Глава 8 БРИТАНСКОЕ ЗОЛОТО И ЧЕСТОЛЮБИЕ РУССКОГО ЦАРЯ

Глава 8

БРИТАНСКОЕ ЗОЛОТО И ЧЕСТОЛЮБИЕ РУССКОГО ЦАРЯ

 В первые же дни своего царствования Александр I отменил все нелепые указы своего отца. Большинство сосланных Павлом людей были возвращены в Петербург. Городам возвращены екатерининские названия, Ахтиар вновь стал Севастополем.

Внутренняя политика нового императора достаточно хорошо описана в нашей исторической литературе, а нас больше интересует внешняя политика.

Внутри страны восстановить «все, как при бабушке», можно было несколькими десятками царских указов, но во внешней политике сделать это было весьма трудно, а скорее всего, невозможно. Возвращение казаков Орлова было, безусловно, необходимым и правильным решением. Но в марте 1801 г. Россия оказалась перед лицом британской агрессии.

В январе 1801 г. британское правительство приказало захватить все русские, шведские и датские суда в английских портах. Одновременно началось формирование Балтийской эскадры в составе 20 кораблей, 5 фрегатов, 7 бомбардирских кораблей и 21 мелкого судна. Во главе экспедиции был поставлен адмирал Гайд-Паркер, вторым флагманом назначили вице-адмирала Нельсона.

Узнав о приготовлении англичан, А.Ф. Крузенштерн, будущий знаменитый путешественник, 5 декабря 1800 г. предложил адмиралу де Рибасу «для обуздания Англии послать эскадру к Азорским островам, с тем чтобы здесь перехватывать крупные английские суда, а мелкие просто потоплять»[86].

1 апреля 1801 г., то есть уже после убийства Павла I, англичане вероломно напали на датский флот, стоявший в Копенгагене. Замечу, что с 1792 г. Дания придерживалась самого строгого нейтралитета в войне. Часть датских кораблей погибла в бою, а остальные были захвачены англичанами.

Однако главной целью англичан была не Дания, а Россия. 14 мая английская эскадра под командованием Нельсона вошла в устье Финского залива. Замечу, что англичане действовали не только грубой силой. Их посол в Петербурге Витворт был одним из главнейших организаторов заговора.

Александр I потребовал от Нельсона уйти от русских берегов в качестве предварительного условия для проведения переговоров. Англичане дали «спасти лицо» новому императору, и эскадра действительно ушла.

Но на переговорах с англичанами царь уступил им почти по всем пунктам. 5 июня 1801 г. между Россией и Англией была заключена конвенция, в сущности, значительно изменяющая правила вооруженного нейтралитета Екатерины II и разрушающая цель, к которой стремился Павел I при образовании союза северных держав. Англичане получили возможность творить на море любые беззакония. В частности, командирам кораблей воюющей державы предоставлялось право не только осматривать все нейтральные коммерческие суда, хотя бы они и шли под охраной военных судов, но и право проверять бумаги самого конвоирующего корабля. В случае какого-либо сомнения разрешалось делать обыск и отводить заподозренные суда в порт воюющей державы, причем конвоирующему кораблю ни под каким предлогом не дозволялось сопротивляться такому задержанию.

После поражения у Маренго австрийцы тянули с миром почти полгода, надеясь на роялистов-террористов. Наконец 2—3 декабря 1800 г. генерал Моро наголову разбил австрийцев при Гогенлиндене, и 25 декабря было подписано перемирие.

9 февраля 1801 г. Австрия заключила мир в городе Люневиль в Северной Италии. Вместо Цизальпинской республики создается Итальянская республика. А президентом новой республики был избран все тот же генерал Наполеон Бонапарт. Кстати, на заседании Законодательного собрания Цизальпинской республики он выступал на итальянском языке, на котором говорил еще лучше, чем на французском.

Однако в планы Бонапарта не входило создание единого итальянского государства. Он согнал с престола во Флоренции династию Тосканских герцогов, а вместо них превратил Тоскану в... королевство Этрурию, а престол был отдан инфанту Пармскому. В Париже острили — Французская республика впервые создала монархию. Сохранил Первый консул и Папскую область.

Замечу, что в декабре 1800 г. французский генерал Миолис при городе Сиене разбил неаполитанскую армию, действовавшую в Тоскане.

