Глава 12 В ловушке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

В ловушке

В течение трех дней эскортная группа кораблей под командованием капитана Дональда Макинтайра на эсминце «Уокер» сопровождала конвой. Офицеры точно знали, что их преследует «волчья стая». Это был первый рейс Макинтайра в качестве капитана «Уокера» и старшего офицера конвоя. (Макинтайр закончил войну самым результативным морским охотником, имеющим в своем активе семь потопленных лодок. Он командовал эсминцами «Вечерняя звезда», «Уокер» и «Бикертон».)

Те дни, когда команды эскортных групп длительное время тренировались, срабатывались, прежде чем выйти в море, еще были впереди. А пока жизненная необходимость хотя бы в какой-то охране конвоев заставляла формировать эскортные группы из первых подвернувшихся кораблей, зачастую с неопытными и необученными командами. Обычно они не имели никакого плана организации защиты конвоев, полагаясь на удачу и опыт командиров. Коммандер Макинтайр еще не успел толком обойти свой корабль, когда началась атака.

В сумерках 16-го первый танкер превратился в пылающий на воде факел. Отважные, но не имевшие в своем распоряжении современного вооружения, команды кораблей эскорта старались изо всех сил. Корабли метались из стороны в сторону, расстреливая огромные запасы осветительных снарядов и ракет, пытаясь осветить большие пространства, вырвать нападающие немецкие лодки из спасительной темноты ночи.

Часы шли, но никому не удавалось заметить вражеские субмарины. Вскоре стало ясно, что тяжелее всего складывалась обстановка на левом траверзе конвоя. И действительно, именно там в это время находились Кречмер, Шепке, Лемп и Шульц. Стоя на мостике «Уокера», Макинтайр был близок к отчаянию. Теперь он понимал, что чувствовали другие командиры эсминцев, которые видели, как гибнет конвой, но не имели возможности даже обнаружить нападавших. Радары еще были очень несовершенны, а «асдики» практически бесполезны, когда лодки оставались на поверхности.

Сопровождаемый еще одним эсминцем, «Ваноком», «Уокер» описал большую дугу и направился на левый траверз конвоя. На «Уокере» заметили флюоресцирующий след, оставляемый уходящей по поверхности подводной лодкой. Моряки устремились в погоню и сбросили серию из 10 глубинных бомб. Это была лодка Шепке. Затем контакт был потерян, и Макинтайр решил пойти на юг и подобрать уцелевших моряков с танкера. Выполнив эту задачу, два эсминца начали еще один поиск на левой стороне конвоя.

Лодка Шепке получила повреждения при бомбежке и не могла длительное время оставаться под водой. Он решил рискнуть, всплыть, осмотреть полученные повреждения и, если удастся, уйти по поверхности. Когда «U-100» выплыла из глубины, оператор на радаре «Ванока» доложил, что наблюдает на экране темно-зеленую кляксу, которая вполне может оказаться подводной лодкой. Этот безымянный оператор оставил неизгладимый след в военной истории. Впервые, пользуясь показаниями примитивного и несовершенного прибора, английские офицеры провели ночную атаку на подводную лодку. С «Ванока» передали сообщение на «Уокер», после чего оба эсминца устремились в направлении, указанном оператором радарной установки.

Преодолев около мили, на эсминцах заметили силуэт «U-100». Повинуясь приказу Макинтайра, «Ванок» начал атаку. Эсминец шел прямо на рубку «U-100». На лодке зазвучали крики отчаяния, когда стоящие на мостике люди увидели острый, как нож, нос эсминца, надвигающийся прямо на них, окруженный тучами брызг. Потерявшие голову люди прыгали в воду и пытались отплыть подальше от места надвигающейся катастрофы. Офицеры на мостике «Ванока» услышали зычный голос Шепке:

– Без паники! Они промахнутся! Пройдут за кормой!

