Остров русов
Остров русов
В персидской и арабской средневековой географической литературе с очень древних пор (может быть, со времен предполагаемой «Анонимной записки» середины IX в.?) утверждалась тема «остров русов». Исследование ее затруднено тем, что частный вопрос о русах на каком-то острове соединен с общей характеристикой Киевской Руси. Естественно, что распутывать комплекс сведений о русах вообще и русах на острове следует начинать с географии загадочного острова. Его предполагали и в Балтийском море, и в Тмутаракани, и на озере Ильмене; особенно часто его связывали с севером и норманнами.
В точном географическом сочинении «Худуд ал-Алем» нет никаких намеков на островных русов. Там Киевская Русь первой половины IX в. — огромная держава, простирающаяся вдоль степей более чем на 700 км. Первым написал об острове русов Ибн-Русте (около 903 г.):
«А что касается русов, то они — на острове, вокруг него — озеро. Остров, на котором они живут пространством три дня пути; там чащобы и заросли; остров нездоровый, сырой…»
Гардизи, пользовавшийся тем же, недошедшим до нас источником, что и Ибн-Русте, сообщает об острове несколько по-иному:
«Рус — это остров, который лежит в море. И этот остров — три дня пути на три дня пути и весь в деревьях. И леса и земли его имеют много влаги… На острове живет около 100 000 человек»[476].
Другие авторы сообщают незначительные детали (или позднейшие осмысления) вроде того, что «остров — крепость для русов против тех, кто посягает на них» (Ал-Мукаддаси). Авторы постоянно путают море и озеро, но неизменно подтверждают, что на острове проживает 100 000 человек. В текстовой близости к рассказам об острове часто стоит (начиная с самого Ибн-Русте) упоминание главы русов как «хакана русов», но никакой логической связи здесь нет; хакан-рус — титул великого князя киевского, принятый у южных соседей Руси и употреблявшийся самими русскими. В Софийском соборе в Киеве есть надпись-граффити XI в.: «Господи! Спаси кагана нашего С…» Имя не дописано, но почти несомненно, что это — великий князь Святослав Ярославич, отец которого Ярослав Мудрый, имел титул «цесаря», равнозначный «кагану». К островным русам «хакан-рус» мог иметь только то отношение, что островитяне, очевидно, подчинялись ему. Продолжим знакомство с описанием Ибн-Русте, памятуя о том, что сведения об островитянах грамматически неотделимы от сведений о русах вообще.
«Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают (в другом месте: «…все свои походы и набеги они совершают на кораблях»). Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян… У них нет недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен» (и тут же, почти рядом, противоречие этому): «У них много городов и живут они привольно…».
«Единственное их занятие — торговля соболями, белками и прочими мехами»[477].
Другие подробности этого хрестоматийного текста Ибн-Русте (меч как подарок новорожденному, власть жрецов, судебные поединки, одежда и золотые обручи русов, ингумация умерших) общеизвестны и не проясняют такой частной, но важной темы, как местонахождение загадочного острова. Единственное географическое указание есть у Ал-Макдиси (Ал- Мукаддаси) — историка X в.: «Страна их граничит со страною славян…»[478].
Упоминая море или озеро, окружающее остров, авторы не называют его. Можно думать о Черном, Балтийском или Азовском море. Балтийского моря и всех прибалтийских земель восточные авторы не знали до середины X в. и применительно к Ибн-Русте и его источникам оно должно быть исключено. Поиски же в черноморско-азовском регионе сразу наталкивают ученых на мысль о Тмутаракани, о восточном береге Керченского пролива, где дельта Кубани, растекающаяся и в Азовское и в Черное море, образует ряд островов[479]. Русские писатели XI в. прямо называли Тмутаракань островом.
Идриси, писавший в середине XII в., когда свежа еще была память о русском Тмутараканском княжестве, отмечал, что участок Черного моря близ Таманского полуострова (около 400 миль от Трапезунда) назывался «Русским», а под упомянутым этим географом «устьем реки русов» следует понимать Керченский пролив как продолжение Дона, «реки русов»[480].
Казалось бы, что можно безоговорочно признать тмутараканский остров искомым островом русов. Расположение русов на берегу Керченского пролива вполне отвечало бы интересам внешней торговли Киевской Руси как промежуточная база на одном из важнейших торговых путей по дороге на Каспий. Однако следует учесть и ряд противоречий. Во-первых, сведения об обладании Русью тмутараканским берегом более поздние, чем записи об острове русов; они относятся лишь к XI–XII вв. Для более раннего времени очень определенно говорится о таможенных пошлинах в Керчи («Самкуш-еврейский»), платимых русами за путь из Черного моря в Каспий (Ибн ал-Факих); пошлину берет «властитель хазар». В «Худуд ал-Алем», как мы помним, хазары дважды показаны на берегу Черно-Азовского «моря Гурз», что связано с реальной властью хазар над обоими берегами Керченского пролива. Если бы 100 000 русов, «смелых в нападениях», «нападающих на другой народ», русов, владевших кораблями, действительно проживало на хазарском берегу Керченского пролива, то едва ли русский торговый флот платил бы кому бы то ни было пошлины в Керчи. Ни в одном из описаний Хазарии ни одним намеком не говорится о небывалом скопище русов, державшем в своих руках такой жизненно важный для каганата таможенный пункт, как Керченский пролив. Русы IX— середины X в. плавали в этих водах, вероятно, пользовались (с разрешения хазарского властителя) прекрасной таманской гаванью, но до разгрома Хазарии Святославом в 966 г. у нас нет никаких данных говорить о стотысячном русском населении на Таманском полуострове. Кроме того, этот полуостров слишком мал по сравнению с «островом русов» — любой его поперечник менее одного дня конного пути, а «остров русов», как упорно повторяют все авторы, был размером 3?3 дня пути, т. е. 105?105 км.
