3.6. Оборотни в косоворотках

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3.6. Оборотни в косоворотках

Очень плохо палачам по ночам,

Если снятся палачи палачам,

И как в жизни, но еще половчей,

Бьют по рылу палачи палачей.

Как когда-то, как в годах молодых —

И с оттяжкой, и ногою в поддых

Александр Галич. Плясовая

Этих людей один из ветеранов повстанческого движения — Юрий Борец — назвал упырями. Но, наверное, точнее будет назвать их так, как окрестил своих коллег бывший министр внутренних дел Российской Федерации Борис Грызлов: оборотни. Только не все они были в погонах. Большинство прятало свою сущность не под эмвэдэшной или эмгэбэшной формой, а под гражданской одеждой, то есть весьма часто — под национальной русской и украинской рубахой. В Украине она называется вышиванкой, в русском языке такого слова нет, а поскольку русский покрой такой сорочки предполагает расположение ворота не прямо под кадыком, а несколько сбоку — косовороткой. Речь в этой главе пойдет о спецгруппах НКБД — МГБ, а также об агентурной работе, которая причиняла вреда повстанцам порой не меньше, чем чекистско-войсковые операции по прочесыванию лесов и гор, или массовое выселение семей «бандпособников».

Почти сразу же по возвращению советской власти чекисты озаботились созданием «спецгрупп» — то есть отрядов провокаторов. В-общем-то, подобные методы применялись здесь и ранее — в период нацистской оккупации Западной Украины за повстанцев себя иногда выдавали красные партизаны. Либо для того, чтобы спокойно пройти через районы, где население коммунистов особенно ненавидело, либо для того, чтобы как-то повредить немцам, а ответный удар отвести от себя, направив его на ненавистных партизанам националистов. Не брезговали «герои невидимого фронта» и немецкой формой. Во-первых, для того, чтобы во время проведения операций вводить врагов в заблуждение. Во-вторых для того, чтобы грабить всех крестьян и убивать и мучить коллаборационистов или националистов. Таким образом достигался и «экономический» (пополнение запасов отряда), и политический эффект — мирные жители настраивались против немцев, а тех, кто был готов поддержать немцев, можно было «пользуясь случаем» уничтожить.

Летом 1944 г. один из работников НКВД обратился к наркому Рясному с предложением создать «конспиративно-разведывательные группы» из бывших бойцов УПА и перевербованных подпольщиков. Уже в августе был дан приказ, чтобы в практическую деятельность органов НКВД широко привлекали «спец-группы», которые с осени 1946-го назывались также «агентурнобоевыми группами», или «легендированными боевками».

Спецгруппы, по мысли украинского исследователя Ивана Би-ласа, преследовали ряд целей:

— проведение широкой агентурной работы по выявлению важных руководителей ОУН, командиров УПА, их физического уничтожения;

— проникновение в структуры Центрального провода ОУН, за границей включительно, с целью дезорганизации политической линии украинского Сопротивления;

— организация политических провокаций и убийств мирного населения от имени ОУН и УПА с целью компрометации национально-освободительной борьбы украинского народа и дискредитации идеи Украинского объединенного самостоятельного государства;

— организация натравливания различных слоев украинского населения друг на друга.

По свидетельству последнего главнокомандующего УПА Василия Кука, это был самый эффективный метод борьбы коммунистов против повстанцев: «Войдут в село, раскроют нашу организацию, захватят или уничтожат ее членов, да еще под видом повстанцев перебьют мирных жителей»[370].

Приведем отрывок из адресованного Лаврентию Берия совершенно секретного сообщения наркома внутренних дел НКВД УССР Рясного за № 8/156451 от 26.07.1945 г. «Об организации и результатах роботы специальных групп для борьбы с оу-новским бандитизмом в западных областях Украины»:

«Часть бандитов УПА, которые явились с повинной, используются сначала как отдельные агенты-боевики, а позднее в боевых группах особого назначения, названых нами специальными группами. В тех случаях, когда агент-боевик, который влился в банду или в подполье ОУН, — не имел возможности физического уничтожения или захвата руководителя-главаря, его задачей являлась компрометация главаря банды или местного подполья для усиления и активизации разложения банды или местной организации ОУН…

Комплектование спецгрупп при оперативных группах НКВД УССР проводилось по принципу подбора агентов боевиков, которые были проверены на исполнение заданий по ликвидации оуновского бандитизма (в том числе убийств населения, которое сочувствовало ОУН-УПА). В Ровенской и Волынской областях в состав специальных групп вливались также бывшие партизаны-ковпаковцы, хорошо знакомые с местными условиями, имевшие большой опыт борьбы с оуновским бандитизмом.

По своему внешнему виду и вооружению, знаниям местных бытовых особенностей и языка и конспиративным способам действия личный состав специальных групп ничем не отличался от бандитов УПА, что вводит в обман аппарат живой связи, и главарей УПА и оуновского подполья.