24 января 1801 г. генерал Мюрат начинает во Франции переговоры с неаполитанскими властями. Мир был заключен в Фолиньо 18 февраля 1801 г. Неаполитанцы обязались очистить Тоскану, закрыть порты для английских судов и отпустить французских пленных (из числа вернувшихся из Египта). Но 27 марта 1801 г. Наполеон объявил мир в Фолиньо предварительным и потребовал право на оккупацию Тарентского залива, где планировалось создать базу для нового египетского похода. При известии о приближении французских войск к границам Неаполь был вынужден согласиться, и 29 марта 1801 г. во Флоренции был подписан окончательный мир.

5 сентября 1801 г. французский генерал Вобуа согласился на почетную капитуляцию Мальты. Весь гарнизон острова был перевезен на британских кораблях в Тулон. И тут вопреки всем обещаниям англичане отказались передать Мальту Неаполитанскому королевству

Война повсеместно затихала. 1 октября 1801 г. были подписаны условия прелиминарного мира, а через пять месяцев, 27 марта 1802 г., в Амьене был заключен мирный договор между Англией — с одной стороны и Францией, Испанией и Батавской республикой — с другой. То был компромисс с обеих сторон, в целом все же более выгодный Франции. В частности, Англия обязалась очистить Мальту и вернуть ее прежним владельцам — рыцарскому ордену.

26 сентября (8 октября) 1801 г. в Париже был подписан русско-французский мирный договор. В тот же день была подписана русско-французская секретная конвенция. Из «этических» соображений ее пометили 28 сентября, то есть двумя днями позже. Согласно этой конвенции оба государства становились гарантами при разрешении споров между многочисленными германскими государствами. Франция сохраняла целостность владений короля Обеих Сицилии как друга императора Александра I. Неаполитанское королевство признавалось нейтральным, причем Россия должна была употребить свое влияние, чтобы этот нейтралитет признали Англия и Турция. Франция и Россия должны были покровительствовать королю Сардинии.

В Германии Франция обязалась предоставить компенсации Вюртембергу, Баварии и вместе с Россией гарантировать целостность их владений. Обе стороны гарантировали независимость Ионической республике (Республике Семи островов).

6(17) июля 1800 г., то есть еще до подписания мира с Францией, эскадра адмирала Ушакова покинула Корфу и 26 октября (6 ноября) прибыла на Ахтиарский (Севастопольский) рейд. Но вопреки мнению многих историков и вопреки Парижскому договору военное присутствие России на Средиземном море осталось, хотя и было сильно уменьшено. Так, в начале 1801 г. у берегов Италии оставались два отряда русских кораблей в составе шести фрегатов и трех-четырех малых судов. А на территории Неаполитанского королевства оставались три русских батальона пехоты.

В Корфу был оставлен русский гарнизон в составе 150 солдат под командованием подполковника Гастфера, на малых островах дислоцировались русские посты по 15—30 человек. Снабжение русских войск на Ионических островах производилось за счет местных жителей.

Вскоре три пехотных батальона были переведены на Корфу. В 1801— 1803 гг. русские силы на Средиземном море понемногу наращивались. Из Севастополя на Корфу и обратно ежегодно ходило по несколько боевых и транспортных судов.

А теперь из Средиземного моря перенесемся на берега Сены. Вечером 3 нивоза (24 декабря) 1800 г. Бонапарт выехал из дворца Тюильри в Оперу, где шла премьера Гайдна. Когда карета проезжала поворот на улицу Сен-Никез, раздался страшный взрыв. После того как дым рассеялся, стало видно, что мостовая и стены разворочены, несколько человек убиты, десятки ранены. Везде обломки развороченной взрывом кареты, искалеченные лошади, кровь, битое стекло, кирпичи, превращенные в щебень. Наполеон остался невредим.

Позже выяснилось, что роялисты подвезли на повозке бочку пороха и подожгли фитиль, увидев карету Первого консула.

Покушение роялистов лишь укрепило авторитет Бонапарта в глазах подавляющего большинства французов. В июле 1802 г. во Франции был проведен плебисцит о признании Наполеона пожизненным Первым консулом. «За» проголосовали три с лишним миллиона человек, «против» — 8374 человека.