Можно, разумеется, усомниться во всех сведениях об «острове русов» и объявить их фантастическими или, по крайней мере, неточными. Но прежде, чем отвергать их, попытаемся проверить второе направление русской внешней торговли IX–X вв. — юго-западное, византийское. У императора Константина, писавшего о пути русов в Византию, не говорится ничего такого, что могло бы быть сопоставлено с описанием «острова русов», но его современник «арабский Геродот» Ал-Масуди, подробнейшим образом рассмотревший географию Черного моря, его связь с Азовским и возможность проникновения из Черноморья в Каспий, сообщает весьма интересные подробности расселения русов. Русов он считает южной частью восточных славян, великим народом, живущим на Черно-Азовском море (он, как и его предшественники, соединяет оба моря), носящем у него название «Русского моря».
«Остров русов»
«…Море Нейтус (Понтус) есть море русов, никто, кроме них, не плавает по нему. А они (русы) живут на одном из его берегов. Они — великий языческий народ, не повинующийся ни царю, ни шариату. Между ними есть купцы, посещающие царство Булгар (вариант): город моря болгар»)»[481].
«Русы — многочисленные народы, подразделяющиеся на различные племена; среди них — одно племя, называемое Луд’аана; они наиболее многочисленны и ходят по торговым делам в Анатолию; Византию, Константинополь и к хазарам»[482].
«Константинопольский пролив начинается из этого (Черного) моря… ширина его в том месте, которое начинается из моря Майотус (Черного) около 10 миль и там заселенные места и византийский город, называемый Масна, который препятствует кораблям русов и других народов, прибывающих из этого моря».
В другом месте Масуди по поводу города Масна добавляет одну интересную подробность:
«Город румов, известный как Масна, который препятствует тем кораблям кузакана (куябам — киевлян?) и других русских племен, которые прибывают в это море. Византийцы называют их «русия»…»[483].
Масуди был хорошо осведомлен о западной половине славянства. Он впервые ознакомил арабский ученый мир с балтийскими славянами. При описании Черноморья он тоже больше говорит о его западной половине. Упоминаемые им рус-«лудаана» плавают не только в Хазарию, но и к анатолийскому берегу, к Константинополю. Русы — «кузакана», в которых видят не без основания киевлян, здесь показаны как совершающие походы на Константинополь, чему должна помешать византийская крепость Масна (может быть, современный Румели Фонар в самом начале Босфора?).
Особенно важно указание на племя Лудаана, в котором следует видеть летописных уличей-улучан, простершихся «оли и до моря». Юго-западная граница уличей доходила до Дуная:
«А Уличи и Тиверьци седяху по Дънестру и приседяху к Дунаеви. И бе мъножьство их. Седяху бо преже по Бъгу и по Дънепру оли до моря и суть гради их и до сего дьне…»[484].
С этими приморскими русами надлежит связывать еще одно интереснейшее летописное свидетельство, заимствованное историками XVI в. из какого-то греческого источника.
«О князи Рустем Осколде. Роди же, нарицаемии Руси (иже и Кумани), живяху в Ексинопонте и начата пленовати страну Римляньскую и хотяху поити и в Констянтинград»[485].
Короткая заметка требует некоторых пояснений. Дата ясна — это время киевского князя Осколда, вторая половина IX в. Ясно и то, что русы живут где-то в западной половине Черноморского, «евксинопонтского» побережья, т. е. именно там, где русский летописец размещает уличей, соседящих с Дунаем. Не ясно смешение русов с половцами (куманами), но это — явная глосса, возникшая не ранее XII в. Остается одно темное место: наименование РОДИ, примененное к русам. Русы, живущие на берегу Черного моря и отсюда угрожающие Царьграду, — это те же самые русы на берегу Черного (Русского моря), о которых писал Масуди. Это — те уличи, которые переселились сюда с берегов Днепра, где они вели длительную войну с Киевом. Последний оплот уличей на Днепре — город Пересечен пал после трехлетней осады в 940 г. Этим завершилась полувековая борьба Киева с уличами, принадлежавшими к славянам-русам, но не желавшими входить в состав государства Руси и предпочитавшими уход к Черному морю и Дунаю. Северный участок земли уличей находился где-то севернее реки Роси, в устье которой стоял город Родень. Город Родень (возможно, ритуальный центр бога Рода) должен был входить в число владений русов-уличей. Вполне возможно, что у этого племени (или какой-то части его) было имя по городу Родню, по богу Роду — («РОДИ, называемые русы»), и это старое, приднепровское имя они перенесли после переселения к берегам Евксинопонта и Дуная, где появился еще один город Пересечен. Наименование племен или союзов племен по наиболее чтимым божествам нам известно: так, например, обширный союз славянских кривичей носил имя божества древнего литовского населения этих мест, смешавшегося со славянами, — Криве-Кривейто.
