Глава 15 Сталин вмешивается

Глава 15

Сталин вмешивается

Успехи немецких войск 11 февраля и следующей ночью, похоже, напугали советское Верховное командование. Жуков координировал действия двух советских фронтов, но утром 12 февраля у него начался жар, и он заснул. Он не помнил, как долго проспал, когда его адъютант, Леонид Федорович Минюк, разбудил его и сказал, что звонит Сталин. Верховный главнокомандующий узнал о прорыве Брейта и о недавней атаке группы Штеммермана, которая смела советскую оборону в Новой Буде и Хильках. Когда Сталин спросил Жукова, знал ли тот об этом, Жукову пришлось признать, что у него не было такой информации. Сталин приказал ему проверить эти известия и затем доложить обстановку[179].

Жуков тут же позвонил Ватутину, и тот рассказал ему, как развивались события в течение ночи. После короткого обсуждения Жуков позвонил Сталину и передал ему все, что удалось выяснить. Согласно Жукову как раз перед этим со Сталиным говорил Конев и предложил подчинить 2-му Украинскому фронту все советские силы по периметру окружения, включая 27-ю армию Трофименко, на тот момент входившую в состав 1-го Украинского фронта Ватутина. Кроме того, Конев предлагал сосредоточить руководство силами, образующими внешний фронт окружения и обороняющимися от атак Брейта и фон Формана, в руках Ватутина. Жуков отвечал, что разгром окруженных немецких сил — дело трех-четырех дней, а перемены в структуре командования лишь затянут дело[180].

Сталин не прислушался к возражениям Жукова и, прежде чем повесить трубку, сказал: «Пусть Ватутин лично займется операцией 13-й и 60-й армий в районе Ровно — Луцк — Дубно, а вы возьмите на себя ответственность не допустить прорыва противника из района Лысянки». Через несколько часов пришло подтверждение в виде письменной директивы, которая также включала в себя приказ о передаче 27-й армии в составе 80-й, 337-й и 202-й стрелковых дивизий, 54-го и 159-го укрепленных районов и всех имеющихся частей усиления в подчинение командующего 2-м Украинским фронтом. Конечно, сложно оценить, в какой степени приказ Сталина повлиял на ход операции, но по сравнению с соотношением сил, погодными условиями, снабжением и прочими факторами его значение, вероятно, оказалось невелико. Приказ означал, что фронт Ватутина не удостоится славы победителя окруженной немецкой группировки[181].

Конев в своих мемуарах дал несколько другое описание событий. По его словам, Сталин сам предложил передать 27-ю армию 2-му Украинскому фронту, Конев же, по собственному утверждению, пытался отговорить его от этого. Конев ценил Трофименко как командующего, но считал, что ему будет трудно управлять армией, находящейся на другой стороне кольца окружения. Однако Сталин не изменил своего решения, и 27-я армия была переподчинена Коневу[182].

Выполняя директиву Сталина по подчинению 27-й армии 2-му Украинскому фронту, Конев решил организовать передовой командный пункт в месте расположения штаба 4-й гвардейской армии. Ему сказали, что для посадки самолета По-2 земля слишком раскисла, но ехать на машине через грязь потребует слишком много времени. Тогда Конев приказал устроить временную взлетно-посадочную полосу. Наконец два По-2 вылетели из расположения штаба 2-го Украинского фронта: один из них вез Конева, в другом летел его адъютант. Самолет с адъютантом был атакован немецким истребителем и не долетел до места назначения, но Конев благополучно прибыл на свой передовой командный пункт.

Немецкие передовые группы наступают, 11–12 февраля

Для немцев было очень важно как можно скорее воспользоваться выгодами, которые давал плацдарм во Франковке. Поздно вечером Беке получил приказ провести ночную атаку с плацдарма в направлении дороги Лука — Лысянка. Однако из-за трудностей со снабжением атаку не удалось начать до рассвета. Цель атаки состояла в том, чтобы при помощи 10 «Пантер» 23-го танкового полка и подразделений разведывательного батальона 16-й танковой дивизии овладеть районом южнее Дашуковки и Чесновки. Однако южнее Дашуковки в условиях плохой видимости из-за сильного тумана несколько «Пантер» были подбиты огнем советских противотанковых орудий из засад. Четыре из них, по всей видимости, были потеряны безвозвратно. Атака была остановлена.

