Люда-ся закрывает западный океан

Люда-ся закрывает западный океан

«Такова уж моя доля — мало пользы принесли мне двадцать лет службы, проведенных в трудах, ибо ныне я не имею в Кастилии крова над головой и пищу мне негде обрести, разве только в корчме и таверне, и зачастую я не имею ни гроша, чтобы заплатить по счету».

Так писал Колумб «католическим королям» с острова Ямайка, совершая свое последнее, четвертое, путешествие, за три года до смерти и спустя три года после того, как в воздаяние своих заслуг он был привезен из Нового Света в Кастилию закованным в цепи.

Личная судьба Чжэн Хэ сложилась более благоприятно. Его не забивали в колодки, а милостиво отрешили от должности как «престарелого чиновника». Однако судьба его замыслов и дел оказалась куда более печальной, чем судьба открытий, совершенных Колумбом.

В Западной Европе конца XV века поиски и открытия новых земель и новых морей были прямым следствием процесса разложения феодализма; они в свою очередь ускоряли этот процесс, содействуя росту юной капиталистической формации, которая шла на смену формации феодальной.

«До какой степени, — пишет Энгельс, — в конце XV века деньги подкопали и разъели изнутри феодализм, ясно видно по той жажде золота, которая в эту эпоху овладела Западной Европой; золота искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всем Дальнем Востоке; золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан; золото — вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег» [57].

«Католические короли» могли наложить на Колумба оковы, но не в их власти было закрыть только что открытую Америку. Заморские плавания и заморская экспансия были в Европе конца XV века исторической необходимостью. Открытия подчинялись закону своеобразной «цепной реакции», которая действовала непрерывно и с нарастающей силой. Поэтому за Колумбом следовала плеяда новых искателей морей и земель, золота и пряностей, жемчуга и рабов.

Иным образом складывалась историческая обстановка в Китае начала XV века. Несомненно, и в Китае Минской эпохи действовали силы, которые подкапывали и разъедали изнутри феодальную систему. Несомненно, что купечество приморских городов было прямо и непосредственно заинтересовано в широком развитии торговых связей, в дальних заморских рынках. Несомненно, что уровень общего развития страны, степень ее технической культуры были настолько высоки в эпоху Чжэн Хэ, что любая заморская экспедиция, любое плавание в Южный и Западный океан были уже практически осуществимы.

Однако в Китае того времени не создавались условия, благоприятные для той «цепной реакции», которая так характерна для эпохи географических открытий и начало которой положили в Европе португальские и испанские мореплаватели.

Причины подобного исторического своеобразия весьма сложны, и в настоящее время они основательно изучаются китайскими историками.

Здесь мы можем лишь отметить, что как раз в 30-х и 40-х годах XV века в Китае значительно усилилось влияние новой феодальной знати, прибравшей к рукам огромные земельные владения. Земли, щедро розданные этой алчной клике, были главным источником ее доходов. Эти земли, захваченные правдой и неправдой, лежали не за дальними морями, не на Суматре и на Цейлоне, а где-нибудь в долине Хуанхэ или на шэнсийском лёссовом плато, на исконно китайской территории.

К середине XV века великие князья, царедворцы и чиновники высших рангов захватили наилучшие пахотные земли и прибрали к рукам огромные дворцовые поместья. У многих феодалов было по тысяче и более цинов земли, и с этих земель они, нещадно обирая крестьян, получали колоссальные доходы.

«Чиновники из штата великих князей, — говорится в одном источнике Минской эпохи, — и евнухи, отправляемые для сбора податей, целыми днями рыщут по дорогам, и только на прокорм их слуг тратится десять тысяч лан. Поистине везде неслыханные грабежи и сборщики податей хватают простой народ и забивают до смерти «арендаторов».

Когда были розданы все сколько-нибудь пригодные земли, помещики разных рангов стали захватывать, осушать и распахивать внутренние водоемы — озера и пруды, и к концу XV века такая практика привела к подрыву ирригационного хозяйства и к истощению многих ранее орошаемых земель.

Землевладельческая знать, таким образом, приобрела возможность неограниченной эксплуатации китайского крестьянства, источники ее несметных доходов находились непосредственно внутри страны.