К северо-западному углу Черного моря, к устью Дуная, сходятся сведения всех источников о причерноморских русах: множество уличей, сидящих у моря и у Дуная (Нестор); русы-«лудаана», живущие на берегу Черного моря и торгующие с морским портом Болгарии (Масуди); русы-роди, живущие в Евксинопонте и отсюда угрожающие Византии в 870 г. (греческий источник, пересказанный составителями Никоновской летописи). Если принять на веру все сведения восточных географов об «острове русов», то только здесь, в северо-западном углу Черного моря мы и сможем отыскать его. Условия поиска «острова русов» таковы:
1. Остров русов окружен озером или морем.
2. Размеры острова: 3?3 дня пути или 105?105 км.
3. Остров сырой и болотистый, заросший деревьями.
4. От острова должен быть путь на кораблях в Болгарию и Хазарию.
5. На острове возможно проживание 100 000 человек.
6. Остров соседит с землей славян.
7. У русов (но не обязательно островных) много городов.
Всем этим условиям без исключения удовлетворяет то пространство между низовьями Дуная и Черным морем, где в 967 г. обосновался киевский князь Святослав, «взя город 80 по Дунаеви и седе княжа ту в Переяславци, емля дань на Грьцех».
Речь идет не только об островах, образованных дельтой Дуная, но о несколько более пространной и очень четко очерченной территории северной Добруджи (термин XIV в.), ограниченной с запада коленом Дуная, текущим здесь в северном направлении, с севера — гирлами Дуная, с востока — Черным морем, а с юга — Чернаводскими озерами и древним Траяновым валом. Сопоставим эту область с указанными выше условиями поиска.
1. Вполне можно понять путаницу у восточных авторов относительно «моря» и «озера». На востоке эта область действительно омывается Черным морем. Но во всех других направлениях существует множество озер, рукавов и стариц Дуная, опресненных лиманов, образующих почти сплошное водное пространство. Гирла Дуная образуют огромное количество неустойчивых озер и протоков. Даже с южной стороны (по линии Чернаводы — Констанца) от Дуная на восток отделяется цепь Чернаводских озер, частично продолженная как ров Траянова вала.
2. Размеры озерно-морского «острова»: с юга на север от Констанцы до Тульчи — точно 105 км, т. е. ровно 3 дня пути. В широтном направлении размеры колеблятся от 110 км (Георгиевское устье — Мачин) до 75 км (от Дуная у Хорсова на восток до моря), что в среднем дает тоже три дня пути.
3. Болотистость почти всех окраин не подлежит сомнению. Гирла Дуная — сплошные плавни, озера, болота, Восточный морской берег перерезан болотистыми лиманами. Западный край (колено Дуная) представляет собой широкую (до 25 км) полосу заросших лесами пойменных озер и болот, носящих на всем протяжении характерное название «Балта» или «Блата» — «болота»: территория острова содержала 6000 кв. км сухой земли и 4000 кв. км заболоченной.
4. «Остров» представлял значительные удобства для морского плавания, так как располагал такой первоклассной гаванью, как Констанца, упомянутая Константином Багрянородным при описании плавания русов.
5. Общее пространство нижнедунайского «острова» (около 10 000 квадратных километров) давало полную возможность прожить здесь большому количеству людей.
6. «Остров» находился в непосредственном соседстве как с восточными, так и южными славянами, являясь связующим звеном между ними, и, вероятно, был заселен смешанным населением.
7. Указание на обилие городов в тексте Ибн-Русте не связано прямо с русами-островитянами и может быть понято двояко: много городов на данном острове или много городов у русов вообще. Несколько удивляет большое количество городов, взятых Святославом на Дунае в 867 г., — 80 городов. Возможно, что в обоих случаях речь идет об использовании русами или болгарами древних античных или византийских городов как живущих полнокровной жизнью, так и полуразрушенных, остатки которых находились в изобилии в округе этого острова. В четырехугольнике «острова» были такие греческие города, как Томы (место ссылки Овидия), Истрия; римские — Диногетия, Новиодунум, Трезмис, Капидава, Ульметум и др. К этому следует добавить такие более поздние города, как Килия, Дичина, Преславец и др. Если замечание об обилии городов у русов относилось не к русам вообще, а только лишь к «островным», то оно было бы тоже вполне оправданно. Дунайско-Черноморский «остров» с географической стороны не вызывает никаких сомнений, так как он удовлетворяет всем содержащимся в источниках условиям.
