5. Нарком иностранных дел

5. Нарком иностранных дел

Лишь ощупью Троцкий пытался найти наиболее целесообразные подходы к налаживанию внешнеполитической деятельности большевистского правительства. В литературе часто можно встретить утверждение, что он поначалу совершенно пренебрежительно смотрел на работу своего ведомства и даже заявил: «Вот издам несколько революционных прокламаций к народам и закрою лавочку». Действительно, эти слова приводятся в воспоминаниях персонажа этой книги. Троцкий тут же оговаривался, что если он действительно и произнес эту фразу, то «утрировал свою точку зрения, желая подчеркнуть, что центр тяжести сейчас совсем не в дипломатии». И все же Троцкий создал внешнеполитическое ведомство, хотя и утверждал, что наркомат отнимал у него совсем немного времени [171] .

Наркоминдел являлся первым народным комиссариатом, сформированным в качестве самостоятельного органа непосредственно после II съезда Советов [172] . Свое крохотное «министерство» Троцкий разместил поначалу в Смольном, где оно заняло две маленькие комнатки под самой крышей. Иначе говоря, наркомат по занимаемой им площади был значительно меньше квартиры Троцкого. Засиживаясь в нем до глубокой ночи, Троцкий часто проводил здесь и время до утра на узкой кровати.

Почти все чиновники бывшего Министерства иностранных дел приняли участие в общепетроградской забастовке, направленной против большевистской диктатуры. Забастовка была организована профессиональной организацией чиновников – Союзом союзов. 9 ноября Троцкий отдал приказ по Министерству иностранных дел о том, что служащие, не явившиеся на работу на следующий день, будут уволены с полным лишением права на пенсию, а офицеры, занятые в министерстве, будут отправлены в свои части. Приказ этот очень любопытен своим переходным характером. В нем фигурировало министерство, а не наркомат, содержалось традиционное обращение к «господам служащим», о военных говорилось так, будто реально все еще существовала боеспособная российская армия, а о пенсиях чиновникам Российской империи – будто кто-то собирался их платить.

В этот же день Троцкий вызвал к себе руководящих сотрудников МИДа и потребовал немедленного перевода на все главные иностранные языки Декрета о мире. Дипломаты, явившиеся, видимо, в основном из любопытства, покинули Смольный, отказавшись выполнить это предписание [173] . И все же подписанный Троцким документ с угрозой увольнения оказал воздействие на некоторых мидовских чиновников. Кое-кто из них заявил о готовности сотрудничать с большевистской властью. В их числе были ответственные и опытные работники IV политического отдела Ф.Е. Петров, А.В. Сабанин, А.Н. Воскресенский, руководствовавшиеся не только личными мотивами, но и соображениями патриотизма, тем более оправданного, что Россия находилась в состоянии войны с Германией. Все они впоследствии стали руководителями подразделений Наркоминдела [174] .

Троцкий, к немалому своему удивлению, начинал понимать, что существует некий государственный аппарат, коллектив чиновников различного уровня, знаний и сферы деятельности, бюрократический слой, который можно как угодно ругать, в том числе самыми последними словами, но без которого не в состоянии обойтись ни одно высшее государственное руководство; что без него государственная машина попросту не способна функционировать; что его необходимо привлекать на свою сторону по возможности пряником, но во многих случаях и при помощи кнута. Троцкий был одним из первых большевистских деятелей, который на собственной шкуре или, скорее, на судьбах собственного, только еще зарождавшегося ведомства, требовавшего особо квалифицированных работников, способных общаться с иностранными дипломатами, ощутил эту не очень для него приятную, но реально сложившуюся ситуацию.

Подавляющее большинство чиновников центрального аппарата МИДа во главе с товарищами министра А.А. Нератовым и A.M. Петряевым отказались от сотрудничества с новой властью. Все они были уволены приказом наркома от 13 ноября [175] . Более того, назначенный Троцким «уполномоченный Наркоминдела в МИДе» И.А. Залкинд [176] , живший в эмиграции, окончивший Сорбонну и знавший несколько языков, получил беспрецедентное право подвергать аресту сотрудников министерства, виновных в «активной контрреволюционной деятельности», для чего ему были даже выданы бланки соответствующих ордеров [177] .

Вслед за этим начались увольнения российских дипломатических представителей за рубежом. Им предшествовала циркулярная телеграмма Троцкого от 22 ноября в зарубежные посольства России: их руководителям предлагалось немедленно сообщить о согласии проводить внешнюю политику, ориентированную на немедленное прекращение войны, которая была определена II съездом Советов, с угрозой, что те, кто откажется от этого, будут немедленно отстранены от работы. Положительные ответы дали только поверенный в делах в Португалии П.Л. фон Унгерн-Штернберг и временный поверенный в Испании опытный дипломат Ю.Я. Соловьев (вскоре он отказался выполнять распоряжения Наркоминдела и объявил себя эмигрантом, но в 1922 г. возвратился в Россию). Оба они подверглись бойкоту со стороны дипломатических представительств стран Антанты и властей Испании и Португалии, а местные власти этих стран не пропускали их телеграммы в Россию [178] . Остальные послы и их сотрудники были уволены приказом Троцкого от 26 ноября. В приказе говорилось: «Ввиду неполучения ответа на посланные телеграммы и радиотелеграммы послам, посланникам, членам посольств и пр. Российской Республики с предложением немедленного ответа о согласии работать под руководством Советской власти… увольняются со своих постов без права на пенсию и поступления на какие-либо государственные должности, а равным образом лишаются прав производить какие бы то ни было выдачи из государственных средств» [179] .