Между тем все помыслы купцов и особенно торговых людей приморских городов были направлены за пределы Китая, и естественно, что интересы торгового сословия ни в какой степени не совпадали с интересами феодальной клики.

Этим во многом объясняется то яростное противодействие планам дальних морских экспедиций, которое стало особенно активным после смерти Чэн-цзу. К сожалению, мы не знаем, какова была доля участия купцов приморских городов в экспедициях Чжэн Хэ; ответ на этот вопрос не дают ни историографы походов великого мореплавателя, ни ссылки на те товары, которые вывозились из Китая или доставлялись туда из заморских стран.

Нам известно, что в трюмах кораблей флотилий Чжэн Хэ привозили из стран Западного океана слоновую кость, сапановое, сандаловое, эбеновое, орлиное, мастичное дерево, благовонные смолы, изумруды, алмазы, ляпис-лазурь, оникс, сапфиры, мирру, носорожий рог, павлинья перья, тяжелую парчу из Дамаска, дорогие ковры из Хорасана, шкуры львов, леопардов и тигров, жемчуг, опиум, черепашьи панцири. На нанкинскую пристань выгружали клетки с зебрами, страусами, жирафами, львами, золотистыми леопардами, антилопами и прочими живыми диковинками.

Трудно представить себе стоимость этого транспорта предметов роскоши, особенно если учесть, что в каждой флотилии было по шестьдесят кораблей [58].

Все эти драгоценные ненужности и зоологические редкости предназначались не для фунзяньских и нанкинских купцов. Парча, страусы и жирафы, ляпис-лазурь и изумруды, павлиньи перья и мирра мгновенно исчезали в бездонных императорских сокровищницах, а затем все это щедро раздавалось принцам крови, наложницам, астрологам, одописцам, прорицателям и бесчисленной высокородной челяди, которая заполняла приемные залы и прихожие дворцов «Сына неба».

Значит ли это, что главной, если не единственной целью заморских экспедиций начала XV века было удовлетворение потребностей и запросов узкого круга феодальной знати, численно ничтожной группы, которая занимала самые верхние ступени сословно-иерархической лестницы?

Думается, что дело обстояло сложнее, и что тот список товаров, который приводится в источниках, дает весьма неполное представление о размахе заморской торговли в первой четверти XV века.

Известно, что как раз в это время в Китае большую известность получили сравнительно дешевые индийские ткани.

Многие другие товары (олово из Малакки, красители для фарфора с островов Малайского архипелага, оружие, дешевые ковры и т. п.), не показанные в официальных перечнях, неизменно доставлялись на кораблях флотилии, причем все товары такого рода ввозились из-за моря купцами и предназначались не для нужд императорского двора, а для продажи на внутреннем китайском рынке [59].

Таким образом, каждая дальняя экспедиция, каждый поход в моря, омывающие индийские и иранские берега, должен был приносить неисчислимые выгоды тому классу, который всей своей деятельностью подрывал устои китайского феодального общества. Речь идет не о непосредственных материальных выгодах, не о барышах от удачных торговых операций на каликутском или аденском рынках, а о тех не всегда даже отчетливо зримых последствиях, которые имели плавания Чжэн Хэ для развития межазиатских торговых связей и межазиатского рынка и в конечном счете для укрепления социальных позиций гуандунского, фуцзяньского и нанкинского купечества.

Однако эти незримые, но достаточно ощутимые последствия дальних походов Чжэн Хэ и его спутников вызывали глубокое беспокойство той паразитической прослойки, которая жила потом и кровью нещадно эксплуатируемого китайского крестьянства и по законам социальной инерции недремно оберегала устои феодального строя.

Феодальная клика в своей борьбе за всемерное сужение заморских связей умело использовала те отрицательные моменты, с которыми были связаны дальние экспедиции эпохи Чэн-цзу.

Несомненно, африканские и цейлонские редкости, которые в огромном количестве привозились на кораблях Чжэн Хэ в Нанкин, недешево обходились китайской казне.

Расходы на закупку золотистых леопардов, рубинов и павлиньих перьев тяжелым бременем ложились на все податные сословиями голоса против разорительных экспедиций в Западный океан раздавались еще при жизни Чэн-цзу, причем недовольство чрезмерными тратами на эти экспедиции высказывалось в различных общественных кругах.