Необходимо проверить историческую оправданность вычленения этого «острова» из общерусских земель, известных нам по летописи. Следует сделать две предварительные оговорки: во-первых, «остров» лежал на пути движения многих народов; это был как бы проходной двор, соединявший южнорусские степи с богатыми балкано-дунайскими землями. Еще Страбон писал, что «вследствие множества переселенцев, переправляющихся отсюда [из Крыма] за Тиру и Истр [Днестр и Дунай] и заселявших ту страну, значительная часть ее также получила название Малой Скифии».
После Страбона десятки народов прошли широким проемом между Карпатами и Черным морем с востока на запад: сарматы, готы, гунны, авары, славяне, болгары, венгры. Прокопий в VI в. писал, что в старинном укреплении Ульмитоне (внутри нашего «острова») «славяне долгое время устраивали свои засады и очень долго жили в этих местах»[486].
Вторая оговорка состоит в том, что во время притока новых пришельцев старые поселенцы могли известное время отсиживаться на просторном «острове», являвшемся «крепостью против тех, кто посягает на них». Достаточно одного взгляда на карту, чтобы убедиться в исключительном стратегическом оборонительном преимуществе «острова»: с востока его защищало море, плохо используемое кочевыми народами; с запада и севера — непроходимые болотистые протоки Дуная. Кочевники могли двигаться только между левым берегом Дуная и горами, обходя «остров» с севера. Единственной уязвимой стороной была южная, открытая степям. Но там в дополнение к цепи Чернаводских озер были созданы в разное время три цепи укреплений. Одна из них — могучий вал шириною в 12–15 м, увенчанный каменной стеной. Укрепления отсекают «остров» от равнины на протяжении 60 км от моря (у Констанцы) — древних Том, до самого Дуная, превращая его действительно в гигантскую крепость. Внутри этого превосходно укрепленного района было около 6000 кв. км плодородного пространства, пригодного и для земледелия и для выпаса скота. Кроме того, рыбные богатства низовьев Дуная были одними из лучших в Европе. Мы не можем проверить достоверность цифры в 100 000 русов, сообщаемой Ибн-Русте, но следует определенно сказать, что для Таманского полуострова (Тмутаракани) она была бы непомерно велика и не соответствовала бы его ресурсам, а применительно к дунайскому «острову», который в 12 раз превосходит по площади Таманский, она не вызовет никакого удивления.
Решая вопрос об «острове русов», нам нужно в том калейдоскопе народов, которые мелькали в низовьях Дуная, выяснить место и роль славянских племен в заселении этого «острова». Славяне существенно отличались от кочевников (как иранцев, так и тюрок) своими колонизационными возможностями и устремлениями. Для всех кочевников карпато-черноморский проход являлся только воротами в Западную Европу, путем на Средний Дунай в Карпатскую котловину, представлявшую собой громадное, огражденное горами и орошенное реками пастбище в сотни километров в поперечнике. Здесь обосновалось ядро гуннской державы Атиллы, здесь был центр Аварского каганата, здесь кожевники венгры обрели свою новую родину, оставшись навсегда в этом благодатном краю. Низовья же Дуная были всегда окраиной как для кочевых племен причерноморских степей, так и для кочевников, уже проникших на Средний Дунай. Продвижение славян к этой промежуточной территории облегчалось тем, что лесостепной клин опускался далеко на юг именно в этом северо-западном углу Черноморского побережья. Небольшие лесные массивы между Днестром и Прутом облегчали славянам-земледельцам подход и к морю и к Дунаю.
Уже в конце I в. п. э. славяне-венеды начали подбираться к дунайским гирлам. Тацит сообщает о том, что венеды в своих походах доходили до народа певкинов, живших на Дунае. Именем певкинов был назван остров Певка, образуемый двумя гирлами Дуная (позднейший остров св. Георгия). Походы, очевидно, закреплялись колонизацией, так как на Певтингеровой римской дорожной карте III–IV вв. н. э. венеды и венедо-сарматы показаны близ Нижнего Дуная. В это же время вестготы, теснимые гуннами с востока, продвинулись за Дунай в интересующую нас область близ «дунайского острова русов», в Мезию, а в 378 г., разбив римлян, готы овладели временно Балканским полуостровом, но вскоре, в начале V в. н. э., ушли далеко в Северную Италию. Император Феодосий Великий (379–395) был в союзе с готами, и его называли «другом готов». Интереснейшее сведение о взаимоотношении Феодосия с русами содержит «Степенная книга»; московские историки XVI в. нашли какой-то важный источник, не сохранившийся до нас.
«Еще же древле и царь Феодосий Великий имеяше брань с ръусскими вой; его же укрепи молитвою великий старец египтянин именем Иван Пустынник»[487].
