Глава 17 СОЮЗ ФРАНЦИИ И РОССИИ
Глава 17
СОЮЗ ФРАНЦИИ И РОССИИ
Вскоре после вступления на престол, в речи 6 августа 1888 г. Вильгельм II заявил: «Есть люди, у которых хватает совести утверждать, что мой отец собирался отдать обратно то, что он завоевал шпагой вместе с принцем Фридрихом Карлом. Все мы слишком хорошо его знали, чтобы молчать хоть одну минуту перед таким оскорблением его памяти. Он думал так, как и мы; из завоеваний великой эпохи ничто не может быть отдано обратно. Я верю, что вся наша армия и все мы держимся на это одного взгляда: скорее мы оставим на поле битвы 18 корпусов нашей армии и 42 млн. жителей, чем отдадим хотя бы один камень из того, что завоевал мой отец и принц Фридрих Карл»[191].
Этой речью Вильгельм II поставил крест на попытках французских реваншистов дипломатическим путем вернуть себе Эльзас и Лотарингию.
Французские политики и военные прекрасно понимали, что конфликт с Германией один на один может кончиться лишь разгромом Франции, причем куда более страшным, чем в 1870—1871 гг. Англия обладала огромным флотом. В течение почти двух столетий ее Адмиралтейство руководствовалось «двойным стандартом мощи» — британский флот должен быть равен двумя следующим по мощи флотам. Но британская армия оставалась маленькой и не могла противостоять германской даже вместе с французскими войсками. Итальянцы, понятно, были не в счет. Надежда у реваншистов была только на Россию.
В январе и марте 1890 г. во Франции были размещены новые русские займы на сумму в 650 млн. франков. С мая того же года по указам своего правительства французская полиция начала сотрудничать с русской заграничной охранкой в борьбе с русскими нигилистами. В ходе нескольких провокаций были арестованы и депортированы в Россию ряд известных революционеров. Александр III, получив об этом извещение французских властей, с удовольствием воскликнул: «Наконец-то во Франции есть правительство!»
18 февраля 1891 г. в Париж прибыла инкогнито, под именем графини Линген, мать Вильгельма II, вдовствующая императрица Фредерика. Судя по всему, это была попытка кайзера уладить отношения с Францией. Однако на третий день после прибытия императрицы в столице Франции начались массовые антигерманские выступления «патриотов». В свою очередь, германская пресса начала антифранцузскую кампанию. Германская газета «Kolnische Zeitung» писала: «Мы не может допустить, чтобы французы оскорбляли августейшего монарха Германской империи и его благородную мать... Немецкий народ вправе требовать, чтобы французское правительство и народ дали ему достаточное удовлетворение...»
Дело шло к войне. В историю события февраля вошли как «военная тревога 1891 года». Однако вновь последовал грозный окрик из Петербурга, и «тревога» закончилась.
В марте 1891 г. президент Французской республики Карно был награжден высшим русским орденом — Андрея Первозванного. Ордена Александра Невского получили французский военный министр Фрей-сине и министр иностранных дел Рибо.
25 июня 1891 г. на Кронштадтский рейд прибыла французская эскадра адмирала Жерве. Ради союза с Францией Александр III пошел на беспрецедентный шаг. При встрече эскадры он снял шапку во время исполнения французского гимна. В самой же России идо, и после этого за исполнение Марсельезы отправляли за решетку.
Газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала: «Прибытие французской эскадры в Кронштадт и блестящий прием, ей оказанный, делают, конечно, все более вероятным сближение между Францией и Россией. Две державы, связанные естественною дружбой, располагают такою грозной силой штыков, что Тройственный союз должен остановиться невольно в раздумье».
27 августа 1891 г. Россия и Франция подписали военную конвенцию, направленную против Германии. Соглашение это хранилось в столь глубоком секрете, что даже военный министр Ванновский не имел о нем точных сведений.
Статья первая этой конвенции гласила:
«Если Франция подвергнется нападению Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все свои наличные силы для нападения на Германию.
Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все свои наличные силы для нападения на Германию».
