Прекрасная Ява
Прекрасная Ява
Становой хребет этого длинного и узкого острова — пояс гор с многочисленными вулканами (их на Яве сотни), действующими и потухшими. В котловинах, которые образовались по линиям глубоких расколов, в глубине этого пояса и на его окраинах, а также в низкогорье вдоль южного берега и на широких аллювиальных равнинах северного побережья яванцы еще в древности отвоевали у тропических лесов и джунглей немало сказочно плодородных земель. Особенно основательно они потеснили лес в центральной части острова. Однако в то время, когда флотилии Чжэн Хэ посещали его берега, население здесь было далеко не столь многочисленное, как в наши дни. Два — два с половиной миллиона человек проживало тогда на Яве (ныне население этого острова пятьдесят пять миллионов), и главные «сгустки» населения были в те времена на невысоком плато у южного берега, в районе современной Джокьякарты, и на северных равнинах, орошенных водами многочисленных рек. На западе, в непроходимых лесах Сунды, и на востоке, в области вулканического высокогорья с исполинскими вершинами Семеру и Раунг, население было очень редкое, и сундские племена на много веков отстали от своих сородичей в Центральной Яве. В серединной части острова находились очаги яванской цивилизации, и на юге на высокой равнине Кеду, на территории древнего царства Матарам, в VIII и IX веках яванцы создали города, храмы и дворцы, которые по величию архитектурного замысла и по монументальной стройности ансамблей ничуть не уступают Ангкор-Тому и Ангкор-Вату. Камень, медь, листья локтаровой пальмы в IX веке запечатлели первые литературные произведения на древне-яванском языке кави, одном из языков индонезийской (малайской) семьи. По мотивам индийского эпоса были созданы поэмы, истоки которых имели, однако, яванское происхождение, а в середине XIV века поэт Прапанса в яванской «Илиаде» — «Нагаракретагаме» дал развернутую панораму Явы эпохи монгольского вторжения и быстрого возвышения царства Маджапахит, ядро которого находилось к северу от горного пояса Центральной Явы. Ява была в гораздо большей степени, чем Тьямпа, страной удивительных, порой кричащих контрастов. Она слыла житницей стран южных морей; на ее землях, обильно увлажненных муссонными ливнями и водами оросительных каналов, собирали ежегодно три урожая великолепного риса, царские амбары ломились от всяческих припасов, и в то же время множество голодных, — изможденных людей просило подаяние на дорогах. Рядом с каменными джунглями Боробудура и у стен пышных дворцов Маджа-пахита, столицы царства того же названия, лепились жалкие бамбуковые хижины. Вся земля принадлежала царю, и хотя скованные круговой порукой сельские общины — десы — цепко держались за свои наделы, но они вынуждены были свозить значительную долю урожая в царские зернохранилища и кормить несметную орду феодальных властителей различных рангов и степеней.
Маршруты экспедиции Чжэн Хэ в малайских водах
Эти властители постоянно восставали против царя и готовы были воспользоваться любым случаем, чтобы растерзать на части царские владения.
Царство Маджапахит было в зените своего величия, когда им на протяжении сорока с лишним лет управлял энергичный главный министр (мапатих) — ГаджаМада, который держал в узде всех крупных и мелких яванских князей. Цари и в то время и позже были жалкими марионетками, и когда в 1364 году Гаджа Мада умер, яванские магнаты подняли голову. В результате уже к концу XIV века Маджапахит являл собой печальное зрелище. От прежней империи, владения которой простирались от Молукк до западной оконечности Суматры, осталось одно лишь имя, Маджапахиту не подчинялись даже области, лежащие в нескольких часах езды от столицы.
Чжэн Хэ действовал на Суматре против Чэнь Цзу-и от имени властителя Маджапахита. И для Китая и для Маджапахита в одинаковой степени опасны были независимые и полунезависимые приморские княжества, которые, как грибы после дождя, возникли и на Суматре и на Яве в конце XIV века. Опасность эта была тем более серьезной, что сепаратистские тенденции на островах архипелага поддерживались западными чужеземцами — арабами и гуджаратцами; и те и другие развили здесь бурную миссионерскую деятельность и добились большого успеха в насаждении ислама; переход в религию пророка ослаблял и без того слабые связи царей-шиваистов Маджапахита с их подданными.
Ма Хуань писал, что в яванских приморских городах немало мусульман, а ведь за сто лет до похода Чжэн Хэ их почти совершенно не было на Яве. В ислам переходили и китайские переселенцы, и, очевидно, эта религия всего южноазиатского купечества открывала предприимчивым людям богатые возможности.
