12. РЕШИТЕЛЬНАЯ БИТВА

12. РЕШИТЕЛЬНАЯ БИТВА

Пленник назывался Укск. Это щелкающее, гортанное имя не мог произнести правильно никто, кроме Айи.

Когда он научился немного владеть языком Детей Огня, он выказал живейшее желание отплатить за гостеприимство семье Грома, выкладывая весь запас своих знаний о намерениях колченогих. Как ребенок, которому льстит серьезное отношение взрослых, он с радостной готовностью отвечал на вопросы вождя.

К своему собственному народу он относился с горячей ненавистью и с горечью рассказывал, как они бросили его, беспомощного, среди скал, когда он сломал ногу во время поспешного бегства. Он с гордостью отождествлял свои интересы с интересами своего господина и называл себя не иначе, как рабом Грома.

Сведения, которые сообщил Укск, вызвали у его слушателей лишь самые серьезные опасения за будущее Детей Огня. Как оказалось, колченогие, придя в себя после панического ужаса от битвы в ущелье Малых Гор, решили, что это поражение должно быть отомщено. Но битва эта послужила для них хорошим уроком, и они перестали считать своих противников слабыми, вследствие их малочисленности. Они поняли, что для успеха новой атаки необходимо подготовиться к ней, научившись пользоваться своими силами.

Как раз в это время в руки колченогих попал Мауг с его родичами, и, вместо того, чтобы немедленно разорвать их на части, они заставили пленных научить их всему, что те знали сами. И Мауг, предвидя удобный случай отомстить Грому и отнять у него желанную женщину, – отдался своей новой обязанности с жаром и упорством.

По словам Укска, нашествия следовало ожидать в близком будущем, как только орды колченогих будут все снабжены новым оружием. – Это, – говорил Укск, – произойдет после того, как наступит сухое время года. – Во всяком случае, по его словам, орды принуждены ждать этого времени, так как путь с востока в Долину Огня лежит через топкие болота, непроходимые в течение сезона дождей.

Так как период жары и засух был близок, Боор и Гром с лихорадочной поспешностью отдались организации защиты. Но положение их казалось безнадежным.

Считая всех старших мальчиков, выросших со времени последней большой битвы, и всех крепких девушек и женщин, они имели в своем распоряжении не более десяти дюжин воинов. Они сознавали, что поражение означало бы полное уничтожение племени, а для женщин – рабство и бесчестие. Но также хорошо сознавали они, что успешная защита лишь на короткое время отдалила бы их гибель, потому что вслед за тем они были бы неминуемо сметены громадной лавиной врагов или передушены в своих пещерах.

Спасти племя могла не оборона, а разрушительная, неслыханной силы атака, хотя их и было всего десять дюжин на многие тысячи врагов. Вот что имели в виду эти два человека.

Одна из двух больших пещер, занятая племенем, была теперь оставлена, как негодная для защиты. Испытанному в бою глазу Боора она представлялась скорее ловушкой, чем убежищем, так как с возвышавшегося над ней утеса враг легко мог блокировать ее камнями. А остроконечная крутая скала, у подножья которой находилась другая пещера, была совершенно неприступной.

В эту естественную крепость переселилось все племя. Туда же перетащили весь запас корней и мяса.

По приказанию вождя взрослые и дети занялись сбором сухого и полусухого топлива. Огромное количество коротких, быстро воспламеняющихся сучьев было навалено в кучи у порога пещеры с внутренней стороны ее, куда не мог проникнуть дождь. А снаружи, справа и слева, тяжелые деревья, положенные в несколько рядов, образовали искусственные валы, за которыми могла укрыться линия защиты.

Прямо напротив пещеры расстилалось веерообразное плато. Узкий проход справа, в котором не могли бы разойтись два пешехода, вел – между огромными круто опадающими скалами – от первой пещеры ко второй. Слева плато окаймляла зубчатая кайма нагроможденных в беспорядке скал, и с этой стороны атака была заранее обречена на неудачу. Спереди площадка кончалась отвесным, но неглубоким обрывом, а под ним мягко поднималось вверх ложе долины, покрытое густым лесом и испещренное множеством звериных троп.

Прямо против входа в пещеру и в центре плато горел всегда – днем и ночью – Священный Огонь, поддерживаемый поочередно членами группы хранителей очага, назначенными вождем для этой цели.