Статья вторая устанавливала, что «в случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в него держав Франция и Россия, по поступлении этого известия и не ожидая никакого предварительного соглашения, мобилизуют немедленно и одновременно все свои силы и придвинут их как можно ближе к своим границам».
Далее определялось количество войск, которое будет двинуто Россией и Францией против Германии как сильнейшего члена враждебной группировки.
Во время переговоров о содержании конвенции французская сторона очень добивалась, чтобы Россия поменьше сил направляла на австрийский фронт. Для французов было крайне важно, чтобы возможно большее количество русских войск было брошено против Германии. Это вынудило бы германское командование отвлечь на восток больше сил с французского фронта. С утверждением военной конвенции франко-русский союз был оформлен.
1 октября 1893 г. с ответным визитом в главную французскую средиземноморскую базу Тулон прибыла эскадра контр-адмирала Ф.К. Авелана в составе броненосца «Император Николай I», крейсеров «Адмирал Нахимов», «Рында» и черноморской канонерской лодки «Терец».
Французы сделали визит нашей эскадры национальным торжеством. В «Отчете по Морскому ведомству за 1890—1893 годы» говорилось: «Празднества следовали непрерывно. Начальник эскадры с командирами и многими офицерами посетил Париж, где также были устроены блестящие праздники в честь наших моряков». По окончании торжеств эскадра перешла в порт Аяччо на Корсике, откуда 22 октября направилась по традиции в «родной» Пирей.
Заключение русско-французского союза и визит русской эскадры в Тулон вызвали в Англии бурю негодования. В британской прессе сразу же раздались вопли о неспособности Англии контролировать ситуацию в Средиземноморье. Так, журналист Филипп Коломб писал: «Теперь мы почти изжили представление о том, что "первый удар" будет нанесен непосредственно по нашим берегам, и отчетливо осознали, что идеальный "первый удар" Франция при большем или меньшем содействии России нанесет нашему ослабленному флоту на Средиземном море. Битва, которой суждено будет определить судьбы Европы на века вперед, разыграется в Средиземноморье; я даже с уверенностью могу назвать конкретное место — недалеко от Гибралтара, неожиданно превратившегося в важнейшую базу флота, которому предстоит выдержать сокрушительное испытание»[192].
И действительно, император Александр III, заключая союз с Францией, имел в виду совместное противостояние Англии как на Средиземном море, так и в любой точке Мирового океана. Однако англичанам удалось постепенно к 1904 г. договориться с Францией. В годы Русско-японской войны Англия была фактической союзницей Японии, выдавая ей огромные займы и поставляя различные виды вооружений. Британские корабли конвоировали купленные японцами в Италии крейсера, и вели их британские команды. Большая британская эскадра находилась в водах Северного Китая, готовая в любой момент вмешаться на стороне Японии. После Цусимского боя сия эскадра сразу же ушла в метрополию. Франция фактически предала свою союзницу, заняв нейтральную позицию, более дружественную к Японии, нежели к России. Лишь Германия в 1904—1905 гг. всячески поддерживала Россию.
Тем не менее с начала 90-х годов XIX века российская внешняя политика все более и более определялась Парижем, и поражение России в войне с Японией не ослабило этой зависимости, а наоборот, усилило ее.
Мало того, военную стратегию и системы вооружения в России начали определять французские генералы и олигархи. В 1900—1914 гг. в Германии и Австро-Венгрии приняли на вооружение несколько типов мортир и гаубиц калибра 240—420 мм. Мало того, к 1914 г. в Германии была создана и запущена в серийное производство целая система минометов. Германские минометы подобно классическим орудиям были снабжены противооткатными системами. Боевой вес 17-см миномета составлял 525 кг, а 25-см — 660 кг. В походном положении минометы весили 819 кг и 955 кг, соответственно, и легко перевозились парой лошадей. 17-см миномет стрелял 54-кг снарядом на дальность 768 м, а 25-см миномет — 97-кг снарядом на 563 м.