Далее шел перечень около 30 дипломатов, в числе которых были такие известные политические деятели, как посол в Великобритании К.Д. Набоков, посол в США Г.П. Бахметьев, посол в Италии М.Н. Гирс, посол в Испании А.В. Неклюдов. Так в результате большевистского переворота Россия лишилась большой группы опытных и преданных стране дипломатов, ставших первой группой послеоктябрьских политических эмигрантов.

Одновременно Троцкий предпринимал первые меры по налаживанию большевистской дипломатической службы, опираясь вначале на «старого знакомого» матроса Н.Г. Маркина, которого он назначил своим секретарем вместе с Залкиндом. 27 октября Троцкий сам, без охраны, в чем проявилось определенное мужество, совершил своего рода пробный шаг: он нанес визит в здание МИДа на Дворцовой набережной, 6 (возле Певческого моста), однако был встречен случайно находившимися в здании сотрудниками с внешне вежливым, но холодным презрением. Затем товарищ министра Нератов не очень деликатно попросил Троцкого удалиться [180] .

После этого инцидента по распоряжению наркома отряд вооруженных матросов под командой Маркина явился в МИД 4 ноября. У начальников отделов и департаментов были отобраны ключи от всех служебных помещений, и прежде всего хранилищ текущих деловых и архивных бумаг. Бывший начальник канцелярии Б.А. Татищев вынужден был отдать ключи от сейфов, где хранились шифры. Помещение было взято под охрану все тем же отрядом [181] . Ранее, 2 ноября, Троцкий по поручению ВЦИКа стал разрабатывать проект организации за границей «революционной дипломатической комиссии» с целью информирования зарубежных стран о событиях в России и ведения дипломатических переговоров [182] .

Сама по себе эта инициатива свидетельствовала о том, что нарком пытался найти новые способы внешнеполитической деятельности. Но инициатива с созданием «революционной дипломатической комиссии» повисла в воздухе. Даже положение о ней создано не было.

8 следующие дни Троцкий стал подбирать штат ответственных сотрудников наркомата и дипломатического корпуса. Первый опыт с использованием людей подобных Маркину и Залкинду оказался крайне неудачным, так как они не обладали знаниями, необходимыми для работы в дипломатическом ведомстве, напротив, норовили оказывать на людей исключительно силовое воздействие и подчинять их себе при помощи угроз и давления. Для дипломатического же поприща необходимы были совершенно иные качества. Троцкий полностью убедился в этом, когда поручил Маркину публикацию секретных дипломатических документов, обнаруженных в архивных фондах царского и Временного правительств.

9 ноября Троцкий приказал распространить заявление Наркоминдела о том, что «народы Европы и всего мира должны узнать документальную правду о тех планах, которые втайне ковали финансисты и промышленники совместно со своими парламентскими и дипломатическими агентами» [183] . Открыв сейфы, Маркин увидел там массу бумаг с грифом «Секретно». Нимало не задумываясь, он стал собирать воедино все, что ему попадалось под руку, лишь бы на бумагах была заветная пометка о ее секретности. Правда, к этой работе были привлечены чуть более компетентный Залкинд и молодой востоковед Евгений Дмитриевич Поливанов [184] , который до этого служил в МИДе – вначале в отделе печати, а затем в Азиатском департаменте (Поливанов предложил свои услуги большевикам сразу после Октябрьского переворота). Поливанов был человек огромного исследовательского таланта, в политике был малокомпетентен, но всячески стремился помочь новым властям. Вместе они чуть ли не мигом укомплектовали семь выпусков «Сборника документов из архива бывшего министерства иностранных дел», в которые вошли около 100 совершенно случайно подобранных текстов, немедленно изданные [185] . Последний выпуск, опубликованный в феврале 1918 г., завершался торжественным лозунгом, набранным на всю страницу: «Да здравствует международная конференция действительных представителей революционного пролетариата во главе с…», и далее следовал перечень ряда большевистских лидеров, включая, естественно, Ленина и Троцкого [186] .

Сколько-нибудь существенного значения для истории, для характеристики внешней политики России перед мировой войной и в годы войны эти документы не имели [187] , однако в огромной степени усилили враждебные чувства и раздражение правительств стран Антанты и ряда других государств по отношению к новой российской власти. Сами публикаторы конечно же абсолютно не понимали, что, собственно, они издают. Убедившись в полной бессмысленности дальнейшего издания такого рода документов без какой-либо системы, как и в том, что подобные издания только причиняют вред его деятельности на посту наркома, Троцкий распорядился прекратить совершенно бессмысленную затею. Маркин же, фактически провалившийся на дипломатическом поприще, был уволен из наркомата и отправлен в формировавшийся Красный флот, вскоре стал помощником командира Волжской военной флотилии и в 1918 г. погиб в бою.

Можно полагать, что печальный опыт безграмотной публикации дипломатических документов, осуществленной Маркиным вместе с его ассистентами, способствовал тому, что Троцкий постепенно приобретал опыт более эффективной государственной деятельности, осознавал, что одного «революционного инстинкта», а точнее, злобной разрушительной энергии для решения правительственных задач крайне недостаточно. Необходимо было, как все более понимал нарком, привлечение к дипломатической работе квалифицированных сил, по возможности специалистов данной области или, по крайней мере, людей, более или менее хорошо знакомых с западной и восточной культурой, владевших языками, умевших быстро схватывать мысль собеседника и участника переговоров и аргументированно отвечать как в письменном, так и в устном виде. У Троцкого вырабатывалось уважительное отношение к «спецам», которое в еще более яркой форме вскоре проявится в руководстве им военными делами.