Нехватка боеприпасов и горючего была сдерживающим фактором для боевой группы Беке, которая в течение 12 февраля практически бездействовала. Боевая группа Блёмеке тоже почти не вела боев. Была предпринята попытка наступления на Каменный Брод, но, добившись некоторого продвижения, немецкие войска вернулись на утренние позиции. Не проявляла особой активности и 17-я танковая дивизия. Она лишь продвинулась немного вперед, заняв более выгодные позиции для прикрытия левого фланга 16-й танковой дивизии, поскольку та должна была как можно скорее продолжить наступление в северо-восточном направлении[183].

Остальные три дивизии III танкового корпуса 12 февраля вели более серьезные бои. В Винограде советская 3-я воздушно-десантная дивизия провела несколько атак силами до батальона, вошла в Виноград и продолжала продвижение к центру села. Силы оборонявшихся составляли всего 35 стрелков, четыре пулемета и взвод противотанковой обороны из 198-й дивизии, и их явно не хватало, чтобы отразить атаку. Немцам пришлось отойти в южную часть Винограда. Для восстановления положения 326-й пехотный полк, один пехотный батальон и один артиллерийский дивизион из 198-й дивизии были направлены в Виноград. Брейт также послал в Виноград на усиление 198-й дивизии две батареи из 202-го дивизиона штурмовых орудий, который только что был передан из VII армейского корпуса. Наконец приказ провести атаку по дороге из Вотылевки на Виноград получила боевая группа из дивизии СС «Лейбштандарт». В состав этой группы входила одна «Пантера» и 12 пехотинцев. К наступлению сумерек еще рано было говорить о том, окажутся ли контрмеры Брейта эффективными.

Советская 58-й дивизия усилила нажим на 1-ю танковую дивизию СС «Лейбштандарт», особенно в Репках, где ее силы перешли в атаку рано утром. Разведывательный батальон дивизии СС скоро был вынужден оставить Репки. Кроме того, «Лейбштандарт», как и практически любая из участвующих в наступлении частей, имел проблемы с подвозом. Из-за плохого состояния дорог его полевые кухни все еще не прибыли. Солдаты получили мясные консервы, которые нужно было разогревать собственными силами, но дивизионный врач опасался, что несбалансированное питание скажется на здоровье личного состава. Боеприпасов тоже почти не осталось. Подполковник Штольц искал средства, которые облегчили бы транспортные проблемы. Как часто случалось на этой войне, было использовано местное население и его имущество. Примерно 150 повозок на конной тяге были принудительно изъяты у населения и направлены на передовую. Каждая везла 200 литров горючего. Была обнаружена ветка узкоколейной железной дороги, ведущая к кирпичному заводу, которую тоже решено было использовать. Началась работа по соединению ее с передовой так, чтобы вагонетки по путям могли тащить лошади. На тот момент еще не было уверенности, что эти меры окажутся полезными, но они хотя бы давали надежду на улучшение ситуации со снабжением.

1-я танковая дивизия на другой стороне клина, который был вбит III танковым корпусом в советские оборонительные линии, тоже провела 12 февраля в заботах об обеспечении подвоза. У боевой группы Франка в Лысянке оставалось крайне мало горючего и боеприпасов. Как уже отмечалось, одна рота «Пантер» и некоторое количество пехоты под командованием лейтенанта Валля были оставлены в Бужанке. Было решено перебросить их в Лысянку, что дало бы Франку свежие силы, лучше обеспеченные боеприпасами и горючим. Когда рота «Пантер» выступила в путь, она не встретила почти никакого сопротивления.

Расстояние между Бужанкой и Лысянкой было всего около шести километров. При наличии хорошей дороги «Пантерам» Валля понадобилось бы менее четверти часа, чтобы пройти его, но утром этого дня ему не приходилось рассчитывать на благоприятные условия, и Валль, вероятно, ожидал, что дорога займет большее время. Серьезного сопротивления противника не ожидалось, и танки лейтенанта Валля двигались без происшествий до того момента, когда показалась Лысянка. Однако, когда до окраины городка оставалось 300 метров, в его «Пантеру» попал снаряд советской противотанковой пушки, ранив или убив пехотинцев, сидевших на ее броне. Командир следующего танка обер-фельдфебель Штриппель увидел это и передал экипажам остальных танков по рации, чтобы те остановились, не доезжая до зоны обстрела советских пушек.