За несколько лет до этого готский князь Германарих враждовал с «вероломными росомонами»; теперь византийский император, союзник готов, воюет с «русскими вой». Убийство Германариха росомонами произошло до ухода готов из Северного Причерноморья; война Византии с русами — после ухода готов на Балканы. В условиях гуннского нашествия, заполонившего весь северный берег Дуная, война греков с русами могла происходить только южнее этой реки, и одним из наиболее вероятных районов является Добруджа с ее позднейшим «островом русов».
Возможно, что русы, воевавшие при Феодосии с византийцами, обозначены на Певтингеровой карте как «венедо-сарматы». Ведь еще Тацит писал о смешении венедов с сарматами, а русы — одно из самых южных восточнославянских племен, наиболее близкое к сарматам. Тогда свидетельство «Степенной книги» приобретает географическую конкретность: столкновение произошло где-то в северо-восточном углу империи, близ низовий Дуная, где были и византийцы, и готы, и русы (враждовавшие с теми и с другими). Иное место для военного соприкосновения империи с русами предположить трудно, так как, во-первых, из-за гуннов, приведших в движение целый ряд племен Восточной Европы, империя утратила связь с римскими опорными пунктами в Северном Причерноморье, а во- вторых, и внутри самой империи хозяйничали готы — война «друга готов» с русами могла быть только пограничной, а на границе русы (венедо-сарматы) жили в низовьях Дуная.
Значительно уверенней можно говорить о заселении низовий Дуная славянами (а в их числе и русами), начиная с VI в. н. э. Огромный военноколонизационный поток шел с севера через Дунай. Одним из географических ориентиров, определяющим положение славян, был для современников город Новиодунум, находившийся на севере нашего «острова». Римская дорога от Новиодунума шла через весь «дунайский остров» на юг, через город Ульметум в центре «острова» и, пересекая Траянов вал на юге, выходила уже за его пределы к городу Тропеум Траяни с его знаменитым монументом императора Траяна, поставленным в 106–109 гг. в ознаменование победы над Дакией. Гигантский сорокаметровый памятник (по имени которого назван город) был своего рода маяком для славянских отрядов, перешедших Дунай, и направлявшихся в глубины империи. Спустя шесть столетий после славянских походов по римской дороге от Новиодунума до Тропеума Трояни, киевский поэт вспоминал былины, сложенные Бояном о далеких временах балканских походов, былины, в которых Боян сам сопоставлял новое со старым.
«Свивая славы обаполы сего времени рища в тропу Трояню чрес поля на горы…»
Здесь автор «Слова о полку Игореве» в прекрасной лаконичной форме упомянул давние походы своих предков, воспетые его предшественником Бояном: славяне тогда действительно шли сначала степями («чрес поля…»), а потом преодолевали хребты Балканского полуострова («на горы…»), и ориентиром для них был знаменитый Tropheum Traiani — «Тропа Трояна», видимый тогда, вероятно, уже с середины «острова». Когда славяне расселились на Балканском полуострове, то вокруг Тропы Трояней оказались хорошо знакомые нам северяне, участники русского племенного союза (см. выше) в Среднем Поднепровье. Наиболее вероятно, что сюда, по соседству с «островом русов», переселилась лишь какая-то часть приднепровских северян, а остальные остались «на Десне, на Суде и на Сейме», где их знает летопись[488].
Не удивительно, что поэт, воспевавший князя Северской земли, знал о древних северянах, рыскавших некогда к Тропе Трояней за Дунаем. Дунайские походы VI в. были темой былин, певшихся еще в середине XI в. (Боян), но, к сожалению, до нас не дошли эти древние эпические песни. Только может быть, имя Дуная, ставшего эпической обобщенной рекой русских былин X–XII вв., явилось отголоском сказаний о событиях VI в. Сказания об эпохе балканских походов были известны и Нестору. Он обратился к ним ради того, чтобы опровергнуть сплетни о Кие-перевозчике, и показал, что Кий — князь, не только построивший столицу Полян — Руси, но и принявший великую честь от императора в Константинополе.
Идея «острова русов», «крепости от всех посягающих», возникла еще в VI в. и принадлежала она строителю Киева, князю Полян-Руси. Он предвосхитил действия киевского князя Святослава, который 400 лет спустя обосновался здесь, в низовьях Дуная, и, «охабив» Киев, заявил: «хощю жити Переяславьци в Дунай… яко ту вься благая съходяться». Город Кия на Дунае исследователи помещают то у южного гирла Дуная, то в западной части «острова» близ переправы через Дунай.
Трудно судить, насколько надежно указание на точное место, но не подлежит сомнению, что Киевец находился в низовьях Дуная, в пределах «острова». Князю Кию не удалось закрепиться на Нижнем Дунае — «не даша ему ту близь живущии», которыми для того времени могли быть авары. Летописец очень внимателен ко всему тому, что касалось славян на Дунае, помимо указания на колонизацию Дуная славянами, он сообщает о нападениях валашских племен («Волохом бо нашьдъшем на словены на Дунаискыя и седъшем в них и насилящем им»), об изгнании волохов «белыми уграми», о нападениях авар и о приходе тюрко-болгарских племен:
«Словеньску же языку, якоже рекохом, живущю на Дунай, придоша от Скуф, рекъше от Козар рекомии Българе и седоша по Дунаеви и насильници Словеном быша»[489].