А затем раздался резкий скрежет и грохот. «Ванок» ударил «U-100» в средней части корпуса. Матросы и офицеры, еще остававшиеся на мостике, были сброшены в воду. При ударе Шепке лишился обеих ног. «Ванок» еще некоторое время двигался по инерции, прежде чем сумел остановиться, поэтому он практически разрубил лодку и только потом начал отходить назад, чтобы освободиться. Когда два корабля, на некоторое время словно слившиеся воедино, разделились, «U-100» взлетела в воздух. Шепке, все еще живого, вышвырнуло с мостика в воду. Его неизменная фуражка несколько секунд качалась на волнах, после чего, намокнув, пошла на дно. За ней последовала и подводная лодка «U-100». Шепке погиб как настоящий ас, вместе со своим кораблем.

С «Ванока» выстрелили осветительную ракету. В воде виднелось только 5 пловцов. Их подняли на борт и приступили к осмотру полученных в результате тарана повреждений. А на мостике «Уокера» Дональд Макинтайр с нетерпением ждал. Ему необходимо было знать, сможет ли «Ванок» продолжить поиск. В это время акустик доложил: «Эхо по правому борту, сэр». Когда он доложил пеленг и расстояние, Макинтайр с изумлением понял, что предполагаемая цель располагается прямо под кормой «Ванока». Это было совершенно невероятно. Макинтайр и его офицеры решили, что эхо было вызвано турбулентностью воды после столкновения или попутной струей самого «Ванока». Но гидроакустик упорно отметал все предположения и настаивал, что слышит именно подводную лодку. Он утверждал, что эхо было слишком отчетливым и шло от подводной лодки. Все еще не желая упустить даже самый минимальный шанс атаковать, Макинтайр приказал увеличить скорость и направился к «Ваноку», который немного отошел в сторону. Разве может оказаться вторая подводная лодка в том же самом месте, где только что одну потопили?

Петерсон буквально свалился с мостика в люк и доложил командиру, что эсминец находится всего лишь в полумиле по правому борту.

– Какого черта ты приказал нырять! – воскликнул Кречмер. – Ты уверен, что нельзя было уйти по поверхности?

– Не думаю. – Петерсон выглядел очень встревоженным. – Они, скорее всего, нас заметили.

Кречмер не счел необходимым ответить. Как раз в это время Кассель доложил о том, что шум винтов приближается. Лодка погрузилась на 300 футов. В ожидании начала атаки Кречмер старательно выпытывал у Петерсона подробности случившегося. Старшина, который вел наблюдение по правому борту, замечтался и вовремя не доложил об эсминце. Сам Петерсон заметил его, когда тот подошел настолько близко, что можно было отчетливо рассмотреть пятна краски на его бортах. Потрясенный близостью врага, Петерсон сумел подумать только о срочном погружении. Ничего другого ему просто не пришло в голову. Кречмер сомневался в правильности принятого решения и не скрыл этот факт от своего подчиненного. Все это время Кассель продолжал докладывать о шумах. По всей видимости, на поверхности находилось два эсминца. Как раз в это время возле лодки взорвалась первая серия глубинных бомб. Их было ровно семь.

Каждый взрыв сопровождался громким треском. Лодку швыряло в стороны, как ничтожную щепку. Впервые за всю подводную карьеру Кречмера глубинные бомбы взрывались настолько близко от его корабля. В ушах звучал угрожающий грохот, все летело кувырком, погас свет… Стеклянные части приборов мгновенно разлетелись на мельчайшие осколки, от хронометров остались лишь обломки. Даже те приборы, которые удержались на своих местах, забарахлили, причем первым среди них стал указатель глубины. Теперь никто не мог сказать, на какой глубине находится лодка.

