5

5

Не успели отшуметь острые столкновения с «левой» оппозицией, как начала набирать силу борьба с «правым» уклоном. В ходе этой борьбы ярлык «правого уклониста» был навешен на многих старейших и известных руководителей партии. Ведущей фигурой этой новой группы оппонентов Сталина был Николай Иванович Бухарин, а наиболее последовательными его союзниками — А. И. Рыков и М. П. Томский. Победа над зиновьевской оппозицией выдвинула Бухарина в число наиболее авторитетных членов партийного руководства, он стал официальным теоретиком партии, а также возглавил Коминтерн.

В 1925–1927 годах, несмотря на атаки «левой» оппозиции, проводился курс на общее развитие производительных сил деревни, включая и развитие, если пользоваться терминологией М. И. Калинина, «мощных трудовых хозяйств». Эта политика дала хорошие результаты: по общей валовой продукции сельскохозяйственное производство довольно быстро превзошло довоенный уровень. Однако общее экономическое положение в стране оставалось трудным и сложным. Восстановительный период закончился, и все же предприятия работали не лучшим образом, их оборудование было изношено, а продукция отличалась нередко высокой себестоимостью и низким качеством. Сохранялась значительная безработица, внешняя торговля развивалась медленно, так как государство не располагало достаточным количеством товаров для экспорта. Партия уже провозгласила курс на индустриализацию, но для ее проведения не хватало средств. Нехватка средств мешала и модернизации, и оснащению Красной Армии, хотя международное положение СССР в этот период было еще неустойчивым и вызывало немало опасений. Приходилось думать о расширении источников «первоначального социалистического накопления» также и за счет «капиталистических элементов» города и деревни. Бухарин сам выступил с инициативой пересмотра ряда положений «генеральной линии». Так, например, на VIII московском съезде профсоюзов он заявил:

«Проведение линии XIV конференции и XIV съезда усилило союз с середняком и укрепило позиции пролетариата в деревне. Теперь вместе с середняком и опираясь на бедноту, на возросшие хозяйственные и политические силы нашего Союза и партии, можно и нужно перейти к более форсированному наступлению на капиталистические элементы, в первую очередь, на кулачество».

При участии Бухарина XV съезд ВКП(б) принял ряд решений, направленных на ограничение «капиталистических элементов» города и деревни. Однако вопреки требованиям «левых» это ограничение предполагалось проводить главным образом экономическими средствами, то есть в рамках нэпа, а вовсе не методами «военного коммунизма». К тому же ограничение капиталистических элементов или наступление на них вовсе не означало их «вытеснения» или «ликвидации». Поэтому XV съезд ВКП(б) решительно высказался против предложенного «левыми» принудительного изъятия хлеба у зажиточных слоев деревни. Съезд возражал также против скоропалительной массовой коллективизации, не подготовленной ни субъективными, ни объективными факторами.

Провозглашенная XV съездом сельскохозяйственная политика не была, однако, проведена в жизнь. Еще до съезда, поздней осенью 1927 года, возникли серьезные трудности с хлебозаготовками. Хотя урожай был хорошим, крестьяне, особенно зажиточные, не торопились продавать хлеб государству. У них были его излишки, оставшиеся еще от 1925–1926 годов, и многие хотели дождаться весны, чтобы продать хлеб по более дорогой цене. Часть крестьян требовала не денег, а товаров промышленного производства. Эти трудности во взаимоотношениях с крестьянством не удалось преодолеть и в начале зимы. Свои обязательства по сельскохозяйственному налогу, который был не слишком обременительным и взимался теперь не продуктами, а деньгами, крестьянство выполнило, но продавать хлеб государству по сравнительно невысоким осенним закупочным ценам отказывалось. Между тем у государства не было резервных запасов зерна, так как хлеб был в то время также и важной экспортной статьей. Образовался большой дефицит, который мог серьезно сказаться и на снабжении городов, и на снабжении Красной Армии, и на экспортных поставках.