Прикрытый огнем «Пантеры» лейтенанта Валля, Штриппель приказал водителю на предельной скорости вести танк через открытое пространство в Лысянку. Это был дерзкий маневр, но Штриппель был опытным танкистом и имел на своем счету впечатляющее количество подбитых танков противника. «Пантера» Штриппеля добралась до Лысянки, не пострадав от огня противотанковых пушек, и укрылась за домами. Обнаружить советские пушки было непросто, поэтому Штриппель решил вылезти из танка, пока тот находился в укрытии, и дальше двинулся пешком. Успешно разведав позиции пушек противника, он вернулся в танк. Его «Пантера» выехала вперед и огнем своей пушки подавила советские противотанковые пушки, после чего остальные машины роты Валля благополучно доехали до Лысянки.

Во всем остальном подполковнику Франку не за что было порадоваться. 40 самолетов доставили горючее III танковому корпусу. Все горючее сбрасывалось в канистрах, и Франку досталось совсем немного, поскольку лишь два самолета сбросили свой груз в районе, который занимала его боевая группа. Он разочарованно наблюдал за тем, как много других канистр падали в лес южнее Лысянки, чтобы попасть в руки советским войскам. Связь между его боевой группой и остальными силами дивизии Коля была очень слабой, так как дороги на запад и юго-запад из Лысянки находились под огнем противника. Одна колонна немецких машин уже сильно пострадала от него в ночь на 12 февраля. Когда колонна въехала в район между Яблоновкой и Тихоновкой, она была расстреляна советскими противотанковыми пушками и самоходными орудиями. Все это сулило боевой группе Франка большие неприятности, поскольку она срочно нуждалась в пополнении запасов. К тому же, пока не был пробит надежный коридор, по которому могли бы выйти окруженные войска Штеммермана, в прорыве танковых передовых групп немцев в «мешок» не было никакого смысла.

Но и танковый корпус Брейта еще не исчерпал свои возможности. В течение ночи колонны снабжения добрались до боевой группы Беке, доставив драгоценные боеприпасы и горючее для «Пантер» и «Тигров», сделав возможным продолжение наступления. Соответствующий приказ Брейт отдал своим частям на 13 февраля. 16-я танковая дивизия с полком Беке должны были прорвать советскую оборону под Дашуковкой и выйти к Хижинцам, чтобы любой ценой установить соединение с группой Штеммермана. Боевая группа Франка должна была вброд переправиться через Гнилой Тикич в Лысянке и при необходимости оставить южную часть городка. Приказы Брейта были пронизаны идеей о том, что либо попытка прорыва увенчается успехом здесь, либо провалится вообще, поскольку группа Штеммермана могла продержаться в «мешке» еще считаные дни.

Одной из причин ощущения крайней срочности было положение на корсуньском аэдродроме, к которому все ближе подходила линия фронта. В группе Штеммермана было около 2000 раненых, которые еще не были эвакуированы самолетами в тыл, и большинство из них находились вблизи аэродрома. Поскольку операция по их эвакуации сейчас подошла к концу, их необходимо было переправить в Стеблев. С этого момента единственным, что давало надежду выбраться из «мешка», было продвижение на юго-запад. Лиеб побывал в Хильках, которые только что были отбиты у противника. Это был важный шаг на пути к соединению с III танковым корпусом, но Лиеб не мог не видеть, насколько изнурены солдаты. Поняв, что нет никакой уверенности в том, что им хватит собственных сил, чтобы завершить прорыв, Лиеб отправил радиограмму, сообщавшую о том, что «крайне необходимо, чтобы Брейт как можно скорее вышел к Петровскому». Это село располагалось в трех километрах к западу от Хильков, и если бы III танковый корпус сумел так близко подойти к окруженным, у них появились бы неплохие шансы на успешный прорыв. Лиеб поручил своему ординарцу сжечь бумаги и распределить одежду и прочее имущество между офицерами штаба. Возможно, в ходе прорыва они пригодились бы им больше.