Стало очевидно, что в результате бомбежки «U-99» получила значительные повреждения. Кроме того, по всей видимости, она погрузилась глубже, чем следовало. Серии глубинных бомб следовали одна за другой, почти без перерыва. Они взрывались так близко к лодке, словно тот, кто их сбрасывал, мог видеть сквозь толщу воды. Вода начала поступать в жилые отсеки, расположенные рядом с постом управления. Лодка сильно накренилась, и в помещение поста потекло топливо из пробоины. Буквально все, находившиеся на посту, оказались по щиколотку в воде, поверх которой плавало топливо. Кречмер решил, что придется всплывать. Второй указатель глубины, расположенный в носовом торпедном отсеке, с виду казался исправным. Но, судя по его показаниям, лодка находилась на глубине 600 футов. А в соответствии со всеми существующими правилами и инструкциями максимальная глубина для подводной лодки такого класса не превышала 500 футов. В любой момент давление воды могло расплющить корпус «U-99» вместе с людьми. Подошедший инженер доложил, что гребные винты также получили повреждения, в результате чего лодка больше не может поддерживать даже минимальную скорость. Понимая, что такое положение в высшей степени опасно и лодка вот-вот затонет, Кречмер приказал закачать в балластные танки сжатый воздух. Вахтенный старшина изо всех сил потянул воздушный вентиль, но тот не сдвинулся с места. А в это время Петерсон, не сводящий глаз с указателя глубины, выкрикивал его показания:

– Шестьсот пятьдесят футов… семьсот футов…

Лодка продолжала погружаться. Со стороны кормы раздался громкий треск, и по правому борту появилась течь. Это было начало конца. Оставалась единственная надежда – вентиль, регулирующий подачу сжатого воздуха, но он оставался недвижимым.

В штабе командующего подводным флотом в Лориенте было тихо. Слышалось только монотонное гудение электрогенераторов и бой часов, возвещающий окончание очередной четверти часа. На карте Северной Атлантики пока виднелся только один красный флажок – потерянная лодка «U-47». Собравшиеся молча ждали сообщений об очередных успехах оставшихся асов – Кречмера и Шепке.

Не было недостатка в желающих помочь сдвинуть с места зловредный вентиль. И в конце концов он начал подаваться. Сначала его двигали очень осторожно, чтобы избежать потерь воздуха. В это время Петерсон доложил, что указатель глубины показывает 720 футов.

– Быстрее! – закричал Кречмер. – Открывайте его на максимум.

Сжатый воздух устремился в балластные танки. Лодка вздрогнула, качнулась, и тут же Петерсон обрадовано завопил:

– Семьсот футов… шестьсот семьдесят пять… шестьсот пятьдесят… Мы всплываем!

Когда стрелка указателя приблизилась к отметке 200 футов, Кречмер приказал прекратить подачу воздуха, намереваясь удержать лодку на этой глубине. Но двигатели были повреждены, гребные винты тоже, а если не удается поддерживать минимальную скорость хода, управлять лодкой не представляется возможным. Поэтому она продолжила движение наверх и с шумом вынырнула на поверхность. Причем скорость подъема была настолько велика, что лодка, как дельфин, вначале выпрыгнула из воды и только после этого рухнула обратно. Кречмер бегом бросился на мостик, а в это время помощник радиооператора в спешке отправлял сообщение в Лориент. Оно получалось весьма бессвязным и состояло из одного, зато многократно повторяемого слова: «Бомбы… бомбы…»

В Лориенте ожил радиоприемник. Сразу после этого вокруг засуетились люди. Прозвучал сигнал тревоги, курьеры побежали с сообщением одновременно к нескольким штабным офицером, включая и командующего. Спустя всего лишь несколько минут все штабное руководство собралось у радиоприемников. Они провели здесь уже много часов, одолеваемые беспокойством о судьбе своих асов. Неужели это вторая потеря? Что же происходит в Северной Атлантике?

Дежурный офицер приказал немедленно отправить сообщения на все лодки в море:

«Всем субмаринам, действующим совместно с «U-110» (преследователь конвоя), срочно доложить координаты».

Ответа не последовало.

«U-99», «U-100», немедленно доложите свои координаты».

И снова молчание. А в это время на посту «U-99» первый лейтенант взял листок с сообщением, которое Кассель диктовал радисту, и прочитал:

«Два эсминца… глубинные бомбы… 53 000 тонн… захват… Кречмер».

Это было лаконичное послание человека, который решил сражаться до конца. Но Кнебель-Дебериц вставил слово «потопили». И когда текст услышали на следовавшей рядом подводной лодке «U-37» и передали его в Лориент, штабисты истолковали смысл по-своему. Они решили, что Кречмер потопил два эсминца и 53 000 тонн тоннажа. Дёниц чувствовал, что в море происходит серьезное сражение, а его питомцы отчаянно борются за жизнь, но, к сожалению, он не знал ничего конкретного. Также ему было неведомо, что его асы оказались в смертельной ловушке.