Стремясь предотвратить последствия этого дефицита в хлебном балансе страны, ЦК ВКП(б) дал ряд директив о применении против кулачества и зажиточной части деревни чрезвычайных мер, включая принудительную конфискацию хлебных излишков. Хотя в директивах и говорилось о временном характере этих мер, речь шла в действительности о резкой и неожиданной для местных работников перемене всей прежней политики партии в деревне, противоречащей только что принятым решениям XV съезда ВКП(б), и скорее соответствовавшей предложениям только что разгромленной «объединенной» оппозиции, чем всей прежней политике.

Новые директивы ЦК были приняты с согласия всего Политбюро, включая Рыкова, Бухарина и Томского. Чтобы ускорить хлебозаготовки, тысячи коммунистов были направлены в помощь сельским партийным организациям. В различные районы страны были командированы и многие члены ЦК. Сам Сталин покинул свой кабинет в Кремле и 15 января 1928 года выехал в Сибирь, где, по данным хлебозаготовительных органов, скопились особенно большие излишки зерна. Он побывал в Новосибирске, Барнауле и Омске. Проводя собрания партийного и государственного актива, он грубо и резко осуждал местных работников за нерешительность в применении чрезвычайных мер к богатым крестьянам.

Нажим на богатых крестьян привел к некоторому увеличению хлебозаготовок. Но в апреле 1928 года поступление зерна на хлебозаготовительные пункты вновь сократилось, и Сталин дал указание еще более широко применять чрезвычайные меры, которые затрагивали теперь и основную массу середняков. Одновременно в ВСНХ под руководством В. Куйбышева были разработаны меры, направленные на ускоренное проведение индустриализации и расширение капитального строительства, а это требовало значительных государственных расходов.

Можно было предвидеть, что новый и резкий поворот в экономической политике Сталина вызовет разногласия в Политбюро и в ЦК ВКП(б). Так оно и произошло. Дебаты в Политбюро весной 1928 года становились все более острыми. В качестве оппонента выступал Бухарин, поддержанный Рыковым и Томским. Еще два члена Политбюро — Калинин и Ворошилов — занимали умеренную позицию. Ворошилов, как нарком обороны, опасался, что разлад с крестьянством отразится на боеспособности Красной Армии. По закрытым каналам ему доложили о «нездоровых» настроениях в некоторых воинских частях. Калинин, как председатель ЦИК СССР, беспокоился о союзе с крестьянством. Он дорожил своей репутацией «всесоюзного старосты», защитника и выразителя интересов трудового крестьянства. Еще два члена Политбюро — Орджоникидзе и Рудзутак — колебались. По существу, из всех членов Политбюро, вошедших в него после XV съезда, Сталина безоговорочно поддерживали только В. Куйбышев и В. Молотов. Недостаточную поддержку имел Сталин и в ЦК, а также в ряде важных региональных организаций партии. Это вынуждало его к маневрированию и выжиданию. На стороне Бухарина решительно выступило руководство Московской партийной организации во главе с кандидатом в члены Политбюро Н. А. Углановым. Аппарат Совнаркома и Госплана СССР также был на стороне «умеренных». Если новый председатель ГПУ В. Менжинский поддерживал Сталина, то два его заместителя — М. Трилиссер и Г. Ягода — высказывались за более умеренную политику.

Бухарин был теоретиком, идеологом, он не боялся вступать в спор ни с Лениным, ни со Сталиным. Но он был человеком слишком мягким, плохо приспособленным к жесткой политической борьбе. Он не стремился, подобно Троцкому или Зиновьеву, к власти в партии. Воспоминания о только что закончившейся острой борьбе с «левой» оппозицией не позволяли Бухарину даже думать о том, чтобы развязать в новых условиях общепартийную дискуссию и обратиться ко всей партии с призывом поддержать его в спорах со Сталиным. Бухарин не хотел создавать новой фракции и разрабатывать оппозиционную платформу. К тому же соотношение сил внутри ЦК позволяло Бухарину надеяться, что он сможет одержать верх, ведя дискуссию в рамках ЦК и Политбюро. Излишне говорить, насколько такая позиция Бухарина была выгодна Сталину.