Мирная передышка позволила Наполеону создать свой знаменитый Гражданский кодекс. Как писал Манфред: «К началу 1804 года все две тысячи двести восемьдесят один параграф Кодекса были составлены и окончательно отредактированы. 30 вантоза XII года (21 марта 1804 года) был принят наконец закон о введении Гражданского кодекса в действие. То был полный свод гражданских законов, точно классифицированных, утверждающих и регулирующих систему отношений буржуазного общества. Для своего времени, для эпохи, когда он появился на свет, Гражданский кодекс был, безусловно, исторически прогрессивным творением. Маркс о нем замечательно сказал: "...французский кодекс Наполеона берет свое начало не от Ветхого Завета, а от идей Вольтера, Руссо, Кондорсе, Мирабо, Монтескье и от французской революции"»[87].

Во Франции с приходом к власти Наполеона начался процесс консолидации нации. 26 апреля 1802 г. Наполеон амнистировал всех эмигрантов и разрешил им вернуться домой. 15 апреля 1804 г. Первый консул подписал закон о конкордате, то есть о новом устройстве католической церкви во Франции. Гонения на церковь ушли в прошлое, а церковь, в свою очередь, решительно поддержала государственную власть. В 1802 г. началась реформа народного образования, которая продлится почти два века.

Риторический вопрос — нужна ли была война Франции или самому Бонапарту в столь переломный момент развития страны?

Однако британская буржуазия не желала терпеть быстро развивавшиеся французские промышленность и торговлю. Британский кабинет пошел на нарушения статей Амьенского мира, а 16 мая 1803 г. объявил Франции войну.

В ответ Наполеон приступил к устройству грандиозного лагеря в Булони, на самом берегу Ла-Манша, в 40 верстах от английского берега. Там должна была собраться огромная армия, которая предназначалась для высадки в Англии. «Мне нужно только три дня туманной погоды, и я буду господином Лондона, парламента, Английского банка», — сказал Наполеон в июне 1803 г., через месяц после начала войны. Советский историк, академик Е.В. Тарле писал: «Кипучая работа началась во всех французских портах, на всех верфях. "Три туманных дня" могли дать возможность французскому флоту ускользнуть от английских эскадр и высадить армию на английском берегу, а тогда Наполеон сломил бы все препятствия, прошел бы от места высадки до Лондона и вошел бы в столицу. Так полагал сам Наполеон, и так думали очень многие в Англии»[88].

Что же касается британского кабинета, то он предпочитал чисто британские способы ведения войны: откровенное пиратство на море, захват французских колоний, поиск пушечного мяса для войны на континенте и, само собой разумеется, террор.

Теплой августовской ночью 1803 г. с борта британского корабля на берег Нормандии была высажена группа роялистов во главе с Жоржем Кадудалем. В Париже Кадудаль начал готовить новое покушение на Первого консула и одновременно вступил в переговоры с весьма популярным во французской армии генералом Моро.

По плану Кадудаля, после убийства Бонапарта власть должен был захватить какой-нибудь генерал, предположительно, Моро, который и призвал бы Бурбонов.

Однако агенты полиции не дремали. В ночь с 15 на 16 февраля 1804 г. был арестован генерал Моро, а 9 марта — Кадудаль. И тут Наполеон узнал, что на границе с Францией, в городе Эттенгейме, в герцогстве Баден находится внук принца Конде Луи Антуан де Бурбон-Конде.

Позже многие историки будут утверждать, что бедный принц не был причастен ни к каким заговорам. А у французской границы он жил-де только для того, чтобы встречаться с мадемуазель Жорж, знаменитой парижской актрисой. Мало того, Первый консул был тоже влюблен в нее. И вот злодей Бонапартий решился погубить соперника.

На самом же деле герцог Энгиенский служил в армии принца Конде и был участником ряда роялистских заговоров. Поэтому, а главное, чтобы раз и навсегда пресечь британскую практику политических убийств, Первый консул приказал арестовать герцога и судить его военно-полевым судом.

В ночь с 14 на 15 марта 1804 г. отряд французской конной жандармерии вторгся на территорию Бадена, вошел в Эттенгейм, окружил дом, где находился герцог Энгиенский, арестовал его и тотчас же увез во Францию. Никто из баденских властей и не попытался защитить герцога, все сидели тихо и были довольны уже тем, что их не тронули.