Когда Кречмер выбрался на мостик, «U-99» лежала на боку, а рядом расплывалось пятно мазута. Один из эсминцев, явно получивший повреждения, покачивался на воде неподалеку. Кречмеру оставалось только выругаться. Ему казалось, что он отдал бы все на свете за то, чтобы в торпедных аппаратах осталась хотя бы одна торпеда. Он не сомневался, что сумел бы попасть в цель, несмотря на собственное весьма незавидное положение. Инженерная команда изо всех сил старалась вдохнуть жизнь в дизели. Но все попытки оставались бесплодными. Гребные винты либо совсем снесло, либо сильно повредило взрывами. Лодка плавно покачивалась на небольших волнах, но не имела возможности сдвинуться с места.

Экипаж сильно повредившего форштевень и поэтому очень медленно двигавшегося «Ванока» был потрясен, когда прямо из-под кормы вынырнула еще одна немецкая подводная лодка.

О необычном происшествии доложили на «Уокер».

Ответ пришел моментально: «Уберитесь с дороги».

«Ванок» увеличил скорость, развернулся, после чего три корабля на несколько минут замерли в вершинах треугольника, словно изучая друг друга. Всем командирам требовалось время, чтобы освоиться с таким поворотом событий. Кречмер кипел от бессильной ярости, не имея ни боеприпасов, ни возможности сдвинуться с места.

Коммандер Макинтайр не мог отделаться от мысли, что один из его эсминцев уже получил повреждения, поэтому он никак не мог допустить, чтобы второй постигла такая же судьба. Ему необходимо еще по крайней мере четыре дня осуществлять охрану конвоя. Кроме того, он имел инструкции Адмиралтейства, предписывающие командирам эскортных групп принимать меры по захвату немецких подводных лодок неповрежденными. Он решил открыть огонь из палубных орудий, чтобы вынудить команду покинуть лодку. С двух эсминцев на «U-99» полился огненный дождь. Одновременно вели огонь четырехдюймовки, пулеметы и «пом-помы». Пули и снаряды с грохотом бились в корпус лодки и рубки, но она сильно накренилась в сторону, противоположную от эсминцев, поэтому экипаж был неплохо защищен.

А Кречмер некоторое время серьезно обдумывал вопрос, не задействовать ли ему собственное орудие. Таким образом можно было немного оттянуть развязку. А там того и гляди подоспеет на помощь еще какая-нибудь лодка. Но он хорошо понимал, что люди, появившиеся на палубе накренившейся лодки, погибнут раньше, чем сумеют добраться до орудия. Он считал, что пока счастье еще не совсем отвернулось от него. Все же крупнокалиберные снаряды по большей части пролетали мимо, уходя в воду.

Он приказал экипажу собраться на палубе по правому борту и быть готовым покинуть корабль.

После этого, не имея возможности хотя бы как-нибудь повлиять на судьбу лодки, экипажа и свою собственную, он сел на палубу под прикрытием рубки и принялся раскуривать сигару.

Два эсминца проявляли сверхосторожность. Они даже немного отошли, очевидно ожидая в любой момент увидеть несущиеся к ним торпеды. Но у Кречмера больше не было зубов, и он не мог кусаться. Закурив, он подумал, что, по всей вероятности, с эсминцев будет направлена абордажная партия, чтобы захватить лодку. Он приказал установить заряды, чтобы можно было по возможности быстро затопить лодку, хотя она, следует отметить, и так тонула, хотя и довольно медленно. Но ему ответили, что дверь в отсек, где хранились заряды, заклинило.

Осталось только открыть все люки и ожидать конца.