В случаях угрозы расшифровки или невозможности проведения захвата указанных планом главарей ОУН-УПА, участники спецгрупп уничтожают последних, также во многих случаях создают такое впечатление в оуновской среде и среди населения, что уничтожение руководителей ОУН-УПА совершено бандитами СБ.

В состав каждой спецгруппы входит от 3 до 50 и больше особ, в зависимости от легенды и задания, которые пользуются особым «уважением» выдуманного бандитского руководителя. По состоянию на 20 июня 1945 г. всего в западных областях Украины действует 156 спецгрупп с общим количеством участников в них 1783 человек»[371].

Собственно УПА насчитывала на тот момент, вероятно, около 15–20 тыс. человек — то есть на каждые десять повстанцев приходился один «лжебандеровец» — оборотень.

Украинский исследователь Иван Билас опубликовал отчет майора ГБ Соколова, подробно описывающий действия одной из спецгрупп МГБ. В этом документе описывается операция по вскрытию подполья ОУН и УПА с помощью «маскарада» — введения противника в заблуждения, без издевательств над мирным населением с целью компрометации бандеровцев. При прочтении этого материала складывается впечатление в высочайшей результативности такого метода антипартизанской борьбы[372].

Другой случай применения такой спецгруппы описывает чекист Георгий Санников. Бандеровца Мудрого, жившего на легальном положении, но сотрудничавшего с подпольем, подпоили, агент МГБ подрался с ним в кабаке, после чего: «Мудрого арестовали на следующий день по заявлению участковому милиционеру от нескольких избитых им в драке сельских хлопцев… С подбитым глазом и расквашенным носом, но уже протрезвевший Мудрый в наручниках сидел в крытой брезентом грузовой автомашине между двумя милиционерами. В кабине с водителем был еще один милиционер… Поравнявшись с “нужной” хатой, машина остановилась. “Вода закипела”, — донеслось из кабины. Ехали по тряской разбитой дороге больше часа, всем захотелось размяться. Вывели из кузова и Григория. Недалеко от дороги виднелась хата с темными окнами. Шофер повозился в моторе, взял ведро и направился к хате.

— Подожди, — остановил его старший, — пойдем все вместе, заодно водички попьем.

Вся группа вместе с Мудрым направилась к дому… Постучались. Ответа не последовало. Настойчивый стук в окно вызвал ответный голос:

— Кто там, чего надо?

— Милиция, откройте. Нам надо воды для машины…

— Проходите, гости дорогие, — суетливо двигается в дверях хозяин, пропуская военных в хату.

Старший осматривается и строго спрашивает:

Где хозяйка? Почему в хате так накурено? Кто у тебя в доме?

— Да никого нет, пан офицер. Хозяйка спит, дети давно не живут с нами.

На столе четыре большие тарелки с остатками еды. Недопитая бутылка самогонки. Горкой лежит скорлупа от съеденных яиц. Григорий Мудрый стоит в глубине комнаты в наручниках. Старик хозяин с испугом смотрит на него. Чуть в стороне два милиционера. Старший поворачивается к одному из них и бросает:

— Ковтун, осмотри хату, посмотри на горище (чердаке. — А. Г.) в первую очередь.

Тот, кого назвали Ковтуном, снимает с плеча автомат и направляется к выходу. В это же мгновение дверь распахивается и в проеме вырастает кудлатая фигура человека со вскинутым и изготовленным к стрельбе автоматом ППШ. Судорога перекашивает лицо старшего. Рука дергается к кобуре пистолета. Длинная автоматная очередь бросает его тело навзничь на пол. Этой же очередью стрелявший, чуть дернув стволом автомата в сторону Ковтуна, сваливает его лицом вниз. Следующей, уже короткой очередью человек с автоматом поражает третьего, успевшего сдернуть с плеча автомат и пытавшегося передернуть затвор. Тот опускается сначала на колени и, издав булькающий звук, мягко валится набок… В то же мгновенье чья-то автоматная очередь из темноты за дверями поражает шофера и он делает нырковое движение головой под стол… Первый стрелявший оуновец направляет дуло автомата на Мудрого… Осечка.

…Только сейчас пришедший в себя от ужаса и осознавший происходящее Мудрый истошно кричит:

— Не стреляйте, я свой. Я из Дубровы, я свой…

— Разберемся. Забирай его, друже. Плащ-палатку ему на голову, и гайда, — распоряжается тот, кто стрелял первым…

…Что касается оуновцев, то это опытные хлопцы из числа бывших бандеровцев, завербованных госбезопасностью, совершившие на своем, хотя и молодом, веку не одну такую настоящую или инсценированную акцию.

— Вы где, дядько? — кричит один из них.

— Я здесь, хлопцы, — отвечает хозяин хаты и медленно поднимается с пола у печи. — Что же мне делать, куда деваться, что я скажу в селе, властям? — почти рыдает хозяин.

— Скажете, что незнакомые люди из леса были, попросили поесть. Потом посекли из автоматов “энкэвэдистов”. Больше ничего не знаешь.

