Глава 9 В подземной ловушке

Глава 9

В подземной ловушке

С самого утра у нас с Виктором было какое-то лихорадочно-возбужденное настроение, как будто начавшийся день должен был принести с собой нечто совершенно неожиданное. Так бывает, когда долго ждешь чего-то особенного — чуда или какого-нибудь удивительного события, — вдруг наступает момент, и ты чувствуешь: вот, именно сейчас, сегодня произойдет долгожданное. Так было и в тот день, двадцать третьего июля 1969 года.

Мы уже почти целый месяц работали в экспедиции, которая занималась поисками Янтарной комнаты. Приехав специально для этого из Москвы в Калининград, мы очень быстро смогли стать «своими» у экспедиционного начальства из-за готовности всегда выполнять любую, даже самую трудную работу. Кроме того, штатные рабочие трудились, как правило, ни шатко ни валко — поковыряют щебень киркой или лопатой да прилягут в тенек отдыхать. Или уйдут пить пиво к ближайшему ларьку. А уж если произойдет задержка с экскаватором, то тут уж ищи ветра в поле — все разбредутся кто куда, и никого не найдешь до следующего дня. Начальник экспедиции Мария Ивановна хотя казалась строгой и требовательной, но не умела или не очень-то и хотела проявлять требовательность к своим подчиненным.

Другое дело мы с Виктором, приехавшие «за романтикой» в город развалин и подземелий. Нам не сиделось ни минуты. Мы постоянно находились там, где работал экскаватор, где саперы подрывали своды подвалов, где археологи вели раскопки. Если нужно было куда-то залезть или спуститься в подземелье, мы были тут как тут. Спецовка, рукавицы, шахтерские фонари, лопата, ломик и кирка — вот и все наше экспедиционное снаряжение. «Землекопы на повременной оплате» — так значилось в ведомости. И нас это вполне устраивало.

— Давай сначала в «музей»! Сегодня начальство опять с утра заседает. Подождем там, — поднимаясь на подножку трамвая, сказал я Виктору.

— Опять два часа проторчим без дела! — недовольно пробурчал он.

Уже было около девяти, и «единичка» была полна людьми, спешащими на работу. Маленький юркий двухвагонный трамвайчик слегка дернулся, звякнул, предупреждая пассажиров, заскакивающих на ходу в открытые двери, и быстро побежал по тенистой улице Тельмана. Густые кроны высоких деревьев образовывали своего рода туннель над проезжей частью и правой стороной улицы, по которой проходила одна-единственная трамвайная колея, здесь они двигались попеременно, пропуская друг друга. Послевоенные реконструкции города не коснулись этой части Калининграда — сохранились практически все улицы и переулки, большинство коттеджей и крупных особняков Кёнигсберга.

Мы добирались привычным для маршрутом: десяток минут до площади Победы, потом на «втором» трамвае до улицы Багратиона, а там пешочком до высокой кирхи с полуразрушенным верхом. Хотя было утро, но чувствовалось, что день будет таким же жарким, как и все предыдущие. Июль в этом году стоял необычно жаркий, листва на деревьях пожухла, даже самый слабый ветерок поднимал клубы пыли, и она оседала на вялую траву, сникшие кусты и окна домов, покрывая все серым налетом.

У подножия высокой кирхи из красного кирпича, служившей складом, располагался невысокий барак, который некогда служил краеведческим музеем, а сейчас был местом пребывания Калининградской геолого-археологической экспедиции, а проще сказать, экспедиции по поискам Янтарной комнаты. Никакой вывески у входа, естественно, не было — обывателю не надлежало знать, где находится этот «строго засекреченный объект».

Рядом с бараком стоял экспедиционный автобус салатового цвета, а на лавочке около громадного ржавого якоря сидел белобрысый шофер, которого все звали ласково — Алеша.

— Ну, что, ребя, куда сегодня навострились? — проговорил он с беззлобной насмешкой и выпустил клуб дыма. Алеша, как только вылезал из кабины, сразу же доставал сигареты и с демонстративным удовольствием пускал кольца сизого дыма.

— Да не знаем еще, куда. Закончат совещание, тогда… — Я оборвал фразу на полуслове.

— Да они только начали. Раньше, чем через два часа, не закончат.

Наверное, Алеша был прав. Если уж экспедиционное начальство собиралось в кабинете Марии Ивановны на втором этаже, то, как правило, надолго.

По скрипучим ступенькам мы поднялись на второй этаж. Дверь в кабинет с надписью «начальник экспедиции» была чуть приоткрыта, и оттуда доносились громкие голоса. Несмотря на то что совещание только что началось, чувствовалось, что там, за дверью, затеялся какой-то спор. Причем на повышенных тонах.

— Да я вам говорю, нельзя доверять этому Цедрику! — убеждал кто-то так громко, что были отчетливо слышны все слова. — Мы и так потратили столько времени на проверку его россказней!

— Но, Владимир Михайлович, в его рассказе… — донеслись чьи-то неуверенные возражения.

— Да я уже сыт по горло его выдумками! Вы первый раз слышите его фантазии, а я уже три года расхлебываю этот идиотизм!

Я понял, что раздраженный голос, доносившийся из-за двери, принадлежал бывшему начальнику экспедиции, имя которого было известно всем, кто хотя бы мало-мальски интересовался поисками Янтарной комнаты. Опытный инженер, он до недавних пор руководил всеми работами, но по не известным для нас причинам был заменен на этом посту Марией Ивановной.

Из-за двери слышался также голос Кучумова. Мы с Витей знали, что он когда-то, до войны, работал в Екатерининском дворце и имел отношение к Янтарной комнате. Приехал в Калининград он одновременно с нами и считался здесь очень авторитетным человеком.

— И все-таки, я думаю, надо проверить версию Цедрика. Что-то есть в ней заманчивое. Особенно…

Тут неожиданно дверь захлопнулась — видно, кто-то из участников совещания закрыл ее, не желая, чтобы в коридоре слышали, о чем говорится на совещании. Дальше, как мы ни прислушивались, ничего разобрать было нельзя, только сплошной гул: «бу-бу-бу». А прижиматься ухом к двери было неприлично да и, пожалуй, опасно. Нас могли заподозрить в чем-то предосудительном.

