Призраки царского рода

Призраки царского рода

По некоторым сведениям, перед смертью в 1598 году Фёдор Иоаннович передал власть своей жене Ирине Годуновой. Однако она постриглась в Новодевичий монастырь под именем Александры (где и умерла в октябре 1603 года). Вопрос о наследнике престола оказался открытым, и тогда наступил звёздный час Бориса Годунова. Он сумел обойти соперников, и на Земском соборе его провозгласили московским царём. Таким образом, впервые в русской истории на престоле оказался человек, занявший его не по праву рождения, а в силу выбора. Род Годуновых хоть и был древним, не мог соперничать по знатности с многими другими боярскими фамилиями. Но узы родства связывали Бориса и с царём Фёдором, и с другими семьями, близкими ко двору. Сам он был женат на дочери Малюты Скуратова, а её сестра была супругой князя Дмитрия Ивановича Шуйского, старшего брата вышеупомянутого Василия Шуйского.

В момент коронации Годунов попытался привлечь на свою сторону разные общественые слои. Московский люд целую неделю бесплатно угощали мёдом и пивом. Боярам и дворянам выдали сразу тройное жалованье. Из тюрем освободили многих заключённых, а смертная казнь была вообще отменена на пять лет вперёд. Во время церемонии венчания на царство Борис заявил: «Бог свидетель сему, никто не будет в моём царствии нищ или беден», а потом, взявшись за ворот сорочки, сказал: «И сию последнюю разделю со всеми». Но эти обещания оказалось не так-то легко выполнить.

Став царём, Годунов в 1600 — 1601 годах жестоко расправился с родственниками царя Фёдора по матери — боярской семьей Романовых. Главу рода — Фёдора Никитича Романова, доводившегося двоюродным братом царю Фёдору, насильно постригли в монахи с именем Филарета и отправили в дальний монастырь. Других Романовых тоже ждали опала и ссылка.

Казалось бы, теперь за будущее царствования можно не волноваться. Борис продолжал проводить ту же политику, что и при царе Фёдоре, он даже пытался облегчить жизнь простого народа, уменьшить налоговое бремя. Но условия для него сложились неблагоприятно.

В 1601 году страну потряс страшный неурожай. Всё лето шли дожди, а потом ударили ранние морозы. То же самое повторилось и на следующий год. В России начался голод. Три года продолжался этот кошмар. Цены на хлеб выросли более чем в сто раз. Люди ели собак и кошек, глодали кору деревьев. Появились даже случаи людоедства. Начались массовые эпидемии, смерть тысячами косила людей. В одной только Москве за эти годы на трёх кладбищах похоронили 127 тысяч человек. Трупы не успевали убирать. А богачи между тем прятали в своих амбарах зерно. Царь пытался установить предел цен на хлеб, даже начал раздавать царские запасы, но всё тщетно. Шайки голодных бродили по стране. То тут, то там вспыхивали народные волнения, мятежи и бунты. Самым крупным из них было восстание в центральных уездах государства под предводительством атамана Хлопка Косолапа (1603 — 1604). В нём в основном участвовали холопы и казаки. С большим трудом правительственным войскам удалось подавить мятеж. Но пламя народного гнева было уже не остановить.

Во всех бедах народ стал винить самого царя. В глазах людей Борис был узурпатором трона. Ведь он не принадлежал к царскому роду, получил власть неправым путём. Неурожаи и мор воспринимались как Божье наказание за принятие «беззаконного царя», уничтожившего старую династию. Теперь мало кто сомневался, что Годунов повинен в гибели царевича Дмитрия. А некоторые обвиняли его и в убийстве Фёдора Иоанновича.

Но если этот царь беззаконен, то где-то должен быть и настоящий, истинный, «природный» потомок царского рода. Люди верили в «доброго» царя, готового прийти на смену Годунову. Народ ждал его. И он появился.

В 1602 году в Речи Посполитой молодой человек, физически крепкий и внешне немного напоминавший погибшего царевича, объявил себя чудесно спасшимся Дмитрием. Согласно проведённому позже сыску, этим молодым человеком был Юрий Богданович Отрепьев, сын небогатого галичского дворянина.

По семейной легенде, род Отрепьевых произошёл из Польши. Своим родоначальником они считали одного из рыцарей, приехавшего на службу к Дмитрию Донскому и сражавшегося в рядах русских полков на Куликовом поле. В юности Юрий находился на службе у Фёдора Никитича Романова, но после его опалы постригся в монахи с именем Григория. Некоторое время он жил в московском Чудовом монастыре и служил патриарху Иову. Вероятно, люди из романовского окружения и внушили Отрепьеву мысль, что он является на самом деле сыном Ивана Грозного — царевичем Дмитрием.

Вдохновлённый этой идеей, Григорий бежал в Польшу. Там он предстал перед видным магнатом князем Адамом Вишнёв?цким и открыл ему свою тайну. Главным покровителем Отрепьева в Речи Посполитой стал воевода города Сандомира Юрий Мнишек. Григорий договорился с ним о женитьбе на его дочери Марине, пообещав ей в случае занятия престола Новгородскую землю. Поляки поддержали самозванца, ведь Отрепьев щедро раздавал обещания. Так, он обязался передать Речи Посполитой Смоленскую и Северскую земли, с потерей которых польское правительство так и не могло смириться. Кроме того, самозванец заручился поддержкой католической церкви. Тайно приняв католичество, Отрепьев после восшествия на престол должен был начать «окатоличевание» русских земель.

Политическая поддержка Речи Посполитой сыграла большую роль в истории Лжедмитрия I. Но и русский народ был готов пойти за самозванцем. Это вскоре показали последующие события.