После этого Кречмер обратился к матросам с краткой речью. Он выразил сожаление, что не сумел на этот раз привести их домой из боевого похода, и предупредил, что, прежде чем они будут взяты в плен, вероятнее всего, им придется провести какое-то время в воде. Затем он отправил людей вниз, приказав им надеть теплую одежду и собраться на палубе, ожидая приказа покинуть корабль. Немного некстати он вспомнил, как в 1936 году был вынужден искупаться в холодной балтийской воде, оставленный зловредным командиром. Это был его первый и последний опыт плавания в одиночку. Люди вернулись, натянув максимальное количество теплой одежды и спасательные жилеты. Кречмеру принесли фуражку, которую он сразу же надел на голову, причем именно таким образом, как предусмотрено в уставе. Старший лейтенант удостоверился, что все секретные документы уничтожены, а инженер – что в балластных танках больше нет воздуха.

Неожиданно корма лодки содрогнулась и резко ушла под воду. Холодная морская вода хлынула в открытые люки. У Кречмера хватило времени вытащить на мостик инженера и старшего лейтенанта. Но балластные танки были продуты, и корма снова поднялась. Члены экипажа, стоящие на корме, оказались за бортом. Покалеченная лодка тяжело качнулась. Кречмер приказал Петерсону привязать на плечи фонарик, чтобы иметь возможность, очутившись в воде, просигналить свое местоположение. Затем они просемафорили на ближайший эсминец по-английски следующее сообщение:

«От капитана капитану… Пожалуйста, примите на борт моих людей. Они плывут к вам. Я тону».

С «Уокера» подтвердили, что сообщение принято, включили прожектора, и яркие лучи заплясали по головам плавающих в воде людей. Кречмер и оставшиеся на лодке члены экипажа молча наблюдали, как их товарищи карабкаются на борт английского эсминца по переброшенным через борт сетям. Подбирая по пути людей, «Уокер» приблизился к «U-99» и вышел на правый траверз лодки. Кречмер сразу же понял, что еще немного, и эсминец окажется в необычайно удобной позиции для высадки абордажной партии. Английские матросы смогут просто спрыгнуть на палубу. И он решил, что, независимо от возможных последствий, ни один британский моряк не ступит на палубу «U-99». Однако Кречмер решил обсудить дальнейшие действия с Кнебель-Деберицем и Шредером, корабельным инженером. Последний предложил спуститься вниз и затопить балластные танки.

Следовало срочно что-то решать, поскольку на «Уокере» готовились спустить на воду шлюпку. Инженер решительно направился вниз и скрылся в заполненном водой помещении поста управления. Больше его никто и никогда не видел. Но, судя по всему, он выполнил свою задачу. Очень скоро послышалось громкое шипение. Это из балластных танков выходили остатки воздуха, а внутрь устремилась забортная вода. Кречмер крикнул инженеру, чтобы он поскорее выбирался, хотя понимал, что ответа уже не услышит. Корма лодки начала быстро погружаться, нос задрался вверх.

И немецкая подводная лодка «U-99», которая в течение года являлась самой страшной угрозой для торгового судоходства союзников, медленно опустилась в темные океанские глубины. Целый год она бороздила эти воды, в них же и нашла свое последнее пристанище. Кречмера и оставшихся с ним людей смыло за борт. Их не затянуло вслед за кораблем в воронку. Люди взялись за руки, образовав в воде своеобразную цепочку, чтобы никого не потерять. «Уокер» подошел еще ближе, и они поплыли к борту. Кречмер, ухватившись за край свисающей с борта сети, сосчитал людей, которые карабкались мимо него на борт. Кроме инженера, утонувшего вместе с лодкой, не досчитались еще двоих. Один человек потерял спасательный жилет и не смог плыть, а другой во время бомбежки получил сотрясение мозга. Он некоторое время держался на воде, но когда дело дошло до необходимости забраться по сети на борт эсминца, он сорвался и камнем пошел на дно. Когда все члены экипажа оказались на борту, Кречмер решил, что настал и его черед. Однако к тому времени его ботинки наполнились водой и тянули вниз. Он никак не мог поднять ноги. А в это время «Уокер» начал набирать скорость. Его экипаж был уверен, что все уцелевшие немецкие подводники уже на борту. Кречмера поволокло по воде, причем скорость была настолько велика, что он непременно должен был сорваться. Цепляясь за сеть из последних сил, он решил, что настал его конец. Но в это время боцман, случайно глянувший за борт, завопил: «Там капитан!» – и бросился на помощь.