В этих заметках подразумеваются по преимуществу события, происходившие на Нижнем Дунае. О славянах, расселившихся к этому времени до Адриатики и Эгейского моря, речи нет; все внимание сосредоточено не на славянстве вообще, не на Руси, а на «словенах дунайских».
В неблагоприятных условиях почти непрерывных нашествий новых волн кочевников дунайские славяне использовали естественную защищенность будущего «острова русов» и селились внутри него, что известно нам по археологическим материалам VII–VIII вв. Но о такой могучей крепости, какой описывают «остров русов», у нас нет сведений. Для Византии это была утраченная окраина, для Болгарии — более или менее спокойный тыл с кочевьями родственных племен, а Русь еще только набирала силу и воевала с кочевниками непосредственно у своих границ. Однако мы не должны забывать, что непосредственно к нашему «острову» примыкали с северо-востока поселения восточнославянских племен тиверцев и уличей по Днестру, Дунаю и побережью моря: «И бе мъножьство их». «И суть гради их и до сего дьне». Свидетельство Нестора подкреплено точными данными Баварского географа (IX в.): у тиверцев 148 городов, а у уличей — 318. Летописец располагал данными о происшедшем некогда существенном перемещении уличей из междуречья Днепра и Буга на юго- запад к Дунаю. Когда и в силу каких причин произошло переселение уличей на Дунай? Единственным событием, приведшим к такому переселению, могло быть только продвижение мадьяр в середине IX в. Как выяснено выше, информаторы составителя «Худуд ал-Алем» отразили обстановку первой половины IX в., когда могущественные мадьяры занимали огромное пространство в 100 фарсангов между Доном и Северским Донцом. Они нападали на славян, уводили их в рабство и продавали в Керчи. Синхронных сведений об «острове русов» нет; Худуд ал-Алем» называет славян у Черного моря, что вполне соответствует первой позиции уличей у Днепра «оли и до моря», но ничего не говорит об острове русов.
Примерно в середине IX в. происходит перемещение всего мадьярского массива далее на запад, за Днепр и вплоть до Прута, Серета, левых притоков Дуная. Степи между Днепром и Дунаем уплотнились воинственными племенами, привыкшими промышлять набегами и работорговлей. Земли уличей и тиверцев оказались заняты мадьярами. Естественно, что славяне должны были уходить от неожиданной и неотвратимой опасности. Вот в этих-то новых условиях середины IX в. и должен был пригодиться просторный дунайский «остров», со всех сторон огражденный разливами дунайских рукавов и морем. И именно к этому времени, к «Анонимной записке» середины IX в., восходят сведения Ибн-Русте и Гардизи об «острове русов» с его городами и 100 000 жителей.
Сравнительно быстрое продвижение мадьяр разрезало в бассейне Дона алано-болгарский массив, оттеснив одну часть к Северному Кавказу, а другую — в верховья Северского Донца. То же самое произошло и в бассейне Днепра, где мадьярское нашествие заставило славянское население степей уйти к Дунаю, а частично потесниться к северу (уличский Пересечен близ Киева). Племенной союз многочисленных уличей и тиверцев мог не только занять, но и оборонить «остров русов». К концу IX в. мадьяры уже покинули близкие к восточным славянам земли, и связи уличей и тиверцев с коренной Русыр возобновились. Могли существовать какие-то формы политической сопряженности. Во всяком случае теперь источники применительно к славянам северо-западного угла «Русского моря» говорят о русском племени «Лудаана» («Улучане»), о «русах, иже живяху в Евксинопонте». Возможно, что уже в IX в. уличи и тиверцы стали «толковииами», т. е. союзниками, помощниками (от «толока» — общественная помощь) Руси, киевских князей. В качестве союзников-«толковинов» тиверцы, например, участвуют в походе на Византию в 907 г.
Торговля Киевской Руси с Византией и Болгарией должна была сближать Русь с приморско-дунайскими славянскими племенами. «Остров русов» был важной военно-торговой базой Руси во всех действиях в западной части Евксинопонта. Торговля русов-черноморцев указана, как мы помним, прежде всего в болгарском направлении, «с морским городом болгар». Формально область в низовьях Дуная принадлежала в IX–X вв. Болгарии, но фактически она, очевидно, сохраняла известную независимость и была зачастую дружески расположена к Руси. У Масуди, помимо упоминания о русах, живущих на одном из берегов «моря русов» и постоянно торгующих с царем Болгарии, есть еще одна, очень важная для нас фраза: русы — «это большой народ, не подчиняющийся ни царю и никакому закону». Интересно отметить, что уже в самом начале X в. со страниц летописи исчезает имя уличей. Во вводной части летописи они как бы связаны общей судьбой с тиверцами; в 885 г. уличи и тиверцы воюют с Олегом, захватившим Киев, но далее (походы 907 и 943 гг.) упоминаются только одни тиверцы, жившие ближе к Днестру. Не означает ли это того, что уличи, «иже приседяху Дунаеви», обособились от общерусских дел или стали именоваться как-то иначе?