В конце 1604 года с небольшим отрядом своих сторонников, поляков и казаков, самозванец вступил в пределы Московского государства. Он выбрал не короткий путь — через Смоленск, а длинный — через Чернигов и Северские земли. Там находилось немало казаков и холопов, недовольных политикой Годунова. И тут произошло «чудо». Русские города стали один за другим переходить на сторону Отрепьева. Его воинство росло с каждым днём. Повсюду радостно встречали «законного царя Дмитрия».

Годунов тоже собрал верные силы и под руководством боярина князя Фёдора Ивановича Мстиславского двинул их навстречу врагу. У села Добрыничи в январе 1605 года войско авантюриста было разгромлено. Но это поражение не сломило его. Уверенный в конечной победе, Лжедмитрий быстро оправился от удара и возобновил поход. Царь Борис не на шутку встревожился, власть быстро ускользала из его рук. В этой тревожной обстановке 13 апреля 1605 года Годунов внезапно скончался от апоплексического удара. Ходили слухи, что, не выдержав напряжения, царь принял яд.

Наследником Бориса стал его молодой сын Фёдор, начавший править под руководством матери — Марии, дочери Малюты Скуратова. Однако царствование Фёдора оказалось быстротечным.

Между тем, под городом Кромы царские войска перешли на сторону самозванца. Теперь путь на Москву был открыт. Лжедмитрий направил в столицу двух дворян — Плещеева и Пушкина (оба — родственники известных русских поэтов). Они собрали на Красной площади народ и объявили о милостях нового царя. Привели Василия Шуйского, который вёл расследование гибели царевича Дмитрия. Перепуганный боярин заявил, что царевич и вправду спасся. Тогда заговорщики ворвались в Кремль. Фёдора Годунова и его мать арестовали, а затем убили. Вот как об этом рассказывается в «Новом летописце»: «Князь Василий Васильевич Голицын да князь Василий Мосальский, взяв с собой Михалку Молчанова и Андрея Шерефетдинова да трёх человек стрельцов, пошли на старый Борисов двор, где сидели под стражей царица и царевич, и вошли в дом. Они сидели там, как овцы, ожидая смерти. Стрельцы-убийцы развели их по разным комнатам. Царицу задушили тут же. С царевичем же долго не могли справиться, поскольку он был молод и силён и Бог дал ему мужество. Убийцы пришли в ужас, поскольку он один противостоял четырём. С трудом удалось им его скрутить и удавить. Князь Василий сказал собравшимся людям, что царица и царевич со страху сами отравились, жива только царевна».

Сестру Фёдора Ксению отвели на двор к князю Мосальскому, потом её забрал к себе самозванец. Позже Ксению пострили в монастырь с именем Ольги.

20 июня 1605 года «царевич Дмитрий Иоаннович» торжественно вступил в столицу, а через месяц венчался на царство. Обряд происходил в двух главных соборах страны: Успенском, где венчались на царство все московские цари, и в Архангельском, где «Дмитрий» плакал у гробов «предков». Из далёкого монастыря привезли мать Дмитрия Марию (в монашестве Марфу) Нагую. В подмосковном селе произошла её трогательная встреча с Отрепьевым, во время которой бывшая царица признала в самозванце «сына».

Новому царю удалось склонить на свою сторону большинство Боярской думы, во главе которой встал хитрый авантюрист Богдан Яковлевич Бельский, выдвинувшийся ещё при Иване Грозном. Вместо сторонника Годуновых патриарха Иова Лжедмитрий сделал патриархом своего ставленника грека Игнатия.

Однако, несмотря на энергичный характер, Лжедмитрий не оправдал ни надежд Польши, ни чаяний собственного народа. Он как бы оказался между двух огней: взяв обязательства перед поляками, должен был выполнить их, но понимал, что это вызовет недовольство в России. Поэтому не торопился ни отдавать Речи Посполитой русские территории, ни вводить в стране католичество, хотя сам открыто пренебрегал православными обычаями. Вместо же обещанных земель самозванец предложил полякам денежный выкуп.

Став московским государем, Лжедмитрий подтвердил принятые до него законы. Он даже увеличил срок сыска беглых крестьян. Для пополнения казны нужны были новые налоги... Однако решить насущные проблемы «царь Дмитрий Иванович» не успел.

Внешне Лжедмитрий не походил на предыдущих московских царей. «Летописная книга» Катырева-Ростовского даёт ему такую характеристику: «Ростом мал, грудь имел широкую, мышцы толстые, лицо простое, не царского вида, кожу имел смуглую. Остроумен, образован, дерзок, многоречив, хорошо умел скакать на лошади. На врагов смело ополчался, храбр и силён, очень любил воинский чин». В нём не было степенства и важности. По дворцу он ходил так быстро, что бояре не поспевали за ним. Послеобеденный отдых заменял прогулками по городу. Вознамерился даже сам принимать челобитчиков. Всё это не укладывалось в традиционные представления о царе. Нарочитая простота Отрепьева отталкивала от него бояр. Странным он выглядел и в глазах простого люда.

Особенно возмутила свадьба Лжедмитрия с приехавшей в Москву Мариной Мнишек. Появившиеся в столице поляки вели себя нагло и бесцеремонно. В народе пошли толки о том, что царь отвернулся от православных обычаев, потворствует «латинянам». Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиева монастыря, с гневом вспоминал: «Охрану дворца поручил он немцам и литовцам. Полякам раздал все древние царские сокровища. Еретическое лютерское племя стало носить воду в серебряных сосудах, в бане мыться в золотых и серебряных тазах. Разрешил всем еретикам и жидам заходить в святые Божии церкви, даже в храм Успения Богородицы (в Успенский собор), и там класть локти и прислоняться к ракам великих чудотворцев Петра и Ионы. Гордясь в своём безумии, повелел расстрига писать себя в титулах наяснейшим и непобедимым цесарем, полагая, что царский титул для него мал».