Общими усилиями Кречмера втащили на палубу эсминца. Он был очень слаб. Сказалось напряжение последних дней и часов. Когда же он осознал, что, несмотря ни на что, остался жив, и открыл глаза, то увидел, что прямо в его лицо направлено дуло кольта 45-го калибра. Пистолет находился в руках у жизнерадостно ухмыляющегося британского старшины. Кречмер никогда не исключал возможности пленения и даже иногда задумывался, как все это будет происходить. Но даже в самом страшном сне он не мог представить себе такой встречи. И тогда он громко расхохотался. Но вскоре он заметил, что старшина весьма заинтересованно посматривает на его бинокль, и почувствовал, что смеяться ему расхотелось. Кречмер подумал, что отличный цейсовский бинокль, который он так ценил, не должен достаться врагу, и сделал попытку бросить его за борт. Но опоздал. Бинокль схватил другой матрос, с довольным видом осмотрел его и сразу же надел ремешок на шею. (Впоследствии капитан Макинтайр потребовал этот бинокль себе и считал личным трофеем. Он не расставался с ним до самого конца войны. И хотя в бинокле между линзами было несколько капель воды, Макинтайр утверждал, что он лучше всех английских биноклей, и считал этот военный трофей своей самой дорогой реликвией.)

Кречмера проводили в каюту капитана, где он и его офицеры получили возможность избавиться от мокрой одежды. Затем им принесли по изрядной порции рома. Лейтенант Осборн, корабельный инженер с «Уокера», принес форменный бушлат и протянул его Кречмеру.

– Думаю, он вам подойдет, – сказал он.

Через некоторое время офицеров с «U-99» отвели в кают-компанию. Кречмер остался один, только за дверью переминался с ноги на ногу вооруженный часовой. Кречмер опустился в кресло и постарался расслабиться. Постепенно напряжение оставило его. Пленный немецкий ас уснул.

Это была первая в истории войны успешная ночная контратака, проведенная эскортной группой против немецких подводных лодок. В результате нее немцы лишились двух своих лучших капитанов.

Через несколько часов Кречмер проснулся и увидел, что напротив него за столом сидит английский офицер и с любопытством его рассматривает. Это был Дональд Макинтайр. Остатки сна тут же улетучились, и Кречмер проговорил со скорбной улыбкой:

– Примите мою признательность за то, что вы взяли на борт моих людей. Это было очень благородно с вашей стороны. Но тем не менее я не могу не сожалеть о том, что у меня не осталось больше торпед. Если бы в моем распоряжении имелась хотя бы одна, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Но жизнь сложилась не так, как мне хотелось бы, поэтому примите мои поздравления с успехом.

Коммандер Макинтайр пожал протянутую ему руку и покинул каюту. А мысли Кречмера снова вернулись к последним часам «U-99». Шепке потопили. Судя по всему, Прин тоже мертв. Он остался один из тройки юных и переполненных энтузиазмом морских офицеров, которые в далеком 1936 году приехали в Киль изучать основы подводной войны. Их судьба сложилась по-разному, но каждый успел завоевать авторитет среди коллег, а также ненависть и уважение врагов. Кречмеру казалось, что в Киль их привела некая высшая сила. Она же их вознесла к вершинам славы, а потом отправила в последний смертельный поход. Мысль была не из приятных. Кречмер мерил шагами маленькую каюту и думал, чт? эта самая сила приготовила для него.