По указанию Боора, вся площадка была очищена от кустарников и сорных трав и по краю ее растянута цепь из невысоких кучек топлива, готовых каждую минуту вспыхнуть веселым пламенем.

Тем временем Гром работал над осуществлением замысла, от которого, согласно плану кампании, должен был зависеть исход битвы.

Целые дни племя было занято сбором сухого хвороста с противоположного склона долины и пучков увядающей травы из тучных саванн, расстилавшихся по ту сторону каменного барьера. Весь этот горючий материал Гром разбросал в огромном количестве в чаще перед плато, так что под конец для площади леса – не менее километра в поперечнике – нужен был только факел, чтобы здесь вспыхнул гигантский пожар.

Пока шли эти лихорадочные приготовления, вождь снарядил небольшой отряд разведчиков и послал его в отдаленные ущелья. Воины были избраны из числа лучших бегунов племени, и дальновидный Боор назначил две смены по двенадцать часов, чтоб усталость не ослабляла бдительности сторожевого поста.

Когда все было готово, наступило время мучительного ожидания. Стояли безоблачные, жаркие дни, и в неподвижном горячем воздухе едва колыхались языки священного огня. Так как враг не являлся, люди начали забывать про нависшую над ними опасность. Изнывая от нестерпимого зноя, они стали тяготиться состоянием постоянной напряженности и подняли ропот против запрещения отлучаться из лагеря. Но вождю потребовалось немного времени, чтобы водворить молчание.

Один только хромой Укск, проводивший все время у порога пещеры с ребенком Айи в обезьяньих руках, становился с каждым днем все тревожнее. Он высказал свое соображение Грому: чем дольше не являются колченогие, тем значительнее будут их силы, собранные для нападения.

Не имея никакого представления о стратегических планах Грома, он унылым взглядом смотрел на кучки топлива вдоль окраины площадки. Он желал бы видеть их значительно крупнее, так как опасался, что колченогие, несмотря на весь свой ужас перед огнем, под напором неисчислимых полчищ, против воли ринутся вперед и затопчут невысокий пылающий вал. Спокойствие вождя и Грома перед лицом грозной опасности изумляло его.

Наконец, в один из этих тягостных дней, когда солнце уже клонилось к западу, в лагере появились разведчики, задыхаясь от бешеного бега. С широкими от ужаса глазами они рассказали о бесчисленных полчищах колченогих, могучим потоком вливавшихся в горловину ущелья под предводительством Мауга и темнолицего вождя, такого же высокого, как сам Боор.

– Их так же много, как раньше, когда они напали на нас в Малых Горах?

– спросил Гром.

Дрожащие люди в ужасе подняли руки.

– Они и мы – это неисчислимая туча саранчи и стая скворцов, – ответили они.

При этой страшной вести, к их изумлению, на лице вождя появилась усмешка злобного удовлетворения.

– Хорошо, – сказал он.

Поднявшись на обломок скалы рядом с пещерой, он устремил свой взгляд в сторону верховьев ущелья, стараясь увидеть авангард приближающегося врага. Тем временем Гром расставил вдоль края плато служителей Огня, готовых по первому знаку зажечь кучи топлива.

Прошло не менее часа, прежде чем глухой шум, как будто подымающийся из глубины земли, возвестил, что орды неприятеля близко.

Сгущался вечерний сумрак, и в бледном небе зажглись первые звезды. При взгляде на верхнюю часть долины, можно было различить смутное, неопределенное движение в чаще. Казалось, что между деревьями двигались мириады гигантских червей. Быстро, но спокойно Боор произнес слова команды, и воины выстроились в два ряда перед пещерой, защищенные справа и слева деревянными баррикадами.

Они были вооружены камнеголовыми дубинами разной величины, соответственно силе каждого, и каждый имел при себе не менее трех копий. Перед проходом, спускавшимся ко второй пещере, встали полдюжины женщин, подобным же образом вооруженных. Боор поставил их сюда потому, что у каждой из них в пещере позади был оставлен ребенок, и он знал, что ни один враг не проникнет через этот проход, пока жива хотя бы одна из них. Лишь Айи не было в числе этих шести матерей – она занимала место в центре плато, у огня.