20 марта герцога привезли в Париж и заточили в Венсенский замок. Вечером того же дня в замке состоялся военный суд, который обвинил герцога в получении денег от Англии и в том, что он воевал против Франции. Без четверти три ночи герцог Энгиенский был приговорен судом к смертной казни, а в три часа его вывели в Венсенский ров и расстреляли.

Наполеон в ярости говорил: «Что я, собака, что ли, которую всякий прохожий на улице может убить?.. Мне принадлежало естественное право самозащиты. На меня нападали со всех сторон и каждую минуту... духовые ружья, адские машины, заговоры, западни всех родов...

Я, наконец, устал и воспользовался случаем перекинуть террор обратно в Лондон... Война за войну... кровь за кровь... — Ведь и моя кровь тоже не грязь»[89].

В романе «Война и мир» Лев Толстой устами Пьера Безухова даст очень точное определение этой акции — «государственная необходимость». И действительно, покушения роялистов на Наполеона разом прекратились.

Очередная попытка покушения на Бонапарта вновь привела к усилению его власти. 2 декабря 1804 г. в соборе Нотр-Дам в Париже произошло торжественное венчание и помазание на царство Наполеона.

Наполеон пожелал, чтобы Римский Папа лично участвовал в его коронации, как это было за тысячу лет до этого, в 800 г., при коронации Карла Великого. Но Наполеон решил ввести при этом и некоторую довольно существенную поправку: Карл Великий сам поехал для коронации к Папе в Рим, Наполеон же пожелал, чтобы Римский Папа приехал к нему в Париж.

Между тем от берегов реки Шельды на протяжении 120 миль до реки Соммы и далее был разбит огромный Булонский лагерь. Были построены сотни десантных судов.

Англичане тоже увеличили свой флот. Однако простые англичане не желали воевать. Тогда по приказу премьер-министра Вильяма Питта на улицах, в тавернах и даже в театрах британских городов стали хватать всех мужчин, начиная с четырнадцатилетних, и отправлять насильно в армию и на флот.

Одновременно Вильям Питт, не считая миллионов золотых фунтов стерлингов, принялся готовить новую коалицию.

Инцидент в Венсенском замке стал буквально манной небесной для англичан. Как писал Е.В. Тарле: «Когда произошел расстрел герцога Энгиенского, во всей монархической Европе, и без того готовившейся к выступлению, началась бурная и успешная агитация против "корсиканского чудовища", пролившего кровь принца Бурбонского дома. Решено было вовсю использовать этот кстати подвернувшийся инцидент. Сначала все советовали Баденскому великому герцогу протестовать против вопиющего нарушения неприкосновенности баденской территории при аресте герцога Энгиенского, но великий герцог Баденский, люто перепуганный, сидел смирно и даже поспешил окольным путем справиться у Наполеона, вполне ли он доволен поведением баденских властей при этом событии, исправно ли они исполняли все, чего от них требовали французские жандармы. Другие монархи тоже ограничились негодованием вполголоса в узком семейном кругу. Вообще храбрость их выступлений по этому поводу неминуемо должна была оказаться прямо пропорциональной расстоянию, отделявшему границы их государств от Наполеона. Вот почему наибольшую решительность должен был проявить именно русский император. Александр протестовал формально, особой нотой против нарушения неприкосновенности баденской территории с точки зрения международного права.

Наполеон приказал своему министру иностранных дел дать тот знаменитый ответ, который никогда не был забыт и не был прощен Александром, потому что более жестоко его никто никогда не оскорблял за всю его жизнь. Смысл ответа заключался в следующем: герцог Энгиенский был арестован за участие в заговоре на жизнь Наполеона; если бы, например, император Александр узнал, что убийцы его покойного отца, императора Павла, находятся хоть и на чужой территории, но что (физически) возможно их арестовать, и если бы Александр в самом деле арестовал их, то он, Наполеон, не стал бы протестовать против этого нарушения чужой территории Александром. Более ясно назвать публично и официально Александра Павловича отцеубийцей было невозможно. Вся Европа знала, что Павла заговорщики задушили после сговора с Александром и что юный царь не посмел после своего воцарения и пальцем тронуть их: ни Палена, ни Беннигсена, ни Зубова, ни Талызина и вообще никого из них, хотя они преспокойно сидели не на "чужой территории", а в Петербурге и бывали в Зимнем дворце»[90].

Лично я не склонен подобно академику Тарле переоценивать личную обиду Александра в качестве причины вступления России в новую войну с Францией.