Быстро выворачивают карманы “убитых” Берут документы. Все это вместе с тяжелыми дисками от автоматов, пистолетами и еще какими-то взятыми у “убитых” вещами запихивают в вещмешок. Толкая в бока Мудрого, оуновцы покидают хату, оставляя в ней хнычущего хозяина.

…Мудрого водили по хорошо известной окружности вокруг хаты, создавая видимость быстрого движения по лесной и временами труднопроходимой местности. По подсчетам пленника прошли минимум десять километров… “Лишь бы не убили, — думал Мудрый, — я им докажу, что я свой”»[373].

Арестованного тщательно допрашивали, и он, если поддавался на провокацию, рассказывал о подпольной сети всё, что знал. Далее, в зависимости от ситуации, этого человека либо снова «отбивали» чекисты — на сей раз уже в форме, либо маскарад внезапно заканчивался — для того, чтобы психологически сломить подпольщика и тут же заставить его подписать «чистосердечное признание».

Бывший боец ВВ, а позднее милиционер Николай Перекрест так отозвался о таком методе: «Очень тонкая игра. Там у нас был свой “момент истины”»[374].

Игра действительно тонкая. Особенно, если вспомнить, что спецгруппы выполняли ещё одну задачу, о которой сотрудники «органов» вспоминать очень не любят — функцию компрометации повстанцев.

Приведем отрывки из «Докладной записки о фактах грубого нарушения советской законности в деятельности так называемых спецгрупп МГБ». Автор этого послания на имя Никиты Хрущева — военный прокурор войск МВД Украинского округа полковник юстиции Кошарский. Дата составления документа — 15 февраля 1949 г. — через 7 месяцев УПА приказом своего главнокомандующего была распущена. Это не 1944–1945 гг., когда Советы проводили масштабные чекистско-войсковые операции в Западной Украине, «зачищая» целые сёла. Это — завершающий этап «войны после войны», когда чекисты использовали уже более тонкие методы, и задача ликвидация Сопротивления была возложена в первую очередь на МГБ, а не МВД или Советскую армию.

Вот как МГБ с этой задачей справлялось:

«(…) 1. В марте 1948 г. спецгруппа, возглавляемая агентом МГБ “Крылатым”, дважды посещала дом жителя с. Грицки Дубо-вицкого р-на Ровенской области — Паламарчука Гордея Сергеевича, 62 лет, и, выдавая себя за бандитов “УПА”, жестоко истязала Паламарчука Г. С. и его дочерей Паламарчук А. Г. и Паламарчук 3. Г., обвиняя их в том, что, якобы, они “выдавали органам МГБ украинских людей”.

“Крылатый” и участники его группы подвергали пыткам Паламарчук А. Г. и Паламарчук 3. Г, подвешивали, вливали им в нос воду и, тяжко избивая, заставили Паламарчук 3. Г. и Паламарчук А. Г. дать показания, что они с органами МГБ связаны не были, а, наоборот, были связаны с участниками украинского националистического подполья…

На основании полученных таким провокационным путем “материалов”, 18 июля 1948 г. Дубровицким РО МГБ Паламарчук 3. Г. и Паламарчук А. Г. были арестованы, причем, как заявили арестованные, сотрудники райотдела МГБ во время допросов их также избивали, заставляли продолжительное время стоять на ногах и требовали, чтобы они дали показания о связи с бандитами…

2. В ночь на 22 июля 1948 г. спецгруппой МГБ из с. Под-высоцкое Козинского р-на Ровенской области был уведен в лес местный житель Котловский Федор Леонтьевич, которого участники спецгруппы подвергали пыткам, обвиняя его в том, что у него в доме часто останавливаются работники из числа со-впартактива и в том, что якобы он выдавал органам Советской власти бандитов.

Эти провокационные действия преследовали цель путем истязаний и угрозы лишения жизни заставить Котловского дать показания, что он является врагом советской власти.

В результате истязаний Котловский находился на излечении в больнице с 27 июля по 27 августа 1948 г.

По заключению больницы, Котловскому Ф. Л. были нанесены тяжелые телесные повреждения, с явлениями сотрясения мозга и омертвлением мягких тканей тела.

3. В ночь на 22 июля 1948 г. той же спецгруппой был уведен в лес житель с. Ридкив Михальчук С. В., инвалид Отечественной войны.

В лесу Михальчук был подвергнут допросу, во время которого его связывали, подвешивали и тяжко избивали, добиваясь таким путем показаний о связи с бандитами.

Продержав Михальчука в течение 2 суток в лесу, участники спецгруппы его отпустили, причем в результате избиений он в течение 7 дней находился на стационарном излечении в больнице.

4. В ночь на 23 июля 1948 г. этой же спецгруппой из с. Под-высоцкое была уведена в лес гр-ка Репницкая Нина Яковлевна, рожд. 1931 г.

В лесу Репницкая была подвергнута пыткам.