В мае и июне 1928 года Бухарин направил в Политбюро две записки, которые были поддержаны Рыковым и Томским. В этих записках он отмечал, что многие мероприятия ЦК перерастают в новую линию, отличную от линии XV съезда, и что все это идеологически дезориентирует партию. Бухарин утверждал, не без оснований, что у партийного руководства нет ни общего мнения, ни целостного плана, и требовал, чтобы на Пленуме ЦК, который намечался на 4 июля, была проведена свободная и общая дискуссия. В отличие от писем, которые направлял в Политбюро Троцкий, записки Бухарина не были «открытыми» и не распространялись в партийных организациях. Сталин заявил, что принимает рекомендации Бухарина. Однако он не хотел оставлять за ним инициативу в споре и своими выступлениями и письмами спровоцировал новую вспышку дискуссий. В конце июня было созвано новое заседание Политбюро, и на нем Бухарин, Рыков и Томский огласили декларацию, в которой говорилось об угрозе союзу рабочего класса и крестьянства. Они требовали немедленно прекратить применение чрезвычайных мер и восстановить рынки, предлагали воздержаться от создания таких колхозов и совхозов, которым государство не могло сразу же оказать материальную поддержку. В центре внимания партии, считали они, должно быть стимулирование мелких и средних крестьянских хозяйств. В. Молотов назвал эту декларацию «антипартийной». Сталин был более осторожен. Для преодоления возникших разногласий создали комиссию в составе К. Я. Баумана, Бухарина, Микояна, Рыкова, Сталина. Комиссия подготовила компромиссные тезисы о политике хлебозаготовок, которые одобрило Политбюро на заседании 2 июля. Было решено отменить чрезвычайные меры, повысить закупочные цены на зерно и восстановить сельские рынки.

Через несколько дней в Москве открылся Пленум ЦК ВКП(б). Основной доклад на Пленуме сделал Рыков. Он оценил положение в стране как очень плохое и высказал даже опасения насчет возможности новой гражданской войны с крестьянством. Он повторил требования об отказе от чрезвычайных мер, о повышении закупочных цен, сохранении принципов нэпа и о поддержке мелкого и среднего крестьянства.

Сталин вовсе не собирался отступать. Он убедился в поддержке большинства секретарей обкомов партии и потому посвятил свои речи на Пленуме оправданию проводимой им политики. В центре аргументации был вопрос о необходимости более быстрых темпов индустриализации. Но как Рыков не обвинял Сталина, так и Сталин в своих речах на Пленуме не выдвигал никаких обвинений в адрес Бухарина или Рыкова. Он выступал лишь против некоторых тезисов Троцкого, Преображенского и Фрумкина. На июльском Пленуме ЦК Сталин впервые выдвинул свой тезис об обострении классовой борьбы в СССР.

«…Продвижение рабочего класса к социализму… не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов… не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы».

Сталин призвал не только «исключить необходимость применения каких бы те ни было чрезвычайных мер» — он заявил: «Люди, думающие превратить чрезвычайные меры в постоянный или длительный курс нашей партии, — опасные люди, ибо они играют с огнем и создают угрозу для смычки».

Но в той же речи он заметил, что нельзя вообще зарекаться от применения в будущем чрезвычайных, или «комбедовских», мер в деревне, если там возникнут «чрезвычайные условия».

На июльском Пленуме ЦК были приняты компромиссные резолюции, более близкие к позиции «правых», чем к сталинской позиции. Но эти резолюции не были победой Бухарина, так как именно Сталин сумел повести за собой большинство ЦК и привлечь на свою сторону Калинина и Ворошилова. У него теперь оказалось прочное большинство внутри Политбюро, а это было важнее, чем любые резолюции Пленума ЦК. Понимал это и Бухарин.

