ДВА БОРИСА СОВЕТСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДВА БОРИСА СОВЕТСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

Успех следует измерять не столько положением, которого человек достиг в жизни, сколько теми препятствиями, которые он преодолел, добиваясь успеха.

Дж. Вашингтон, 1795

Единственный раз я увидел Бориса Мозолевского ранней осенью 1971 года. В Москве проходила Всесоюзная конференция по итогам ежегодных полевых исследований. Ее открытие состоялось в конференц-зале в только что построенном корпусе гуманитарных факультетов МГУ на Ленинских горах. Я учился на втором курсе истфака МГУ, летом прошел археологическую практику на знаменитом поселении у села Гнездово под Смоленском и собирался специализироваться по археологии. Естественно, что такое событие нельзя было пропустить.

Открытие конференции запомнилось двумя пленарными докладами. Академик Б.А. Рыбаков, читавший нам лекции на первом курсе, сделал сообщение со скучным названием о невзрачной находке из Новгорода — простой деревянной «палке», которая оказалась архитектурным эталоном.

Из его выступления я узнал, что с помощью подобного нехитрого приспособления русские строители создавали уникальные шедевры архитектуры в Новгородской земле. Когда же были продемонстрированы чертежи с разрезами сохранившихся храмов, и в их пропорции идеально вписался указанный эталон, я понял глубину анализа и неординарность мышления академика. Гораздо позже я узнал и другое: по свидетельству его коллег и учеников, Б.А. Рыбакову фатально не везло при раскопках. За свою полевую деятельность он не нашел ничего экстраординарного, хотя, будучи директором Института археологии СССР, имел все возможности для широких исследований.

Таким я запомнил академика Б.А. Рыбакова

В тот же день и в том же зале прозвучал еще один доклад, который сделал малоизвестный тогда археолог из Киева. Подобной чести он был удостоен за открытие в том году скифского царского кургана — Толстой Могилы. На трибуне появился интересный молодой мужчина, который стал рассказывать о результатах только что закончившейся экспедиции. Скорее, это был не доклад, а предварительное сообщение с демонстрацией слайдов. Организаторы хорошо подготовились, и на большом экране стали появляться редкие тогда еще цветные слайды с эпизодами раскопок и обнаруженными в кургане находками. Все замолкли, когда стали появляться изображения удивительной красоты вещей. Когда же предстало изображение пекторали — нагрудного украшения царя, — зал ахнул. Подобного еще никто не видел.

Снимки сменяли один другой, демонстрируя увеличенные в сотни раз детали этого удивительного украшения. За реалистичными фигурками скифов следовали изображения реальных и фантастических животных, растений и птиц. И каждый раз в заполненном многоопытными профессионалами зале раздавался очередной вздох восхищения. Скрыть его было невозможно. «Дуракам везет», — неожиданно услышал я за спиной приглушенный со смешком комментарий. Осторожно повернувшись, увидел сидящих рядком трех известных московских дам — ведущих специалистов-скифологов. При всем напускном безразличии я прочитал на их лицах зависть. О таких находках мечтает каждый археолог, но везет почему-то единицам и часто дилетантам. Видимо, таким дилетантом они и считали молодого Бориса Мозолевского, который в тот день стал известен всему научному миру Советского Союза.

Спустя десятилетия это запомнившееся среди множества других пленарное заседание приобрело для меня символическое значение. В тот день за одной трибуной стояли люди разной судьбы, разных социальных слоев, люди, олицетворившие собой разные пути в археологии. Один из них, блестящий аналитик и жесткий организатор, показал, какую информацию можно получить из казалось бы рядового археологического материала. Другой — поцелованный фортуной археолог, который прославил себя и страну открытием уникальных скифских сокровищ. Впоследствии у одного из них удача на раскопках по-прежнему не присутствовала, с другим же — практически не расставалась.

Как говорят американцы, Борис Мозолевский — человек, сделавший себя сам. В принципе такие люди в археологии скорее правило, чем исключение. В нашей науке происходит жесткий естественный отбор, когда в экспедициях отсеиваются многочисленные любители книжной романтики. Археологами-профессионалами становятся единицы, но они — истинные подвижники, влюбленные в свою нелегкую и часто неблагодарную профессию. И путь в науку для многих из них начинался не со школьной скамьи и не в белых перчатках. Именно таким и пришел в археологию Б. Мозолевский.