1. Вооружённые силы калмыков на советской и германской сторонах

1. Вооружённые силы калмыков на советской и германской сторонах

Положительным результатом немецкой политики в Калмыкии немецкие власти считали прежде всего тот факт, что калмыки оказали немцам непосредственную военную помощь. Из поначалу небольших вооружённых отрядов, групп местных полицейских и отдельных конных эскадронов после отступления зимой 1942/1943 гг. было создано крупное кавалерийское соединение.

Значение того, что на стороне противника сражается целый Kалмыцкий Кавкорпус, который быстро вырос до силы бригады, можно хорошо представить, если вспомнить о трудностях, с которыми столкнулся советский режим при формировании калмыцких частей.

В ходе создания аналогичных частей в Прибалтике, Средней Азии и особенно на Кавказе ГКО по инициативе Генерального инспектора кавалерии РККА генерал-полковника Городовикова принял уже в ноябре 1941 года решение о создании в Северо-Кавказском ВО национальных кавдивизий: по одной в Чечено-Ингушетии и Кабардино-Балкарии (114-я и 115-я кавдивизии), и двух, 110-й и 111-й кавдивизий, в Калмыкии. По разным причинам и прежде всего небольшого числа жителей, около 135 000 человек, Обком и Совнарком Калмыкии вынуждены были ограничиться созданием лишь 110-й Отдельной калмыцкой Кавдивизии, которую сперва возглавил полковник Панин, и несколько позже полковник Хомутников, ветеран Гражданской войны, который одно время был военкомом Калмыкии (позже он погибнет под Будапештом).

110-я кавдивизия заняла оборону на Дону под Батайском в составе 37-ой армии и в первых же боях попала в крайне тяжёлое положение — в первую очередь в силу грубых ошибок командования. 26 июля 1942 года дивизия была практически окружена немцами и была вынуждена прорываться небольшими группами на восток в направлении Сальск — Башанта — Моздок.

(Начальник штаба 156-й стрелковой дивизии, занимавшей позиции правее 110-й ККД, подполковник Пядов показал на допросе, что штаб армии не отвечал на запросы и просто сбежал в неизвестном направлении.)

При прорыве из окружения дивизия потеряла более половины состава, 1300 из 2000 солдат, (пленные говорили о потерях до 70 %).

(Об этом говорил перебежчик из 4-го эскадрона 292-го кавполка, как и 8 пленных из 110-й ККД. Эти показания подтвердил лейтенант Ляхов, командир транспортной колонны, и другой лейтенант, командир взвода в батарее 292-го кавполка.)

Этот факт вызвал беспокойство у советских властей и прежде всего подозрение, что калмыки сами сдавались немцам и даже сразу оказывали им военную поддержку.

Это недоверие сохранилось и тогда, когда остатки дивизии уже заняли оборону по линии Астрахань — Кизляр и были привлечены тем самым к защите стратегически важной дороги на Кавказ. Об этом, например, говорится в приказе начальника политотдела 110-й Кавдивизии батальонного комиссара Иванова от 14-го сентября 1942 года. В этом приказе от комиссаров частей было категорично потребовано, разобраться с солдатами, которые попадали в плен к врагу или в окружение. Исключение делалось лишь для тех, кто мог доказать, что он активно сражался с немцами или вышел из окружения «в организованном порядке» (!) либо уже прошёл проверку в лагерях НКВД.

Недоверие к солдатам, прорывавшимся из немецкого окружения, принимало часто более чем гротескный характер.

Акты особых отделов НКВД, попавших в руки немцам, свидетельствуют, что как правило эти солдаты рассматривались как шпионы и предатели, даже если они при прорыве совершали геройские поступки. Очень многие из них были практически сразу приговорены к расстрелу.

Сдача в плен считалась преступлением в соответствии с УК РСФСР (Статья 193, параграф 22 — «Сдача в плен»), а в духе приказа Сталина за номером 227 автоматически влекла за собой обвинение в дезертирстве и измене родине.

Как подтверждает советский генерал П.Григоренко, тем самым под лозунгом борьбы с «предателями, открывшими фронт врагу», немедленный расстрел ожидал даже героев, оказавших врагу сопротивление и ценой неимоверных усилий прорвавшихся к своим. Даже те, кто пережил этот кошмар, должны были жить с ярлыком «окруженец».