Зловещий шум катился все ближе и ближе, и все явственнее выделялась темная масса людей между деревьями леса. Взмахнув огромной дубиной, вождь прыгнул, наконец, вниз со своего сторожевого поста и занял место впереди. Гром отдал приказание, и огонь был внесен в костры.

Они весело вспыхнули. И в тот же момент большой жертвенный огонь в центре площадки, до этого времени таившийся в куче раскаленных угольев, поднялся вверх пылающей колонной. Внезапная иллюминация озарила долину, и в багровом свете стали видны толпы колченогих, кишевшие между деревьями.

Передние ряды мгновенно остановились, и глухое ворчанье превратилось в оглушительный рев. Высокая фигура Мауга появилась впереди, а вслед за ним, после короткого колебания, показался главный вождь орды, такого же роста, как Боор, с кожей почти черного цвета.

Этот гигант вместе с Маугом огромными прыжками пронесся вдоль линии своих людей, принуждая их двинуться вперед и указывая на врагов, которые, стоя рядом с огнем, оставались невредимыми.

Однако, на передних эти убеждения, очевидно, не действовали. Задние же ряды, не понимающие причины сумятицы, напирали, и тогда те, что находились впереди, поняв, что у них нет выбора, тронулись с места. Через несколько мгновений они сделали новую попытку остановиться, но, встречая непреодолимый натиск сзади, ринулись, как волны из прорвавшейся плотины, прямо на полукруг огня.

Едва этот человеческий поток устремился вперед, черный вождь и Мауг проворно отскочили прочь и поднялись на группу скал, возвышавшихся с левой стороны плато. Отсюда поле битвы было перед ними, как на ладони, и они могли успешнее руководить атакой. Было очевидным, что они считали передние ряды обреченными на гибель и видели неизбежную победу лишь в подавляющем численном перевесе.

Стоя молча и неподвижно среди огней, вождь и Гром ждали грозного врага. Ни одного звука не раздалось из жалкой кучки Детей Огня, ни один стон не вырвался из мужской или женской груди. Но многие сердца в эти минуты замерли, потому что казалось, что этой живой реке нет конца.

Внезапная туча копий поднялась из вражеских рядов. Но все они не достигли цели, и не более дюжины долетело до края плато. Мгновенно раздался могучий крик вождя, и смертоносный ответ последовал из-за линии огня.

Копья, брошенные опытными охотниками племени, врезались в тесные толпы колченогих, но вызвали лишь мгновенное колебание, так как места убитых тотчас же занимали их товарищи.

Второй залп с плато имел больший результат: он сильно поразил толпы неприятеля, и каждое отточенное острие нашло свою цель. Воющие и падающие жертвы задержали на несколько мгновений задние ряды, но затем бешеный поток снова устремился вперед и приблизился к плато на расстояние не более тридцати шагов.

И тут воздух огласился долгим криком Грома. Это был сигнал для передней линии бойцов, находившихся под его командой.

Во всех кострах на краю площадки со стороны, обращенной к пещере, лежали кучки смолистых сучьев, горящих ярко и долго не гаснущих. Воины стали швырять эти факелы в звероподобные лица наступавших.

Эти лица исказились от ужаса и боли – и, неистово отбиваясь от огненных снарядов, вся передняя линия отхлынула назад.

Но катящуюся лавину желтолицых это не остановило.

В короткой, страшной давке пытавшиеся бежать были свалены на землю и растоптаны. Колченогие были встречены новым залпом пылающих факелов, и ужасная сцена повторилась. Но теперь результат был иной. Колченогие, поняв, что отступление невозможно, рвались вперед, бесстрашные перед огнем и копьями. Несколько минут, по указанию вождя в центре и Грома на левом фланге, с площадки летели огненные стрелы, но они были направлены уже не в лица подступавших вплотную колченогих, а далеко через их головы, туда, где лесная чаща была усеяна сухим, как порох, хворостом.

Озаренный багровым светом пылающих огней, с налитыми сталью мускулами, Гром отдался свирепой, радостной игре. С молниеносной быстротой хватая горящие ветви, он осыпал врагов каскадами огненных стрел. Он сражался за жизнь своей семьи и рода, он забыл про все…

Длинные, извивающиеся языки пламени стали появляться повсюду. Пожар разгорался.

Дикий крик ужаса, вырвавшийся из тысяч глоток, заполнил долину, поднимаясь к вершинам далеких сопок. Море тел дрогнуло и остановилось.