Зыбкой ситуацией решили воспользоваться несколько бояр во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским. Они организовали заговор против Лжедмитрия. В период свадебных торжеств обстановка в Москве накалилась, и ранним утром 17 мая 1606 года заговорщики проникли в Кремль. Отрепьева и Марину застигли врасплох. «Разом во всех церквах ударили в набат. Тогда из всех углов побежали толпами сотни и тысячи человек, кто с дубинками, кто с ружьями, кто с обнажёнными саблями, с копьями или с тем, что попало им под руку. Все они бежали к Кремлю. Сильно перепуганный Дмитрий швырнул в комнату свой палаш, стал рвать на себе волосы и, ничего не сказав, ушёл от немцев в свою спальню. Те бросились в соседнюю комнату и заперлись, но царя уже не было. Он ушёл из своей спальни потайным ходом, пробежал мимо царицыных покоев в каменный зал, где со страху выпрыгнул в окно с высоты 15 сажень на пригорок и спасся бы, если бы не вывихнул ногу» (Конрад Буссов). Тут его настигли и убили.

Труп «царя Дмитрия Ивановича» выволокли за Спасские ворота. Потом привели инокиню Марфу, бывшую царицу Марию Нагую. Она тут же отреклась от самозванца. Тело Отрепьева сожгли, а пеплом, по легенде, зарядили пушку, выстрелившую в ту сторону, откуда пришёл Лжедмитрий на Москву. Дочь польского воеводы Марину арестовали и отправили в ссылку в Ярославль. В другие города под надзор выслали и польских шляхтичей из окружения самозванца.

Так закончилась авантюра «воскресшего из мёртвых» царевича. Гибель Лжедмитрия I означала падение престижа царской власти. Монарх уже не внушал прежнего трепета. Царя можно было свергнуть, а можно и убить. Тем самым открывался простор для последующих бесчинств Смутного времени.

Через два дня после гибели расстриги сторонники Василия Шуйского созвали импровизированный Земский собор. На нём Шуйский был «выкликнут» московским царём и стал вторым избранным правителем в русской истории. Царь Василий Иоаннович дал крестоцеловальную запись — грамоту, в которой обязался сохранять привилегии боярства, не налагать опалы и не казнить без суда, не отнимать боярские вотчины без согласия Думы, то есть править в соответствии с интересами боярской верхушки. Но и другие подданные получали гарантии своих прав. Шуйский, таким образом, принёс первую в истории России присягу своему народу.

Новый царь не отличался особенными достоинствами. Этот маленький, подслеповатый, тщедушный человек главным орудием своей политики избрал хитрость и интригу. Он неоднократно менял убеждения в зависимости от обстоятельств, был подозрителен и лицемерен. Внушал скорее презрение, чем уважение. «Царь Василий ростом мал, некрасив, очи имел подслеповатые; в книжном учении сведущ, рассудителен и разумен; скуп очень и неотзывчив; единственно к тем благоволил, кто нашёптывал ему ложное на людей, он же их слушал с удовольствием и радостью; любил гадать у волхвов, а о воинах своих не радел» («Летописная книга» Катырева-Ростовского). Не обладая талантами государственного деятеля, Василий Иванович в критический момент встал во главе государства и не сумел установить в нём порядок и покой.

Чтобы пресечь всевозможные слухи о спасшемся царевиче, Шуйский организовал торжественное перенесение останков подлинного Дмитрия из Углича в Архангельский собор Московского кремля. По его настоянию, погибший царевич был причислен Русской православной церковью к лику святых. Во главе церкви вместо смещённого Игнатия теперь встал новый патриарх — казанский митрополит Гермоген. Теперь любое выступление «под знамёнами царевича Дмитрия» выглядело не просто самозванством, но и кощунством. Примкнувший же к мятежникам становился еретиком, дерзнувшим сомневаться в мученичестве святого царевича. Но это не остановило буйные головы на окраинах страны. Против царя Василия выступили воеводы некоторых городов, где уже зрели новые ростки смуты.

Призрак Лжедмитрия не давал покоя растревоженной стране. Он вновь стал знаменем и дворянской оппозиции, и широких народных масс. Нашёлся и новый вождь движения — Иван Исаевич Болотников. Сам он был, вероятно, мелким дворянином, но служил военным холопом у князя Андрея Телятевского. Болотников побывал в крымском и турецком плену, несколько лет рабски трудился гребцом на галере, потом был захвачен немцким кораблём. В Европе скитался из страны в страну, успев повоевать против турок на службе у австрийского императора. Наконец, попал в Речь Посполитую. Здесь он оказался в городе Самборе и в замке Мнишеков встретился с двойником Отрепьева — Михаилом Молчановым, бежавшим из Москвы и выдававшим себя за чудом спасшегося царя Дмитрия. От Молчанова Болотников получил грамоту, скреплённую украденной из Москвы государственой печатью, в которой назначался воеводой «царя», и небольшую денежную сумму.

В России опорным пунктом «царского воеводы» стал город Кромы. В его окрестностях скопилось множество казаков — сторонников Лжедмитрия I, освободившего этот край от налогов на десять лет. Имя «царя Дмитрия» было здесь популярным, и потому Болотников без труда собрал из казацких отрядов небольшое войско. Во главе его он и начал свой поход на Москву.