«Большинство из них оказалось в лагерях и штрафбатах.»

Такая же судьба ожидала и советских пленных, вернувшихся после войны из немецкого плена, независимо от того, сдались ли они сами в плен или как, например, майор Гаврилов, защитник крепости в Брест-Литовске, оказали немцам геройское сопротивление.

(Майор Гаврилов попавший в плен тяжелораненным, был уволен из армии и исключён из партии, тем самым оказавшись в ужасном положении. Только в 1956 году он был реабилитирован, а годом позже ему было присвоено звание Героя Советского Союза.)

В приказе политотдела 110-й Кавдивизии выражено и глубокое недоверие советского руководства непосредственно ко всему калмыцкому народу. Даже замнаркома обороны СССР Щаденко получал в сентябре и октябре донесения, в соответствии с которыми полковник Хомутников якобы перешёл на сторону немцев вместе с 2000 своих солдат, т.е. практически всей Калмыцкой дивизией. Эти слухи нашли в Москве очевидно хорошую почву, если об этом свидетельствует и попытки их опровержения со стороны обкома КАССР.

Так, в докладе на имя Щаденко и генерал-полковника Городовикова секретарь обкома Лаврентьев и председатель СНК Гараев пытались рассеять эти слухи, подчёркивая заслуги калмыцких частей: «Бойцы, командиры и политработники 110-й Кавдивизии показали в боях с врагом смелость, доблесть, геройство и преданность социалистической Родине», хотя факты часто говорили именно об обратном.

Тем не менее, они требовали пресечь такие слухи, а тех, кто их распространяет, привлечь к ответу.

По приказу генерала армии Тюленева, командующего Кавказским фронтом, 110-я кавдивизия была переформирована в начале октября 1942 года. Это не привело к усилению дивизии, даже вопрос пополнения представлял собой большую трудность. Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Герасименко как и командующий 44-й армией генерал-майор Петров отказались передать солдат-калмыков в распоряжение Калмыцкой кавдивизии.

В неоккупированной части Калмыкии добровольцев оказалось удивительно мало и советские власти вынуждены были призвать в армию молодёжь 1925 года рождения, т.е. едва-едва 17-летних.

110-я Кавдивизия насчитывала в октябре 1942 года лишь около 1000 человек, как показали 4 офицера 138-го Кавполка, перешедшие к немцам. К концу ноября 1942 года эти новые меры довели численность дивизии до 2300 человек. Но существовала острая нехватка оружия, лошадей, транспорта, какого-либо снабжения, а настроение калмыцких солдат было более чем отрицательным.

Не только в Калмыкии, но и других регионах СССР, особенно в Грузии, Армении и Азербайджане, эксперимент с созданием национальных частей, начатый по инициативе начальника политуправления Красной Армии Мехлиса, закончился провалом.

Все эти дивизии отличались ненадёжностью, отсутствием боевого духа, а в критических ситуациях очевидной склонностью сразу сдаваться врагу или просто переходить на сторону противника.

В 1943 году практически все эти части были расформированы, официально согласно тому, что «все народы Советского Союза осознали, что Советская Армия, воспитанная в духе братства трудящихся, представляет собой единый оплот многонационального отечества».

(Подполковник Пядов, начальник штаба 224-ой дивизии, составленной из азербайджанцев и грузин, которая позднее была преобразована в чисто грузинскую, показал 02.08.1942 по вопросу национальных частей, что по его мнению смешанные нац. части не оправдали себя по причине разного менталитета и языковых трудностей, а однородные нац. части ненадёжны по причине сильных антисоветских и антивоенных настроений. Об «антисоветской позиции» кавказских народов и крахе политики нац. частей сообщил и перешедший на сторону немцев командир 1-го Кавказского стрелкового корпуса полковник Шаповалов.)

Более жёсткая судьба ожидала национальное калмыцкое соединение.

В начале февраля 1943-го года солдаты-калмыки были включены в состав 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавкорпуса под командованием генерала Кириченко, затем в связи с ликвидацией Калмыцкой АССР и депортацией всего калмыцкого народа в декабре 1943 года, они (за исключением офицеров) были направлены в тыл и переведены согласно приказу ГПУ Красной Армии в резервные части и трудовые лагеря.