В годы царствования Чэн-цзу глава этой оппозиции Ся Юань-ши за резкие нападки на заморскую политику Чэн-цзу был посажен в тюрьму. Новый император Жэнь-цзун освободил Ся Юань-ши и приблизил его к своей особе. Ся Юань-ши еще на тюремном пороге заявил, что во что бы то ни стало «следует приостановить посылку кораблей в Западное море за диковинными и драгоценными товарами».

В первые же дни правления Жэнь-цзуна в 1424 году опубликован был указ, по которому запрещалось снаряжение кораблей «для приобретения драгоценных камней в варварских странах Западного океана. Буде же таковые корабли уже снаряжены в Фуцзяни и Тайцане, задержать их на месте и не пускать в море».

Ся Юань-ши и прочие противники заморских походов, отменяя «деньгу на флотилию Западного океана», подать бесспорно разорительную, отнюдь не поступали как печальники народной скорби. Интересы стригомого податного сословия волновали их меньше всего. От отмены флотской деньги налогоплательщики не получили облегчения, а прочие осуществленные одновременно финансовые мероприятия показали, что советники нового императора, закрывая дорогу иноземным редкостям, совсем не собираются оставить без предметов роскоши феодальную клику. Жэнь-цзун в том же, 1424 году отменил налоги на добычу юньнаньских драгоценных камней, на лорлю жемчуга в китайских водах, на сбор благовонных смол с китайских деревьев, на ввоз самаркандских благородных коней, на морские деликатесы и редкостные плоды.

Таким образом, произошла лишь переориентация в снабжении двора предметами роскоши. Вместо аравийских благовонных смол, приближенные Жэнь-цзуна стали получать смолы гуандунские.

Во второй половине XV века тенденции к самоизоляции страны продолжали нарастать, причем самое имя Чжэн Хэ стало одиозным в правящих кругах.

С железной последовательностью чиновники императорских приказов принялись за уничтожение документов, связанных с семикратными плаваниями Чжэн Хэ.

В этой связи голландский китаевед Дюйвендак говорит: «…Не только совершенно прекратились походы за море — даже память о них едва-едва сохранилась». Ссылки на путешествия Чжэн Хэ (в китайской литературе XV–XVI веков) очень скудны и носят поверхностный характер. И никогда эти походы не использовались для иллюстрации славного прошлого страны.

Сочинения Ма Хуаня, Фэй Синя и Гун Чжэня не получили широкого распространения, а сообщения других источников были бедны данными и трудно доступны.

Биография Чжэн Хэ в «Минши» («Истории Минской династии») — это лишь связный рассказ, который мог быть написан любым посредственным ученым. Так как же получилось, что не сохранилось официальных отчетов о путешествиях Чжэн Хэ? Ведь Чжэн Хэ и его спутники непременно должны были давать исчерпывающие ответы о своих плаваниях императору.

Ответ на этот вопрос весьма любопытен. На первый взгляд факты, о которых пойдет здесь речь, покажутся нереальными, однако волей-неволей убеждаешься в их истинности.

Гу Ци-юань (автор XVI века — о нем см. стр. 181) писал в своем труде «Кэцзочжуюй», что в период Ченхуа (1465–1487 годы) дан был приказ разыскать документы, относящиеся к экспедициям Чжэн Хэ в Западный океан. Некто Лю Да-ся, который тогда был вице-президентом Военной палаты, получив приказ, сжег документы, полагая, что они «содержат лживые россказни о чудных вещах, далеких от того, что можно увидеть воочию и о чем можно услышать. А из местных товаров ничего они (экспедиции Чжэн Хэ) не доставили, кроме бетеля, бамбука, винограда, гранатов и больших птичьих яиц и тому подобной чепухи. А то, что содержится в «Синьчашэнлань» [труде Фэй Синя], вообще бессмыслица, не поддающаяся проверке».

В восьмой главе «Шуюйчжоуцзулу», автором которого был Син Янь-сы, ведавший сношениями с чужеземцами, эта же версия приводится с некоторыми дополнениями. Там сказано, что когда получен был указ императора о розысках документов, глава Военной палаты Сян Чжун поручил одному чиновнику отправиться в архивы и отыскать там эти документы. Тот их не нашел, потому что все бумаги предварительно были спрятаны Лю Да-ся. Тогда Сян Чжун наказал чиновника и велел ему в три дня отыскать документы, но в конце концов так и не удалось ничего обнаружить. Лю Да-ся свои тайны не выдавал никому.