Дореволюционные историки объясняли это приверженностью царя к священным правам легитимизма и т.п., советские историки — заинтересованностью дворянства в торговле с Англией. Хотя уж в чем дворяне, и особенно их жены и дочери, были заинтересованы, так это во французских товарах. На самом деле решающими оказались два субъективных фактора — влияние «немецкой» партии и честолюбие молодого царя.

Я уже писал о немках — жене и матери Александра. Вместе с ними в Россию наехала толпа родственников и придворных. Я уже не говорю о «гатчинских» немцах, которым Павел доверил самые ответственные посты в государстве. Вся эта компания настойчиво требовала от Александра вмешательства в германские дела — у кого были там имения, а у кого на родине от Наполеона пострадали родственники. Свои интересы были и у «польских друзей» императора Адама Чарторыского и К°. Сам Александр был крайне честолюбив и жаждал воинской славы, надеясь, что она покроет позор отцеубийства. Александр решил лично предводительствовать войсками, двинувшимися в Германию.

Наконец, дворянство было избаловано прежними победами русских войск. Бахвальство и откровенная глупость царили в гостиных и салонах Петербурга и Москвы. Узколобые аристократы забыли, что всеми победами и территориальными приобретениями Россия обязана мудрой внешней политике великой императрицы, а не каким-то мифическим «непобедимым россам». Прекрасная иллюстрация тому — начало романа «Война и мир» — разговор в салоне Анны Павловны Шерер. Кучка сановников и преглупейших дам обсуждают политическую ситуацию и смело решают судьбы Европы. «— Император Александр объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, — сказала Анна Павловна»[91].

А вот другой полюс русского общества — патриархальная Москва, именины Наташи Ростовой.

«На мужском конце стола разговор все более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.

— И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? — сказал Шиншин. — Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.

Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.

— А затэм, мылостывый государ, — сказал он, выговаривая э и ъ вместо ь, — затэм, что импэратор это знаэт. Он в манифэстэ сказал, что нэ можэт смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что безопасност импэрии, достоинство ее и святост союзов, — сказал он, почему-то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.

И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста... "и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир — решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению намерения сего новые усилия".

— Вот зачэм, мылостывый государ, — заключил он назидательно, выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.

— Знаете пословицу: "Ерёма, Ерёма, сидел бы ты дома, точил бы свои веретёна", — сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. — Это к нам идет удивительно. Уж на что Суворова — и того расколотили вдребезги, а где у нас Суворовы теперь? Я вас спрашиваю, — беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он,

— Мы должны драться до послэднэй капли кров, — сказал полковник, ударяя по столу, — и умэр-р-рэт за своэго импэратора, и тогда всэм будэт хорошо. А рассуждать как мо-о-ожно (он особенно вытянул голос на слове "можно"), как мо-о-ожно меньше, — докончил он»[92].

Они так спокойны и благодушны. Господа офицеры уверены, что, как и в екатерининских войнах, из них будет убит лишь каждый двадцатый, зато почти всех остальных ждут ордена и повышения, величайшие пожалованья деньгами и поместьями. Другие мужчины и дамы абсолютно уверены, что война, опять же, будет вестись где-то в центре Европы.

Вспомним, что даже после Аустерлица самый умный персонаж Толстого, Андрей Болконский говорит Пьеру, что он не пошел бы на службу, даже если французы стали бы угрожать его имению в Лысых Горах. Тогда вероятность подобной ситуации для Болконского была сравнима разве что с падением метеорита на те же Лысые Горы. Но вот спустя пять лет французы действительно пришли, и князь Болконский буквально визжит от злости и призывает убивать пленных французов.

И вот русская армия вновь идет в Европу. Зачем? Ведь Екатерина уже давно включила в состав империи все земли, которые когда-то входили в состав Киевской Руси, где православные люди говорили на русском языке и его диалектах. Присоединение же земель с немецким или польским населением ничего, кроме бед, не могло принести России.

25 октября (6 ноября) 1804 г. Австрия и Россия подписали в Петербурге союзный договор, направленный против Франции, а 11 мая 1805 г. был подписан и аналогичный англо-русский договор. Так была образована Третья антифранцузская коалиция. Согласно договоренности союзников новой коалиции, Россия обязывалась выставить 180-тысячную армию, Австрия — 300-тысячную. Англия ассигновывала по 1 125 000 фунтов стерлингов на каждые 100 тысяч союзных войск и принимала на себя, сверх того, четвертую часть расходов по мобилизации.