Из советских источников можно понять, что очень мало кто из калмыков смог остаться до конца войны в действующей армии.

Подобные трудности на немецкой стороне отсутствовали.

Калмыцкие части, сражавшиеся на немецкой стороне, формировались и развивались последовательно и естественно, а если тут и возникали недоразумения, то они были связаны не с недостатком надёжности или готовности солдат, а с недостатком необходимого опыта уже у немецких офицеров.

Начало калмыцких формирований связано с антисоветскими партизанскими группами, действовавшими на западе и северо-западе Калмыкии ещё до прихода немцев. Дезертировавшие или отставшие солдаты Красной Армии обьединялись с противниками Советского режима и начинали борьбу на свой страх и риск в Приютненском, Кетченеровском и Юстинском улусах.

Партизанские группы под руководством Артаева, Огдонова, Усялова, Очирова, Даваева, Шильгирова и других, состоявших согласно советской терминологии из «деклассированных элементов, уголовников, отщепенцев, предателей и дезертиров», доставили летом 1942 года измученным советским властям большие хлопоты. Особенно отличился при этом сперва насчитывавший 12–15 и выросший до 70–90 человек отряд Басана Огдонова, который пользуясь поддержкой населения успешно действовал против отрядов НКВД.

Антисоветские партизанские группы, которые вместе с другими добровольцами стали сотрудничать с немецкими частями, рассматривались немцами как хорошая поддержка и при необходимости обеспечивались оружием.

Естественно, что немецкая пропаганда сразу начала говорить, что «бок о бок с немецкими солдатами» в борьбе против большевизма принимают участие и «калмыцкие эскадроны». Эффектной пропагандой была, например, публикация в газете «Свободная земля»от лица «командира немецких частей, действующих в Калмыцкой степи» некрологов, сообщавших о гибели добровольцев под заголовком со словами Хонгора из национального эпоса «Джангар»: «Погибни, если ты должен погибнуть, главное же победа над врагом!»

(Хонгор — «Хан Хонгор Огненнорыжий» — наверно самый любимый легендарный герой, в котором калмыцкий народ воплотил свои лучшие представления: храбрость, ловкость, сила и духовная чистота. Об этом рассказывает 8-е сказание Джангара «О том, как буйный Хонгор победил могучего богатыря хана Чилгина». Джангариада всегда вдохновляла калмыцкий народ на борьбу за счастливую жизнь, за жизнь, которую вели герои эпоса в Стране вечной юности Бумба. — Профессор Б.К.Пашков в предисловии к изданию «Джангариады» 1958 года.)

Часто появлялись и заметки о подвигах калмыков. Так, например, 20 декабря 1942 года вышла статья под заголовком «Родина должна знать своих героев», посвящённая награждению медалями «За храбрость с мечами» нескольких солдат одного из эскадронов генералом графом фон Шверином. Численность калмыцких солдат, сражавшихся на немецкой стороне достигла уже в период оккупации 3000 человек. Треть из них представляла собой местных полицейских, другая треть — разного рода отряды в сёлах, в которых не было немецких гарнизонов, и ещё треть представляла собой кавалерийские эскадроны, состоявшие на немецкой службе.

Первые части военного характера образовали уже в сентябре 1942 года два конных эскадрона, сформированные и оснащённые 16-й мотопехотной дивизией, которые по инициативе майора графа фон Штауффенберга, руководителя группы т.н. «Восточных частей» генштаба Сухопутных сил были поставлены на довольствие 17 и 23 октября 1942 года и стали таким образом боевым соединением немецкого Вермахта.

30 ноября 1942 года они получили официальное наименование 1-й и 2-й Калмыцкий эскадрон 66.

(На калмыцкие эскадроны распространялись все инструкции, действующие для казачьих частей. Характерным было тут как раз формирование «чисто национальных» частей, т.е. их разделение на донских, кубанских и терских казаков.)

