1. Появление германских частей и их административные меры
1. Появление германских частей и их административные меры
Начатое 28 июня 1942 года большое наступление на южном крыле немецкого Восточного фронта имело согласно 41-й директиве Гитлера двойную цель.
Группа армий «Юг» под командованием генерал-фельмаршала фон Бока должна была с одной стороны разгромить силы противника в районе Донец — Дон, с другой стороны ей ставилась задача прорваться через Дон на Кавказ и занять этот плацдарм в Азию вместе со стратегическими нефтяными месторождениями.
Но неудачи и промедления в начале операции быстро привели к изменению плана наступления, — поэтапное проведение операции как и общее единое управление группой армий «Юг» были отменены. В противоположность к первоначальному плану немецкие части и их союзники стали наступать с конца июля — начала августа 1942 г. в обоих направлениях сразу.
Заново созданная группа армий «А» под командованием генерал-фельмаршала Листа, которой теперь были поручены операции на Кавказе, перешла Дон под Ростовом в направлении на Кубань и после достижения линии Краснодар — Армавир — Ставрополь стала продвигаться в верховья Кумы и Терека в направлении Пятигорск, Нальчик, Моздок.
Наступление северной группы армий «Б», аналогично созданной на основе группы армий «Юг», которой командовал генерал-полковник барон вон Вайхс, развивалось в направлении через Дон на Восток в направлении излучины Волги с целью достижения Сталинграда.
Следствием такого эксцентричного хода событий стало быстрое возникновение свободного пространства между группами армий «А» и «Б», которое в целом охватывало зону расселения калмыков в её протяжении с севера на юг.
Правда, в первые дни августа 1942 г. 52-й армейский корпус генерала Отта (111-я и 370-я пехотные дивизии), наступавший вдоль Маныча на северном фланге 1-й танковой армии, вышел через Пролетарскую в западные районы Калмыкии и достиг линии Ремонтное — Элиста — Улан Эрге. Но после закрепления гарнизонов в Элисте и Улан Эрге эти части перешли Маныч в южном направлении и снова присоединились к общему наступлению 1-й танковой армии.
(Организация гарнизона в Элисте была поручена 667-му пехотному полку. Один батальон, усиленный взводом противотанковых пушек и взвод солдат были отправлены в Улан Эрге.)
Перед лицом неясной ситуации в Калмыцкой степи штаб-квартира фюрера считалась в это время с возможностью удара противника во фланг немцам со стороны Астрахани. Гитлер, который лично возглавил ход операций, предполагал наличие крупных частей противника западнее нижней Волги.
Он считал, что внезапное наступление противника может иметь тяжёлые последствия как для северного фланга группы армий «А» (1-я танковая армия), так и особенно для 4-й танковой армии, действовавшей южнее Сталинграда, — поэтому он распорядился во избежание возможных неприятностей перебросить в Калмыцкую степь 16-ю мотопехотную дивизию, входившую в состав 1-й танковой армии.
От этого приказа он уже не отступился, хотя начальник генштаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер не разделял его опасений.
Без результата остались и протесты командующих группой армий «А» и 1-й танковой армии генерал-фельмаршала Листа и генерал-полковника фон Клейста, которые рассматривали передачу такого крупного и опытного боевого соединения как сильное ослабление планируемого наступления на Махачкалу и Баку.
По приказу Гитлера 16-я мотопехотная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Хенрици, которая вела бои в районе Воронцово — Александровское на Куме, была 23 августа 1942 г. выведена из состава 3-го танкового корпуса.
Ускоренным маршем она была отправлена в Элисту и получила задачу динамично ликвидировать разрыв фронта, возникший в Калмыцкой степи между 1-й танковой армией (группа армий «А») и 4-й танковой армией (группа армий «Б»), прикрыть растянутые фланги обоих групп армий от возможного удара противника. С этой целью перед ней ставилась задача проведения стратегической разведки в районе Нижней Волги до Астрахани и организации взаимодействия с соединениями 4-й танковой армии по линии Цаган Нур — Киселёвка.
Особое положение дивизии нашло выражение в том, что 28 августа 1942 г. она была подчинена группе армий «Б», а с 10 октября 1942 г. 4-й танковой армии.
