить и перестрадать».
Хотя далеко идущие цели не были поставлены и не были достигнуты, стратегически Брусиловский прорыв принес неоценимые выгоды Антанте, в первую голову западным союзникам. Была спасена итальянская армия сразу после того как Юго-Западный фронт пришел в движение, Австро-Венгрия отказалась от наступления. Из Италии ушло на русский фронт 16 австрийских дивизий. С французского театра,несмотря на Верден и Сомму, против Брусилова было переброшено 18 немецких дивизий плюс четыре, вновь сформированные в Германии. С Салоникского фронта взято более трех немецких дивизий и две лучшие турецкие дивизии. Иными словами, чтобы парировать наступление армии Брусилова, ослаблялись все без изъятия фронты, на которых воевали Германия и ее союзники.
Ободренная наступлением Юго-западного фронта, Румыния преодолела длительные колебания и присоединилась к державам Антанты. «Окончательный переход Румынии на сторону Антанты, — констатировал Фалькенгайн, – был вызван событием, которое не было и не могло быть предвидено, а именно: разгром австро-венгерского фронта летом 1916 года со стороны противника, конечно не имевшего в обстановке Восточного фронта явного перевеса в силах». Однако вступление Румынии в войну оказалось не благом, а новым значительным бременем для России. Осенью 1916 года румынская армия была быстро разбита, без боя оставлен Бухарест. России пришлось ввести в Румынию значительные силы, чтобы остановить германское продвижение. Фронт удлинился. По этой же причине участие Румынии в войне создало дополнительные трудности для центральных держав.
Бои летом и осенью 1916 года на южном крыле Восточного фронта восстановили репутацию русской армии. Они заняли должное место в истории.
Слава брусиловских солдат не померкла, как не смягчалась горечь бессмысленности для России понесенных жертв. Весной 1945 года перед началом очередного тура наступления советских войск примерно в тех же местах, где проходили бои в 1915-1916 годах, в частях вспоминали о подвигах русской армии. На митинге перед началом наступления ефрейтор С.Т.Остапец рассказал, как воевали в ту войну в Карпатах. Он сказал: «В первую мировую войну мы дошли до высоты 710, но вернулись. Через тридцать лет мне довелось второй раз брать эту сопку. Теперь мы уже не остановимся, пока не покончим с гитлеровской Германией».
Сражения под знаменами Брусилова ветераны запомнили на всю жизнь. A.M. Василевский, командовавший в то время ротой в 409 Новохоперском полку, получал письма от участников боев 1916 года спустя десятилетия. В 1946 году ему прислал свои стихи бывший рядовой полка А.Т. Кизиченко. Они начинались так:
«Мне помнятся те дни невзгод, страданий
В ущельях вздыбленных Карпат:
Мильоны брошенных людских созданий,
Войной измученных солдат».
В 1956 году во время пребывания в Финляндии А.М. Василевский получил письмо от преподавателя в Турку (Або) А.Эйхвальда: «Осенью текущего года исполнится 40 лет со времени боев на высотах под Кирли-Бабой. Помните ли Вы еще Вашего финляндского младшего офицера первой роты славного 409 Новохоперского полка, участвовавшего в них?»
Победы русской армии летом 1916 года не изгладились из памяти людской. Величественный эпилог военных усилий России в коалиционной войне, новая громадная жертва, главным образом, на алтарь Антанты. Тяжесть ее страна ощутила, когда осенью 1916 года для пополнения понесенных потерь в России был объявлен новый призыв – около двух миллионов человек.
С громадной силой вставал вопрос, которым уже задавались, зачем? Размах успеха императорской армии можно сопоставить только с роковыми последствиями для правившей династии.