Сян Чжун созвал чиновников и спросил их: «Как же могло так случиться, что в архиве утеряны государственные бумаги?» На это стоящий тут же Лю Да-ся ответил: «Экспедиции Сань Бао [60] [Чжэн Хэ] в Западный океан стоили уйму денег и на них ушла масса зерна, да и, кроме того, тысячи людей погибли [в этих походах]. Хотя он [Чжэн Хэ] возвратился со всякими диковинными редкостями, какая прибыль была от этого государству?

То было плодом дурного управления, которое вверено дурным сановникам, заслужившим суровое осуждение. Даже если бы старые архивы сохранились бы, их надо было бы уничтожить, чтобы искоренить самую возможность [подобных экспедиций]». Сян Чжун спокойно выслушал это, встал и сказал: «Вы обладаете немалыми скрытыми добродетелями; право же, то место, которое вы занимаете, слишком ничтожно для вас» [61].

Бесспорно, доля истины в словах Лю Да-ся была. Заморские экспедиции, которые привозили главным образом предметы роскоши, разоряли страну. Но лечить недуг отсекая болящему голову — способ весьма неразумный, и, закрывая пути в Западный океан, налагая запрет на торговлю со странами южных морей, разрывая сложившуюся систему связей, Минская феодальная империя вступила на путь, чреватый для нее гибельными последствиями.

Ведь регулярные рейсы флотилий Чжэн Хэ, даже несмотря на тот своеобразный характер, который им придавали высокородные любители индийских рубинов и африканских львов, открывали дорогу (правда, не очень широкую) китайским товарам на рынки стран южных морей,

А такое расширение сферы торговых связей способствовало росту производства и в конечном счете содействовало формированию пусть даже крайне замедленных капиталистических отношений, приближая решительный и благотворный кризис китайской феодальной системы.

Самоизоляция Китая, консервируя эту систему, обрекала страну на неизбежный застой, пагубно отражаясь на всей экономической жизни страны, вызывала постепенное окостенение всей системы управления.

Китайские флотоводцы, водившие во времена Чжэн Хэ корабли к берегам Африки, в 70-х годах XV века чувствовали себя неспокойно и неуверенно, отправляясь в поход к берегам соседнего Да-Вьета, и тщетно добивались от властей, чтобы их ознакомили с лоциями Чжэн Хэ, которые тем временем исподволь уничтожали Лю Да-ся и подобные ему чиновники.

Повсеместно на южных морях Китай к концу XV века утратил те позиции, которые он занял в славных тридцатилетних заморских походах Чжэн Хэ.

В Малакке, где, кстати сказать, по инерции местные султаны освобождали китайских купцов от уплаты пошлин, на исходе XV и в самом начале XVI века гуджаратские, бенгальские, яванские торговые люди господствовали безраздельно, в Каликуте забыли, как выглядят китайские суда, и даже в гавани Южного Китая товары привозились на арабских, индийских и яванских судах.

В XVI веке в водах Дальнего Востока появились португальцы; потомки тех фуцзяньских и гуандунских мореходов, перед которыми раскрывались настежь ворота Могадишо и Адена, с горечью должны были примириться с захватом Малакки и с основанием португальской базы у самых ворот Гуанчжоу, в Макао, и с бесцеремонным хозяйничаньем незваных гостей на морских дорогах, ведущих из Индии и стран Малайского архипелага в гавани Китая.

Разумеется, общие тенденции, которых придерживалась феодальная клика Минской империи во второй половине XV и в XVI веке, пагубно отражались не только на внешней политике и торговых связях Китая.

Колоссальный опыт, накопленный в ходе заморских плаваний Чжэн Хэ, оказался в значительной мере неиспользованным, многие ценные картографические материалы были уничтожены, и как раз в то время, когда навигационная наука Европейского Запада стала развиваться в стремительном темпе, феодальная камарилья сделала все возможное, чтобы отбросить китайское мореплавание к доминским временам.