А в это время взволнованные офицеры штаба в Лориенте собрались в помещении радистов. Оператор продолжал посылать в эфир сообщения:

«U-99», «U-100», доложите координаты… доложите координаты… немедленно доложите…»

В то утро Кречмера вывели на палубу. Он медленно ходил по квартердеку и смотрел по сторонам. На фордеке собрались его люди. Судя по их понурым лицам, они тоже не ждали от жизни особых благ. Макинтайр решил показать своим пленникам, что они на самом деле достигли очень немногого, хотя лично он и отдавал дань их мужеству. Сопровождаемый «Ваноком», «Уокер» воссоединился с конвоем. Эсминец гордо прошел вдоль конвоя, который, несмотря на то что недавно подвергся нападению, шел вперед и пребывал в должном порядке. В колоннах судов не было промежутков, они следовали своим курсом спокойно и, пожалуй, даже величественно, словно принимали участие в флотском смотре. Макинтайр был чрезвычайно доволен своими подопечными и с гордостью то и дело поглядывал на пленных немцев. С каждого судна, мимо которого они проходили, обязательно доносились поздравления. Новость о ночных успехах достигла конвоя, опередив «Уокер». Стоя на фордеке, матросы и офицеры «U-99» тщетно выискивали следы разрушений. Все, казалось, было в полном порядке. Наблюдать эту демонстрацию было мучительно тяжело.

Заняв свое место в походном ордере, Макинтайр оставил на мостике вахтенного офицера и спустился в каюту. Ему хотелось умыться, побриться и поговорить с Кречмером. У него все еще оставались сомнения относительно того, какую именно лодку он потопил. Он подозревал, что 5 матросов, подобранные «Ваноком», так же как и его пленные, сообщили ему неверные номера. Кречмер с готовностью сообщил свое имя и звание, но больше не сказал ничего. Невольные пассажиры «Ванока» назвали имя Шепке, что же касается номера лодки, он на допросе менялся трижды. Макинтайр намеревался во что бы то ни стало узнать точные номера. Это было важно, чтобы в Адмиралтействе могли определить тип лодок. Он увидел, что Кречмер стоит на палубе, уставившись на изображенную на кормовой части надстройки перевернутую подкову.

Ирония судьбы! Капитан подводной лодки, долгое время плававший под знаком золотой подковы, попал в плен к капитану эсминца, бороздившему моря под тем же знаком! Догадавшись, о чем думает Кречмер, Макинтайр мягко проговорил:

– У вас подкова была повернута не в ту сторону. Вот удача от вас и отвернулась.

Вечером уцелевшим немецким офицерам выделили матрасы и помогли устроиться на полу в каюте. Кречмер занял единственную койку. Заглянувший на огонек лейтенант Осборн предложил партию в бридж. Трое офицеров, в том числе и Кречмер, выразили желание поиграть в карты. Партия затянулась далеко за полночь.

В офицерской кают-компании немецкие и британские офицеры вели довольно мирные беседы, зато в столовой для старшинского состава обстановка была весьма непростой. Несколько англичан сидели рядом на деревянной скамье, напряженно уставившись на немецких моряков, устроившихся по другую сторону стола. В помещении воцарилось напряженное молчание. Ни одна из сторон не выказывала ни открытой враждебности, ни дружелюбия. Вошедший стюард шепнул главстаршине, что в кают-компании немецких офицеров принимают достаточно приветливо, а немецкий капитан играет в бридж в каюте капитана эсминца. Все присутствующие старшины, кроме одного, заметно расслабились. Они даже проявили некое подобие гостеприимства по отношению к своим незваным гостям. Мало-помалу завязалась беседа. Только один старшина сидел молча и разглядывал Касселя ненавидящими глазами. Всякий раз, встречая далекий от дружелюбия взгляд, Кассель морщился и ерзал. Неожиданно неулыбчивый старшина выкрикнул:

– Вы, ублюдки! Вы убили моего брата!

Снова воцарилось молчание, потом один из английских моряков объяснил, что брат этого парня служил на судне, которое незадолго до этого было торпедировано немецкой лодкой и затонуло. Через некоторое время парни мало-помалу разговорились и принялись устраиваться на ночь. К этому времени воинственный старшина немного смягчился и сказал, глядя на Касселя:

– Моему бедному брату повезло меньше, чем вам. Вас все же подобрали!

Кассель долго ворочался на жесткой скамье, постоянно поправляя под головой старую свернутую шинель, служившую ему подушкой. В конце концов он задремал. Неожиданно он почувствовал, что кто-то осторожно приподнимает и поворачивает его голову. Приоткрыв глаза, он увидел, что недружелюбный моряк вытаскивает шинель и заботливо подпихивает вместо нее подушку.