С оглушительным треском загорались деревья, брызжа фонтанами ослепительных искр, и густые облака дыма окутали лес. В безумной панике пытались колченогие вырваться за пределы пылающего леса, давя, топча и разрывая друг друга на части, и гибли массами, задыхаясь в едком дыму и сгорая заживо.

Охваченные безудержным восторгом и злобою. Дети Огня сорвались с места и стали прыгать через край площадки вниз, к толпе копошащихся врагов. Но эти последние боролись теперь в безвыходном отчаянии, как звери в ловушке. И многие люди из пещер приняли смерть как раз тогда, когда считали битву оконченной.

Айя готова была последовать за Громом в гущу кровавой битвы, как вдруг резкий крик из пещер заставил ее обернуться назад. Она успела еще увидеть, как Укск метнул копье в высокую фигуру Мауга, огромными прыжками приближавшегося слева. Полдюжины колченогих следовали за ним. Бросив Грому предостерегающий крик, она устремилась обратно к пещере.

Но Гром не слыхал ее. Он был сброшен без чувств на землю и погребен под грудою окровавленных тел.

С развевающимися по ветру волосами, с дикими глазами тигрицы, защищающей своих детенышей, Айя ринулась к порогу пещеры. Но она не достигла ее. Тяжелая дубина опустилась на ее голову, и женщина упала замертво. Тотчас же она была схвачена цепкими лапами и связана.

В следующее мгновение из пещеры вынырнули трое колченогих в сопровождении Мауга, обливавшегося кровью. Мауг взвалил гибкое тело Айи на плечи, и похитители поспешно скрылись среди скал…

Через пять минут последняя смертельная схватка перед плато кончилась, и Боор, оставшийся в живых вместе с третью своих людей, вывел ликующих воинов к пещере.

Дорого обошлась эта победа Детям Огня. Но для их врагов она означала почти полное истребление. Потоки пламени бушевали на большом протяжении вверх по долине. Мрачная ночь вздрагивала от криков, а в свете пожаров далеко впереди были видны толпы беглецов, гонимые и настигаемые языками пламени.

Опираясь на свою огромную дубину, вождь смотрел на эту сцену страшного разрушения и говорил себе, что до тех пор, пока будет жива в памяти картина этой ночи, ни один колченогий не решится выступить против Детей Огня.

Дикие рыдания женщин вывели его из задумчивости, и он пошел в пещеру. Здесь он увидел, что больше половины детей были передушены во время короткого вторжения Мауга, и что почти все старики и старухи, защищавшие детей, были перебиты.

У входа в грот Грома, вцепившись зубами в глотку уже мертвого колченогого, лежал хромой пленник Укск. Заметив, что он еще дышит, и видя ярость, с которой он дрался, защищая жизнь детей, воины осторожно подняли его с земли. Под ним – скрытый его косматой рукой – лежал невредимым ребенок Грома.

Женщины, защищавшие проход с правой стороны площадки, рассказали о похищении Айи, и вождь отдал младенца на попечение одной из своих жен.

Затем приступили к поискам Грома. Вождь мало верил в успех этих поисков, так как склонен был думать, что Гром устремился в погоню за похитителями. Но воины нашли его под грудой мертвых тел – в состоянии, близком к смерти. Считая его погибшим и зная, что ему племя обязано своим спасением, они пали на колени и, жалобно причитая, начали раскачиваться во все стороны – обряд, который до тех пор совершался только над трупом верховного вождя. Но Боор приказал им замолчать и торжественно поклялся, что Гром не умрет. Затем он поднял героя на руки и отнес его в пещеру.

Раны Грома оказались очень глубокими, но не смертельными для могучего сына каменного века.

Прошло несколько дней, прежде чем он пришел в себя и узнал, что Айя похищена колченогими. С громким криком он вскочил на ноги. Раны его открылись, и он упал без чувств.

Когда Гром снова пришел в себя, он проводил целые дни, не произнося ни слова, и можно было подумать, что он умирает, но не от ран, а от горя. Но Укск, который лежал, поправляясь, рядом с ним, напомнил ему, что он должен жить, чтобы отыскать врага и отнять свою жену, и Боор намекнул, что даже такой подвиг, как освобождение Айи, будет по плечу покорителю огня и истребителю орды колченогих.

С этого момента началось возвращение Грома к жизни…