Ступенька света, ступенька тьмы

Ступенька света, ступенька тьмы

Остров Столб не обозначен на карте мира: слишком мал. Но его знает каждый, кто побывал в устье Лены. До появившихся здесь много веков назад якутов существовало другое, быть может, самое древнее название этого клочка суши — Уктэл сырдык, Уктэл им балай — Ступенька света, Ступенька тьмы.

Странное название для острова.

— Их было у него много, — пояснил Николай. — За века, а может, даже за тысячелетия до появления здесь нынешних народов к острову причалили высокие белые люди. Они бежали от беды. Огненный удар с небес, а затем великий потоп уничтожил их северную землю. Те немногие, кто успел спастись на корабле, сделали здесь остановку. Тогда эта гора была еще полуостровом. Высокие белые люди собрали брызги «падающей воды». И отвечала им вещая вода: от того, как люди будут строить свою новую жизнь, эта гора станет для них либо первой ступенькой света, либо — первой ступенькой тьмы.

И еще поведала она, что в какие бы земли и моря они не ушли, всюду их отыщет корабль с ледяными парусами. Это будет грозное предостережение. Он является неслышно, паруса его едва видимы, но кара за ним идет неминуемая для всех, кто преступит древнее предначертание — жить в согласии с миром живых и мертвых, с небом, водой, землей. И будет у этой кары два крыла — огненная погибель и ледяная.

— Кто они, высокие белые люди? И откуда пришли? — поинтересовался я.

Николай вытянул правую руку в сторону севера:

— Оттуда… Там была их земля — Сиэркилэ-Сулус.

— Зеркало Звезды?! — удивился я, хотя уже слышал это название и на якутском, и на русском языках.

— Так… — Николай кивнул и продолжил: — Когда люди жили в согласии с миром и самими собой, Северный полюс находился не там, где сейчас, а на земле Сиэркилэ-Сулус.

— Значит, потом произошла какая-то планетарная катастрофа? — спросил я. — Впрочем, Северный полюс менял свое положение во все времена…

— Так… — снова кивнул старик. — Вначале появилось знамение — корабль с ледяными парусами, а за ним следовала погибель. Благодатный огромный остров высоких белых людей был разорван на множество мелких островков, и вслед за большим огнем, за большой водой наступил большой лед.

— А что потом стало с людьми Зеркала Звезды?

— Беда ничему их не научила. Они растекались по миру, смешивались с другими народами, но продолжали нарушать древние заповеди. И все новые и новые поколения вовлекались в те нарушения. Кто знает, может, этот остров-гора станет для всех ступенькой тьмы.

— Что это значит? — спросил я.

— Снова появится корабль с ледяными парусами, — тихо ответил Николай. — И снова мир переменится. Белый ворон будет плясать танец стерха, а почерневший стерх — каркать вороном. Жаркая луна станет пробуждать мертвых, а холодное солнце — отбирать тепло у земли. Облака будут падать с неба, едва появившись, а свет — возвращаться в свой источник. Погаснет Полярная звезда, и Арктика навсегда замкнется от человека… Есть ад огненный, а есть — ледяной. И корабль с ледяными парусами — его посланник.

Старик вдруг умолк. По его отрешенному взгляду я понял: докучать ему сейчас вопросами бесполезно. Все равно не ответит.

До чего же трудно бывает с ним общаться! Скажет что-нибудь эдакое, загадочное, таинственное — и словно споткнется на полуслове. Замкнется, уйдет куда-то в неизвестное своими мыслями, а ты ломай голову: какой смысл кроется в его словах?..

Николай снова кивнул мне: — Еще глотни!

Порошок Кэрэ-Утуйду успел раствориться в «вещей воде», и лишь несколько мельчайших крупинок осели на дне чаши. Они теперь не темного цвета, а золотистого. Их сияние начинает слепить глаза, но я все-таки вижу очертания рыжего мамонта.

Могучий Кугас-Сыыр возвышается над рекой и призывно трубит своим сородичам на другом берегу Лены.

Это его остров — место печали, одиночества, гибели. Единственная его земля. По другой он ходил лишь детенышем.

Ветры в устье Лены — сильные, буйные, хлесткие. Они преобразуют берега, очертания островов, конфигурации скал. Миллионы песчинок вздымаются ветрами, разносятся над рекой, чтобы потом опуститься и образовать новые отмели и наносы.

Когда-то остров-гора был соединен с ленским берегом болотистым перешейком. Проходили века, тысячелетия, менялся облик дельты реки, все уже становился перешеек.

Местные охотники за мамонтами умели загонять гигантских ископаемых на этот заболоченный участок. Животные проваливались и вязли в жидкой грязи, становились беспомощными, и тогда охотники легко расправлялись с ними.

Однажды, когда перешеек сделался совсем узким, сюда загнали мамонтиху с детенышем.

Мать-исполинша яростно сопротивлялась до тех пор, пока ее малыш не прошел гиблое, топкое место и не достиг твердого подножия горы.

Последний раз горестно протрубила она детенышу и пала под ударами копьев и топоров.

Охотники почему-то не тронули мамонтенка. Вскоре потоки воды прорвали перешеек. Река поглотила болотистый берег, и малыш стал островитянином.

В те времена остров покрывался сочной зеленью, и голодная смерть не грозила ему. Не было там ни врагов, ни сородичей. Сытое одиночество…

Среди племени, что жило в низовье Лены, прошел слух, будто рыжий мамонтенок приносит удачу в охоте.

Нередко на его громкие призывы на болотистый берег приходили мамонты… и, завязнув в трясине, гибли от рук охотников.

Он, конечно, не понимал, что являлся невольной причиной смерти сородичей.

Люди не трогали мамонтенка и даже стали прикармливать. Отправляясь на охоту, они привозили в своих лодках на остров сочные побеги деревьев и коренья. А к зиме ему делали под снегом обильные запасы.