Корабли Чжэн Хэ сперва приходили в гавань Туван (китайцы ее называли Дубань) в западной части широкого выступа яванского берега. Оттуда они шли на восток к гавани Гресик (Сыньцунь) и завершали обход побережья Явы в Сурабае (Суломаи), портовом городе, расположенном в дельте реки Брантас, против острова Мадуры [29].
Из Сурабаи Чжэн Хэ в сопровождении большого эскорта обычно направлялся в столицу царства — Маджапахит, развалины которого ныне находятся близ городка Мад-жакерты, километрах в пятидесяти к юго-западу от Сурабаи, в том месте, где начинает ветвиться дельта реки Брантас.
Все эти приморские города — Туван, Гресик и Сурабая — были тогда не слишком велики. В каждом насчитывалось пять-шесть тысяч жителей (Ма Хуань, говоря об этих городах, указывает, что в них проживало около тысячи семейств), причем очень много было выходцев из Китая, уроженцев Гуанчжоу, Цюаньчжоу и Ханчжоу по преимуществу. В Туване даже городским головой был китаец.
Рынки в этих городах были куда богаче, чем в Тьямпе. Сюда привозили мускатный орех и его сушеную шелуху, гвоздику и корицу с Молуккских островов, лекарственные снадобья с берегов Бали, Флореса и Сумбавы, здесь в изобилии были крашеные хлопчатые ткани местной выделки.
Спрос на китайскую цветную тафту, железные изделия, белый и синий фарфор был очень велик, и часть этих товаров скупалась купцами-посредниками для перепродажи на дальние острова. Базары были наводнены дурьяном — плодом с детскую голову величиной, с белоснежной мякотью удивительного вкуса, красными, очень похожими на гранаты мангустанами с нежной чуть кисловатой сердцевиной, шишковатыми рамбутанами, маленькими, величиной с китайское яблоко, дуку-коказанами — плодами с упругой кожурой и сладкой, слегка отдающей камфарой мякотью. Бананы бесчисленных сортов, джак, кокосовые орехи, плоды хлебного дерева, огромные персики, подернутые нежным пушком, сливы, апельсины и десятки других плодов продавались здесь буквально за бесценок; за горсть медных монет можно было купить целую корзину этих ярких и сочных произведений щедрой тропической природы.
В Гресике был «брильянтовый ряд», и Фэй Синь с восторгом говорит о россыпях сапфиров, рубинов, агатов, топазов, камне «кошачий глаз», о жемчуге и бирюзе. Хотя все без исключения яванцы — старцы и юноши, богатые и бедные, знатные и худородные — носили у пояса кривые малайские кинжалы — крисы, но не было, по словам Ма Хуань, людей более мирных и приветливых, чем эти смуглые, круглолицые островитяне.
Ма Хуань побывал вместе с Чжэн Хэ и в яванской столице — Маджапахите; царские дворцы, писал он, со всех сторон окружены кирпичными стенами высотой в тридцать футов и занимают площадь в три-четыре квадратных ли.
Дворцовые палаты весьма внушительны, есть там залы высотой в сорок футов; полы покрыты ротановыми циновками очень тонкого плетения, кровли же дворцов настилаются из пластин очень твердого дерева.
Одорик Порденоне, который никогда воочию не видел дворцов Маджапахита, легко поверил слухам об их великолепии и перенес нас не в кирпичные стены, а в волшебный замок с золотыми лестницами.
Конечно, Ма Хуань куда ближе к истине, но надо сказать, что кирпичные дворцы царей Маджапахита были воздвигнуты на диво искусно.
Спустя четыре с половиной столетия после визита Чжэн Хэ и Ма Хуаня по Яве путешествовал выдающийся английский натуралист Альфред Уоллес, друг Чарлза Дарвина, который прожил много лет на островах Малайского архипелага. Следуя из Сурабаи в Маджакерту, он посетил места, где некогда стояли дворцы царей Маджапахита.
«По дороге, — писал Уоллес, — мы осмотрели остатки древнего города Маджапахит — две высоких кирпичных стены, которые, очевидно, были городскими воротами. Меня поразила красота кладки. Прекрасно отполированные остроконечные кирпичи были сделаны тонко и крепко. В спайках следы цемента и известки были едва заметны, в некоторых же рядах их не было вовсе. Не могу себе представить, каким образом соединялись и держались эти кирпичи. Ни прежде, ни после мне не доводилось видеть такой прелестной работы… Остатки таких построек видны на протяжении нескольких миль вокруг…» [30]
От Сурабаи, которую Фэй Синь называл «сосредоточением товаров и кораблей», флотилии Чжэн Хэ ложились на обратный курс; снова пройдя мимо Гресика и Тувана и минуя негостеприимные берега Сунды, они через шесть дней вступали в суматранские воды, а на восьмой день бросали якорь в том месте, где река Муси впадает в море.