К Болотникову со всех сторон стекались не только приверженцы первого самозванца, но и все недовольные новым московским царём. По своему составу это движение было разношёрстным. Активную роль в нём играли казаки, крестьяне, холопы и посадский люд. Но к войску Болотникова присоединялись и отряды, во главе которых стояли дворяне. Даже воеводы Путивля и Чернигова — князья Г. Шаховской и бывший хозяин Болотникова А. Телятевский тоже признали власть «царского воеводы». Поддержали Болотникова и народы Поволжья — мордва, марийцы, чуваши. Силы восставших росли с каждым днём. После того как им удалось разбить под Ельцом правительственные войска, они без труда захватили Калугу, Тулу, Каширу, Серпухов и другие города.

Восставшие не призывали изменить общественный строй. Они лишь боролись за себя, свою власть, положение и богатство. Но несмотря на то что Болотников выступал под монархическими знамёнами, в своих «прелестных письмах» (от слова «прельщать», так назывались грамоты-прокламации) он сулил народу смягчение крепостного гнёта. Всё это обеспечивало ему немалую популярность.

В октябре 1606 года воинство Болотникова подступило к Москве. Началась двухмесячная осада столицы. Лагерь мятежников находился у села Коломенского. Исход решающего сражения 2 декабря 1606 года решила измена дворянских отрядов, переметнувшихся на сторону царя Василия. Основные силы Болотникова были разгромлены, и он отступил к Калуге. Чтобы заручиться поддержкой дворянства, Шуйский в марте 1607 года обнародовал «Уложение о крестьянах», определявшее 15-летний срок сыска беглых крестьян. Впрочем, в условиях разрухи этот документ оставался декларацией и не смог укрепить власть «боярского царя».

Под Калугой, осаждённой царскими воеводами, судьба Болотникова казалась предрешённой. Но тут появилась неожиданная подмога. С Терека по Волге подошло войско, которое возглавлял новый самозванец, называвший себя «царевичем Петром». Им был казак Илья Иванов Коровин. В истории он известен с прозвищем Илейка Муромец, поскольку родился недалеко от этого города. «Второй Илья Муромец» оказался не храбрым богатырём, а ловким авантюристом-проходимцем. Он объявил себя сыном царя Фёдора Иоанновича, у которого якобы вместо дочери Феодосии родился сын Пётр. Царевича будто бы подменили девочкой, вскоре умерщвлённой Годуновым, Петра же верные люди долго скрывали в надёжном месте, и вот настало время, когда он объявился. Таким образом, Лжепётр (иногда его называли «Петруша») даже оказался «более законным» наследником престола, чем Лжедмитрий.

Войско Болотникова обрело нового претендента. С его помощью восставшим удалось вырваться из осады и подойти к Туле. Поход на мятежный город возглавил сам царь Василий. Три месяца длилась осада, и только благодаря вероломству Шуйского удалось захватить Тулу. Поверив его обещаниям сохранить им жизнь, повстанцы открыли городские ворота. Царь жестоко расправился с участниками движения. Болотникова ослепили, а затем утопили в далёком Каргополе, Лжепётр был привезён в Москву и публично казнён. Второй виток борьбы за «справедливого царя Дмитрия» был окончен. Но борьба неожиданным образом продолжилась.

Ещё во время осады Тулы царскими войсками в городе Стародубе Северском, недалеко от русско-польской границы, объявился новый самозванец. Видя, что движение Болотникова вышло из-под контроля и теперь стояло на краю гибели, польские магнаты решили поддержать очередного проходимца. Происхождение этого человека, объявившего себя спасшимся уже теперь из Москвы «царём Дмитрием», до сих пор неизвестно. По одной из версий, он был крещёным евреем по имени Богданко, который служил школьным учителем в городе Шклове.

С помощью польских отрядов Лжедмитрий II в мае 1607 года перешёл русскую границу, закрепился в Стародубе и вскоре двинулся вглубь русских земель. Его движение быстро приобрело популярность. К самозванцу потянулись отряды разгромленных сторонников Болотникова, присоединились и казаки под руководством лихого атамана Ивана Мартыновича Заруцкого, и прочий люд, недовольный правлением Василия Шуйского.

Узнав о новом «царе Дмитрии», Болотников призвал его на подмогу, но тот не спешил к Туле и обосновался в Путивле. Как только движение Болотникова было разромлено, в начале 1608 года войско Лжедмитрия II двинулось на Москву. С ходу захватить столицу самозванцу не удалось, и в июне 1608 года он обосновался в подмосковном селе Тушино. Здесь образовался настоящий военный лагерь, где главную роль играли поляки и казаки. Польский дворянин Мартин Стадницкий вспоминал: «К востоку расположились донские казаки со своим атаманом И. Заруцким. Касимовский хан с татарами расположился на берегу Москвы-реки. У противоположного входа в лагерь находилась лёгкая конница. Тыльная часть лагеря охранялась русскими и поляками. Такое устройство уподобляло его городу: в нём были улицы, площади, рынки и лавки. Он был окружён толстыми и большими стенами и палисадами из остроконечных кольев, кроме того, неширокими, но глубокими рвами».

По названию села за самозванцем закрепилось презрительное прозвище «Тушинский вор». «Ворами» на Руси называли государственных преступников, а не только грабителей. Так началась новая осада Москвы, затянувшаяся на полтора года. Сюда, в Тушино, приехала и освобождённая по настоянию польского короля Сигизмунда III Марина Мнишек. Внешне Лжедмитрий II никак не походил на её мужа, но жажда власти рассеяла все сомнения, и Марина «с радостью» признала в нём бывшего супруга. «Воссоединение семьи» было затем подкреплено тайным браком по католическому обряду.

Власть Лжедмитрия II постепенно распространилась на довольно значительную территорию. Тушинский лагерь стал своего рода второй столицей Русского государства. Правда, столицей с несколько уголовным оттенком. Здесь возникла даже своя система государственного управления: свои Боярская дума и приказы, даже свой патриарх — им стал митрополит Филарет, тот самый Фёдор Романов, постриженный по приказу Годунова. Развал государства и всеобщая деградация породили и такое уродливое явление, как «тушинские перелёты». Так называли предприимчивых бояр, которые в поисках лёгкой наживы, неоднократно переходили от Василия Шуйского к Лжедмитрию II и обратно. Некоторые стремились заручиться поддержкой сразу обоих царей.