Мы вышли на улицу. На лавочке вместе с Алешей сидели уже Иван Тимофеевич и Петрович, «кладоискатели», как их все называли в экспедиции.

Иван Тимофеевич был тот самый Цедрик, о котором только что так страстно спорили на совещании. Лет пятидесяти пяти, жилистый, с обветренным лицом и выгоревшими русыми волосами, в клетчатой рубашке, старом сером пиджаке и темных брюках, в неизменной белой шляпе в мелких дырочках, он казался дачником-пенсионером, каким-нибудь шахтером, ушедшим на заслуженный отдых и занимающимся своим садовым участком. Таких мужиков мы обычно встречали стоящими с кружкой пива у пивных киосков, в очередях за воскресными утренними газетами у «Союзпечати», за столиками доминошников во дворах между пятиэтажками.

Мы с Витей знали, что Иван Тимофеевич приехал в Калининград сразу после окончания войны и все эти годы не терял времени зря: он успел облазить многие подземелья, бункеры, осмотреть сотни подвалов и при этом сделать массу находок.

О Цедрике говорили, что он хранит найденные сокровища в каком-то тайнике — не то засыпанном бомбоубежище, не то старом подвале, куда знает ход только он один. При этом экспедиционное начальство относилось к нему с нескрываемой иронией и пренебрежением, считая его фантазером и даже вруном.

Петрович, невзрачный седой мужичек в кепочке, был напарником Ивана Тимофеевича и походил больше на сторожа какого-нибудь склада, нежели на сотрудника экспедиции, которая занимается поисками Янтарной комнаты.

— Привет, ребята, — с веселой ухмылкой встретил нас Цедрик. — Что, заседают?

— Да, похоже, надолго.

— Им бы только поболтать. Настоящей работы не знают. Денежки государственные расходуют зря. Эх! — Иван Тимофеевич вздохнул. — Дали б мне волю, была бы и Янтарная комната, и еще много, что хранит калининградская земля!

— Иван Тимофеевич, а чего они там спорят насчет вашей версии? Говорят, Цедрик фантазирует…

— Я — фантазирую! Сами они… Я вам что скажу, ребята. Я им рассказал такую версию, которой они никогда не узнали бы! Фантазирую! Да я им сказал то, что обещал никому не говорить. Один человек меня просил…

— А про что, Иван Тимофеевич? — спросил я.

В ответ Цедрик только махнул рукой, мол, лучше не спрашивай!

— Расскажите, Иван Тимофеевич! А? — поддержал меня Виктор.

— Потом, — хмуро ответил Цедрик. Затем достал папиросы, закурил. — Ладно, Петрович, пойдем на замок. Чего ждать эту канитель! Скажите им! — И он кивнул на окна второго этажа экспедиционного барака. Потом, повернувшись к Алеше, процедил сквозь зубы: — Не забудь инвентарь!

«Кладоискатели» удалились, а мы остались сидеть на лавочке вместе с шофером.

— Чудные они… — Алеша посмотрел на удаляющиеся фигуры. — Если б я знал, сколько они, ну… там, где что спрятано, то я не стал бы связываться ни с какой экспедицией. На кой она? Сам бы нашел да сдал. За клад полагается по закону награда.

Мы немного посидели с Алешей и решили тоже отправиться к замку. Предупредив Алексея, чтобы нас не искали, мы быстрым шагом направились вслед за Цедриком и Петровичем, рассчитывая вскоре нагнать их. Это нам удалось уже у здания биржи. К нашему удивлению, старички шагали бодро и о чем-то оживленно разговаривали.

— …да мы с тобой одни продолбим эту стену. Только пусть они вскроют подвал, — донесся до нас обрывок фразы.

Иван Тимофеевич, увидев нас, не удивился, спросил:

— Что, не сидится, молодежь? Ну пойдем.

Мы пересекли поросшие холмы острова и подошли с южной стороны к подножию замка. Собственно, от знаменитого Королевского замка остались лишь жалкие обломки — круглые башни и все возвышающиеся над землей сооружения были взорваны. То, что вчера еще представляло собой величественные руины, сегодня было подобием свалки — груды кирпичей и обломков стен, горы щебня, торчащие повсюду ржавые металлические балки… И только внизу, со стороны реки, среди запыленной зелени угадывались очертания каменной стены с карнизами, засыпанными оконными проемами и овальной нишей, в которой когда-то, по-видимому, стоял памятник.

Мы подошли к подножию замка со стороны бывшей замковой террасы, там, где сохранились остатки барельефа, изображающего рыцаря, припавшего к источнику. По протоптанной тропинке поднялись вверх и через пролом в стене проникли во внутренний двор замка или то, что от него осталось. Еще вчера здесь велись интенсивные работы — большой экскаватор копал глубокий котлован неподалеку от основания стометровой колокольни, взорванной еще в конце сороковых, а солдаты саперной части расчищали фундамент восточного крыла Королевского замка.

— Посидим, подождем. — Иван Тимофеевич смахнул ладонью песок и кирпичную пыль с уступа, тянущегося вдоль стены, и присел на него. — Присаживайтесь, ребята. В ногах правды нет. Начальство будет, видно, не скоро.

Петрович присел тут же в теньке. Чувствовалось, что ближе к полудню солнце снова превратит землю в раскаленную сковородку. День обещал быть жарким.

— Иван Тимофеевич, расскажите про вашу версию. — Я осторожно приступил к новому этапу выведывания ценной информации.

За несколько недель нашего знакомства с Цедриком я понял, что Иван Тимофеевич относится к той категории людей, которые любят, чтобы их долго просили рассказать о чем-либо, прежде чем они сподобятся это сделать. Нет, не из вредности и не особой скрытности. Скорее всего, ему просто доставляло удовольствие, когда его долго упрашивали, уговаривали, уламывали, а он как бы нехотя соглашался наконец сообщить нечто такое неожиданное, что у всех захватывало дух. Именно удивление окружающих, которое вызывали его рассказы, доставляло Ивану Тимофеевичу нескрываемое наслаждение. «Вот, видите, я знаю такое, чего вам и не снилось! Дружите со мной, и вам улыбнется удача!» Так или близко к этому думал Цедрик.

