3. В ловушке истории: Мандат

3. В ловушке истории: Мандат

«Наиважнейшие международные обязательства, когда-либо доверенные одной нации»⁵¹ — такими словами пэр Англии и лейборист лорд Снелл описал Палестинский Мандат. В действительности Мандат был не столько доверен, сколько присвоен — на вежливый лад — Британией. Британские войска завоевали территорию, и британские же войска на ней были расквартированы. Мандат являлся всего лишь неизбежным признанием свершившегося фата. Но приняв его, англичане взяли на себя международные обязательства. По сути, они попали в ловушку, которую сами же и расставили.

Мандат, а не Декларация Бальфура, стал, с точки зрения публичного права, основой для восстановления Израиля в Палестине. Декларация Бальфура была просто политическим заявлением, которое любое последующее правительство могло бы игнорировать, обходить молчанием или даже отозвать. Но Мандат являлся международным соглашением, подписанным и ратифицированным державами Антанты, действующими через Лигу Наций, и как таковой поднимал сформировавшую его Декларацию Бальфура до статуса договора.

Когда 3 октября 1918 г. Турция капитулировала, девять десятых ее азиатских доминионов, которых так домогались европейские державы, находились в руках англичан. По условиям перемирия Турция номинально оставляла свои доминионы в распоряжении Антанты, но на практике англичане были единственными, кто мог бы забрать их себе. Месопотамская кампания привела англичан далеко за пределы Багдада до самого Рамади, традиционного места Эдемского сада. Палестинская кампания дала им контроль надо всем, что составляло древнюю Ханаанскую землю. У Франции хватало в регионе войск ровно настолько, чтобы претендовать на северную Сирию, где ее влияние всегда было преобладающим. Революция устранила с доски Россию как империалистическую державу. Последний претендент — Германия — был, разумеется, разгромлен. Но англичане наконец получили то, что хотели, заняв территорию от Нила до Евфрата, в их руках оказалась страна, где все началось, Земля обетованная Израиля, страна, которую попирала нога каждого завоевателя от Александра Македонского до Наполеона, страна под властью Рима, затем Византии и ислама. Теперь британцы шагали по Адриановой дороге, а их корабли бросали якорь в Акабе на Красном море, где строил свой флот Соломон. Им принадлежали Каир фараонов, Ниневея и Вавилон ассирийских царей и Иерусалим — тот самый Иерусалим, который почти тысячу лет представал центром мира на средневековых картах.

Проблема, с которой столкнулись теперь англичане, заключалась в том, что делать с этим наследием: как исподволь удерживать его, как, не потеряв контроля над ситуацией, исполнить различные обещания, данные в ходе приобретения этих земель евреям, арабам и французам. Договор Сайкса — Пико, по которому Палестина оставалась под международным управлением, теперь считался недействительным, поскольку одной из сторон, его заключивших, выступало свергнутое правительство царской России. Требовались новые договоренности. Более того, с дней Сайкса — Пико появилась новая сила, добившаяся перемен в традиционном европейском способе раздела колониальных завоеваний. Трофеями нельзя было больше распоряжаться по старинке. В непривычной атмосфере «Четырнадцати пунктов»[107] дипломатам приходилось действовать очень осторожно. Президент Вильсон настаивал на самоопределении народов, и предполагалось, что будущие держатели Мандата подождут, когда их призовет местное население.

На Парижской Мирной конференции Великобритания не спешила выставить свою кандидатуру на роль держательницы Мандата. Но в глазах самих англичан никакой другой кандидатуры попросту не существовало. Лорд Керзон, который давно уже объявил Ближний Восток областью своих особых интересов, сообщил в декабре 1918 г. кабинету министров, что Палестина является «стратегическим буфером» для Египта и Суэцкого канала. Канал необходимо оборонять со стороны Палестины. Это необходимо учитывать при решении вопроса о том, кто станет «опекающей державой», — для обсуждения этого вопроса кабинет министров был созван перед самым отбытием Ллойд Джорджа и Бальфура в Париж. В качестве возможных кандидатов следует рассматривать только Францию, Соединенные Штаты и Великобританию, и от первых двух лорд Керзон с легкостью отмахивался. Франция, заявил он, не может считаться серьезным кандидатом, поскольку «каковы бы ни были настроения самих французов, никто больше их там видеть не хочет». Что до Соединенных Штатов, «я полагаю, что появление американцев в Палестине станет источником не помощи, а как раз обратного для нас самих в Египте». Ответ был очевиден: единственной возможной «опекающей державой» способна стать Великобритания, и, к счастью, как арабы, так и евреи предпочитают именно ее. В последовавшей затем дискуссии лорд Роберт Сесил провидчески заметил, что «любому, кто там окажется, придется несладко» и что, возможно, лучше было бы, отдать территорию американцам. Но кабинет министров разошелся, одобрив рекомендации лорда Керзона⁵².