Самозванец по-прежнему оставался марионеткой в руках польских воевод, которые ринулись открыто грабить окрестные русские земли. Так, отряд Яна Сапеги в сентябре 1608 году осадил Троице-Сергиев монастырь. Монахи и укрывшиеся в монастыре местные жители сумели организовать оборону обители. В течение почти полутора лет доблестные защитники русской святыни героически отбивали приступы польских захватчиков и выстояли в этой борьбе, сохранив монастырь от разорения.

В Тушине Лжедмитрию II пришлось столкнуться с таким сюрпризом, как появление новых «родственников». Самозванство оказалось популярным делом: на казачьих окраинах один за другим стали «воскресать» многочисленные дети и внуки Ивана Грозного, в реальности никогда не существовавшие. В общей сложности их объявилось более пятнадцати. В числе прочих оказались даже царевич Иван Иванович, убитый отцом в 1581 году, и чуть ли не сам царь Фёдор. Каждый из самозванцев сколачивал отряды сторонников и занимался разбоем, пытаясь закрепиться в каких-нибудь городках.

Многие, конечно, не верили авантюристам и относились к ним с пренебрежением, о чём свидетельствуют имена некоторых самозванцев: «царевичи» Мартынка, Гаврилка, Фёдорка. Но отдельным из них удавалось «выбиться на поверхность», чему способствовали слабость центральной власти и всё возраставшая анархия на местах. Так, крупный торговый город Астрахань в течение некоторого времени находился в руках самозванца Ивана-Августа.

Некоторые из проходимцев налаживали друг с другом связи и даже попытались «обрадовать» своим появлением Лжедмитрия II. В Тушине к нему явились два таких «царевича» — Август, «сын» Ивана Грозного, и Лаврентий, «внук» Грозного от царевича Ивана. Лжедмитрий сперва милостиво принял «родственников», но потом приказал их повесить. Однако на этом всплеск самозванства не прекратился.

В чём причина удивительной живучести этого явления? Самозванцы воплощали народную веру в «хорошего и доброго» царя, их считали носителями законной власти. Само это явление было способом борьбы с правящим режимом и даже оправдывало эту борьбу. При священном отношении к царской власти поддержка «истинного» государя становилась действием, угодным Богу и потому справедливым. Во времена смут и усобиц самозванцы обретали большую силу не потому только, что ловко обманывали людей, а потому, что люди сами хотели им верить. И здесь уже неважно, кем был тот или иной самозванец и были ли в нём «царские» черты. Главное, он становился заложником веры людей в «своего», «справедливого», а значит, и «настоящего» государя. Начавшись в Смутное время, самозванство так и живёт до сих пор, то затухая, то снова поднимая голову.

Месяц за месяцем Лжедмитрий безуспешно осаждал Москву. Василий Шуйский понял, что без внешней помощи ему не обойтись. Союзником московского царя стала Швеция. В 1609 году в Выборге был заключён русско-шведский договор, по которому Россия отказалась от претензий на Балтике, уступила северному соседу Корельскую волость, а Швеция предоставляла свои войска для борьбы с Лжедмитрием. Со стороны Москвы договор заключил дальний родственник царя — воевода князь Михаил Васильевич Скоп?н-Шуйский. Таким образом, Шуйские фактически открыли границы государства для шведских солдат. И хотя московские полки под командованием Скопина-Шуйского при поддержке шведов одержали ряд побед над сторонниками Лжедмитрия, мирный договор со Швецией привёл к открытой войне с Речью Посполитой. Король Сигизмунд III решил сам вмешаться в русские дела. Поскольку Польша находилась в состоянии войны со Швецией, польский король объявил войну и России.

Большая польская армия вступила в пределы Московского царства. В сентябре 1609 года Сигизмунд осадил Смоленск. Его жители во главе с воеводой боярином Михаилом Борисовичем Шеиным героически защищали город в течение 20 месяцев. Начало открытой войны означало и конец авантюры Лжедмитрия II. Теперь он был больше не нужен Речи Посполитой. После того как Сигизмунд приказал всем полякам покинуть Тушино и идти под Смоленск, лагерь самозванца развалился.

В конце 1609 года Лжедмитрий бежал из Тушина в Калугу, а тушинские бояре отправились под Смоленск. Там они заключили с Сигизмундом соглашение о призвании на московский престол его 16-летнего сына Владислава. Условия договора сохраняли основы русского строя жизни. Принц (на Руси его называли «королевич») должен был принять православие, сохранить прежний административный порядок и сословную структуру, его власть ограничивалась Боярской думой и Земским собором. В ряде статей договора содержалась попытка защитить интересы русских землевладельцев от посягательств польских панов. Но главным камнем преткновения оказался вопрос вероисповедания. Сигизмунд в будущем планировал соединить Речь Посполитую и Московское царство в единое государство и противился переходу Владислава в православие. В итоге вопрос так и не был решён.

В марте 1610 года Скопин-Шуйский торжественно въехал в спасённую Москву. Именно на него возлагали москвичи главную надежду в войне с Польшей. Но в апреле 1610 года молодой воевода внезапно умер после пира. Ходили слухи, что его отравила свояченница царя Василия (жена его брата Дмитрия, сестра бывшей царицы, жены Бориса Годунова, и дочь Малюты Скуратова), который испугался популярности Скопина. Во главе московских войск встал брат царя — князь Дмитрий Шуйский.