— Ладно, этих все равно еще долго ждать. Расскажу! — проговорил с некоторой ехидцей Иван Тимофеевич. — Рассказать, Петрович, а?

— Да, рассказывай! — Напарник Цедрика безразлично махнул рукой.

— Тогда садитесь рядом. — Иван Тимофеевич указал на обломок кирпичной стены. — Только, ребята… сами понимаете! — Иван Тимофеевич с напускной серьезностью посмотрел на нас, как бы предупреждая о строгой конфиденциальности.

На развалинах замка по-прежнему никого, кроме нас, не было. Со стороны Ленинского проспекта доносились трамвайный перезвон, шум машин, у четырехэтажек маячили фигурки людей.

— Это, в общем-то, не моя версия. Об этом мне рассказал один человек, который после войны занимался здесь торговлей оружием…

— Как это?

— Ну, мародер, понимаешь? Доставал где-то ценные вещи, у немцев, что ли… Может, отнимал или грабил… Кличка у него была Крот.

— А вы, Иван Тимофеевич, как это с ним познакомились-то?

— Да я с ним не знакомился. Я тогда — кажется, это было в сорок восьмом году — работал в гараже «Балтрыбстроя». Это на Барнаульской. Ну, вот. Я уже тогда очень интересовался поисками, находил много всяких вещей… Им, — кивнул он куда-то в сторону, наверное, имея в виду экспедиционное начальство, — такого и не снилось. Знаете, сколько картин я передал в горисполком! А старинная посуда! Фарфор! Настоящий, майссенский…

Он так и сказал: «майссенский» — с буквой «а» на первом слоге, как это произносят немцы.

— Ну так вот, — продолжал Цедрик. — Один шофер, Федя его звали, сказал мне, что у него есть знакомый, который задешево продает картины… Но этот знакомый находится, ну, как бы… в бегах. То ли украл что-то, то ли дезертировал… Я, конечно, говорю Феде, мол, с таким мне нечего якшаться. Вдруг что краденое продает. И отказался…

— Зря, Иван Тимофеевич! — сказали мы с Виктором хором. — Надо было все-таки встретиться, а вдруг…

— Зря-я! — передразнил Цедрик. — Что вы понимаете! Тогда за понюшку табаку можно было схлопотать. Мели почем зря.

В городе столько сброда всякого было! Случалось, стреляли по ночам. Облавы были. В общем, мне с этим «беглым» встречаться нельзя было. Хотя скажу прямо: хотелось. Когда Федя мне про него рассказал, я понял: человек «работает» с размахом. У него, наверное, этого немецкого добра…

— Ну и что дальше? — Нам не терпелось узнать суть «версии» Цедрика.

— А дальше все произошло как-то само собой. На углу Каменной и Сталинградского проспекта — так раньше назывался проспект Мира — была пивная палатка, и мы часто с шоферами после работы ходили туда. Там и водка была. Вдарим — и по домам! Вот один раз туда пришли мы, пьем пиво, разговариваем. А рядом компания такая стоит. Ну, в общем, блатная. Мат-перемат. Вроде даже спорят о чем-то. Вдруг один из них в морском бушлате увидел нашего Федора и кричит: «Кого я вижу! Федя!» Ну Федор подошел к нему, поздоровался за руку, стал выпивать с ними… Потом, смотрю, шепчется о чем-то с этим, в бушлате, и на меня они поглядывают. Я делаю вид, что не замечаю, а сам вижу, что они подходят ко мне. Тут Федор и говорит… — Иван Тимофеевич прервал рассказ, услышав приближающийся рокот.

На замковый двор въезжал бронетранспортер саперов, которые работали вместе с нами на раскопках в замке. На люке сидел знакомый лейтенант. Все звали его Игорем. Увидев нас, собравшихся в тени еще не взорванной стены, он приветливо помахал нам рукой.

— Вот и Красная Армия прибыла на подмогу, — не то с иронией, не то серьезно сказал Цедрик.

— Начальства еще нет? — спросил лейтенант, пожимая всем по очереди руки. — Значит, будем ждать!

Игорь присел на камень, загорелый, симпатичный, кажется всегда находящийся в хорошем расположении духа. Он командовал взводом саперов, приданных экспедиции, и это ему, по-видимому, очень нравилось. Во-первых, это было гораздо лучше, чем проводить все дни в казарме или на полигоне, отрабатывая с подчиненными уже опостылевшие нормативы. Во-вторых, причастность к поискам ценностей придавала ему ореол загадочности и особой важности в глазах окружающих. И, наконец, здесь, в экспедиции, он чувствовал себя гораздо свободнее — работа шла ни шатко ни валко да и завершалась гораздо раньше, чем это было в казарме. А кроме того, мы знали, что лейтенант недавно женился и готов был использовать любой момент, чтобы сбегать домой. Жил он где-то неподалеку и поэтому частенько отсутствовал на месте работ. Солдаты без него вообще расслаблялись — кто укладывался на травку в тени, кто вообще куда-то исчезал на некоторое время.

Собственно говоря, в задачу саперов входило проводить подрыв стен и перекрытий в точках, на которые указывало экспедиционное начальство, а потом проверить образовавшуюся полость на наличие мин и боеприпасов. Взрывы проводились почти каждый день и уже не казались диковинкой для города. Тем более что в большинстве случаев на месте взрыва не удавалось находить ни входа в подземелье, ни какого-либо укрытия. Так — одни кирпичи, расколотые валуны, песок и щебень.

— Про что речь? — Поняв, что прервал беседу, лейтенант вопросительно посмотрел на нас.

— Да так, все про то же, — вяло ответил Цедрик, явно не желая продолжать свой рассказ при лейтенанте. — Я говорю, зря толчемся на одном месте, они думают, что все знают, а на самом деле… А! — Иван Тимофеевич махнул рукой. — Пустая работа!

Немного посидели, помолчали. Подошел солдат, спросил у лейтенанта:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?

— Ну!

— Разрешите нам сходить попить кваску. Все равно пока работы нет.