Сталин сразу же принял ряд мер, направленных на ослабление позиций Бухарина. Развернутая в Коминтерне борьба против «правых тенденций» в коммунистическом движении косвенно задевала и Бухарина, и его сторонников. Ослаблялись позиции Бухарина в органах печати. В редколлегии «Правды» все активнее выступал верный сталинец Ем. Ярославский. В президиум ВЦСПС был введен другой верный сталинец — Л. Каганович. Петр Петровский был снят с должности главного редактора «Ленинградской правды»; Слепков, Астров, Марецкий, Зайцев и Цейтлин удалены из редакций «Правды» и «Большевика». Бухарин все еще оставался главным редактором «Правды», но ему трудно было определять теперь позицию партийной печати.

Сторонники Сталина активизировались в Московской партийной организации. Им удалось добиться переизбрания нескольких секретарей райкомов партии. В середине октября 1928 года, когда Бухарин отдыхал в Кисловодске, был созван пленум Московского обкома и горкома партии. Угланов со своими сторонниками оказался в меньшинстве. На пленуме выступил сам Сталин и обвинил Угланова в правом уклоне. Угланов и его сторонники не были избраны в руководство Moсковской партийной организации. Ее возглавил секретарь ЦК В. М. Молотов. Это нанесло едва ли не решающее поражение группе Бухарина. Она была деморализована, и даже Рыков пошел на уступки в дискуссиях, которые велись в Политбюро. Только теперь Бухарин прервал свой отпуск и вернулся в Москву, где мог убедиться, что его позиции в партийных верхах значительно ослабели. К тому же положение в стране опять обострилось. Хлебозаготовки шли плохо, и вновь был поднят вопрос о применении чрезвычайных мер. Бухарин, Рыков и Томский выступили против, а когда Политбюро отклонило их протест, подали коллективное заявление об отставке. Но Сталин еще не был вполне уверен в своем превосходстве. Калинин и Ворошилов вновь стали выказывать признаки колебаний. Поэтому Сталин предложил компромисс, на который Бухарин согласился. Сталин обещал, в частности, прекратить преследования бухаринцев и уменьшить капиталовложения в промышленность. Рыков был утвержден докладчиком на предстоящем Пленуме ЦК ВКП(б). В конце января 1929 года именно Бухарину было поручено сделать доклад на траурном заседании, посвященном пятилетию со дня смерти Ленина. В этом докладе, озаглавленном «Политическое завещание Ленина», Бухарин, опираясь на анализ статей и выступлений Ленина в 1921–1923 годах, подробно изложил взгляды Ленина на перспективы строительства социализма в СССР. Для всякого внимательного слушателя или читателя этого доклада было очевидно, что политическая и экономическая линия Сталина весьма далека от ленинских планов социалистического строительства. Но этот косвенный выпад против Сталина оказался не слишком эффективным.

Борьба, так и не вышедшая фактически за рамки ЦК и разного рода аппаратных столкновений, приближалась к развязке. Сталину уже не нужны были компромиссы. Бухарин принял вызов, и острая полемика между ними развернулась на заседаниях Политбюро в январе и феврале 1929 года. В это время Бухарин составил совместно с Томским и Рыковым подробный документ, своего рода платформу «правых» («платформа троих»), которая содержала критику сталинской политики и предлагала альтернативную программу экономического и политического развития страны. Этот документ был зачитан Рыковым на одном из заседаний Политбюро, но не вынесен на обсуждение ни всей партии, ни хотя бы ее Центрального Комитета. Именно в нем Бухарин обвинил Сталина в «военно-феодальной эксплуатации крестьянства». Политбюро отвергло эти обвинения как «клевету» и вынесло порицание Бухарину. Новый компромисс был уже невозможен. Обстановка накалялась, и среди ближайших сторонников Бухарина наметились колебания. Рыков взял назад свое заявление об отставке и вернулся к работе в Совнаркоме. Неожиданно осудил Бухарина один из его учеников — Стецкий.