16-я мотопехотная дивизия, сменившая находившиеся здесь части 52-го армейского корпуса, обеспечивала из операционной базы в Элисте поддержку фронта в северо-восточном направлении до Юсты и заняла на грейдере Элиста — Астрахань селения Улан Эрге, Яшкуль и Утта.
Для подготовки захвата Астрахани — операции «Цапля» — была занята Халхута, географически самый восточный пункт всего советско-германского фронта, она удерживалась с большим напряжением до 20 ноября 1942 г.
(Уже в середине октября 1942 г. 16-я МПД предлагала оставить Халхуту «по причине чрезвычайных трудностей разного рода» и отступить на зимнюю стоянку в Яшкуль. К трудностям, которые затрудняли оборону села, принадлежали прежде всего его глубокое положение, разрешавшее противнику свободный осмотр немецких позиций, а также невыгодное расположение водных колодцев, которые свободно наблюдались противником. Кроме того позиция в Халхуте означала удлинение линий снабжения до 200 км, что делало необходимым создание опорных пунктов в Яшкуле, Утте и Халхуте, что при недостатке транспорта было трудновыполнимой задачей для 16-й МПД. Командующий 4-й танковой армией, посетивший Утту и Халхуту 17.10.1942 г., был в целом с этими аргументами согласен, но связывал отступление от Халхуты с отменой операции «Цапля». Четыре недели спустя, 20.11.1942 г. командующий группой армий «Б» потребовал от верховного командования немедленного решения этого вопроса.
В тот же день Гитлер согласился на отступление до Яшкуля.
К тому времени Халхута уже была окружена превосходящими силами советской 28-й армии.
(Немецкие части вышли из окружения в северо-западном направлении, но потеряли при этом все танки и тяжёлые орудия.)
Немцы пришли в Калмыцкую степь без каких-либо ясных представлений о специфике этого региона.
Хотя в 1942 году генштаб сухопутных войск и издал «Военно-географическую информацию» о Кавказе, но то, что касалось калмыков, как природы так и социально-экономического положения, было основано на неточных и давно устаревших документах. Мало внимания было уделено тому, что произошло в советские времена, даже карты не соответствовали действительности. Но какой бы отрывочной или устаревшей не была общая картина, в одном пункте выводы немецких властей были верны: в Калмыкии, как среди казачества и на Кавказе в целом, имели место хорошие предпосылки для установления крепких и дружеских отношений с местным населением.
В регионах к югу от Дона такие предпосылки обещали успех, тем более что германская политика здесь была проще, чем на соседней Украине, a немцы — если забыть о их интересах к кавказской нефти — не имели каких-либо колонизаторских целей на периферии их зоны влияния.
Отношение к донским, кубанским и терским казакам, к народам Северного Кавказа и Закавказья, калмыкам, наконец, с самого начала было поставлено поэтому на «разумную» основу.
Такая политика была выражением не только пожеланий и интересов и без того более чем занятого другими проблемами Bермахта, но и соответствовала «декомпозиции» СССР, поддержкe нацменьшинств и усиления центробежных сил в соответствии с политикой Имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий.
С немецкой стороны считалось, что отношение к калмыкам будет примером для всего этноса тюрко-монголов, проживавших восточнее Волги, точно так же как политика в отношении кавказских народов стала примером контактов с народами Ближнего Востока.
Немецкие части вплоть «до последнего солдата-тыловика» получили специальные инструкции по поводу того, что они должны вести себя здесь корректно и доброжелательно по отношению к населению, как в дружеской стране, уважать их религию, традиции и обряды, и как можно меньше вмешиваться в их внутренние дела. Главное правило гласило — рассматривать местное население как друзей.
В особенности это касалось сельского населения с его отрицательным отношением к советскому режиму и склонностью к добровольному сотрудничеству, в то время как городское население с его «советской интеллигенцией» считалось менее надёжным.
Начальник штаба наступавшей на Сталинград 6-й aрмии генерал-лейтенант Шмидт составил даже инструкцию, предусматривавшую предпочтительное отношение к казакам и калмыкам.
В отличие от русского населения им разрешалось сохранение холодного и даже огнестрельного оружия, кроме того, их разрешалось привлекать для усиления охраны тыловых объектов.