Возможность осуществления прорыва зависела от того, насколько далеко сможет продвинуться III танковый корпус, но все же и корпус фон Формана должен был продолжать наступление. В противном случае Конев получил бы возможность перебросить часть сил 2-го Украинского фронта на участок между группой Штеммермана и танковым корпусом Брейта. В соответствии с прежними планами плацдарм в Искренном был оставлен до рассвета. Оставшиеся подразделения 13-й танковой дивизии были наконец сменены 14-й танковой дивизией и отправлены на запад, чтобы присоединиться к наступающим силам фон Витерсхейма.

В первой половине дня 11-я танковая дивизия очистила от противника Скалеватку, занятую днем раньше. Из Скалеватки боевая группа фон Сиверса должна была наступать в направлении Звенигородки, хотя целью этой атаки была высота 204,8, расположенная в четырех километрах к северо-западу от Скалеватки, на полпути до Звенигородки. «Пантеры» из 15-го танкового полка и 1-й батальон 26-го танкового полка с пехотой на броне должен был продолжить атаку в 12:15. Непосредственно перед началом атаки было решено продолжать ее без пехоты на танках, что, по всей видимости, было удачным решением, поскольку советские минометы начали обстрел «Пантер», как только те двинулись на север. Пехота, скорее всего, понесла бы серьезные потери, если бы осталась на броне танков под минометным огнем.

Танки без ущерба для себя продолжили атаку на запад в обход высоты 204,8, но вскоре к минометам присоединились советские противотанковые пушки. Немцы оказались под перекрестным огнем, и лейтенант Вартман, командовавший 1-м батальоном 26-го танкового полка в составе 10 боеспособных «Пантер», направил сержанта Фангерова с несколькими «Пантерами» на позиции противника на востоке, а лейтенанта Вейдингера с еще несколькими танками — атаковать позиции врага на западе. Сам Вартман двигался на острие атаки с целью обойти высоту 204,8 и атаковать ее с севера.

Как было принято в немецких танковых войсках, Вартман шел в бой, высунув голову из командирской башенки на башне «Пантеры». Это давало лучший обзор по сравнению со смотровыми приборами танка, но, конечно, означало гораздо больший риск. При движении мимо высоты, которую Вартман внимательно изучал через бинокль, высматривая вражеские войска, рядом с танками вдруг стали рваться советские снаряды. Осколком Вартман был ранен в запястье и больше не мог командовать батальоном.

Лейтенант Вейдингер принял командование и продолжил атаку, которая завершилась успешным захватом высоты 204,8 около 14:30. «Пантеры» выполнили задачу, но и понесли потери. Один танк был потерян безвозвратно, хотя экипажу удалось выбраться из него невредимым. Еще один танк был подбит, но не получил значительных повреждений. Его экипажу повезло меньше, хотя обошлось без погибших. Кроме того, бензобаки «Пантер» к концу дня были почти пусты. Горючее передовым танкам доставлено не было, и даже несколько танков, отправленных назад в Ерки, ничего не сумели добыть. Танкам Вейдингера пришлось провести ночь практически обездвиженными, ожидая, что на следующий день им будет доставлено горючее.

Утром 12 февраля Вёлер отправился в 11-ю танковую дивизию и боевую группу Хаака, но сумел добраться лишь до точки в двух километрах севернее Ямполя, где пришлось развернуться, потому что дальше дорога оказалась непроходимой. Таким образом, он не сумел приблизиться к передовым группам фон Витерсхейма даже на 25 километров.

Севернее 13-я танковая дивизия пыталась взять под контроль переправу через Шполку в Юрковке. 11 февраля подразделения 13-й, 11-й танковых дивизий заняли возвышенность южнее Юрковки. В 13:00 группа при поддержке 911-го дивизиона штурмовых орудий возобновила атаки на

Юрковку и через полтора часа вошла в село. Советской контратакой немцы были выбиты обратно, но к наступлению темноты им все еще удавалось удерживать небольшой плацдарм. Оставалась надежда, что с прибытием в район прочих подразделений 13-й танковой дивизии плацдарм удастся расширить.