Летом 1610 года, оставив в тылу сопротивлявшийся Смоленск, основные польские силы двинулись к Москве. В сражении у села Клушино близ Можайска войска гетмана Станислава Жолкевского наголову разбили русскую рать. Путь на Москву был свободен. В это время из Калуги к Москве вдруг вновь подступил Лжедмитрий II, потребовавший открыть ворота города «природному государю».

С разгромом русской армии оказались развязанными руки и у шведов. Они начали захватывать северные русские земли, а в июле 1611 года заняли Новгород, о котором давно мечтали. Местные власти заключили со шведским королём Карлом IX соглашение, по которому новгородским государем становился его сын Карл Филипп. Территория Московского царства начала сужаться. На русской земле хозяйничали теперь польские и шведские отряды, разбойничали шайки мятежников и самозванцев. Воспользовавшись хаосом, возобновили свои набеги на южные рубежи и крымские татары.

Власть быстро ускользала из рук царя Василия. Оставленный всеми, он понимал, что сил для сопротивления больше нет. Группа бояр и дворян в июле 1610 года осуществила переворот. «Дворяне начали съезжаться с воровскими полками (тушинцами) и договариваться, чтобы те отстали от Тушинского вора, «а мы де все отстанем от царя Василия». Тушинцы согласились, но неискренне, что отстанут от своего и вместе изберут нового государя. В это время Прокопий Ляпунов (рязанский воевода) послал грамоту в Москву к князю Василию Васильевичу Голицыну и к брату своему Захарию Ляпунову и ко всем своим сторонникам, чтобы свести с престола царя Василия. Захарий Ляпунов и Фёдор Хомутов выехали на Лобное место со своими сторонниками и стали кричать, что царя Василия следует свергнуть. К ним присоединились многие москвичи, и вместе они вошли в Кремль и стали требовать от патриарха Гермогена и бояр того же. Патриарх стал возражать, тогда его насильно вывели из Кремля и отправили за реку. Бояре сначала пытались защитить царя, но потом разошлись. Царь Василий, сидя на троне, услышал в свой адрес брань и крики с угрозами. Под конец его свояк князь Иван Михайлович Воротынский во главе толпы вошёл во дворец и насильно вывел царя Василия и царицу из дворца и отвёл на его старый боярский двор» («Новый летописец»).

Шуйского арестовали и через два дня насильно постригли в монахи с именем Варлаам, позже он был выдан Жолкевскому и вывезен в Речь Посполитую. Там бывший «московитский царь» предстал перед торжествующими магнатами. Это было неслыханным унижением для Москвы. Жалкий старик мог ещё понадобиться полякам, поэтому Шуйского заточили в Варшаве в тюрьму, где он провёл два года. Там он и умер в сентябре 1612 года, а возможно, был убит, когда оказался для польской политики совсем бесполезным. Позже, в 1634 году его останки перевезли в Москву и захоронили в Архангельском соборе Кремля у самого входа, недалеко от могилы Владимира Андреевича старицкого. Так бесславно закончил свою жизнь второй избранный русский царь.

После свержения Шуйского к власти в Москве пришла группа членов Боярской думы. Они вошли в историю под названием Семибоярщина. Возглавлял её один из самых влиятельных бояр князь Фёдор Иванович Мстиславский (ум. в 1624). Поначалу Семибоярщина действительно состояла из семи бояр, но потом её состав менялся. В первый состав Семибоярщины кроме Мстиславского входили князь Иван Михайлович Воротынский (ум. в 1627), князь Андрей Васильевич Трубецкой (ум. около 1612), князь Василий Васильевич Голицын (ум. в 1619), князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский (ум. в 1646), боярин Иван Никитич Романов (брат Филарета, ум. в 1640) и боярин Фёдор Иванович Шереметев (ум. в 1650). Таким образом, в Семибоярщину входили два князя Рюриковича, три Гедиминовича и два потомка Андрея Кобылы, представители старых московских родов. Многие члены Семибоярщины были связаны между собой родственными отношениями.

В августе 1610 года Семибоярщина заключила с командующим польскими войсками С. Жолкевским договор. Бояре приглашали на русский престол Владислава на условиях, во многом схожих с договором тушинских «бояр». Религиозный вопрос был поставлен жёстко. Условием присяги польскому принцу стало обязательное принятие им православия. Вскоре в Москве состоялась присяга новому «московскому царю». Начали чеканить монеты с именем «государя Владислава Жигимонтовича» (то есть Владислава Сигизмундовича). А в сентябре бояре открыли ворота города полякам, и Москва была оккупирована захватчиками.

После вступления в Москву польских войск Лжедмитрий II опять отошёл к Калуге. Здесь, окружённый немногочисленными сподвижниками, он и обосновался. В один из декабрьских дней 1610 года самозванец, как обычно, отправился на загородную прогулку, но в дороге его приближённый князь П. А. Урусов зарубил своего сюзерена. Теперь лагерь приверженцев Лжедмитрия II почти распался. Но буквально через месяц Марина Мнишек родила сына, которого в честь «деда» назвала Иваном. Этот младенец и стал разменной монетой в бурной деятельности ловкой авантюристки. Так появился новый самозванец, на этот раз «потомственный», названный современниками «ворёнком».

Прибытие Владислава затягивалось. Поляки вели себя в Кремле как хозяева. Чтобы решить все вопросы, к Сигизмунду направили Великое посольство, в состав которого вошёл и бывший «тушинский» патриарх Филарет. Но Сигизмунд отказался снять осаду Смоленска и отпустить сына в Москву. Он сам мечтал взойти на русский престол. Переговоры зашли в тупик, и король просто приказал арестовать послов. Перед нашей страной встала реальная угроза потери независимости.