В основе этой политики лежал прежде всего военно-практический расчёт, и прежде всего-воспрепятствовать возникновению партизанского движения с самого начала, обеспечить спокойствие в регионе небольшими местными силами и защитить растянутые тылы фронтовых частей от враждебных акций.
В особенности это касалось именно Калмыкии, где 16-ая МПД была предоставлена в последующие месяцы сама себе и где она столкнулась с большими проблемами.
В составе 16-й мотопехотной дивизии числились: 60-й мотопехотный полк, 156-й мотопехотный полк, 126-й танковый батальон (18 танков), 165-й зенитный батальон, 146-й артиллерийский полк, 228-противотанковая рота (3 взвода, 2 из них с САУ), 675-й батальон разведки (3 взвода), три туркестанских батальона-811-й, 782-й и 450-й. К дивизии были прикомандированы 567-й велосипедный батальон и 12-й геодезический отряд. — Состав на 1.12.1942 г.
Этой дивизии западнее Астрахани противостояла на советской стороне 28-я aрмия.
В северных районах Калмыкии вела бои советская 51-я армия.
«16-я МПД сражается в Калмыцкой степи в полном одиночестве против намного превосходящего противника.»
(Из доклада командования 4-й танковой армии группе армий «Дон», секретно, 10.12.1942 г.)
Какое значение командование сухопутных сил уделяло связям с населением говорит факт назначения специального уполномоченного, задачей которого было согласование всех вопросов, касавшихся калмыцкого населения.
По инициативе начальника 3-ей группы отдела «Иностранные вооружённые формирования на Востоке» в генштабе сухопутных сил подполковника фон Рённе к штабу 16-ой МПД был прикомандирован барон фон Рихтгофен, профессор-историк, который свободно говорил по-русски. Он предпринял вместе с офицером генштаба (Ic) ст. лейтенантом доктором Хольтерманном всё необходимое для установления хороших отношений с калмыками.
(До этого фон Рихтгофен был переводчиком при генштабе сухопутных сил — английский, французский, итальянский, русский и польский. Как он относился к своей службе в Кaлмыкии говорит тот факт, что он писал стихи о Калмыкии и калмыках по-калмыцки, пользуясь при этом заяпандитским письмом.)
В том же плане с ними сотрудничал доктор Отто Долль (Отмар (Рудольф) Верба, или Врба) — командир группы контрразведки, хорошо знавший местные условия, направленный командованием 1-ой танковой армии.
В своё время он принимал участие в Гражданской войне как представитель немецкого командования на стороне Петлюры, потом работал как предприниматель и архитектор, был два с половиной года сотрудником германского консульства в Одессе, очевидно, как представитель контрразведки, и был женат на украинке.
(Д-р Долль был послан в степь уже 11.8.1942 года по инициативе подполковника отдела Ic 1-й танковой армии барона фон Фрайтага-Лорингхофена с целью организации калмыцкой разведки на слабо обеспеченном восточном фланге 52-го армейского корпуса.
Но это могло иметь успех только теперь, после появления в Калмыкии 16-й МПД.)
С середины августа 1942-го года он колесил в сопровождении шофёра и радиста под именем «Разведгруппа 103» по Калмыцкой степи и налаживал первые контакты с населением.
Среди калмыков он быстро завоевал легендарную известность.
Довольно быстро ему удалось преодолеть первоначальное недоверие населения к немецким намерениям и завоевать доверие к немецким властям.
Этой цели он достиг психологически разумным поведением:
Прежде всего он пытался добиться поддержки со стороны авторитетных в народе кругов. Надёжные люди были назначены им старостами, так, например, в Элисте-Бембе Цуглинов, бухгалтер, который сражался с большевиками ещё в годы Гражданской войны, потом оказался в эмиграции в Стамбуле. В Улан Эрге старостой стал Маштак Пюрбеев. Благодаря демонстративным акциям, как, например, общий обед с жителями хотонов, он завоевал популярность и у простого населения. Отдельным мероприятием по завоеванию доверия населения стала организация «Приёма по калмыцким вопросам».
