После царского нагоняя
После царского нагоняя
В одном из дворов Академии русского балета, на улице Зодчего Росси, стоит здание, в плане напоминающее трапецию и примкнувшее к ограде участка. На первом этаже оно окружено кладовыми. Второй, верхний его этаж украшен в стиле, напоминающем флорентийские постройки эпохи Возрождения, и этим дом выделяется среди соседних, гладко оштукатуренных дворовых флигелей. Что было в этом здании, над которым ныне возвышается труба котельной?
В 1832 году за Александрийским театром на месте, ранее занятом небольшими домиками, садами и огородами, выросли огромные каменные корпуса, сооруженные на казенные деньги. Украшенные колоннами здания стали друг против друга на всем протяжении проложенной улицы. Это шедевр знаменитого К.И. Росси. В Западном корпусе первоначально предполагалось разместить военно-учебные заведения. Восточный же корпус принадлежал Удельному департаменту, дававшему деньги на постройку. Теперь департамент предполагал доходами от него покрыть расходы, понесенные при застройке этой части города. Для этого с двух сторон новой улицы были устроены в нижних этажах открытые арочные галереи (по типу галерей Гостиного двора), внутри которых были помещения для кофеен, ресторанчиков и магазинов. Все это напоминало известный уголок в Париже, который и здесь стал именоваться Пале-Роялем. А на верхних этажах Удельного корпуса разместили престижные квартиры и гостиницу.
В 1833 году квартиру в Удельном корпусе снял только что назначенный директором Императорских театров A.M. Гедеонов. Это маловажное, казалось бы, обстоятельство оказалось началом последовавших затем значительных перемен.
Давно уже назревала необходимость переселения подведомственной дирекции Театральной школы (училища) в более подходящие для этого заведения помещения. Дом на Екатерининском канале (у Львиного мостика), в котором тогда воспитывались и обучались будущие артисты, уже не соответствовал своему назначению. Купленный в 1758 году у сапожного мастера Крепса, он обветшал и стал во всех отношениях неудобен. Проживая во вновь построенном казенном доме, Гедеонов постепенно ознакомился с его обширными и светлыми залами, комнатами. Опытный администратор решил, что это именно то, что нужно для Театрального училища и конторы Театральной дирекции. 20 мая 1836 года Александр Михайлович обратился с просьбой к министру императорского двора П.М. Волконскому об «исходатайствовании высочайшего его императорского величества соизволения на уступку Дирекции… помянутого здания… чем обеспечив совершение благосостояния школы, которая есть рассадник и главное основание театра…» Уже 30-го числа того же месяца и года высочайшее соизволение было получено.
6 июня A.M. Гедеоновым было дано предписание своим хозяйственным службам вместо гостиничных номеров немедленно устроить все необходимое для новой жизни здания: «Как то: театральное училище, церковь, лазарет с принадлежностями, театр, танцевальный зал, кухни, прачечную и гардероб…» Исполнить эти работы было поручено архитектору Театральной дирекции А. К. Кавосу (в последствии ставшему знаменитым театральным зодчим).
В то время штатом училища было предусмотрено содержание и обучение 50 воспитанников и 50 воспитанниц. Но были и приходящие ученики. На втором этаже лицевого корпуса поместили девиц, а на третьем — юношей. Для каждой «половины» были назначены четыре учебных класса, танцевальный зал, малая и большая спальни, столовая, буфет, лазарет, умывальная. У воспитанниц была к тому же своя «девичья».
В торцевой части здания, обращенной окнами на площадь, располагалась на первом этаже Контора императорских театров, а на втором — квартира директора со служебным кабинетом, комнаты для «театральных людей».
Все совершилось быстро. К концу 1836 года новые хозяева заселили корпус, теперь уже переименованный из Удельного в Театральный. Вместе с тем решилась и судьба петербургского Пале-Рояля. Государь нашел близкое соседство магазинов и рестораций со школой невозможным. Арки были основательно заделаны и помещения первого этажа превращены в гардеробные училища и театральные костюмерные мастерские. По воспоминаниям преподавателя училища П.П. Леонидова, «главное отделение (обращенное к Александрийскому театру. — A.A.) занимал директор и значительные чиновники с красавицами женами. Воспитанники вверху, а в бельэтажной середине, с огромными окнами, но, увы, уже с закрашенными стеклами, — неугомонные вольницы балета».
Дом Академии русского балета им. А.Я. Вагановой.
Время переселения Театрального училища с набережной Екатерининского канала (ныне — Грибоедова) на новую улицу, соответственно названную Театральной, совпало с кончиной К.Л. Дидло. Знаменитому постановщику балетных представлений и наставнику юных танцоров (подчас и тяжелой палкой) не пришлось учить в новых стенах.
Однако он описал идеал, которому, по его мнению, должны следовать те, кто избрал танец своей профессией: «Танцовщик должен знать ритм и музыку, чтобы дать меру своим движениям; геометрию, чтобы рисовать свои па; философию и риторику, чтобы изображать нравы и возбуждать страсти; живопись и скульптуру, чтобы сочинять позы и группы; что касается истории и мифологии, то он должен знать в совершенстве все события от хаоса и сотворения мира до наших дней».
Что касается геометрии, географии и истории, то здесь вряд ли следили строго за успехами учащихся. Другое отношение было к специальным предметам, формирующим театральную профессию. Здесь уже требовалась полная самоотдача. Воспитанников приучали к напряженному постоянному труду, к совершенствованию своих способностей, раскрытию прирожденного таланта. Современник вспоминал: «Танцы с виду легкое искусство полное веселости, страсти и увлечения, в сущности самое трудное по технике и требует даже от наиболее одаренных женщин постоянного и усиленного физического труда. Трудно поверить, сколько мужества, терпения, покорности и неусыпных трудов нужно молодой девушке, сколько ужасных мучений должна она перенести, сколько горьких слез пролить, чтобы сделаться даже посредственной танцовщицей».