Развязка наступила в апреле, когда собрался объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Бухаринцы были в явном меньшинстве. Сталин выступил с развернутой критикой «группы Бухарина, Томского и Рыкова», о существовании которой якобы раньше никто не знал и которая только что обнаружилась в Политбюро. Доклад Сталина был резким, грубым и тенденциозным. Он говорил обо всех ошибках Бухарина чуть ли не с первых дней его политической карьеры. Ошибочными объявлялись и работы Бухарина 1925–1927 годов. В своей обычной грубой манере Сталин обозвал Томского «тред-юнионистским политиканом». Бухарин, как заявил Сталин, «подпевает господам Милюковым и плетется в хвосте за врагами народа», он «недавно еще состоял в учениках у Троцкого», это человек «с разбухшей претенциозностью». Теория Бухарина — это «чепуха», декларация группы Бухарина — «это наглая и грубая клевета» и т. д. и т. п.

Попытки Бухарина, Томского и Угланова смягчить остроту этих высказываний и оценок ссылками на недавнюю личную дружбу со Сталиным тот решительно отверг, сказав, что «все эти сетования и вопли не стоят ломаного гроша».

Бухарин, Рыков, Томский и Угланов не стали каяться на Пленуме, а выступили с защитой своих взглядов и с критикой сталинской политики. Бухарин, в частности, обвинил Сталина в подрыве нэпа и установлении «чудовищно односторонних» отношений с крестьянством, которые разрушают «смычку рабочего класса и крестьянства». Он заявил, что такая политика означает полную капитуляцию перед троцкизмом. Бухарин поддержал планы быстрой индустриализации, но предупредил, что без одновременного развития сельского хозяйства они обречены на провал. Бухарин обвинил Сталина в создании чиновничьего государства и в ограблении крестьянства; при этом осудил сталинский тезис о непрерывном обострении классовой борьбы по мере продвижения СССР к социализму:

«Эта странная теория возводит самый факт теперешнего обострения классовой борьбы в какой-то неизбежный закон нашего развития. По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми».

Речь Бухарина так же, как и большая часть стенограммы апрельского Пленума ЦК ВКП(б), не была опубликована ни в 1929 году, ни позже. На Пленуме у Сталина было прочное большинство, но он опасался, что в широких кругах партии и особенно у сельских коммунистов программа Бухарина встретит гораздо больше сочувствия, чем среди членов ЦК и ЦКК. Не могло быть сомнения в том, что среди крестьянства, многих рабочих и беспартийной интеллигенции Бухарин в тот период был значительно популярней, чем Сталин. Даже речь Сталина не была тогда напечатана полностью, из нее многое было исключено — главным образом это касалось критики Бухарина и его платформы. Эта речь полностью увидела свет лишь через 20 лет — в двенадцатом томе Собрания сочинений Сталина. Боязнь Сталина предать гласности полемику с Бухариным отражала его неуверенность в прочности своей идейной и политической платформы, И действительно, мы видим сегодня, что большая часть критических замечаний «правых» в адрес сталинской политики 1928–1929 годов оказалась совершенно справедлива. «Правые» были против превращения чрезвычайных мер в постоянную политику партии в деревне. Резонно возражали против ускоренной и принудительной коллективизации, считая, что это может привести лишь к падению сельскохозяйственного производства, к ухудшению снабжения городов и срыву экспортных планов. «Правые» не без основания возражали против гигантомании в индустриальном строительстве, против чрезмерных и во многих случаях экономически не оправданных капитальных затрат. Весьма разумными были предложения «правых» о повышении закупочных цен на зерно, — это побудило бы крестьян увеличить его продажу государству.

Бухарин и его политические единомышленники предлагали в 1928 году не применять повторно чрезвычайные меры, а вместо этого купить за границей товары легкой промышленности и даже зерно. Возможно, в тех условиях это было бы меньшим злом. Совершенно справедливо указывали «правые» на недооценку развития легкой промышленности. При сохранении приоритета тяжелой индустрии легкая промышленность должна была развиваться более быстро, ибо давала большую часть товаров для продажи как в городе, так и в деревне, а стало быть, обеспечивала необходимые средства для финансирования всех государственных проектов и нужд. Без соблюдения должных пропорций в стране неизбежно сохранились инфляция, товарный голод, а экономические стимулы заменялись административным нажимом.