Внутри «мешка»

Антон Мейзер был направлен оборонять Корсунь, получил под начало 20 солдат и поступил с ними в подчинение пехотному подполковнику. Он принял участие в имевших критическое значение оборонительных боях за высоту, позади которой располагался аэродром. Многим раненым оказывалась медицинская помощь в Корсуне, и в перерывах между боями Мейзер ходил повидаться с некоторыми из них. Раненые солдаты, часто сильно страдающие от боли, теснились на полу дома. Многие из них пребывали в апатии, другие — в отчаянии. У медицинского персонала было много работы, но силы были ограниченны. Пробираясь между раненых, Мейзер нашел лежавшего в жару курсанта Дамена, у которого была прострелена рука. Рядом с ним лежал еще один человек из его батареи, унтер-офицер, раненный в шею. К счастью, пуля прошла насквозь, не задев трахеи, артерий и других жизненно важных органов. Оба товарища Мейзера получили «авиабилеты», удостоверения за подписью врача, разрешавшие им эвакуацию по воздуху. Через некоторое время Мейзер увидел, что многие солдаты крепко сжимали свои «авиабилеты». Он спросил, в чем дело, и услышал, что находились люди, которые бродили вокруг в попытках украсть удостоверения у тяжелораненых. Ни раненые, ни воры не знали, что к этому времени эвакуация по воздуху уже была прекращена.

В течение дня советская авиация действовала активнее, чем Люфтваффе. Советские истребители с бреющего полета обстреливали дороги между Корсунем, Стеблевом и Шендеровкой, заставив Штеммермана в 13:30 отправить радиограмму с вопросом о том, куда делись самолеты Люфтваффе. Советские истребители, не встречая противодействия немецкой авиации, продолжали атаковать наземные цели на окруженной территории. В 14:45 Штеммерман вновь выяснял по радио, почему не предпринимается никаких действий, чтобы помешать авиации противника. Меньше чем через час представитель Люфтваффе в штабе 8-й армии ответил, что лишь несколько истребителей могли быть подняты в воздух для сопровождения транспортных самолетов и патрулирования в районе Стеблева. Он также сообщил, что две группы пикировщиков, включающие 40 и 15 самолетов соответственно, нанесли удар северо-западнее Юрковки для поддержки XXXXVII танкового корпуса.

Люфтваффе продолжало сосредотачивать усилия на доставке жизненно необходимых грузов передовым группам III и XXXXVII танковых корпусов, поскольку состояние местности не позволяло подвозить их по дорогам. Гейнц Лампе служил бортрадистом на Ju-52, который 12 февраля вылетел в направлении Лысянки, чтобы сбросить груз горючего для боевой группы Франка. После короткого инструктажа Лампе и остальные члены экипажа забрались в самолет. Еще один «Юнкерс», за штурвалом которого сидел штабс-фельдфебель Керн, возглавил группу, когда они вылетели на задание. Пилоты вели самолеты низко над землей, надеясь таким образом избежать обнаружения советскими истребителями. Имея по 10 бочек с бензином на борту, стоило опасаться любой встречи с противником. Лампе легко различал признаки недавних боев на земле: он видел сгоревшие дома, танки и прочую технику. Никаких радиомаяков и прочих навигационных знаков не было, и в поиске места сброса грузов экипажам приходилось рассчитывать лишь на свой опыт.

Экипажи внимательно следили за небом, высматривая вражеские истребители, но не забывали смотреть и на землю. Ни своих, ни чужих истребителей в воздухе заметить не удалось, но вскоре удалось различить войска на земле.

Лампе увидел немецкие танки, ведущие бой с советскими силами. К счастью, «Юнкерсы» не были обнаружены советскими войсками. Было ясно, что достигнута линия фронта, что подтвердила белая сигнальная ракета, пущенная с немецкого танка. Однако экипажи самолетов осознавали, что пока они добрались только до фланга III танкового корпуса. До Лысянки оставалось лететь лишь несколько минут.