Допрашивая Репницкую, участники спецгруппы тяжко ее избивали, подвешивали вверх ногами, вводили в половой орган палку, а затем поочередно изнасиловали.

В беспомощном состоянии Репницкая была брошена в лесу, где ее нашел муж и доставил в больницу, в которой находилась продолжительное время на излечении.

Из приведенных выше примеров видно, что действия т. н. спецгрупп МГБ носят ярко выраженный бандитский антисоветский характер и, разумеется, не могут быть оправданы никакими оперативными соображениями.

Не располагая достаточными материалами, т. н. спецгруппы МГБ действуют вслепую, в результате чего жертвой их произвола часто являются лица, не причастные к украинско-бандитскому националистическому подполью.

Наряду с этим следует указать, что этот метод работы органов МГБ хорошо известен ОУНовскому подполью, которое о нем предупреждало и предупреждает своих участников. В частности, об этом свидетельствует факт обнаружения у убитого бандита “Гонты” полного отчета о провокационных действиях спецгруппы МГБ в отношении гр-на Котловского.

Не являются также секретом подобные "операционные комбинации” и для тех лиц, над которыми участники спецгрупп чинили насилия, например:

В августе 1948 г. Военной Прокуратурой было прекращено дело арестованных Львовским областным Управлением МГБ Стоцкого Степана Петровича и Дмитрук Екатерины Григорьевны.

Указанные лица в сентябре 1947 г. были незаконно арестованы и поскольку никаких материалов об их антисоветской деятельности не было, они были пропущены через спецбоевку МГБ, где в результате применения незаконных методов допроса вынуждены были оговорить себя.

Насколько жестокими были пытки, которым подвергались указанные выше граждане, свидетельствует тот факт, что Стоц-кий с 22 сентября 1947 г. по январь 1948 г. находился на излечении в Лопатинской больнице и в стационаре внутренней тюрьмы УМГБ по поводу глубоких и обширных язв, образовавшихся в результате физического воздействия на мягкие ткани тела.

В процессе следствия выяснилось, что Стоцкому стало известно, что его избивали не бандиты, а лица, имеющие отношение к органам МГБ.

В связи с отсутствием материалов для предания суду, Стоц-кий и Дмитрук, почти спустя год после их ареста, из-под стражи были освобождены…

Подобные факты из деятельности спецгрупп МГБ, к сожалению, далеко не единичны и, как показывает следственная практика, если в отдельных случаях спецгруппам, путем насилия и запугивания, все же удается получить “признательные показания” от отдельных лиц о связи их с бандитским подпольем, то добросовестное и проведенное в соответствии с требованиями закона расследование неизбежно вскрывает провокационную природу этих “признательных показаний”, а освобождение из тюрьмы арестованных по материалам спецгрупп влечет за собой дискредитацию советской законности, органов МГБ и возможность использования каждого случая [провокаций] во вражеских, антисоветских целях украинскими националистами»[375].

Это — описание событий, происходивших в 1948–1949 гг. А спецгруппы истязали, грабили и убивали украинских крестьян с конца 1944 г. И здесь, как видим, возмущение прокурора вызывают действия этих садистов по отношению к обычному населению, с подпольем не связанному. Оуновцев же боевики спецгрупп могли убивать на вполне «законных» основаниях.

О том, что по селам и лесам шастают оборотни, знали и бан-деровцы, и мирные жители. Последних повстанцы информировали о действиях спецгрупп или провокаторов. Вот, например, текст бандеровской листовки, выпущенной в апреле 1949 г.:

«Селяне, рабочие и интеллигенты!

В села и городки, в которых вы живете, заходят часто незнакомые люди, преимущественно мужчины, и просят вас спрятать их от НКВД и связать с подпольщиками, так как они убежали из тюрьмы.

Нужно помнить, что из большевицкой тюрьмы убежать очень тяжело, а все те, которым якобы удалось убежать из тюрьмы, — это никто иной, как замаскированные разведчики НКВД — провокаторы…

Потому с разными людьми, которые ходят по селам и выдают себя за политических заключенных, которые убежали из тюрьмы, нужно быть очень осторожным. Если такие придут в хату и просят есть, то есть можно дать, но не вступать с ними в разговоры на политические темы.

Никогда не принимать людей на ночлег без справки от главы сельсовета.

Помните, что неосторожность в разговорах и поведении на политические темы с разными незнакомыми людьми ни одного завела в тюрьму»[376].

Другой неотъемлемой частью борьбы репрессивно-карательных органов против УПА была агентурная «работа». Не на боевые операции и прочёсывание лесов, а на массовую, повальную вербовку была сделана основная ставка в.

Как указывалос во внутренней инструкции СБ ОУН, «Несколько десятков штатных работников НКВД-НКГБ, которые находятся в районном аппарате, в результате своего незначительного количества и недостатка непосредственного контакта с населением районе не в состоянии справиться с этой работой. В помощ себе, в каждом селе они тайно организуют специальную агентурную информационную сетку из гражданского населения. Только после создания такой сетки в каждом населённом пункте, органы НКВД-НКГБ начинают свою деятельность. При помощи этой сетки они имеют возможность контролировать внутреннюю жизнь каждого населённого пункта, выявлять и “разрабатывать” объекты, которые для них будут представлять определённый оперативный интерес»[377].