— Валяйте, только одна нога здесь, другая — там. Не задерживайтесь!

— Есть.

Опять воцарилось молчание.

— Ладно, я тоже схожу. Как насчет пивка? На Вагнера, наверное, уже открылась?

— Нет, пока не буду, — процедил сквозь зубы Цедрик.

— Я тоже, — пробормотал Петрович.

— Ну как хотите. — Лейтенант встал и, не торопясь, направился в сторону маячащих вдали домов. Там, около Дома профсоюзов, на углу улицы Вагнера была пивная палатка, у которой в жару собиралась изрядная очередь.

— Ну и дальше, Иван Тимофеевич, — попросил я Цедрика продолжить рассказ.

— Что «ну и»?

— Ну что дальше-то было? Что «тот, в бушлате» вам рассказал?

Цедрик закурил, потянул еще немного время и наконец продолжил свой рассказ:

— Подвел, значит, Федя его ко мне и говорит: «Это мой друг Иван. Он интересуется картинами». А я говорю, мол, ничем я не интересуюсь. А тот, в бушлате, смотрит на меня так с улыбкой и говорит: «Чего стесняешься? Дело стоящее! Прибыльное!» И так подмигивает мне: понимаю, мол, чем занимаешься!. Ну, потом он позвал меня в свою компанию. Я не хотел, но он так строго посмотрел на меня, что я даже испугался. Думаю: «Черт с ним! Ладно, выпью кружку пива и пойду». Да не получилось…

— Почему?

— Почему? Да так. Слово за слово. Выпили мы изрядно. Знаешь, как это бывает, водка с пивом… Про что говорили, не помню. Про немцев, которые прячут свое барахло в развалинах, надеясь когда-нибудь вернуться сюда, про какой-то рыбный ресторан с бильярдом на берегу моря, про облавы, еще про что-то… Не помню сейчас…

— Ну а дальше?

— Не торопи! Так говорили мы, говорили… И тут этот Крот вдруг обнял вроде меня за плечи и шепчет на ухо: «Слышь, Вань, хочешь за бесплатно скажу тебе, где золото спрятано?» Я удивился, чего это он мне предлагает, а сам не хочет достать. А он говорит: «У меня и так его хватает. Мне не жалко».

— И рассказал?

— Он рассказал мне про то, что знает место, где немцы спрятали свои сокровища перед приходом наших войск. Вроде как бы сам видел. Ну, я, конечно, не поверил ему, но все-таки спросил, где это место. И он мне рассказал, что в самом центре города, рядом с «Замком трех королей»[199]. Мол, в самом замке есть ход, как он сказал, «колодец», который ведет прямо к подземному бункеру. Этот бункер якобы строили для «вервольфов»… Ну знаете, это такие фашистские группы были. Немцы оставляли их для того, чтобы они диверсии всякие делали против Красной Армии… Так вот, вроде в бункере, который строили для «вервольфов», немцы сложили всякие ценности, в том числе какие-то деревянные доски с наклеенным на них янтарем…

— Янтарную комнату? — спросили мы с Витей одновременно.

— Не знаю, я тогда сам не знал ничего про эту комнату. А бандит этот, Крот, тоже, наверно, вряд ли знал. Он сказал только: «всякие ценности и доски с наклеенным на них янтарем».

— Так это же Янтарная комната! Это точно! Совершенно точно! Какие могут быть еще «доски с янтарем»? Ясно, что Крот имел в виду именно Янтарную комнату! А еще что он сказал?

— Все, больше ничего. Ни слова. Хочешь, говорит, ищи. Не хочешь — забудь о том, что я сказал.

— Ну а вы рассказали все это в экспедиции?

— Ну как же, рассказал, конечно. Но они же мне не верят. Считают, что я все придумываю. Говорят: «Цедрик, ни одна из ваших версий не подтвердилась». А они проверили хоть одну по-настоящему? Все торопятся. Им не терпится найти что-нибудь и скорее доложить начальству! Все тяп-ляп! Принесут какую-нибудь бумагу из органов и давай копать с умным видом! А там-то и липа! Сколько всяких заявлений! От психов разных, просто от дураков! Старухи какие-то пишут, мол, прочитала в газете и думаю, что Янтарная комната находится там-то! А они сразу — «версия»! И давай искать! Да я б, если бы мне не мешали, уже давно нашел бы… Даже денег не попросил бы на поиски. А то наехали со всех концов! Научные сотрудники! А! — Иван Тимофеевич махнул рукой и снова закурил.

Было видно, что Цедрика расстроил собственный рассказ. Кроме того, он очень переживал, что экспедиционное начальство испытывает к нему недоверие и не считает его рассказы заслуживающими внимания.

— А где этот ход был в замке, Крот не говорил?

— Как же, сказал. В той стороне, что ближе к Прегелю, прямо под четырехэтажным дворцом.

— Это ж прямо здесь! — опять воскликнули мы с Виктором, вскочив на ноги. — Это же, значит, под зданием Унфрида, да?

— Ну не знаю, Ун… или кого там еще. Но, в общем, здесь. — Иван Тимофеевич указал рукой на виднеющиеся фундаменты и обломки в сотне шагов от того места, где мы сидели.

— Так надо же поискать, проверить. У нас есть экскаватор, приборы там всякие. Надо же проверить. Может, Крот сказал правду?

— Сейчас приедут и скажут. Откуда я знаю, до чего они договорились, — как-то безразлично проговорил Цедрик, имея в виду экспедиционное начальство.

Салатовый автобус появился примерно через час. Первой из него вышла грузная Мария Ивановна, с недавних пор сменившая на посту начальника экспедиции инженера Якубовича, за ней энергичный Анатолий Михайлович, главный хранитель Павловского дворца-музея, находящийся здесь в командировке, две дамы из Исторического музея в Москве, которых за глаза все звали «археологичками», еще несколько человек. Особый энтузиазм в их поведении заметить было нельзя. Наоборот, стало заметно, что они, насовещавшись вволю, в очередной раз не пришли к единому мнению, а раскаленный воздух и поднимающаяся с земли пыль не настраивали на какую-нибудь серьезную работу. Наверное, каждый думал про себя: «Эх, сейчас бы на море!» В такую жару любой не прочь окунуться в прохладные балтийские волны и ощутить лицом свежий морской ветерок с запахом йода и соли.