В Париже говорили, говорили и говорили. Французы хотели получить столь большую территорию Сирии, какую только получится прибрать к рукам. Американцы, во всяком случае в лице президента Вильсона, твердили о самоопределении. В пункте 12 его «Четырнадцати пунктов» говорилось, что при разделе Османской империи подчиненным народам следует гарантировать «абсолютно неограниченную возможность самостоятельного развития». Хуже того, в Устав Лиги Наций он включил заявление, что «пожелания общины должны быть главным соображением при выборе держателя Мандата». Арабы еще даже не отведали вина свободы, но его букет уже ударил им в голову. Каждый день они требовали все большей и большей автономии, все больших и больших территорий. Сионисты требовали публичных гарантий своих прав на восстановление еврейского государства в Палестине, а антисионисты хотели, чтобы все вообще забыли про Декларацию Бальфура. Англичане хотели «стратегический буфер»: Месопотамию, которая защищала бы подступы к Индии, и Палестину, которая защищала бы Суэцкий канал.

Проволочки и трудности в примирении конфликтующих интересов растянулись на год. Сайкс, который, возможно, сумел бы сотворить из них некий синтез, умер. Лоуренс, который, облаченный в длинные белые арабские одежды, привел на Мирную конференцию Фейсала, в конечном итоге с отвращением отбыл. Клемансо вел ожесточенную битву с Ллойд Джорджем, но терпел поражение. Вейцман, давая показания под присягой на Верховном совете, на заданный секретарем Лэнсингом вопрос, каков точный смысл выражения «национальный дом», дал свой знаменитый ответ: «Возможность постепенно построить в Палестине «государство, которое было бы еврейским, как французское государство является французским, а английское — английским»⁵³.

Велись переговоры и слушания, как публичные в огромных залах, так и частные — в номерах отелей. В Палестину была даже отправлена американская миссия (которую англичане постарались не признать), чтобы определить, каковы, собственно, «пожелания местного населения»⁵⁴. Всего этого можно было бы не предпринимать. Главным фактом оставалось то, что пока дипломаты спорили, в Палестине стояла британская армия. Когда после полугода официальных переговоров в Париже не удалось достигнуть соглашения, неофициально было решено, что держателями Мандата станут англичане.

Передачу мандатов было решено провести на конференции в Сан-Ремо 25 апреля 1920 г., а там — что никого не удивило — Мандат на Палестину и Месопотамию был передан Великобритании. Палестина стала подмандатной страной класса А, то есть территорией, которая бралась под контроль без оговорки о ее независимости в будущем. На самом деле из-за оттягивания мирного договора с Турцией и потрясений как внутри страны, так и в международной политике вокруг нее, Мандат вступил в силу только в 1923 г., когда, наконец, в сентябре в Лозанне был подписан мирный договор с Турцией, и тогда же проклюнулись семена будущих проблем. Но к тому времени уже три года действовала гражданская администрация, было создано Еврейское агентство[108], получил назначение на пост верховного комиссара по делам Палестины и вступил в должность сэр Герберт Сэмуэль, сионист по духу. Слишком поздно было возвращаться к старомодному колониальному протекторату и слишком рано отрекаться от обещаний. Пересмотр условий задним числом позволил британцам вывести Трансиорданию из-под Мандата по Белой книге 1922 г., но с этим исключением Мандату позволили сохраниться в том виде, в каком он определен на конференции в Сан Ремо, утвержден Лигой Наций и ратифицирован ее членами в 1922 г.

Когда Мандат получил статус закона публичного права, англичане взяли на себя международное обязательство, которое — в терминах «реальной политики» — передали сами себе. «Мандат» от Лиги Наций на управление Палестиной был юридической фикцией. «На деле Лига получила мандат от держателей Мандата»⁵⁵, — иронично заметил несколько лет спустя член Постоянной мандатной комиссии. «Мы настаивали на предложенном нам Палестинском мандате»⁵⁶, — заявлял трезвый голос «Экономиста». «Мы, по сути, сами составили Мандат», — заявлял один из авторов текста Л. С. Эймери⁵⁷.