И в 1928–1929 годах Бухарин был уверен, что нэп, как основная линия экономической политики партии, еще не исчерпал себя, что в СССР еще существует достаточный простор для развития не только социалистических предприятий, включая кооперацию, но и определенных капиталистических элементов, Лишь в более отдаленном будущем развитие социализма должно привести к ликвидации нэпмановского буржуазного сектора и кулацкого эксплуататорского хозяйства. Бухарин считал, однако (и Сталин его в этом поддерживал до 1928 года), что вытеснение капиталистических элементов города и деревни должно происходить в основном под экономическим, а не административным давлением, то есть в результате конкуренции, при которой социалистический сектор одержит верх над капиталистическим. Такая точка зрения могла оспариваться «левыми», призывавшими к новой «революции» и к новым экспроприациям, но имела полное право на существование и практическую проверку.

В своей политике по отношению к крестьянству именно Сталин взял на вооружение (и при этом значительно углубил и расширил) троцкистские концепции «первоначального социалистического накопления» и зиновьевско-каменевские предложения о чрезвычайном обложении зажиточных слоев деревни. Логично поэтому, что к проведению своей новой политики Сталин привлек многих видных деятелей недавней «левой» оппозиции.

С явно «ультралевых» и сектантских позиций критиковал Сталин и деятельность Бухарина как руководителя Коминтерна. Несомненно, что в середине 20-х годов Бухарин разделял ошибочную позицию Коминтерна в отношении социал-демократии и ошибочную формулу «социал-фашизма». Однако в конце 20-х гидов, по мере роста фашистской опасности в Европе, Бухарин начал пересматривать эту позицию, находил возможным и соглашения с низовыми социал-демократическими организациями и социал-демократическими профсоюзами против фашизма.

Сталин, напротив, требовал усилить борьбу с социал-демократией. Более того, он предлагал усилить борьбу также против левых течений в социал-демократии, хотя именно они были потенциально наиболее вероятными союзникам коммунистических партий.

Ошибочность позиции Сталина очевидна. Она не только препятствовала единому фронту с левыми силами в рабочем движении Запада. Она вела к тому, что не в одной лишь ВКП(б), но и во многих западных партиях честные коммунисты были произвольно отнесены к числу «носителей правого уклона».

Выступая против Бухарина и его группы, Сталин и его сторонники часто использовали в полемике чуждый марксизму метод вульгарного социологизма. В частности, какие-либо явления в области культуры или политические высказывания связывались непосредственно с позицией и политическими настроениями того или иного класса.

Поскольку в 1928–1929 годах платформа Бухарина не только для широких масс трудящихся, но и для капиталистических элементов города и деревни была предпочтительнее платформы Сталина, тот сразу же прикрепил Бухарину ярлык «защитника капиталистических элементов», «выразителя идеологии кулачества», «проводника кулацких влияний в ВКП(б)» и т. п. Кое-кто добавлял сюда еще словечко «объективно», однако впоследствии чаще всего обходились и без него.

Следует отметить, что Бухарин, Рыков и Томский никогда не создавали внутри партии какой-либо строго очерченной фракции. Это признавал и сам Сталин. Таким образом, «правые» даже формально не нарушали резолюцию X съезда о единстве партии. Выступив с репрессиями против «правых», начав с ними организационную борьбу и объявив защиту «правых» взглядов несовместимой с пребыванием в партии, Сталин чрезвычайно сузил, если не уничтожил вовсе, гарантированные Уставом ВКП(б) права каждого члена партии свободно обсуждать вопросы партийной политики.