Мы подошли к приехавшим.

— А где наши саперы? — спросила Мария Ивановна. Увидев лейтенанта, идущего от бэтээра, сказала, обращаясь к нему: — Сейчас будет ваша работа. Игорь, вы готовы?

— Мы всегда готовы, Мария Ивановна, как пионеры! — бодро ответил лейтенант.

— Ну так вот… — начальница как будто продолжала начатую мысль. — Сегодня займемся юго-восточным крылом. Попробуем пробить подвалы. А заодно проверим версию Цедрика. Иван Тимофеевич, вы слышите?

— Как скажете, Мария Ивановна, я готов.

— Ну что ж, приступаем.

Через полчаса вся территория, некогда занимавшаяся Королевским замком, была окружена редкой цепью солдат. Собственно говоря, это была даже и не цепь. Трое солдат стояли вдоль трамвайной линии, контролируя подходы к месту взрывных работ с севера, один скучал около руин восточного крыла замка, следя за тем, чтобы по прилегающей улице, не дай Бог, не появилась какая-нибудь автомашина или не забрел случайный пешеход. Возможный наплыв зевак и, конечно же, мальчишек можно было ожидать со стороны бывшей замковой террасы, заросшей редкими кустами. На этом самом опасном направлении дежурили четверо, в том числе сержант в линялой гимнастерке, но со множеством блестящих значков на груди. У каждой группы солдат были флажки, цвет которых определить было невозможно. Когда-то ткань на флажках была красной, но солнце и вода превратили ее в розовато-серую тряпку, болтающуюся на древке.

После каждого взрыва к месту, где только что грязным фонтаном взмывали вверх кирпичи и обломки камней, первым шел лейтенант с сержантом, а потом уж допускались сотрудники экспедиции. Пару раз к образовавшейся от взрыва воронке лейтенант вызывал солдата-сапера с миноискателем, который, поводив немножко своим инструментом, махал рукой, дескать, все в порядке.

Вместе со всеми мы с Витей каждый раз подходили к месту взрыва, но, кроме груд кирпичей, кусков арматуры и обломков стен, ничего не видели. Медленно оседающая кирпичная пыль и характерный запах пороховой гари — больше ничего: ни пролома в толще фундамента или подвального перекрытия, ни чего-либо мало-мальски интересного среди кирпичного крошева. Ближе к обеду казалось, что все напрасно. Но… судьбе все-таки было угодно вознаградить нас за наше долготерпение.

Из дневника Андрея Пржездомского. 23 июля 1969 года

«…Мне сказали начать расчищать место для заложения шашки. Минут 15 я копался, но разбить кирпичи было довольно тяжело, и мы с Витей сачканули — пошли попить квасу. Когда мы пришли, раздался взрыв. Заложили шашку в основание свода, и в его наитонкой части образовался провал размером примерно 1,20 м ? 0,7 м…»

Да, да! Наконец-то получилось! И это произошло как раз в тот самый момент, когда мы с Витей возвращались, довольные хотя бы тем, что утолили жажду холодным кисло-сладким квасом из бочки. Подходя к развалинам замка, мы увидели взрыв. На этот раз он был гораздо внушительнее прежних. Видимо, саперам надоело закладывать небольшие заряды, и они решились заложить сразу несколько толовых шашек. Результат был налицо: вверх взметнулись крупные обломки и камни. Ударная волна и грохот взрыва были в этот раз настолько ощутимыми, что, думаю, лейтенант забеспокоился о том, не нагорит ли ему за это. Ведь работы проводились в центре большого города и зевак к этому времени на улицах было уже немало. Многие, услышав грохот, поспешили к месту взрывных работ, и солдатам теперь уже нужно было реально сдерживать любопытную публику.

— Андрей! Витя! Где вы ходите?! — Анатолий Михайлович встретил нас недовольными возгласами. — Видите, мы наконец пробили! Там, похоже, большое подземелье.

— Я же говорил, — как-то безразлично, но не без самодовольства сказал Цедрик. — Я же говорил, что отсюда идет ход. Вон туда! — Он указал рукой в сторону Кафедрального собора.

— Подождите, — несколько нервно сказала Мария Ивановна. — Пока еще ничего не ясно. Сейчас саперы нам скажут, можно ли спуститься вниз. А потом будем рассуждать… Может, это вообще не ход, а яма! Игорь, — обратилась она к лейтенанту, — проверь, как там…

— Сейчас сделаем, Мариванна!

Минут двадцать мы ждали, пока осядет кирпичная пыль и из пролома выветрится хотя бы часть едкого порохового дыма. Потом вдруг выяснилось, что Алексей, водитель экспедиционного автобуса, забыл взять аккумуляторные фонари. А без них лезть в подземелье было глупо.

— Эх ты, тюха-матюха! — зло бросил Цедрик. — Я же тебе говорил: «Не забудь инвентарь!»

Алексей нехотя поплелся к автобусу.

— Я с ним. — Витя заторопился вслед за водителем.

— Ну вот… — Мария Ивановна нахмурилась. — Обязательно что-нибудь забудут. Растяпы!

Автобуса мы ждали около получаса. За это время пороховой дым почти развеялся, лишь его тонкие струйки поднимались вверх. Около пролома сгрудились сотрудники экспедиции, солдаты, несколько мальчишек, неизвестно каким образом просочившиеся через кордон оцепления.

При более детальном рассмотрении стало понятно, что взрыв пришелся на один из сводов коридора, уходящего под уклон. Кирпичные стены с обеих сторон его были совершенно черными — видно, давняя копоть и гарь въелись в кирпичи намертво. Пожалуй, это единственное, что можно было разглядеть, всматриваясь со света в темноту провала.

Когда появился Виктор с двумя мощными аккумуляторными фонарями, окружающие пролом люди, до сих пор вяло переговаривающиеся между собой, вдруг заговорили все разом. Каждый предлагал свой вариант действий. Но Мария Ивановна строго обвела всех взглядом и, повернувшись к лейтенанту, сказала голосом, не терпящим возражений:

— Игорь, надо бы проверить.