«По состоянию на 1 июля 1945 г. на учете органов НКВД западных областей состояло 175 резидентов, 1196 агентов и 9843 информатора. Всего 11 214 человек. Более масштабной была агентурная сеть НКГБ. Только в Станиславской области на 25 июля 1946 г. она насчитывала 6405 лиц; из них агентов — 641, резидентов — 142, информаторов — 5572, содержателей явочных и конспиративных квартир — 50. За период с 1 января 1945 г. по 1 июля 1946 г. НКГБ завербовал 5671 человека, в том числе 596 агентов, 93 резидента, 4941 информатора и 41 содержателя явочных и конспиративных квартир»[378].

По свидетельству Георгий Санникова, с такая сеть осведомителей не оставлялась в покое: «Существовал у каждого оперативного работника с указанием его фамилии так называемый график встреч с агентурой, утвержденный начальником отделения. В таком графике указывалось не менее 12–15 агентов, встречи с которыми проводились минимум дважды в месяц, ну а при необходимости и чаще, с некоторыми иногда и дважды в день, когда было указание свыше — срочно получить, собрать реакцию населения по какому-то определенному вопросу. Я видел графики некоторых оперативных работников, в которых было по 30–40 агентов с указанием их кличек»[379].

Но это описывается ситуация в городах, потому что в сёлах такой темп «работы» обеспечить было технически невозможно.

Вот как тот же Санников описывает кропотливый сбор информации: «Неприятным для меня были ночные встречи с агентурой в глухих селах и хуторах, куда я добирался вместе с кем-либо из райотделовских сотрудников, как правило, автомашиной, под прикрытием двух-трех солдат. Ночи темные, тихие. Машину оставляли с вооруженным водителем за 1,5–2 километра от места встречи. Далее двигались молча, стараясь не производить шума, особенно в лесу, где все хрустит и шелестит. За сто — сто пятьдесят метров оставляли солдат, проинструктированных заранее. Затем максимально осторожно с пистолетом или автоматом наготове выдвигались к самому месту встречи, где, абсолютно невидимый в ночи, нас поджидал агент, как правило, обычный сельский вуйко (дядька. — А.Г.). Он сидел где-нибудь под стогом сена тихо, как мышь, и сердце обрывалось от страха, когда моя рука или нога упиралась или наталкивалась на что-то упругое, живое, человеческое. Садились рядом, тесно прижавшись друг к другу… Я жалел этих людей, так мало видевших радости и счастья в жизни. Почти все они не по доброй воле были связаны с госбезопасностью. Почти все — бывшие бандеровцы, партизаны лесные, или бандпособ-ники, имевшие в прошлом тесные связи с подпольем ОУН, или повстанцами, оказывавшие в прошлом, а иногда и в настоящем (зачастую и без ведома госбезопасности), помощь своим братьям по классу — вчерашним крестьянам, а ныне подпольщикам, банде-ровцам-оуновцам, революционерам, карбонариям…

Шепотом вели короткие переговоры, типа: “Новости какие-нибудь есть? Хлопцы не приходили? Что слышно в селе?” И, как правило, такой же короткий ответ: “He-а, ничего не слышно" И очень редко: “Говорили соседи (называлось имя), что в селе “А” на прошлой неделе тетка “У" слыхала на базаре от знакомой, что у такой-то сын в лесу видел вооруженных людей, не похожих на военных. Наверное, хлопцы из леса". На этом встреча заканчивалась. Иногда агенту давали, без расписки конечно, немного денег. Немного, потому что дали бы и больше, да как он эти деньги легализует, когда кругом сплошная бедность и безденежье»[380].

Таким образом, многочисленной националистической подпольной сети НКВД и НКГБ противопоставили нечто вроде сети «антиподполья». Эта сеть была куда более многочисленной, и функционировала столь же конспиративно. Главным ее отличием от националистической организации было то, что вербовалась будущая агентура в основном с помощью запугивания, а то и пыток и избиений потенциальных провокаторов и сексотов или, куда реже, с помощью незначительного материального поощрения или туманных обещаний служебного роста. ОУН же комплектовалась на добровольных началах, поэтому ее члены работали не за страх, а за совесть.

Следует отметить разницу в отношении к вражеской агентуре со стороны повстанцев и их противников. Если в каком-либо селе чекисты выявляли подпольщиков ОУН, или симпатизирующих их деятельности, то, если таковых не перевербовывали, обычно отправляли в заключение или ссылали. Расстреливали выявленных оуновцев не так часто. Повстанцы же, наоборот, могли отпустить домой бойца истребительного батальона или красноармейца, но почти всегда убивали сексота или агента НКВД и НКГБ.