Где бы доктор Долль не находился, в Элисте или в степных сёлах, везде он встречался с местными жителями и решал с ними повседневные вопросы, вопросы правопорядка, социальной или хозяйственной жизни.
«В его приёмной, — вспоминает один из местных жителей, — можно было встретить священников, бывших большевиков, врачей, пчеловодов, учителей, музейных работников.»
Каждого он терпеливо выслушивал, и поскольку пользовался полной поддержкой дивизии и особенно доктора Хольтерманна, во многих случаях он оказывал практическую помощь и ходатайствовал перед немецкими службами.
Для каждого он находил хорошие слова и, как выразился Агеев, «людей радовал его дружеский взгляд и участие, и они уходили в приподнятом настроении.»
Имя «Доктор Долль» стало популярно и в незанятых районах, его стали называть «наш отец» — ава.
В 1942 году калмыки были религиозным народом.
Они принадлежат к основанной монахом Цон-Капа (родился около 1355 г.) Ламаистской ветви Жёлтых Шапок — практикуемому в Тибете вероисповеданию буддийского толка, признающего религиозной главой Далай Ламу. До русской революции центрами духовной жизни страны были монастыри-хурулы, у астраханских калмыков их было 87, у донских калмыков — 13. И хотя их значение уже в царское время снизилось, тем не менее ламаистское духовенство, бакши и особенно гелюнги-разновидности народных жрецов, занимали в жизни калмыков очень большое место.
В этом вопросе ярко проявили себя большевики.
К стратегии их классовой борьбы принадлежало систематическое уничтожение социальных и хозяйственных основ религии, поскольку только так они могли оказать влияние на народ.
Естественно, что немногие уцелевшие священослужители были первыми, кто стали дружескими посредниками для немцев.
Удивительным обстоятельством в этом плане стало то, что ламы опознали в свастике на немецких униформах древний буддийский символ Нирваны.
(Буддийское духовенство в Калмыкии делилось на три группы — манджи, гезюли и высший слой — гелюнги. Ламы и старшие ламы принадлежали к руководству клероса, их можно сравнить с епископами и старшими епископами христианской церкви.
Во главе иерархии стоял Далай Лама — религиозный вождь.
Священники в монастырях состояли из убуши. Епископами были бакши, образованные и авторитетные гелюнги.)
После передислокации и занятия фронта в Калмыцкой степи 16-ая МПД старалась сохранить и укрепить отношения с населением. В этом отношении дивизия перешла к интенсивной пропаганде.
(Листовки в большом числе разбрасывались задолго до прихода немцев, пусть даже и не столь удачно составленные, с чем не соглашались даже немецкие службы.
«Калмыки! Близится час Вашего освобождения от красного ига! Не вступайте в Красную Армию! Оставайтесь у себя, когда Красная Армия уходит! Добывайте оружие! Убивайте большевиков и евреев! Не бойтесь немцев! Гитлер и Германия несут Вам освобождение, мирную жизнь и спокойный труд! Калмыцкие эмигранты.» Листовки подобного содержания были подготовлены весной 1942 года информационной службой «Чёрное море» Военно-морского командования группы армий «Юг» не только для калмыков, но и для народов Северного Кавказа, включая адыгейцев, азербайджанцев, грузин и армян.)
Прежде всего подчёркивались положительные стороны немецкой политики. Старательно повторялось, что немцы пришли в Калмыкию как друзья, чтобы освободить калмыков от большевицкого рабства и обеспечить им свободную жизнь в свободной степи в соответствии с их культурой и обычаями.
Какой-либо конкретной программы, конечно, не было, но населению гарантировались свобода всех экономических и культурных сил, беспрепятственное восстановление религиозной жизни.
В противовес советской практике, калмыкам представлялось самим решать, хотят ли они вести оседлый образ жизни или вернуться к кочевой жизни в степи.
Отделение 1с 16-ой МПД издавало каждые два дня в Элисте газету «Свободная Земля» на русском и калмыцком языках тиражом до 10 000 экз.
Оккупационные власти сразу же занялись организацией местного управления в полностью или частично занятых восьми из 13 улусах Калмыкии.
Это было не так просто, если учесть, что Калмыкия была практически фронтовым регионом и здесь находились относительно немногочисленные немецкие части.