Тяжелых орудий не было только в России. Самое интересное, что отечественных проектов сверхмощных орудий было более чем достаточно. В 1904 г. в Порт-Артуре в инициативном порядке наши офицеры спроектировали несколько типов минометов. Десятки их были применены в боевых условиях и показали отличные результаты. Но 1 августа 1914 г. в русской армии не было ни одного миномета.
Вступив в 1825 г. на престол, Николай I решил прикрыть западную границу империи, построив там ряд новых крепостей, которые в сочетании со старыми должны были образовать три линии обороны.
В первую линию вошли крепости, расположенные в Царстве Польском: Модлин, Варшава, Ивангород и Замостье. Все большие крепости Царства Польского во второй половине XIX века были связаны между собой шоссейными и железными дорогами. Кроме того, между крепостями была установлена телеграфная и телефонная (кабельная) связь.
Во вторую линию западных крепостей входили (с севера на юг): крепость II класса Динамюнде (с 1893 г. — Усть-Двинск, в 1959 г. вошла в черту г. Рига), крепость II класса Ковно, крепость II класса Осовец и крепость I класса Брест-Литовск.
В тылу располагалась третья линия крепостей, главными из которых были Киев, Бобруйск и Динабург.
С помощью фирмы Круппа в России в 70—80-х годах XIX века была создана лучшая в мире осадная и крепостная артиллерия. Эти превосходные оценки — не мое личное мнение. Три линии русских западных крепостей назвал сильнейшими в мире... Фридрих Энгельс, который занимался не только политикой, но и военным делом и считался в последнем большим авторитетом. Кстати, он был большим русофобом, так что зря хвалить наши крепости он, думаю, не стал бы.
Но вот на престол вступает Николай II, и все работы по укреплению западных крепостей прекращаются. А между тем на Западе в области тяжелой артиллерии и фортификации происходит новая революция.
С 1906-го по 1913 год царь несколько раз то приказывал разоружать крепости на западных границах, то начинал их укреплять. За годы правления Николая II осадная артиллерия пришла в столь ужасное состояние, что в 1910—1911 гг. она была... вообще упразднена. В 1911 г. великий князь Сергей Михайлович предложил царю план создания тяжелой артиллерии с началом в 1917 г. и концом в 1921 г.! Крепостную же артиллерию собирались перевооружить с орудий обр. 1838 г., 1867 г. и 1877 г. на современные орудия к 1931 г.
После поражения России в Крымской войне Александр II обратился за помощью в перевооружении артиллерии к малоизвестной тогда германской фирме Круппа. История сотрудничества России с фирмой Круппа, к сожалению, до сих пор представляет белое пятно в истории. Я же скажу коротко — Крупп создал российскую нарезную артиллерию. В свою очередь, Россия проектами своих артиллеристов и миллионами золотых рублей создала империю Круппа.
С известной долей упрощения сотрудничество России и Круппа можно представить по следующей схеме. Артиллерийский комитет ГАУ разрабатывал проект орудия и направлял его Круппу. Там проект дорабатывался, создавались рабочие чертежи, и по ним изготовлялся опытный образец орудия. Далее опытный образец испытывали на полигоне у Круппа в присутствии представителей нашего ГАУ. В отдельных случаях вторичные испытания проводились на Волковом поле — полигоне ГАУ под Петербургом. Далее следовал заказ на серийное производство орудий заводу Круппа, и одновременно крупповская документация и даже полуфабрикаты орудий (трубы, кольца, замки и т.д.) поступали на русские казенные заводы — Обуховский[193], Пермский[194] и Санкт-Петербургский орудийный. В некоторых случаях Крупп не получал заказа на серийное производство, а его начинали сразу на русских заводах. В любом случае при Александре II серийное производство пушек в России начиналось через несколько месяцев, а то и недель после окончания испытаний опытного образца Круппа. Следует заметить, что наши инженеры Обуховского завода не просто копировали изделия Круппа, а дорабатывали их. В подавляющем большинстве случаев в серию на ОСЗ шли орудия с лучшими тактико-техническими характеристиками, чем серийные орудия Круппа.