Увы, и сейчас находятся историки, объявляющие казнь герцога Энгиенского 20 марта 1804 г. преступлением, вызвавшим новую войну. Предположим, что это так. Но попробуем перенестись на два месяца назад, когда герцог еще жил припеваючи в Баденском герцогстве. 20 марта 1804 г. Севастополь. В море выходит эскадра капитана 1-го ранга Н.С. Леонтовича. На борту фрегатов[93] и транспортов сухопутные войска, боеприпасы и продовольствие, предназначенные для Корфу. Элементарный расчет показывает, что приказ об отправке войск на Средиземное море «властитель слабый и лукавый» мог отдать не ранее осени 1803 г. Зачем? На Средиземном море мир и благодать, в 1803 г. не произведено ни одного выстрела.

Нравится нам или нет, но посылка эскадры Леонтовича свидетельствует о том, что еще в середине 1803 г. Александр I принял решение начать войну, и любые действия Наполеона, как то: казнь герцога и террористов, мелкие административные изменения в Северной Италии — были лишь предлогом для объявления войны.

Кстати, все эти акции никоим образом не противоречили мирным договорам, заключенным в 1801—1802 гг. Францией с Австрией, Англией и Россией.

18 мая 1803 г. Англия объявила войну Франции. Расчет англичан был прост — на английские деньги будет создана коалиция в Европе, а британский флот сможет захватить французские колонии и ряд территорий в Средиземном море. Наполеон же хотел покончить с войной одним ударом — высадиться в Англии и взять Лондон. А британцам он решил подсунуть дезу — план нового вторжения французских войск в Египет.

В 1802 г. полковник Себастьяни на французском фрегате посетил порты Ливии, Египта и Сирии. И вот 30 января 1803 г. британский официоз, газета «Монитор» публикует секретный отчет Себастьяни, из которого следует, что Наполеон готовит новый десант в Египет и Сирию. Все понятно, самолюбивый диктатор, потерпев поражение в Египте, решает взять реванш.

Это было весьма правдоподобно, ведь еще в августе 1797 г. генерал Бонапарт заявил: «...чтобы в самом деле разгромить Англию, нам нужно овладеть Египтом»[94], а в 1798 г.: «Европа — это кротовая нора! Здесь никогда не было таких великих владений и великих революций, как на Востоке, где живут шестьсот миллионов людей»[95].

На дезу купился даже адмирал Нельсон. Уже через два дня после объявления войны Франции Нельсон поднимает флаг на своем любимом корабле «Виктория» и через два дня отплывает в Средиземное море и принимает там командование над всеми британскими силами.

Там 23 января 1804 г. великий адмирал пишет: «Только что полученное мною известие заставляет меня думать, что французский флот готовиться выйти в море на восток, к Неаполю и Сицилии». 10 февраля: «Тридцать тысяч французов готовы сесть на суда в Марселе и Ницце, и я должен думать, что феррольские корабли двинутся в Средиземное море. Цель Бонапарта — Египет»[96].

Как тут бедным туркам не испугаться злодея Буонапарте?

В ноябре 1804 г. посол Франции, генерал Брюн покинул Константинополь, и отношения между двумя союзниками были разорваны. Волей-неволей Россия и Турция вновь стали союзниками. В декабре 1804 г. в Стамбуле начались переговоры между русским послом А.Я. Италийским и турецкими министрами о подписании нового союзного договора. На них вопрос о Проливах занимал центральное место.

Новый русско-турецкий союзный договор был подписан 23 сентября 1805 г. Он состоял из 15 явных и 10 секретных статей, которые полностью регулировали сложные отношения между Россией и Турцией. В целом соглашение было направлено против Франции.