Только после апрельского (1929 года) Пленума ЦК на партийных собраниях и в печати началась крайне интенсивная кампания против «правого» уклона, причем критика направлялась конкретно в адрес Бухарина, Рыкова и Томского. Все работы Бухарина с начала его политической деятельности подвергались тенденциозному разбору. Между тем сами лидеры «правых» были вынуждены молчать, хотя оставались еще членами Политбюро, а Рыков по-прежнему возглавлял Совнарком. Сталин хотел их публичной капитуляции, которой не дождался на апрельском Пленуме. И добился своего. Уже в ноябре 1929 года на очередном Пленуме ЦК А. Рыков огласил письменное заявление — свое, Бухарина и Томского. В нем говорилось, что «тройка» стоит, безусловно, за генеральную линию партии, отличаясь от большинства ЦК лишь по некоторым методам ее проведения. Вместе с тем отмечалось, что и «на рельсах принятого партией конкретного метода проведения генеральной линии были достигнуты в общем большие положительные результаты». Поэтому Бухарин, Рыков и Томский заявляли, что «разногласия между ними и большинством ЦК снимаются». Но даже и это заявление было признано «неудовлетворительным». Ноябрьский Пленум ЦК вывел Бухарина из Политбюро. Рыков, Томский и Угланов были предупреждены.

Сразу же после Пленума Бухарин, Рыков и Томский подали в Политбюро новое заявление с признанием своих «ошибок». Воля к борьбе у лидеров «правой» оппозиции была сломлена, как и у большинства лидеров «левой» оппозиции. Рассказывают, что в ночь на 1 января 1930 года в квартиру к Сталину, весело отмечавшему с друзьями Новый год, неожиданно постучали. На пороге стояли с бутылками вина Бухарин, Рыков и Томский. Они пришли для дружеского примирения. И хотя примирение внешне состоялось, никто из лидеров «правых» не вернул себе прежнего положения в партии. После XVI съезда ВКП(б) был выведен из Политбюро Томский, а на декабрьском Пленуме ЦК в 1930 году и Рыков. В 1931 году Рыков был снят с поста Председателя Совнаркома (этот пост занял Молотов) и назначен наркомом почт и телеграфа. Бухарин стал руководителем научно-технического управления в ВСНХ СССР, а через несколько лет — также главным редактором газеты «Известия». XVI съезд ВКП(б) еще избрал Бухарина, Рыкова и Томского в ЦК ВКП(б). Однако после XVII съезда партии все они перешли в разряд кандидатов в члены ЦК ВКП(б). И когда в начале 30-х годов происходили новые драматические события, ни Бухарин, ни Рыков, ни Томский уже не подали голоса протеста.

Несмотря на покорность бывших «правых», газеты и журналы в течение всей первой пятилетки продолжали поносить их. Даже в 1935 году журнал «Большевик» по-прежнему называл Бухарина «правым капитулянтом», якобы предлагавшим отказаться от индустриализации СССР и коллективизации сельского хозяйства и предоставить неограниченную свободу частнокапиталистическим элементам. Здесь же говорилось, разумеется, что «кулацкая сущность» этой программы была разоблачена партией под руководством Сталина, и т. п. Все это было в стиле Сталина. Он продолжал сильнее и сильнее поносить даже поверженных оппонентов.

Возникает вопрос: а могла ли победить Сталина «правая» оппозиция? Если в отношении «левой» оппозиции ответ на такой вопрос был отрицательным, то в отношении «правой» столь категорический ответ был бы неверным. У «правой» оппозиции было очень много шансов для победы над Сталиным, При определенных условиях ее платформа могла бы получить большинство и в Политбюро, к в ЦК, и в широких кругах партии, а также поддержку большинства крестьян, рабочих и служащих. Но лидеры «правой» оппозиции оказались неспособны использовать эти шансы. Они были недостаточно твердыми и настойчивыми политиками, и у них не хватило воли бороться за власть в партии и стране, фактически они уклонились от борьбы.

К концу 1929 года у Сталина, казалось бы, уже не было противников и оппонентов в ЦК партии. Но его победа над оппозициями не была победой ленинизма. Это была победа сталинизма, надолго утвердившего свое господство над страной и партией.