— Сейчас сделаем, Мариванна, — привычно ответил тот и, обращаясь к сержанту, даже как-то весело произнес: — Резниченко, давай!

Сержант, по-видимому, не разделяющий всеобщего интереса к открывшемуся подземному ходу, сначала присел на корточки, потом сел на край пролома, свесив в него ноги. Он посветил внутрь фонарем, потом взял переносной миноискатель со штангой, похожей на ученический пенал, только очень длинный, надел наушники, покрутил какую-то ручку у основания прибора и, вытянув руку, поводил им перед собой.

— Резниченко, ты спустись немного. Чего здесь смотреть? Надо там… Помогите ему! — Лейтенант посмотрел на солдат, стоящих рядом. Те подхватили сержанта под руки, а он, слегка придерживаясь рукой за край пролома, стал спускаться вниз.

Пол коридора был усеян рухнувшими кирпичами из проломленного взрывом свода. Сержант, придерживаемый солдатами, медленно опустился на кирпичи, затем встал во весь рост. Его голова оказалась несколько ниже пролома. Было видно, как он обшаривает подземное сооружение лучом фонаря.

— Товарищ лейтенант, туннель идет под уклон. Здесь полно кирпичей и больше ничего нет. Вроде… вроде там дальше поворот. Отсюда не видно. — Он наклонился и стал водить миноискателем над обломками. — Да здесь полно железа — арматура всякая, проволока, еще что-то…

— Ты, Резниченко, внимательно посмотри! Пощупай! — сказал лейтенант.

— Ладно, — как-то нехотя произнес сержант.

Он прошел в глубь наклонного коридора. В темноте угадывались блики от света фонаря, слышался шум осыпающихся под ногами кирпичных обломков и камней. Все стояли вокруг пролома и вглядывались в темноту. Вдруг раздался грохот. Было отчетливо слышно, как зло выругался сержант.

— Резниченко, что у тебя там?

— Да ничего, товарищ лейтенант. Оступился просто. Мусора тут… Да нет, здесь ничего опасного нет. Пусть спускаются.

— Ты уверен, что боеприпасов там нет?

— Да я ж говорю. Один мусор тут. Больше ничего.

— Ладно, поднимайся, — разрешил лейтенант и, обращаясь к Марии Ивановне сказал: — Мариванна, можно обследовать. Мин нет.

Мы дождались, когда сержант вылезет на поверхность. В этом ему помогли те же солдаты. Резниченко, жмурясь от яркого солнца, посмотрел на нас и, улыбаясь, сказал:

— Там в углу стоят ящики… Наверное, с Янтарной комнатой. Сам видел!

Все удивленно посмотрели на сержанта. У нас, наверное, были такие лица, что сержант, поняв неуместность своей шутки, тут же поправился:

— А может, мне это показалось. Проверьте!

— Ладно! — недовольно проговорил Анатолий Михайлович, самый опытный и уважаемый участник поисков. — Нечего болтать. Андрей! Витя! Давайте вниз!

Почти таким же образом, как это сделал сержант, мы спустились в пролом. В руках у нас было по фонарю и по лопате. Конечно, копать пока мы ничего еще не собирались и рассчитывали использовать их как средства опоры или в качестве щупов. Кто знает, куда ведет коридор и что нас ждет там впереди. С нами хотел спуститься еще Цедрик, внимательно наблюдавший за всем происходящим, но Мария Ивановна не разрешила ему.

— Вы, Иван Тимофеевич, лучше пока подождите здесь. Сейчас ребята осмотрят подвал, скажут, что там есть и куда ведет ход, а потом уже будем думать, как нам его обследовать.

Мы же в это время уже делали первые шаги по уходящему под уклон коридору с округлыми сводами. Внизу он казался куда более просторным, чем это виделось в пролом. Ширина его достигала не менее двух метров, а наклон был настолько ощутимым, что мы боялись скатиться вниз по кирпичам. Наверное, внизу под кирпичными завалами и каменным крошевом были ступени. Ведь не могли же люди буквально скатываться вниз.

Причем из стен торчали ржавые скобы, на которых, наверное, когда-то крепились деревянные перила.

Из дневника Андрея Пржездомского. 23 июля 1969 года

«Внизу в подземелье (там под углом 20°) было много газа, вызванного взрывом шашечного заряда. Мы с Витей стали спускаться. Так мы спускались по кирпичам. Стены подвала закопчены, по правой стене идут металлические поддержки для проходивших по ним когда-то кабелей, слева — толстая труба. Мы спустились примерно метров на 10, на глубину от поверхности метра на 3. Потом был поворот направо…»

Очень осторожно ступая по нагромождению подвижных кирпичей, мы достигли торца коридора. Посветив налево, увидели арочный проем, сплошь заваленный обрушившимся кирпичным крошевом. Справа точно такой же арочный проем был свободен для дальнейшего движения.

— Андрей! Витя! Ну как там? Не опасно? — услышали мы голос Анатолия Михайловича, доносившийся сзади, со стороны пролома, тусклый свет от которого сюда едва доходил.

— Да все в порядке, Анатолий Михайлович! Ничего опасного. Тут поворот направо. Мы пройдем немного, посмотрим, что там.

— Ну давайте! Только осторожно!

Арочный проем, в который мы вошли, напоминал миниатюрные ворота. Остатки лепнины по краям, в которых угадывались очертания маленьких колонн, упирающихся в узорчатый карниз, фриз с еще сохранившимся миниатюрным барельефом. Посветив на него, мы стали рассматривать, что же на нем изображено. Часть лепного украшения отвалилась, но было видно, что в верхней части арочного проема была изображена голова какого-то животного — не то быка, не то овцы. Рассматривая барельеф, мы не сразу заметили надпись на стене, сделанную красной масляной краской. Несколько немецких букв были написаны аккуратно, хотя сама надпись как бы немного заваливалась вправо.

— «San. Komp. 3», — прочитал я. — «Комп» — это, скорее всего, «компани» — «рота», значит, по-немецки. А «сан» — наверное, «санитарная», — демонстрировал я знание немецкого языка.