В этих условиях большую роль в отпоре врагу сыграла Русская православная церковь. Именно она призвала к защите православной веры и восстановлению царства. Патриарх Гермоген снял присягу Владиславу и призвал народ к сопротивлению. За это поляки посадили его в темницу кремлёвского Чудова монастыря. Но слова опального патриарха и обращения настоятеля Троице-Сергиева монастыря Дионисия нашли отклик в сердцах людей. В начале 1611 года в Рязани стало формироваться всенародное ополчение для освобождения Москвы. Во главе него встал дворянин Прокопий Петрович Ляпунов. К рязанцам присоединились жители ещё нескольких городов: Ярославля, Костромы, Нижнего Новгорода, Мурома. Соратниками Ляпунова стали также бывшие сподвижники «Тушинского вора» казачий атаман Иван Мартынович Заруцкий и боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, возглавлявший остатки тушинцев. Было создано и временное правительство — «Совет всей земли». В марте того же года войска ополчения подошли к Москве. В городе вспыхнуло восстание против оккупантов, которые, пытаясь его ликвидировать, подожгли посад. С большим трудом ополченцам удалось захватить Белый город. Во время уличных боёв был тяжело ранен предводитель одного из передовых отрядов князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Китай-город и Кремль остались в руках польского гарнизона.

С ходу освободить Москву не удалось. Началась затянувшаяся осада, во время которой ополчение развалилось. Причиной тому стали противоречия, возникшие в рядах самих ополченцев. Среди них было много казаков, оттеснённых от управления. Требуя для себя привилегий, казачество постоянно роптало. Противниками казаков оказались дворянские руководители ополчения и прежде всего Ляпунов. По его инициативе в июне 1611 года был принят «Приговор всей земли», восстановивший прежние крепостнические порядки. Слухи о готовящейся расправе дворян над казаками взорвали обстановку. 22 июля 1611 года казаки вызвали Ляпунова на свой круг и убили его. С потерей главного руководителя стало распадаться и всё ополчение. Осада Москвы вяло продолжалась, но в начале 1612 года атаман Заруцкий со своими отрядами ушёл из Москвы в Коломну. Там он встал на сторону Марины Мнишек и «ворёнка». Остальные ополченцы вскоре присягнули вновь появившемуся «царю».

Он объявился в конце 1611 года в Ивангороде, на северо-западной окраине Московского государства. Московский дьякон Матюшка (по другим сведениям, его звали Сидорка) бежал из Москвы в новгородские земли. Здесь, не сумев найти себе пропитания, он решил вступить на опасную стезю самозванства, благо северорусские территории были вдали от московской политики и здесь мало кто мог уличить его в обмане. И Матюшка открыл простодушному люду свою «тайну»: Оказывается, он и есть тот самый царь Дмитрий Иванович, который не погиб в Угличе, не был убит в Москве и даже уцелел от сабли в Калуге. Трижды воскресший «царь Дмитрий» в декабре 1611 года обосновался в Пскове, почему и получил прозвание «Псковский вор».

Слух о новом чудесном спасении «царя» достиг стоявших под Москвой ополченцев. Вскоре в Псков отправилась делегация. Хотя Матюшка, конечно, совсем не был похож ни на Григория Отрепьева, ни на Богданку Шкловского, ни тем более на подлинного царевича Дмитрия, казаки признали в нём царя. В марте 1612 года казачий круг провозгласил Лжедмитрия III московским царём. Самозванство превратилось в откровенный фарс.

Между тем ещё в июне 1611 года польская армия взяла Смоленск. Россия находилась на грани полной катастрофы. Интервенты один за другим отторгали от неё всё новые и новые земли. В западных уездах хозяйничали войска Сигизмунда III. Новгород захватили шведы. В Пскове сидел Лжедмитрий III. В Коломне обосновались Марина Мнишек с сыном-«ворёнком» и атаманом Заруцким. В Московском Кремле бесчинствовал польский гарнизон и окопались остатки Семибоярщины. Под Москвой закрепились ополченцы князя Трубецкого. По всей стране разгуливали шайки разбойников и авантюристов. Управление государством было полностью нарушено. Страна погрузилась в хаос и анархию.

В этих условиях народ вновь нашёл в себе силы подняться. Новое освободительное движение зародилось в Поволжье, крае, наименее затронутом Смутой. В сентябре 1611 года в Нижнем Новгороде посадский староста Кузьма Минин (Минин — это не фамилия, а отчество) призвал народ к освобождению Родины. Под его руководством начался сбор средств и организация нового ополчения. Многие люди отдавали последнее ради спасения Отчизны. Во главе войск ополчения встал Рюрикович — князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Местом сбора ратных людей стал Ярославль. Здесь в апреле 1612 года образовался второй «Совет всей земли», были созданы приказы для управления страной.

Население многих русских городов деятельно участвовало в создании ополчения. Уже летом 1612 года войска Второго ополчения подошли к Москве, где соединились с остатками Первого, которые возглавлял князь Трубецкой. «Совет всей земли» сложил присягу Лжедмитрию III и с новыми силами начал осаду Китай-города и Кремля, однако польский гарнизон полковника Струся героически сдерживал натиск. Между тем в разорённом Кремле начался голод. Поляки ели собак и ворон. Ещё в феврале 1612 года в заточении от голода скончался патриарх Гермоген.

На помощь осаждённым к Москве двинулось большое польское войско под командованием гетмана Ходкевича. Но в августе под Москвой он потерпел поражение, а в день обретения Казанской иконы Богоматери 22 октября 1612 года был освобождён Китай-город. Впоследствии в память об этом на Красной площади возвели Казанский собор. Вскоре настал черёд и Кремля. 26 октября польский гарнизон сдался. Сначала поляки выпустили небольшую группу русских бояр, жалких остатков Семибоярщины. Её возглавлял князь Мстиславский, который, охая и стеная, представлял себя жертвой произвола захватчиков. Потом вышли и сами польские воины. Москва была освобождена.