В офицерской кают-компании тоже не обошлось без напряженных моментов. Один из офицеров, с откровенной враждебностью рассматривая Кёнига, сказал:

– Я служил на «Лаурентике», когда его потопили. Хотел бы я посмотреть на ублюдков, которые это сделали. Второй торпедный залп был произведен в тот момент, когда мы спускали шлюпки. До сих пор не могу без ужаса вспоминать об этом.

Кёнига не было на «U-99», когда потопили «Лаурентик», поэтому он благоразумно промолчал. Матрасы разместили на полу. Люди потихоньку угомонились и устроились на ночлег.

На следующее утро обнаружилось, что некий охотник за сувенирами оторвал эмблему подводного флота от кителя Кнебель-Деберица, оставленного у камина сушиться. В результате оперативного расследования, проведенного старшим лейтенантом с «Уокера», виновник был быстро установлен. Им оказался один из курсантов. То утро он провел старательно пришивая эмблему на место.

Члены команды «Уокера» обнаружили, что могут обменяться с немецкими подводниками впечатлениями об испанской войне. Выяснилось, что некоторые из них патрулировали на крейсерах испанские берега в то же самое время, когда немецкие подводники находились там же на лодке «U-35».

Кассель познакомился с радистом «Уокера», который пригласил его осмотреть радиорубку эсминца. У трапа их остановил офицер:

– Куда ты ведешь пленного?

– В радиорубку, сэр. Это радист с немецкой лодки.

– Отведи его вниз, идиот. И впредь старайся думать, прежде чем что-то сделать.

По дороге обратно Кассель с трудом сдерживал довольную ухмылку, зато его спутник чувствовал себя крайне неуютно.

На третий день «Уокер» прибыл в Ливерпуль, чтобы сдать пленных. Незадолго до этого капитан Макинтайр получил запрос из Адмиралтейства относительно потопленных немецких кораблей. Командование требовало уточненные данные, поскольку премьер-министр намеревался выступить с соответствующим заявлением в палате общин. Макинтайр решил поверить последним сведениям, полученным от пленных, и сообщил номера лодок «U-99» и «U-100». Результатом было второе сообщение из Адмиралтейства, содержавшее поздравления премьера и всех членов палаты. Позже поздравление приняло материальную форму, и коммандер Макинтайр был награжден своим первым орденом «За боевые за слуги».

Рано утром 21-го числа «Уокер» пришвартовался в Ливерпуле. На причале Дональда Макинтайра встречал сам командующий Western Approaches сэр Перси Нобль, в сопровождении офицеров штаба. Когда подошло время сходить на берег, Кассель обратился с прочувственной речью к команде «Уокера». Забравшись на скамью, он тепло поблагодарил моряков за гостеприимство, проявленное ими по отношению к немецким подводникам. Главный старшина «Уокера» решил произнести ответное слово. Он сказал:

– Мы чертовски рады, что захватили вас. Но теперь должны принести свои извинения за то, что вынуждены передать вас армейскому командованию. Там не будут с вами церемониться. Дело в том, что у этих ребят начисто отсутствует чувство юмора.

Команда «U-99» построилась на палубе, а коммандер Макинтайр спустился на берег, чтобы поприветствовать адмирала сэра Перси Нобля и его приближенных. Пленного командира «U-99» на причале уже ждала машина, возле которой стояли два солдата и офицер. Кречмер в сопровождении часовых первым пошел вниз. Теперь на нем была его собственная одежда и неизменная форменная фуражка. Когда он спустился по сходням и сделал первые шаги по причалу, воцарилась тишина. Кречмер взглянул на Макинтайра и его офицеров, стоявших возле адмирала, и невольно нахмурился. Он не мог решить, следует ли ему поблагодарить капитана эсминца за безупречное обращение с пленными. В результате он лишь надменно выпрямился, слегка кивнул английским офицерам и гордо зашагал к ожидающей машине. По обе стороны от него шли солдаты. Его люди, все еще остававшиеся на палубе «Уокера», все, как один, отдали честь уходящему командиру.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.