В источниках появляется новый термин «дунайцы». Дунайцы помнят постройку городка Кием; дунайцы знают историю кочевнических наездов на их землю. К дунайцам как к государственному объединению новгородцы собирались послать посольство с приглашением от них князя в середине IX в.
Вполне возможно, что термин «дунайцы» был равнозначен «острову русов» восточных географов, заселенному русским племенем лудаана- уличан.
С дунайским «островом» связана древнейшая кириллическая надпись 943 г. Она найдена румынским археологом Евгением Комшей в 1950 г. в пограничной части «острова», там, где Чернаводские озера подходят к Дунаю. Надпись сделана на камне крупными буквами; начало не сохранилось, но дата написана очень четко.
Речь идет о каком-то событии 6451 г. (943 г.), связанном с Византией. Предполагалось, что подразумевается нападение венгров, датированное этим годом, и переводилась надпись так: «Против греков в 6451 г. при Дмитрии Жупане»[490]. М. Н. Тихомиров предположил, что в надписи говорится о походе Игоря на Византию, датированном в летописи 6452 г. (944) г.[491].
Предположение М. Н. Тихомирова можно подкрепить следующими аргументами: во-первых, летописная датировка должна быть исправлена на один год — договор с греками был заключен в 944 г., а в летописи он помещен на год позже, под 6453 г. (945 г.). Поход Игоря в летописи помещен под 6452 г., а должен быть указан на год раньше, т. е. под 6451 г., высеченным на добружанском камне. Во-вторых, Богдан неправильно перевел слово «ГЬРЬЦ?ХЬ» винительным падежом — «против греков». Здесь не винительный, а предложный падеж, хорошо известный русской летописи: Святослав княжил «емля дань НА «ГРЬЦ?ХЬ»[492].
Греки подносят дары князю Игорю в 943 г. (Миниатюра Радзивилловской летописи)
Обратимся к событиям 943 г., итогом которых явился знаменитый договор 944 г. Киевский князь Игорь Старый в 941 г. потерпел поражение от греков, сжегших его флот метательным огнем. В 943 г. Игорь собрал новое войско и двинулся на Византию «в лодиях и на коних». Херсонесские греки и болгары известили императора Романа:
«Се идуть Русь, бес числа корабль — покрыли се суть море корабли». «Се слышав цесарь посъла к Игорю лучьшая боляры, моля и глаголя: «Не ходи, но възьми дань, юже имал Ольг; придам и еще к той дани». Игорь же, дошьд Дуная, съзъва дружину и нача думати и поведа им речь цесареву».
Дружина решила, что значительно лучше «не бивъшеся имати злато и сьребро и паволокы», тем более, что исход сражений неизвестен: «къто одолееть — мы ли они ли?».
«И послуша их Игорь и повеле печенегом воевать Българьску землю [за союз с Византией], а сам възьм у Грек злато и паволокы и на вься воя, възвратися въспять…»[493].
На Дунае невдалеке от моря (а, следовательно, в низовьях реки) Игорь принял греческое посольство и дождался богатой дани. Надпись 943 г. имеет к этому событию прямое отношение, так как найдена на Дунае и содержит упоминание греков в такой грамматической форме, которая вполне соответствует летописным выражениям «взя дань на Грецех». Используя фрагменты букв верхней (исчезнувшей) строки и допуская, что надпись в полном виде должна была содержать имя князя, его титул и сущность события — дань, всю надпись предположительно можно восстановить так:
Надпись 943 г. из низовий Дуная (фрагмент)
Оставлять такой монументальный эпиграфический след о благоприятном исходе незавершенного похода можно было только в том случае, если население той местности, где ставили камень, было подчинено или, по крайней, мере, симпатизировало киевскому князю. Возможно, что в первой половине X в. так и было. Наличие болгарской администрации (жупан Димитрий) не исключает хороших взаимоотношений с Русью. Во второй половине X в. отношения испортились. Переяславцы враждовали со Святославом Киевским, а камень с надписью 943 г. был использован для фундамента крепостной стены. Но до 943 г. отношения «островитян» с Русью были благоприятны.
Прямые связи Киевской Руси с «островом русов» мы видим в эпоху Святослава.
967 г. «Иде Святослав на Дунай на Българы. И бивъшемъся обоим, одоле Святослав българом и възя город 80 по Дупаеви и седе кьняжа ту, Переяславьци, емля дань на Грьцех».