Теперь перед «Советом всей земли» встала главная задача — избрать нового государя. Люди устали от бесконечной смуты, они хотели успокоения. С ностальгией вспоминали время царя Фёдора Иоанновича. Образ этого правителя ассоциировался со спокойной и мирной жизнью. Прежний порядок по сравнению со всем пережитым казался счастливой, безмятежной порой. Нужен был новый, законный монарх.

Для подготовки Земского собора «Совет всей земли» разослал на места соответствующие грамоты. В столицу стали съезжаться представители различных уездов, городов и сословий. По некоторым сведениям, на соборе присутствовали даже выборные от черносошных, то есть государственных крестьян.

Этот Земский собор был самым представительным из всех Земских соборов. Он начал свою работу в январе 1613 года. Возникло несколько претендентов на престол. Некоторые из них принимали самое активное участие в событиях Смуты. Среди других выделялись руководители Семибоярщины князья Ф. И. Мстиславский, И. М. Воротынский и В. В. Голицын, главы обоих ополчений князья Д. Т. Трубецкой и Д. М. Пожарский. Появилась и малоподходящая кандидатура «царевича» Ивана, того самого «ворёнка», родителями которого были Лжедмитрий II и Марина Мнишек. Некоторые, видимо, вспоминая старые времена, предлагали сыновей татарских ханов. Другие считали, что нужно пригласить государя из иностранных земель. Пусть уж лучше будет царь «природный», а не бывший государев слуга. Так заговорили о несостоявшихся русских правителях — польском принце Владиславе и шведском Карле Филиппе.

За избрание разгорелась нешуточная борьба. Некоторые претенденты не скупились, чтобы привлечь к себе сторонников. Так, князь Трубецкой чуть ли не ежедневно на своём дворе устраивал щедрые пиры для казаков. В полтора месяца у него перебывало несколько десятков тысяч (!) человек. Казаки охотно угощались, но сами в душе посмеивались над расточительностью «хлебосольного» хозяина. На 20 тысяч рублей опустела мошна князя Пожарского. Другие претенденты тоже не отставали от них.

Но выбрали московским царём всё-таки совсем другого человека. Того, у кого и в мыслях не было претендовать на российский престол. 21 февраля 1613 года собор избрал на царство 16-летнего Михаила Фёдоровича Романова, сына того самого Филарета (в миру Фёдора Никитича Романова), который когда-то принял постриг по приказу Годунова, потом побывал в Тушинском лагере, а теперь находился в польском плену. Почему же выбор остановился именно на Михаиле?

Юный Михаил Фёдорович приходился роднёй последнему царю из династии московских Рюриковичей — двоюродным племянником Фёдору Иоанновичу. Романовы пользовались немалой популярностью, прежде всего в среде казачества. Казаки верили, будто царь Фёдор передал престол отцу Михаила — Фёдору Никитичу, но трон узурпировал Годунов. Потом пошла череда «беззаконных» царей, и вот теперь всё следовало вернуть к прежнему порядку. Так что в избрании Михаила казачество сыграло важную роль.

Помимо родства с царским родом Михаил Фёдорович имел и другие «достоинства». Он не был связан ни с какими политическими группировками времён Смуты и поэтому устраивал всех. Кроме того, молодой царь боярам казался не опасен. Один из бояр даже говорил: «Миша Романов-де молод, умом ещё не дошёл и нам будет поваден». Бояре надеялись, что им без труда удастся управлять неопытным самодержцем. Избрание нового царя сулило долгожданное умиротворение и надежды на то, что не будет опал и ссылок, всё пойдёт по-старому, и жизнь вернётся в привычную колею.

Так в феврале 1613 года на русском престоле оказалась новая династия — Романовых. Узнав об избрании Михаила Фёдоровича, князь Трубецкой свалился в тяжёлом недуге: «Лицо у него с кручины почернело и лежал три месяца, не выходя из двора своего».

Сам Михаил Фёдорович вместе с матерью инокиней Марфой находился в это время в Ипатьевском монастыре под Костромой, оправляясь от тяжёлой жизни в период Смуты. Туда и прибыли посланцы Земского собора. Марфа никак не хотела отпускать сына на царство. Она помнила о судьбе его предшественников, боялась за своё чадо и только после долгих уговоров дала согласие. Вскоре Михаил с матерью отправились в Москву. По пути к ним стекался разный люд, видя в новом царе своего заступника. 11 июля 1613 года Михаил Фёдорович Романов был торжественно венчан на царство в Успенском соборе Московского Кремля. В церемонии приняли участие видные деятели той бурной эпохи: два члена Семибоярщины князь Ф. И. Мстиславский и дядя царя И. Н. Романов, руководители ополчений князья Д. Т. Трубецкой и Д. М. Пожарский. Так начиналась новая историческая эпоха.

Рюриковичи сыграли большую роль в событиях Смуты. Одному из них удалось на четыре года занять русский трон. Но судьба не дала шанс новой династии — князей Шуйских. Столь же неудачным оказались и попытки других князей Рюриковичей привлечь на свою сторону участников Земского собора. А казалось бы, кто ещё, как не князь Пожарский, например, был достоин этого? Но главное состояло в другом. Потомки Рюриковичей уже не воспринимались народом как члены правящей династии. Все они стали лишь подданными, одними из первых, но не равными царской семье — одной их ветви — московской династии. Когда же она пресеклась, более важным оказалось родство именно с последними царями этой семьи, а не происхождение от одного с ними предка. В этом и следует видеть причины неудач русских князей Рюриковичей и успеха семьи Романовых.