Основное внимание агентуры спецслужб сосредотачивалось на выявлении и уничтожении командиров и ведущих функционеров УПА и ОУН. Также НКВД-МВД-НКГБ-МГБ старались добиться такого положения дел, чтобы чекистско-войсковые операции по ликвидации повстанцев и подпольщиков надежно обеспечивались разведданными, позволяющими установить точное местонахождение групп подполья и формирований УПА, численность их личного состава и руководства, наличие вооружения, возможные пути для отступления.

По свидетельству последнего Главкома УПА Василия Кука, были случаи отравления источников, повстанческой почты или минирования батарей для радиоприемников[381]. Хотя, массового характера подобные методы борьбы не приобретали, и особого вреда подполью не принесли.

Любопытно средство, с помощью которого чекисты вылавливали повстанцев — «Нептун — 47»: «Человек, принявший такой препарат, первые пять-шесть минут ничего не испытывает. Но пальцы и руки буквально через пару минут уже бездействуют. Затем наступает полная “отключка”, но человек еще может двигаться, идти, не соображая при этом, куда и зачем он идет и что он делает, полностью теряет контроль за своими действиями. Но самое неприятное впереди. Наступает тяжелый изнурительный сон с галлюцинациями. Наверное, что-то из наркотиков содержалось в препарате. Но никто из оперсостава не знал химического содержания “Нептуна-47”. Сон длится обычно около двух часов. Самым мучительным было пробуждение. Человек испытывал страшную жажду во сне и при пробуждении, и даже если ему давали воды, не мог утолить ее. Ему казалось, что все вокруг покрыто снегом, и он пытается ловить рукой мелькающие перед глазами снежинки. Это состояние после пробуждения длится около часа. Самое подходящее время для активного допроса. Человек охотно отвечает на любой поставленный вопрос. Применение этого препарата было строжайшим секретом служб госбезопасности. Однако все население Западной Украины, включая детей, знало о нем»[382].

Знало, и ласково прозвало «отравой» (отурта).

О применении «Нептуна-47» охотно рассказывал и последний главком УПА: «Часто мы боялись брать у населения даже молоко, поскольку оно могло быть отравлено. Тогда мы что делали — пусть хозяин сам напьется этого молока, тогда и я буду пить. Но иногда они давали противоядие этим агентам, и тогда только один из нас пил молоко, а другие ждали. Ему плохо, а хозяин молчит. Дто ж ты молчишь? Людей травишь, и молчишь!" Что мы должны были делать с теми хозяевами, которые знали, что молоко отравлено, а нам его давали? Хозяина застрелили (вот тебе и почти мирное население!), а отравленного бойца пытались вылечить»[383].

Расскажем здесь еще об одном «специальном» методе борьбы с повстанцами до которого, наверное, могли додуматься только в НКВД. Приведём отрывок из спецсообщения министра внутренних дел УССР Рясного наместнику Сталина в Украине Никите Хрущеву. Документ датирован 7 декабря 1945 г.:

«Докладываю о дополнительных результатах при проведении комбинаций с приманками:

1. 2 декабря с. г. Серегинским РО НКВД Станиславской области в селе Новит были оставлены на ночлег при небольшом конвое семьи бандитов, изъятые для выселения.

С наступлением темноты у дома, где расположился конвой, была организована засада из бойцов ВВ НКВД.

Около полуночи к месту размещения конвоя подошла группа бандитов неустановленной численности, имея ввиду освободить бандитские семьи.

В результате открытого огня из засады убито 4 бандита, остальные, пользуясь темнотой, скрылись.

Трупы убитых не опознаны…

2. 4 декабря с. г. опергруппой Мельница Подольского РО НКВД Тернопольской области при проведении операции у села Устье было убито 3 бандита, трупы которых не были убраны.

С наступлением темноты у места нахождения трупов была организована засада.

Ночью для уборки трупов подошли 3 бандита, которые засадой были убиты

Среди убитых опознаны бандиты — жители села Устье — Пилипчук Дмитрий, кличка “Ивась”, Ильницкий Степан, кличка “Ручей” и Ткач Григорий, кличка “Ясень”.

3. В райцентре Рудки Дрогобычской области проживал расшифрованный агент “Олег” Рудковского РО НКВД, которого бандиты намеревались убить при появлении его в своем селе, б декабря с. г. Рудковский РО НКВД направил агента “Олега” к своим родным в село Новый Остров и организовал у его дома засаду. Ночью к дому агента “Олега” подошли 3 бандита из местной бо-евки СБ, которые из засады были убиты…

4. Подволочийским РО НКВД Тернопольской области с целью ликвидации самими бандитами станичного ОУН села Ду-бровилка Кухты Ивана и его связного Кухты Василия, находившихся на нелегальном положении, работниками РО НКВД одному из бандпособников было подброшено якобы утерянное Кухтой Иваном фиктивное сообщение в адрес органов НКВД о месте нахождения боевки СБ.