«Юнкерсы» продолжали держаться на высоте всего около 150 метров над землей, и Лампе отчетливо видел трупы советских солдат, убитых лошадей и сожженные машины, беспорядочно разбросанные по земле внизу. Вскоре появились три или четыре немецких танка. Они пустили белую ракету, и на этот раз транспортный самолет оказался над целью. Лампе лихорадочно принялся отвязывать бочки с горючим, но в этот момент самолет задрожал. В него попала пулеметная очередь. Бортмеханик фельдфебель Эрлих поспешил на помощь к Лампе. Они подтянули две бочки к люку и стали ждать звукового сигнала, оповещающего о том, что они находятся точно над целью. Лампе ругался на пулеметный огонь, который все еще задевал самолет, и тут наконец послышался сигнал, и они вытолкнули бочки наружу. Лампе увидел, что парашюты сработали как положено и бочки благополучно приземлились неподалеку от танков.

Однако оставалось еще несколько бочек, и самолет пошел на следующий круг над местом сброса. Как раз когда они должны были сбрасывать бочки, стрелок кормового пулемета был ранен в спину, но все еще мог ходить и прошел в переднюю часть самолета. Лампе и Эрлих взмокли, борясь с тяжелыми бочками, и Лампе думал, насколько тяжелая и неблагодарная это работа — стаскивать бочки к люку. На втором круге им удалось сбросить три бочки, но советский огонь становился все сильнее. Далеко в носовой части машины оставались еще две бочки. Лампе побежал вперед к пилоту, штабс-фельдфебелю Голбику, и закричал ему в ухо: «Еще один круг, как можно ниже». У последних двух бочек отсутствовали парашюты, из-за чего приходилось сбрасывать их с предельно низкой высоты. К радости экипажа, врагу, похоже, было труднее целиться в «Юнкерс» на бреющем полете, и Лампе с Эрлцхом успешно сбросили оставшиеся бочки с самолета.

Лампе схватил аптечку первой помощи и бросился к раненому стрелку. Пока пули все еще стучали по самолету, он начал перевязывать стрелка, чье ранение оказалось легким. На всякий случай Лампе радировал на базу, что к их приземлению должна быть подготовлена санитарная машина. Позаботившись о стрелке, Лампе осмотрел самолет, чтобы оценить повреждения, нанесенные пулеметным огнем. Единственным серьезным повреждением был пробитый бензобак. Один из бензобаков самолета оставлял в воздухе тонкую струю горючего. Остальные «Юнкерсы» получили похожие повреждения. Однако, поскольку они уже вышли из зоны советского огня, а расстояние до базы было не слишком значительным, причин для серьезного беспокойства не было. Оба Ju-52 благополучно приземлились, а раненого стрелка уже поджидала санитарная машина. В обшивке самолета было много пробоин, но уже на следующий день Лампе и его товарищи снова были в воздухе, сбрасывая грузы войскам.

В ходе операции по воздушному снабжению III танкового корпуса было сброшено с самолетов почти семь тонн боеприпасов для «Тигров» и «Пантер», а также 37 кубометров горючего. С учетом того, что один выстрел «Тигра» и «Пантеры» весил от 10 до 20 килограммов, а емкость топливных баков была немного меньше одного кубометра, это был существенный вклад.

В 18:35 Венк и Шпейдель обсуждали сложившееся положение по телефону. Венк объяснял, что из-за уничтожения мостов в Лысянке не было возможности добиться серьезных успехов в течение дня и что завтра будет предпринята попытка наступления на Журжинцы. Шпейдель подчеркивал, что если бы была доступна 24-я танковая дивизия, которая по необъяснимым причинам была отведена, ее можно было бы использовать для расширения плацдарма в Ерках. Отсутствие этой дивизии ощущалось очень остро. По крайней мере, продолжал Шпейдель, ограниченные атаки, предпринимавшиеся в течение дня, приковывали к месту их проведения дополнительные подкрепления противника. Таким образом, был достигнут некоторый успех.

Из-за немецкой атаки на Хильки и Новую Буду Конев решил ввести в бой кавалерийский корпус Селиванова, который испытывал существенную нехватку горючего. Многие машины стояли по обочинам раскисших дорог и не могли принять участие в намеченных действиях. Лишь постепенно корпус сумел выйти на исходные позиции для контратаки на Новую Буду, Хильки и Шендеровку. В остальном заметных перемен в положении советских сил 12 февраля, по всей видимости, не случилось. Возможно, высшее командование было занято реорганизацией согласно приказу Сталина о распределении зон ответственности командующих[184].