— Третья санитарная рота, — проявил сообразительность Виктор, совершенно не знающий немецкого языка.

— Точно, Витя, — похвалил я. — Значит, здесь размещался немецкий лазарет. Наверное, сейчас мы что-нибудь найдем, что подтвердит наше предположение.

Действительно, за поворотом в конце коридора, который уже стал горизонтальным, мы увидели целую гору разных пузырьков из коричневого стекла. Даже сейчас от них исходил какой-то едкий, чисто медицинский запах. Первое подтверждение того, что здесь был лазарет, мы получили.

Справа фонарик высветил небольшое углубление в кирпичной стене, нечто вроде ниши. Вся она была буквально завалена спрессованным тряпьем, не то бывшими бинтами, не то тряпками, покрытыми коркой кирпичной пыли. От них пахло сыростью. Витя слегка тронул этот ворох лопатой. Верхний слой отвалился, и мы с ужасом отпрянули. На нас смотрели пустые глазницы человеческого черепа. Прямо во лбу у него зияло пулевое отверстие.

— Ничего себе! — вскрикнул Виктор.

Несмотря на то что мы довольно давно уже работали в экспедиции и осмотрели уже не один десяток подвалов на разных поисковых объектах, обнаруживая при этом человеческие останки, вид человеческого черепа в сумрачном подвале Королевского замка вызвал у нас чувство, близкое к ужасу. Рассмотрев его при свете фонаря, мы убедились, что под лежалым хламьем находятся останки немецкого офицера. Это было видно по истлевшему кителю с витым погоном и нагрудной эмблеме в виде орла, распростершего крылья и сжимающего когтями венок со свастикой.

— Давай посмотрим, у него, наверное, сохранился жетон, — предложил я.

Я имел в виду алюминиевый опознавательный знак овальной формы, который носили все военнослужащие немецкой армии. Таких знаков мы находили немало и знали, что по надписям на них можно узнать, в какой части и каком роде войск служил убитый.

— Знаешь, Андрей, я думаю, не надо. Давай лучше посмотрим, что там впереди. Мы же спустились сюда…

— Да знаю я, для чего мы спустились сюда! — не скрывая раздражения, ответил я Вите.

Конечно, я понимал его правоту. Сейчас отвлекаться на второстепенные вопросы было бы неправильным. Наверху все с надеждой ждали, что мы найдем подземный ход, о котором рассказывал Цедрик, и, может быть, приблизимся наконец к заветной цели.

— Ладно, пошли дальше.

Мы стали продвигаться по коридору. Здесь пол был почти свободным от кирпичей. Правда, ноги то и дело натыкались на гнилые доски или ржавые консервные банки. Кругом полно было битого стекла — наверное, бутылок и пузырьков из-под лекарств. У правой стены лежала гора немецких фляг и пустых ранцев, покрытых плесенью. Мы не стали задерживаться у них.

Луч фонаря уперся в стену. Опять поворот! «Что это тут немцы сделали какой-то лабиринт?» — подумалось мне. И тут же, метрах в трех слева, нам открылся дверной проем. Оттуда веяло ледяным холодом. Вообще мы стали замечать, что здесь, на глубине, очень холодно, как будто наверху не жаркий июльский день с палящим солнцем, а морозный февраль с вьюгами и метелями. В свете фонарей мы заметили, как изо рта у нас идет пар — верный признак низкой температуры.

Мы встали в проеме, не решаясь войти в помещение. Это была довольно большая подвальная комната, дальняя от нас часть которой была завалена рухнувшими сверху глыбами перекрытий и стен. Вся комната была заставлена остовами каких-то конструкций с горами тряпья.

— Да это же нары! Здесь и был лазарет! — воскликнул Виктор. — А эти кучи…

— Ладно, я и так понял, — выдавил из себя я. — Сюда заходить не будем. Видишь, — показал я на потолок, — тут все еле держится. Может в любой момент рухнуть.

— Да, Андрей, ты прав. Здесь нас может завалить. Пошли дальше.

Голос Виктора звучал тихо и встревоженно. Гнетущая атмосфера подземелья, заполненного истлевшими останками человеческих тел, повергла нас в уныние. От восторженного ожидания чуда не осталось и следа. Смутное чувство тревоги сжимало сердце, холод подземелья стал проникать внутрь. Я даже почувствовал нервную дрожь.

Что нас ждет впереди, если, пройдя всего каких-нибудь двадцать метров по подземному лабиринту, мы оказались в некоем подобии склепа. У меня даже мелькнула мысль, что эти подвалы похожи на подземное кладбище. Я старался отогнать зловещие мысли, но страх уже поселился в моей душе. Наверное, что-то похожее творилось и с Виктором.

Дальше коридор как-то немного сужался и стал опять идти явно под уклон, теперь уже больше походя на узкий подземный ход, ведущий к какой-то не ясной пока цели. Стены коридора были из красного кирпича, как и все сооружения Королевского замка. Кирпичная кладка, закругляясь кверху, постепенно переходила в потолок, вдоль которого посередине тянулся толстый кабель, накрепко прикрепленный к кирпичам полукруглыми металлическими скобами. Дважды нам попадались стеклянные ребристые плафоны ламп подсветки — наверное, когда-то подземелье освещалось электрическим светом.

По нашим расчетам, мы должны были уже приблизиться к внешней стене здания Унфрида и подземный ход должен был либо вывести нас куда-то в районе замковой террасы, либо несколько глубже, то есть под поверхностью земли уже за пределами Королевского замка. Если расстояние мы кое-как еще чувствовали, то глубину, на которую нас вел подземный ход, не могли определить даже приблизительно.

Метрах в шести от дверного проема мы наткнулись на большую груду кирпичей, заваливших ход почти до самого потолка. Все стены были целы, никаких повреждений свода не было видно. Откуда могла появиться эта гора кирпичей, понять было трудно.

Однако когда мы внимательно рассмотрели потолок, то увидели в нем небольшое прямоугольное отверстие, ведущее вертикально вверх. Что это? Вентиляционный люк? Дымоход? Дренаж? Или что-то другое? Мы могли только гадать. Единственное, что мы поняли, так это то, что препятствие образовалось из-за провалившихся в отверстие кирпичей. Собственно, их было видно и сейчас — часть их застряла наверху, как бы заклинив отверстие.