В результате, в ночь на 5 декабря с. г. станичный Кухта Иван был бандитами повешен, а его связной Кухта Василий — расстрелян»[384].

Стал жертвой агентурных комбинаций и Василий Кук — последний руководитель вооруженного антисоветского подполья в Западной Украине.

Это человек уникальной судьбы.

Он родился в крестьянской семье 11 января 1913 г. в Австро-венгерской империи — в селе Красное Золочаевского уезда Тернопольского воеводства. Сейчас это Буский район Львовской области. Кроме Василия в семье было семеро детей, двое из которых умерло еще в детстве, все остальные были членами ОУН. Двое братьев Василия за деятельность в ОУН в 1930-х были казнены польской властью. Сам Василий начал националистическую «работу» еще в конце 1920-х, позже многократно арестовывался польской полицией.

В 1937 г. он ушел в подполье. И задержался в нём аж до 1954 г.

То есть 17 лет Кук был сначала в антипольском, потом антина-цистском, а позже в антисоветском подполье. Из всего этого времени единственный период, когда он мог быть относительно спокойным за свою безопасность — с сентября 1939 по июнь 1941 гг.: он находился на территории захваченной Рейхом Польши. Нацисты с ОУН тогда сотрудничали. Как свидетельствовал ловивший Кука чекист Георгий Санников, «так долго пробыть в подполье он смог только из-за того, что был превосходным конспиратором».

В 1940 г., когда произошел раскол Организации, Кук, как один из тысяч молодых радикалов, примкнул к фракции Степана Бан-деры, где стал одним из ведущих деятелей.

Весной 1941 г. организовал и возглавил Центральный штаб походных групп ОУН. После того, как немцы развернули террор против бандеровцев, схватили и Кука. Однако, во время перевозки арестованных, ему удалось бежать.

С весны 1942 г. возглавил провод ОУН на Юго-Восточных Украинских Землях, то есть руководил Организацией на территориях, расположенных примерно южнее украинского города Черкасы (несколько областей южной Украины). То есть Кук был непосредственным начальником упоминавшегося ранее Евгения Стахова.

С 1945 г. Кук руководил деятельностью ОУН на Восточных Украинских Землях.

Тогда же он стал одним из заместителей главкома УПА Романа Шухевича.

С 1950 г., после гибели последнего, он возглавил всю Повстанческую армию. В 1950–1954 гг. Василий Кук был Главой ОУН в Украине, Главного Командования УПА и Генерального секретариата подпольного украинского предпарламента — Украинского главного освободительного совета (УГОС). Таким образом, четыре года Василий Кук (действовавший под псевдонимом «Ле-миш» или «Василий Коваль») возглавлял борьбу вооружённого подполья в Украине.

Может быть, возглавлял не столько борьбу подполья, сколько самосохранение остатков Организации.

В мае 1954 г. он вместе с женой Ульяной был схвачен чекистами. Обстоятельства его ареста с помощью бандеровца, завербованного коммунистами, описал уже упоминавшийся Георгий Санников:

«Чумак решительно встал и повернулся к спящим Лемишу и Оксане (псевдоним супруги Кука. — А. Г.). Два шага, и он вплотную подошел к нарам [в бункере]. Протянул руки и взял лежавшую рядом с крепко спавшими портупею провидныка с прицепленной к ней гранатой, ножом и пистолетом. Кобура пистолета жены провидныка и часть ремня оказалась у нее под спиной. Чумак осторожно потянул к себе ремень. Женщина не проснулась. Он разрядил пистолеты. Вынул запал из гранаты. Ни Лемиш, ни Оксана не пошевелились. Они продолжали спать. Тогда он приподнял все еще продолжавшего спать Лемиша и посадил его к стене. Провиднык продолжал спать. То же самое он проделал с Оксаной. Она всхрапнула и встрепенулась. Чумак сел за стол. Ствол его автомата был направлен в сторону сидевших на нарах. Женщина проснулась и закричала. Даже тогда, когда он казнил по приказу своих командиров людей, среди них попадались женщины, он не слыхал такого страшного крика, похожего скорее на вой волчицы, угодившей в смертельный капкан. Женшина смотрела на Чумака глазами, полными ужаса и недоумения. Лицо ее искажала гримаса отвращения и боли. Проснувшийся после короткого, как беспамятство, сна, Лемиш пришел в себя и, повернув голову в сторону Чумака, смотрел на своего уже бывшего связного глазами, выражающими сожаление, горечь и боль от случившегося с ними. Он не впал в истерику, как Уляна. Он пытался найти выход, что-то предпринять и хотел поймать взглядом глаза преданного ему в прошлом человека, никогда не вызывавшего у него и тени подозрения. Чумак явно боялся встретиться взглядом с некогда обожаемым им командиром, а ведь он раньше считал его за своего провидныка. Лемишу так и не удалось посмотреть в глаза своему связному. Чумак сознательно отворачивался от него, смотрел в сторону Ульяны. Глаза Ульяны горели гневом и ненавистью. Она неожиданно для Мыколы плюнула ему в лицо.