Занятие в Театральном училище.
Одной из заметных примет переезда училища на новое, более отдаленное от Большого театра место было появление на городских улицах знаменитых театральных линей, запряженных четверкой лошадей. В них воспитанниц возили на репетиции и вечерние спектакли, в которых они были задействованы. Внутри линей по бокам были скамейки, на которых размещались 16–28 воспитанниц. Наряжены воспитанницы были в форменную одежду. Зимой они были в лисьих шубах (салопах) синего бархата на овечьем меху. Весной — в синих пальто и круглых шляпах с белыми лентами.
Этот необычный театральный выезд сопровождали многочисленные поклонники балета и балерин, большей частью офицеры гвардии, гарцующие на конях. Эта присущая русской столице жанровая сценка характерна для того времени поклонения перед женской красотой. От балетоманов можно было ожидать чего угодно: так, в 1835 году князь Вяземский похитил воспитанницу Кох.
Однако торопливость, с которой дирекция начала приспосабливать здание для своих нужд, дала неизбежные промахи. Так, не подумали о бане, прачечной и всякого рода кладовых, удобных для длительного хранения продуктов. Некоторые неудобства училищного быта несколько затянулись, и это привело к неожиданным последствиям.
Император Николай I свои прогулки или инспекционные поездки предпочитал совершать в одиночестве, без свиты. Таким образом, в начале 1853 года он посетил и Театральное училище. Император появился перед воспитанницами в столовой, в обеденное время, в обществе одного растерянного швейцара с царской шинелью в руках, не успевшего известить о визите начальство. Государь поздоровался с воспитанницами, подсел к ним, поинтересовался, почему на столе так много тарелок с недоеденными кушаньями. Потом понюхал второе блюдо (телятина под белым соусом), показавшееся ему дурно пахнущим. Затем побывал в спальне воспитанниц, где отвернул одеяло и оценил чистоту постельного белья. В спальне был большой беспорядок: в этот день был назначен школьный спектакль и на постелях лежали костюмы, башмаки, приготовленные к спектаклю. В спальне воспитанников тумбочки были без дверок, а внутри содержали всякий хлам. Взгляд у царя стал страшным. Далее он осмотрел лазареты, умывальные, ватерклозеты… Всюду за ним следовали дети. Прибежавшему начальству училища царь выразил при отъезде свое неудовольствие, заявив: «У меня собаки лучше содержатся, чем мои детушки!» Обратился и к столпившимся воспитанникам: «Прощайте, милые мои дети!»
Вскоре после этого грозного и запомнившегося всем присутствующим посещения императора инспектор Обер и старший надзиратель Гофман были заменены.
Узнал ли Николай Павлович о том, как часто моются в бане «его детушки»? Ведь им приходилось много и напряженно физически трудиться во время своих занятий в танцевальных учебных залах. Мы же знаем об этом по воспоминаниям бывшей воспитанницы Театрального училища: «…в четверг ездили в баню. Делалось это так. Баня нанималась в Лештуковском переулке на целый день. Возили нас в тех же линеях, но линей делали несколько оборотов. Поклонники юных артисток и сюда проникали, переодевшись кучерами. Начиналась перевозка рано, с 7 часов утра, к молитве все уже должны были собраться обратно в училище. Кто скорее мылся, того отправляли домой. В баню посылали горничных мыть нас, и маленьких, и больших. Обыкновенно баню нам устраивали раз в два месяца».
Последствием «страшного» приезда императора в училище были не только административные взыскания, наложенные на виновных. Была составлена и высочайше утверждена целая строительная программа, по мере осуществления которой обновлялись помещения училища и появлялись в нем новые удобства, в том числе и артистические уборные при школьном театре. Что касается обнаружившихся проблем, связанных с чистотой и питанием, то они были кардинально решены посредством постройки внутри училищной ограды здания — того самого, о котором мы говорили в начале. В этом здании находилась баня, в которой «воспитывающиеся в училище дети могли пользоваться здоровым и безвредным паром» и мыться не реже одного раза в неделю (как того требовал и народный обычай), а также прачечная с обширной сушилкой. В окруживших здание кладовых с ледниками сохранялись от порчи съестные припасы.
Бывшее здание бани и прачечной при Театральном училище. Перестроено для котельной в 1930-х гг.
Здание проектировалось в 1854-м, а построено было в 1855 году. В этом году умер Николай I. Новое здание, возведенное по проекту знаменитого театрального архитектора А.К. Кавоса, стало как бы его прощальным подарком тем, кто только ступил на стезю служения русскому театру. Насколько было успешным это служение, можно судить по оценке, данной французским поэтом и художественным критиком Теофилем Готье: «Их Консерватория танцев (то есть Императорское Театральное училище в Петербурге. — А.А.) выпускает замечательных солистов и создала кордебалет, не имеющий равного по ансамблю, точности и быстроте эволюции. Отрадно созерцать эти столь прямые линии, столь отчетливые группы, расчленяющиеся в определенный момент лишь для того, чтобы вновь выстроиться в ином виде; все эти ножки, мерно опускающиеся, все эти хореографические батальоны, которые никогда не смущаются и не сбиваются в своих маневрах. Там нет ни болтовни, ни смешков, ни стрельбы глазками в ложи и партер. Это подлинный мир пантомимы, где слова отсутствуют и действие не выходит из рамок. Этот кордебалет заботливо выбран из учениц консерватории: многие красивы, все молоды, хорошо сложены и основательно знают свое искусство или, если хотите, свое дело».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.