— Давай, Андрей, побыстрее перелезем через это… — Витя кивнул на кучу. — А то сверху в любой момент может…

— Да, если они свалятся нам на голову, считай, мы — покойники!

— Ну, Андрей, не надо. Тихонечко сейчас перелезем. Только не надо шуметь.

— Ладно, давай.

Честно говоря, мне лезть через гору кирпичей уже совсем не хотелось. Оказаться погребенным в этом ужасном подвале вместе с трупами немцев — может ли быть картина страшнее!

Виктор отдал мне свои фонарь и лопату и стал медленно карабкаться по кирпичам, стараясь делать это как можно аккуратнее. И все-таки, когда он был уже прямо под самым отверстием в потолке, несколько кирпичей с грохотом рухнуло по обе стороны кучи. Витя замер. Я почувствовал, как у меня пробежал холодок между лопатками и выступила испарина на лбу. Луч фонаря прыгал по потолку, выдавая дрожь моих рук.

— Ничего, Андрей. Все в порядке. Я уже там.

Он перебрался на ту сторону завала. Я услышал, как Витя осторожно спустился по кирпичам на каменный пол подземелья.

— Ну что там, Вить? — Мне почему-то совершенно расхотелось следовать примеру товарища.

— Андрей, ты сначала передай мне фонарь. Прикрепи его на лопате!

— Держи!

Я протянул лопату обратным концом с притороченным на нем фонарем в щель между потолком и кирпичным завалом. Витя быстро и легко снял его.

— Ну что там, Витя? Ход дальше идет?

— Андрей, давай сюда! — Мне показалось, что голос у Виктора дрогнул. — Слу-у-шай, здесь та-а-кое! — Он почему-то стал растягивать слова. Было слышно, что Виктор заметно волнуется. — Андрей, давай сюда. Фонарь и лопаты оставь там.

— Иду. — Не без опаски я посмотрел на препятствие. — Если что, подстрахуй!

— Андрей, ничего. Тут не опасно!

Превозмогая страх, я стал карабкаться по кирпичному завалу вверх, ближе к потолку. Страшное отверстие казалось пастью чудовища, готового извергнуть поток раскаленных камней и пламени, раздавить, сжечь в своем огне всякого, кто посягнет на него. Мне вдруг совершенно не к месту пришла в голову странная мысль: «А ведь эта пасть охраняет вход к сокровищам! Как я раньше не догадался! Это — ловушка, которая в любой момент может захлопнуться, замуровав нас в этом страшном подземном склепе!»

Луч фонаря, которым Виктор светил, помогая мне сориентироваться, бил в глаза.

— Ты, Вить, хоть в глаза не свети! Свети на кирпичи, а то я тут навернусь…

Протискиваясь в щель между кирпичным завалом и потолком, я все время спиной чувствовал жуткое отверстие над собой и страшную лавину кирпича и камня, готовую хлынуть вниз, раздавить, расплющить меня, превратить в вечного обитателя этого подземного склепа.

Я даже не заметил, как перебрался на ту сторону завала. Поэтому, когда я встал во весь рост и ощутил ногами каменный пол, то почувствовал не столько облегчение, сколько слабость. Дрожь в коленях не стихала, но страх стал проходить, уступая место любопытству.

Мы стояли все в том же подземном коридоре. Но теперь перед нами буквально в двух шагах была комната. Нельзя сказать, чтобы она была просторной, но по сравнению с узким туннелем она казалась довольно широкой. Раньше это помещение, наверное, служило для каких-то хозяйственных нужд. Среди кирпича и камня виднелись чугунные решетки и ржавые железные скобы, остатки полусгнившего высокого ящика без крышки, заполненного металлическим хламом. У стены нагромождением лежали обрезки водопроводных труб с ошметками пакли, гора изъеденных плесенью щеток с длинными ручками, много другого хлама и мусора.

Но не это привлекло наше внимание. На противоположной от подземного коридора стене виднелась искореженная, покрытая ржавчиной металлическая дверь с грубой скобой, заменяющей ручку. Казалось, что какая-то необъяснимая сила там, за дверью, металась в дикой злобе, не находя выхода из подземных казематов. Потом она навалилась всей тяжестью на металлическую дверь, выгнула ее, как крышку от картонной коробки, едва не сорвав с петель. Собственно, петли тоже были вывернуты, и только массивные штыри удерживали их в стене. Засов был сорван так, что толстая металлическая задвижка согнулась под прямым углом. Дверь, вогнутая в нашу сторону как будто под напором воды, была приоткрыта. Посветив в щель, мы убедились, что все пространство за ней буквально завалено спрессованными кирпичом и камнями. Казалось, что если попытаться эту дверь открыть, то сюда, в подземелье хлынет еще один смертоносный поток, сметающий все на своем пути.

— Вот это да! — вскрикнули мы с Виктором чуть ли не одновременно.

Было совершенно понятно, что мы — на пороге какой-то тайны. Во всяком случае, не вызывало никаких сомнений то, что за массивной и искореженной дверью находится либо какое-то подземное сооружение, либо продолжение туннеля. Только вот беда — пространство по ту сторону дверного проема оказалось заваленным кирпичом. Да притом основательно.

— Давай посветим туда фонариком, — предложил я Виктору. — Может, там…

Я не успел договорить. Сначала раздался какой-то шорох, потом металлический скрежет и страшный грохот, как будто гигантская скала раскололась на несколько частей и рухнула всей своей массой вниз, погребая под собой все живое. Подобное я слышал только один раз в жизни, когда на Кавказе поднимался на ледник Кашкаташ. Тогда огромная глыба льда вдруг неожиданно откололась от ледника и со жутким грохотом обрушилась вниз, увлекая за собой куски льда и снега.

В лицо буквально ударил столб пыли, забивая глаза и ноздри. Во рту захрустел песок. Мы с Витей инстинктивно отшатнулись в противоположную сторону от той, куда рухнули кирпичи, и прижались к ржавой металлической двери, чувствуя спиной леденящий холод ее поверхности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.