Ни одно франко-русское соглашение с 1891-го по 1914 г. не ограничивало русско-германского военного сотрудничества. Тем не менее Россия, получавшая от Круппа лучшие в мире артсистемы, с 1891 г. начинает ориентироваться на Францию, позорно разбитую крупповскими пушками в 1870 г.! И дело тут не в соглашениях, а в личной инициативе генерал-фельдцейхмейстера, великого князя Михаила Николаевича, проживавшего в Ницце, и генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича, тоже проводившего полжизни в Париже со своими многочисленными метрессами.
После 1895 г. (то есть после воцарения Николая II) русская сухопутная артиллерия ставится в полную зависимость от Франции. И дело не только в том, что Круппа заменила фирма Шнейдера, производившая менее качественные орудия. Ни Крупп, ни германское правительство никогда не вмешивались в раздачу военных заказов русским заводам, а тем более в стратегию и тактику русской армии, справедливо считая это прерогативой русских властей. А вот фирма Шнейдера, заключив контракт с Военным ведомством России, обязательно оговаривала, что столько-то лет такая-то пушка системы Шнейдера будет изготавливаться исключительно на Путиловском заводе или вообще будет изготавливаться только на этом заводе.
Почему же Шнейдер так возлюбил этот завод? Да потому, что Путиловский завод — единственный русский частный артиллерийский завод, все же остальные артиллерийские заводы с 1800-го по 1914 г. принадлежали казне. Надо ли говорить, что правление Путиловского завода было слишком тесно связано с фирмой Шнейдера.
Генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович и его метресса Кшесинская совместно с руководством фирмы Шнейдера и правлением Путиловского завода организовали преступный синдикат. Формально в России продолжали проводиться конкурсные испытания опытных образцов артиллерийских систем, на которые по-прежнему приглашались фирмы Круппа, Эрхардта, Виккерса, Шкода и другие, а также русские казенный заводы — Обуховский и Санкт-Петербургский орудийный. Но в подавляющем большинстве случаев победителем конкурса оказывалась фирма Шнейдера.
Автор лично изучал в архивах Военного исторического музея отчеты о конкурсных испытаниях орудий. В угоду великому князю Сергею Михайловичу комиссия часто шла на подлог. К примеру, вес орудий Шнейдера подсчитывался без башмачных поясов и ряда других необходимых элементов, а орудий Круппа — в полном комплекте. В отчете писалось, что орудие Шнейдера легче и подлежит принятию на вооружение, но фактически в боевом и походном положении оно было тяжелее своего крупповского аналога.
Что же касается самодержца всероссийского, то, занятый мундирами, пуговицами, значками и ленточками, к гаубицам Николай особого интереса не проявлял.
Но и на этом не кончились бедствия русской артиллерии. Французское правительство через фирму Шнейдера, Сергея, Матильду и ряд других агентов влияния в Санкт-Петербурге навязало российской артиллерии свою доктрину. По французской доктрине, будущая война должна быть маневренной и скоротечной. Для победы в такой войне достаточно иметь в артиллерии один калибр, один тип пушки и один тип снаряда. Конкретно это означало, что армия должна была иметь 76-мм дивизионные пушки, которые могли стрелять только одним снарядом — шрапнелью. Действительно, к концу XIX века во Франции и других странах были созданы эффективные образцы шрапнелей.
Шрапнельным огнем одна 8-орудийная русская батарея могла в считаные минуты полностью уничтожить пехотный батальон или даже полк кавалерии. Именно за это в 1914 г. немцы прозвали трехдюймовку «косою смерти». Но насколько эффективной шрапнель была по открытым живым целям, настолько же слабой она была при поражении целей, сколько-нибудь укрытых. Это сразу же выяснилось в ходе Русско-японской войны, и ГАУ было вынуждено заказать 3-дюймовые фугасные гранаты за рубежом и начать разработку отечественной мелинитовой гранаты, которая была принята на вооружение в 1907 г. В известной мере русскую армию в Маньчжурии спасли устаревшие батарейные пушки обр. 1877 г. и 6-дюймовые полевые мортиры обр. 1883 г.