Эти эскадроны добровольцев, известные вначале как «Калмыцкий легион», тем не менее сильно отличались от других национальных легионов, образованных с 1941/1942 гг. — туркестанцев, сев.кавказцев, азербайджанцев, грузинов, армян, волжских татар, которые быстро достигли численности свыше 80 батальонов и представляли собой вариант фронтовых частей, которые после спешного формирования и обучения были задействованы в степи.

(Из факта дислокации туркестанских соединений в Калмыкии возникли конфликты с местным населением, как следует из сообщения командира дивизии генерал-лейтенанта Хенрици. В частности: «Именно в силу особого положения, в котором находится дивизия по отношению к калмыцкому населению, конфликты туркестанцев с местным населением могут нанести значительный политический ущерб. Калмыки, которые относятся к немецким солдатам более чем положительно и оказывают разведкой и рейдами с риском для жизни самую большую помощь, относятся к конфликтам с туркестанцами весьма болезненно. Дивизия должна немедленно навести порядок в отношении туркестанцев к местному населению.»)

Что касается боевого духа и надёжности, то солдаты доктора Долля и его соратники были на самом хорошем счету.

За два месяца существования произошёл, например, лишь один незначительный дисциплинарный инцидент, который был быстро устранён.

Вместе с туркестанскими батальонами 811, 782 и 450 часть калмыков была задействована с конца ноября 1942 года на участке Чилгир-Городок и Городок-Цаган Усун по флангам зимних позиций около Яшкуля для поддержки сражавшейся здесь 16-ой МПД.

Непосредственное участие во фронтовых операциях в силу этого оставалось незначительным даже в оборонительных боях.

Сильной стороной калмыков была их тактика маленькой войны, в которой им всегда сопутствовал успех даже в самых трудных ситуациях.

Благодаря кавалерийским рейдам и разведкам в ничейных районах между немецкими позициями и далеко в советские тылы они по единодушному мнению немецких властей и офицеров оказывали немецким частям самую большую пользу.

Генерал граф фон Шверин утверждает даже, что без надёжных данных калмыцкой ближней и дальней разведки дивизия не смогла бы справиться с задачей обеспечения фронтовых операций в Калмыцкой степи и была бы беспомощна в тактическом отношении.

О том же говорит и командующий 4-ой танковой армией генерал-полковник Гот: «Создание калмыцких частей себя полностью оправдало, поскольку они оказали совершенно выдающуюся помощь 16-ой МПД, которая оказалась в Калмыцкой степи в крайне тяжёлом положении.»

Переходы на многие сотни километров до Каспийского моря и до Астрахани, за линию Киселёвка — Цаган Нур и до Волги под Владимировкой калмыцкие эскадроны, как отмечается, совершали «за невероятно короткое время». Немецкое командование получало благодаря этому «ценные разведданные о положении противника в Астрахани и в дельте Волги».

Так, например, калмыцкая разведка своевременно сообщила и о готовящемся советском зимнем наступлении.

Семь эскадронов самостоятельно действовали под своим жёлтым национальным флагом и контролировали большую часть Калмыцкой степи. Они защищали неприкрытые фланги и тылы немецких частей под Юстой, а также по обе стороны дороги Элиста — Астрахань, под Улан Эрге, Яшкулем, Уттой и Халхутой, вели борьбу с советскими разведгруппами, партизанами и гарнизонами и практически взяли на себя роль передового авангарда.

16-я МПД была занята и другим вопросом. Посланники калмыков из частично (Черноземельский, Кетченеровский, Малодербетовский) или неоккупированных (Приволжский, Долбанский, Лаганский, Уланхольский, Юстинский) восточных районов установили контакт с немецкими частями и просили помочь оружием. Здесь представлялась редкая возможность организовать сопротивление в тылу противника. Оружие поставлялось в регионы, занятые противником, было начато формирование групп сопротивления.

Офицер отдела 1с 16-й МПД доктор Хольтерманн работал над подготовкой общего Калмыцкого восстания, целью которого должно было стать быстрое продвижение немецких частей ...

Размах немецко-калмыцкого сотрудничества и боевого содружества можно понимать и как признак того, что советскому режиму в целом так и не удалось привлечь большинство калмыков на свою сторону.

Естественное стремление строить жизнь согласно собственным представлениям и в соответствии с народными традициями ещё не погасло в Kалмыцкой степи.