— Сдохнешь вместе с гэбэшниками, проклятый Иуда, — произнесли шепотом, показавшимся всем троим громким голосом, запекшиеся губы Ульяны.

Чумак достал из кармана серую от грязи тряпицу, служившую ему носовым платком, и вытер со щеки плевок. Не спуская с сидевших на нарах глаз, медленно пятясь от них, зашел за лестницу, нащупал в земляной нише “Тревогу” и нажал на кнопку. Раздался еле слышный и короткий щелчок. “Все, назад пути нет”, — подумал Чумак и облегченно вздохнул.

Где-то там, в каком-то райотделе ГБ зажглась сигнальная лампа на контрольном щите и раздался звонок, который мгновенно взметнул наверняка дремлющего дежурного офицера, сразу же поднявшего на ноги “тревожную группу”: “Сигнал от Чумака. Ле-миш захвачен или убит. Тревога”…

Чумак отодвинулся от включенного им аппарата. В бункере стало тихо. Чумак с автоматом в руках, изготовленный к стрельбе, сидел за столом напротив Лемиша и Оксаны. Он по-прежнему не смотрел в глаза ни Куку, ни Уляне. Взгляд его был где-то посредине между сидевшими на нарах. Наконец, Лемишу удалось поймать взгляд Чумака. Теперь они смотрели друг на друга глаза в глаза»[385].

Вероятно, в гляделки в тот раз Кук играл не случайно — из описания его дальнейшего разговора с Чумаком складывается впечатление, что Кук хотел его либо подкупить, либо как-то «заболтать» и уйти от МГБ и в этот раз… Не удалось.

Главкома арестовали и он со своей женой пробыл в предварительном заключении шесть лет. Поскольку вся история происходила уже во время оттепели, то Кука, по воспоминаниям его самого и его следователя, особенно не «ломали». Просто держали в тюрьме — даже в одной камере с женой, вели с ним «душеспасительные» беседы о пользе марксизма-ленинизма и вреде мечтаний о независимой Украине. Для разговора с ним в тюрьму являлся сам глава компартии Украины Кириченко. Таким образом встретились два правителя Украины — Генеральный секретарь Украинского главного освободительного совета и Первый секретарь ЦК КПУ. Кроме очень узкого круга лиц из КГБ, МВД и высшей партноменклатуры, никто не знал, где находится этот человек. Подпольщики и оуновцы за границей думали, что он погиб.

Держали его в тюрьме без суда. По некоторым данным, Хрущев предлагал расстрелять Кука, но советского диктатора отговорили.

Сам Кук уже не выдержал долгого заключения. Он начал требовать, чтобы его либо осудили, либо отпустили. Коммунисты выбрали второе. Вскоре от его имени опубликовали обращение, произведшее эффект разорвавшейся бомбы. В 1960 г. Кук призывал заграничных членов ОУН отказаться от создания подпольной организации в Украине, хвалил советские порядки и осуждал сотрудничество ОУН с немцами в годы войны. По его собственным словам, Кук не отказался от содержания этого письма и в 1990-е гг. Наверное, над дипломатической обтекаемостью формулировок послания чекисты работали очень долго.

Кука выпустили, в том числе для того, чтобы показать — советская власть после смерти Сталина изменилась, прощает своих злейших врагов. А через год Богдан Сташинский ушел на Запад и рассказал, что это он два года назад убил Степана Бандеру…

В 1961–1968 гг. Кук работал старшим научным сотрудником Центрального государственного исторического архива в Киеве, в 1968-1972-м — в Институте истории Академии наук УССР по специализации «источниковедение».

Советское руководство озаботилось «правильностью» направления деятельности столь ценного научного сотрудника и додумалось попросить его написать труд об отношении марксизма-ленинизма к национальному вопросу.

Кук написал, и за это его из Академии наук выгнали.

С 1972 по 1980 гг. Кук работал товароведом «Укрбытрекламы», а после в возрасте 67-ми лет ушел на пенсию.

Свою жену Ульяну он похоронил ещё в советские времена.

В независимой Украине Кук — был на пенсии, которая эквивалентна 30 $, проживал в Киеве и возглавлял исследовательский отдел Братства бывших бойцов УПА. Последний главком последние годы своей жизни пребывал в здравом уме и твердой памяти, и, хоть и ссутулился под тяжестью лет, читал без очков и пользовался сетью Интернет. Квартира Кука была заставлена шкафами с книгами немецком, польском, французском, английском, украинском и русском языках. Он охотно общался с журналистами, рассказывал о борьбе УПА. Понятно, рассказывало не все, что знает. Приходилось ему встречаться и с бывшими оперативниками, «разрабатывавшими» его дело — в частности, с Георгием Санниковым. Тогда, в 1950-х, кто из них мог подумать, что судьба их сведёт в том же самом городе, но совсем в других обстоятельствах? Всё же увидев Оранжевую революцию, Василий Кук умер осенью 2007 года.