Французская доктрина одного калибра, одной пушки и одного снаряда была бы очень хороша в эпоху наполеоновских войн при стрельбе по сомкнутым колоннам пехоты и кавалерийским лавам. Стоить отметить, что сами французы, интенсивно развивая дивизионную артиллерию, не следовали теории трех единств. Они не забывали и о тяжелой артиллерии, огромные средства шли и на перестройку крепостей.
После поражения в войне с Японией Военное ведомство вынуждено было внести коррективы во французскую стратегию молниеносной войны. В первую очередь ГАУ занялось полевой артиллерией. В состав дивизионной артиллерии были введены 122-мм (48-линейные) гаубицы обр. 1909 г. и обр. 1910 г., а в состав корпуса — 152-мм гаубицы и 107-мм пушки. Но и тут, несмотря на превосходство германских орудий на всех конкурсах, проведенных на полигоне под Петербургом, предпочтение отдавалось исключительно орудиям Шнейдера. Причем, как уже говорилось, Шнейдер ставил России условие, что пушки его системы должны производиться лишь на единственном в России частном заводе — Путиловском. Надо ли говорить, что правление этого завода состояло в сговоре со Шнейдером, великим князем Сергеем и его метрессой Кшесинской?
Благодаря Сергею и Матильде русские казенные артиллерийские заводы после Русско-японской войны остались почти без заказов Военного ведомства. Обуховский завод перенес это сравнительно легко, так как с 1907 г. он получал большие заказы от Морского министерства. Петербургский орудийный завод Военного ведомства получал заказы периодически, но мощности завода были крайне малы, кроме того, он был зажат соседними строениями и не мог расширяться. Руководство ГАУ и орудийного завода с 1907 г. неоднократно поднимали вопрос о переносе завода в другое место и его модернизации, но Николай II постоянно отказывал им.
Хуже пришлось мощнейшему Пермскому орудийному заводу, которому с 1906 по 1914 г. Военное министерство не заказало ни одного орудия. И это в преддверии войны! Завод выполнял небольшие заказы на артиллерийские снаряды, на болванки для стволов пушек для Петербургского орудийного завода и т.д. Если бы завод находился в Петербурге, то бунт рабочих был бы неминуем. Но завод был расположен в сельской местности, в деревне Мотовилиха, и рабочие с мая по октябрь расходились по окрестным деревням на свои земельные участки, а зимой подхалтуривали на заводе, выполняя случайные заказы.
Итак, Россия вступила в мировую войну с небоеспособными крепостями на западной границе и не имея ни одного современного тяжелого орудия или миномета.
Ко всему прочему, население империи даже не знало целей войны. Формальным поводом для вступления в войну была защита братьев-славян. Да, это был неплохой пропагандистский лозунг — русская душа склонна к состраданию, особенно когда это касается слабых и убогих. Но братья-славяне были, увы, ненадежными союзниками и проявляли любовь к матушке России, лишь когда это было им выгодно. Вспомним, как братья-славяне передрались между собой в 1912 г., как Болгария в обеих мировых войнах воевала против России, дважды предоставляла свою территорию для агрессии против Югославии: первый раз — Гитлеру, а второй — НАТО.
«А как же Проливы? — спросит эрудированный читатель. — Неужели Россия могла допустить, чтобы они попали под контроль Австро-Венгрии?» Ну, начну с того, что захват Проливов Австрией или Германией не меньше светил Англии и Франции, и они были готовы воевать за них с «тевтонскими варварами» даже без России.
Уже в ходе войны Англия и Франция пообещали России Константинополь, а сами заключили тайный сепаративный договор, по которому взаимно обещали ни каким образом Проливы России не отдавать.
Мало того, и Лондон, и Париж вынашивали планы раздела Российской империи после разгрома Германии. Отъему подлежали Привисленский край, Прибалтика, Финляндия, а по возможности и Украина, и Кавказ.
Первая мировая война не стала и не могла стать Второй отечественной войной. Николай II втянул страну в войну за интересы Англии и Франции. Россия впервые в истории воевала не за приобретение новых земель, а за собственное расчленение.