Местоположение Переяславца (ранее отождествляемого с с. Преслав близ Тульчи) теперь может быть уточнено по данным Идриси[494]. Это местность в 18 км северо-восточнее Хорсова и в 7 км западнее села Сарай, носящая название Эски Сарай («Старый дворец»), так как здесь был некогда дворец хана Омортага на берегу старицы Дуная, в середине западного берега «острова». В 969 г., когда Ольга, мать Святослава, и киевляне просили князя не бросать Киев на произвол судьбы, Святослав ответил матери и боярам:
«Не любо ми есть жити Кыеве, хощю жити Переяславьци в Дунай, яко то есть среда земли моей, яко ту вься благая съходяться: от Грьк — паволокы, злато, вино и овощеве разноличьнии; ис Чех и из Угър — сьребро и комони; из Руси же — скора и воск и мед и челядь»[495].
В этом ритмично написанном отрывке придворного эпоса мы явно видим прославление древнего «острова русов» и его торговых преимуществ. Город Переяславец, или Малый Преслав, находился на самом краю державы Святослава как Петербург Петра на краю России. «Середой земли» он мог быть назван только в том случае, если под этой землей подразумевать дунайский «остров», по отношению к которому Переяславец действительно занимал срединное положение. Любопытно здесь и определение земли: Переяславец обозначен не на Дунае, а в Дунае, так, как если бы «Дунай» было определением не реки, а округи, земли, омываемой рекой. Это очень хорошо объяснило бы наименование «дунайцы» как жителей «острова». Во время отъезда Святослава в Киев на похороны Ольги болгары овладели Переяславцем, но Святослав вернул себе любимый город и отсюда начал угрожать грекам, находившимся поблизости в Доростоле на Дунае (вне «острова»).
Переяславцы не были довольны княжением Святослава в их городе и, когда он отправился в Русь за пополнением дружины,
«посълаша переяславьци к печенегом, глаголюще сице: «Се идеть вы Святослав в Русь, възьм имение мъного у Грьк и полон бещисльн с малъмь дружины».
В битве с печенегами Святослав, как известно, и погиб. Сын Святослава Владимир, став киевским князем, совершил поход на «низовских» болгар, двинув войска, как и его дед Игорь, «в лодиях и на коних» (985 г.). В результате был заключен мир. Относить это известие к волжским болгарам нельзя, так как те названы в соседних строках летописи «българе веры Бохъмиче», т. е. магометане. В 988 г. Владимир принимает христианство и женится на сестре византийских императоров-соправителей. Событие это отражено в былинах, где главную роль свата выполняет не Добрыня, не Илья Муромец, а Дунай-богатырь, происходящий из чужой страны, но православный. Дунай «во послах бывал, много земель знавал и говорить горазд»[496]. Посредник между киевским князем и византийскими цесарями носит в некоторых былинах весьма примечательное прозвище: Дунай Переславьев[497]. Вполне вероятно, что в сватовстве Владимира принимал участие кто-то из «дунайцев», живших в Переделавце на Дунае. Его образ и отразился в былинном Дунае Переславьеве.
Киевская Русь не забывала родственную ей Дунайскую землю. В 1043 г. сын Ярослава Мудрого Владимир, идя походом на греков, «поиде в лодиях и придоша в Дунай». Опять Дунай здесь показан как земля, как область.
В 1116 г., после того, как Руси удалось несколько отогнать половцев от своих путей, боярин Владимира Мономаха Иван Войтишич «посажа посадники по Дунаю». В том же году княжич Вячеслав с воеводой Фомой Ратиборичем ходил на Дунай, предполагал взять Доростол, но возвратился без успеха. Важно отметить, что восточнее Доростола-Силистрии, т. е. на территории древнего «острова русов», которую нужно было пройти, чтобы достичь Доростола, никаких военных действий не было.
Очевидно, население «Дуная», бывшего «острова русов», подобно позднейшему донскому казачеству, то признававшему власть России, то проявлявшему полную автономность, тоже испытывало политические колебания и входило то в состав Руси (посадники киевского князя на Дунае), то обособлялось или даже становилось явно враждебным. Последний штрих к этой забытой истории самого юго-западного угла русского пространства добавляет список конца XIV в. «А се имена градом русским дальним и ближним», в котором воскрешены очень давние связи Киевской Руси с таким важным перепутьем, как дунайский остров. Помимо морских пристаней, сосредоточенных близ главных жизненных центров Болгарского царства IX–X вв. (Аколятрия, Карна, Дичина, Каварна), русскими городами названы также Килия, Доростол, Новое село — города, расположенные или «на острове русов» или в непосредственной близости от него.
Замысел «острова русов» возник в VI в. в эпоху Кия (когда, по словам Прокопия, славяне селились в городах «острова»), но он не был тогда осуществлен. В VIII — начале IX в. около низовий Днестра и Днепра жило многочисленное славянское население. Стремительное продвижение мадьяр в середине IX в. отрезало юго-западную часть русов от приднепровского массива, занявшую превосходную оборонительную позицию между изгибом Дуная и морем. Здесь с центром в Переяславце создалась особая область, заселенная в основном славянским (но с возможной добавкой иных народов) населением, успешно оборонявшимся от кочевников, ведшая торг по Черному морю и являвшаяся важным связующим звеном между Киевской Русью, Болгарией и Византией в IX–XII вв.