Иными словами, в обязательствах не было ничего случайного или непродуманного. Они были самовозложенными. Держатель Мандата недвусмысленно обязывался — в формулировке преамбулы — «нести ответственность за проведение в жизнь Декларации, первоначально оглашенной 2 ноября 1917 г. правительством Его британского величества и принятой означенными державами [странами Антанты] ради создания в Палестине национального дома для еврейского народа». В следующем абзаце признается, что «отныне было дано признание» основ для «восстановления» еврейского дома в Палестине. В четвертом и пятом абзаце Его британское величество «избирается» держателем Мандата и постановляется, что Его британское величество берет на себя осуществлять Мандат «от лица Лиги Наций и в соответствии с нижеследующими положениями». Эти положения, изложенные в 28 статьях, начинаются с главного обязательства, сформулированного в статье 2 — «создать в стране такие политические, административные и экономические условия, которые обеспечат создание еврейского национального дома».

Статья 4 постановляет, что «соответствующая еврейская организация будет признана общественным органом в целях совещания и сотрудничества с администрацией Палестины». Статья 6 обязуется «способствовать иммиграции евреев и поощрять еврейские поселения». Статья 7 обеспечивает «приобретение евреями прав гражданства Палестины». Тем самым четыре из первых семи статей касались положения евреев, остальные двадцать одна были техническими. Арабы, нигде не названные по имени, упоминались лишь как «другие сегменты населения» или как «различные народы и общины», чьи гражданские и религиозные права, равно как и личный статус, следовало оберегать. «Несомненно, — заключила комиссия Пиля в 1937 г., — главной целью Мандата, как это было заявлено в его преамбуле и его статьях, было способствовать созданию еврейского национального дома».

Важнейшую часть лорд Пиль выделил курсивом, — возможно, потому, что у Мандата имелась и не заявленная цель: создание империалистического «стратегического буфера». Но в эпоху Вудро Вильсона об империалистических целях лучше было не говорить открыто. Логика меча более ста лет физически вела Великобританию на Ближний Восток. Но гораздо более долгое время сказывалось влияние Библии, и как раз оно создало ситуацию, в которой Святую землю невозможно было приобрести просто как «стратегический буфер». Следовало удовлетворить более высоким назначению и цели. Тем самым, когда Палестина оказалась в пределах досягаемости, Британия попала в ловушку собственной истории. Наперекор сравнительно немудреным империалистическим намерениям старой школы ситуацию ужасающе усложнила совесть. Она позволила Британии приобрести Палестину, только дав в ней место исконным владельцам. И — к немалому ее раздражению — заставила ее взять на себя роль акушерки нового государства.

Поскольку невзирая на сложнейший дипломатический танец, в котором как Вейцман, так и британские дипломаты старательно обходили любое упоминание слова «государство», ни у кого не оставалось сомнений, что именно его они в конечном итоге рассматривали. Бальфур все видел ясно и практически сказал об этом кабинету министров, когда был представлен на утверждение окончательный текст Декларации. Объясняя формулировку «национальный дом», он сказал, что она необязательно подразумевает создание на раннем этапе «независимого еврейского государства», но что это «будет делом постепенного развития в соответствии с обычными законами политической эволюции». Вот что кабинет министров понимал под декларацией. «Не может быть сомнения, — сообщил двадцать лет спустя комиссии Пиля бывший премьер-министр Ллойд Джордж, — относительно того, что было на уме у членов кабинета министров. Они не предполагали создавать еврейское государство немедленно по мирному договору… С другой стороны, рассматривалась возможность, что когда настанет время для соответственно репрезентативных институтов в Палестине, если евреи тем временем откликнутся на предоставленную им возможность и будут составлять подавляющее большинство населения, тогда Палестина станет еврейским Содружеством»⁵⁸.

Прочие члены тогдашнего военного кабинета министров выразились не менее откровенно. Мистер Черчилль в статье для прессы в 1920 г. предвидел «создание еще при нашей жизни на берегах реки Иордан еврейского государства под защитой британской короны». Генерал Сматс относил это событие дальше во времени, но предсказывал, что «в последующих поколениях снова поднимется великое еврейское государство». Иными словами, как подытожила устные и письменные свидетельства того времени комиссия Пиля, главы государства и пресса приняли Мандат «на условиях, которые могли означать лишь, что они рассматривают возникновение еврейского государства в будущем»⁵⁹.