Военные власти проявили большой интерес к назначению авторитетного представителя калмыцкого народа.
По инициативе командующего группой армий «Дон» генерал-лейтенанта фон Роткирха были организованы поиски депутата последней Думы князя Николая Дансановича Тундутова, который к тому времени проживал в Германии. Но к тому времени лишь его сын князь Николай Николаевич Тундутов играл в эмиграции скромную роль.
В вопросах религии немцы демонстрировали самую большую сдержаность. Ламаистское духовенство получило полную свободу в восстановлении религиозной жизни и пользовалось в этом вопросе абсолютной поддержкой немецких властей.
Где было возможно, снова открывались школы.
Восточное министерство предполагало организовать образование в русле национальных традиций и рекомендовало сразу поставить весь учебный процесс на калмыцком языке. Необходимые учебники были уже подготовлены в Берлине при помощи калмыцких педагогов.
Большое практическое значение имел вопрос поддержания здравоохранения населения. Это привело к тесному сотрудничеству немецких врачей военного госпиталя в Элисте с калмыцкими медиками. Прежде всего это касалось борьбы с инфекционными заболеваниями, в особенности чумы и холеры. Расположенная в Заветном, основанная ещё в 1912 году лаборатория по исследованию чумы, осталась цела и продолжала работать под руководством своего прежнего медицинского руководителя, двух врачей и группы сотрудников.
Серьёзной проблемой к концу года стало снабжение, прежде всего городского населения, продуктами питания, но тем не менее несмотря на трудности дивизии удалось, хоть и в скромном объёме, решить этот вопрос.
Политические и административные меры немецких властей, какими бы они несовершенными не были, произвели впечатление на население Калмыкии.
Они были поняты как выражение уважения к населению и национальным чувствам калмыков.
Из занятых и даже незанятых районов к немецким властям приходили многочисленные посланники, предлагали помощь или обращались за поддержкой в борьбе с советскими властями.
Нередко навстречу немецким солдатам выходили посыльные, даже женщины и дети, с жёлтыми калмыцкими флажками в знак того, что в хотоне нет врага.
Если село занимала советская часть, то верховые нередко сообщали немцам о силах противника.
Отсутствие сплошного фронта привело и к возникновению оригинальных планов.
Так, по свидетельству профессора фон Рихтгофена, руководство Кaлмыкии планировало послать делегацию в Тибет, чтобы информировать Далай Ламу о возрождении Ламаистской религии и о немецко-калмыцком сотрудничестве.
Явное дружеское отношение не ограничивалось отдельными случаями, оно было характерно для большинства калмыцкого народа, которое относилось к немцам «очень радушно».
(«Во всяком случае, калмыки приход немцев встретили очень радушно ...» — Дорджи Арбаков автору 04.02.1972.)
Немецкие документы не оставляют здесь ни малейших сомнений. Везде подчёркивается «дружеское», «очень вежливое», «более чем открытое», «добросердечное» отношение населения.
Так, например, доктор Хольтерманн писал в 16-ой МПД 2 января 1943, что за относительно короткое время удалось «преодолеть поначалу выжидательное отношение калмыцкого населения и завоевать их полное доверие.»
Аналогично высказывались об этом, например, 20 августа 1942 года командующий сражавшимся в Калмыкии 52-м армейским корпусом генерал Отт, и 31 октября и 4 ноября 1942 года командующий 4-ой танковой армией, сражавшейся к югу от Сталинграда, генерал-полковник Гот.
Начальник штаба группы армий «Б» генерал-лейтенант фон Зоденштерн докладывал командованию сухопутных сил в октябре 1942, что удалось «убедить весь калмыцкий народ в занятых и незанятых районах в том, что немецкие солдаты пришли в этот край как друзья, защитники и освободители калмыцкого населения, и можно без преувеличения сказать, что немецкий солдат встретил полное доверие и активную поддержку со стороны калмыков.»
С дистанции послевоенных лет вспоминал и командующий группой армий «А» генерал-фельдмаршал барон фон Вайхс:
«Калмыки, в большинстве своём ненавидевшие большевизм, оказали большую помощь в борьбе с русскими частями.»