В статьях 1, 2 и 6 говорилось о взаимопомощи в случае войны с Наполеоном. Турция подтверждала свое обязательство пропускать русские военные корабли через Проливы. Также было подтверждено право России покровительствовать христианскому населению Османской империи. Ряд статей непосредственно касался положения балканских народов (секретная статья 8 «о греках»). Султан соглашался с предложением оккупации русскими войсками Ионических островов (секретная статья 4). Особое значение имела секретная статья 7: «Обе высокие договаривающиеся стороны соглашаются считать Черное море как бы закрытым и не допускать появление никакого военного или вооруженного судна какой бы то ни было державы... При этом разумеется, что свободный проход через Константинопольский канал не перестанет быть открытым для военных судов и транспортов Е.В. Императора Всероссийского, которым Блистательная Порта, насколько от нее будет зависеть, во всяком случае, окажет всякую помощь и предоставит всякое облегчение». В этом договоре вопрос о режиме Проливов решался непосредственно черноморскими державами. Черное море фактически провозглашалось внутренним русско-турецким бассейном. По соглашению, Россия становилась одним из гарантов режима Проливов и подключалась к их обороне.

Понимая, что возможностей Черноморского флота для организации грандиозной экспедиции в Средиземное море недостаточно, Александр решает привлечь к ней и корабли Балтийского флота.

Как уже говорилось, с 1801 г. русские постоянно усиливали свое военное присутствие на Средиземном море. Так, численность сухопутных войск на Ионических островах с середины 1803 г. до конца 1804 г. возросла с 1,2 до 8 тысяч человек, которыми командовал генерал-майор, граф Р.К. Анреп.

13 октября 1804 г. из Кронштадта на Средиземное море вышла эскадра капитан-командора А.С. Грейга в составе двух кораблей и двух фрегатов. 11 января 1805 г. эскадра прибыла на Корфу.

А пока его противники наращивали силы на Средиземном море, Наполеон строил на берегу Канала Булонский лагерь. В письме к адмиралу Латум-Тревили Наполеон писал: «Станем на шесть часов господами мира».

Британский флот был намного сильнее французского, а британские адмиралы — опытны и искусны. За последние 10 лет англичане выиграли все большие морские баталии с французами, вспомним тот же Абукир. Да, действительно, в открытом море французский флот неизбежно был бы уничтожен, но ширина Ла-Манша, или Канала, как его тогда чаще называли, в самом узком месте всего 30—40 км. А в штиль большие парусные корабли становились неподвижными, зато гребные суда действительно способны пройти Канал за 5—6 часов и высадить десант на берегах гордого Альбиона. Ну, а туман даже при наличии ветра делает большие корабли малоэффективным средством борьбы с гребными судами.

И вот с весны 1803 г. в портах Северной Франции, Голландии и Бельгии началось строительство «флотилии вторжения». Суда строили не только в портах, но и на берегах рек, в нескольких километрах от моря. Большинство судов были плоскодонными, с очень малой осадкой, что позволяло, с одной стороны, подойти близко к берегу для высадки десанта, а с другой укрываться на мелководье от кораблей и фрегатов противника.

К лету 1804 г. в составе флотилии насчитывалось 2293 судна, среди которых было 954 транспорта, свыше 700 шхун и бригов, вооруженных тремя 24-фунтовыми пушками и одной 8-дюймовой (203-мм) мортирой. Остальные суда — были канонерские лодки, вооруженные каждая двенадцатью 24-фунтовыми пушками и приспособленные для перевозки, кроме людей, по 50 лошадей. Суда эти находились в Остенде, Дюнкирхене, Коле, Амблетезе, Вимере, Этапле и Булони. Само собой разумеется, что все эти суда были гребными.

Любопытно, что еще в 1802 г. американец ирландского происхождения Роберт Фултон продемонстрировал членам Академии наук лодку с паровым двигателем. Однако тупые академики не являются исключительно достоянием России. Академики замахали руками, заявляя, что это-де фокус и вообще все противоречит законам физики. В сентябре 1803 г. Фултон приехал к Наполеону в Булонь и предложил ему проект парохода и подводной лодки. С помощью подводных лодок изобретатель предлагал блокировать устье Темзы. Наполеона подвело не слабое знакомство с паровым двигателем, а чрезмерная доверчивость к своим академикам, и он отказал американцу.

Обиженный Фултон вернулся в Америку и в 1807 г. продемонстрировал на реке Гудзон первый в мире пароход «Клермонт». Через 9 лет после этого в Америке было уже 300 пароходов, а в Англии — 150.

Позже нашлось немало историков и беллетристов, пожелавших поиздеваться над Наполеоном, отказавшимся строить пароходы. Императору приписывают слова, якобы сказанные на острове Св. Елены: «Прогнал Фултона и потерял свою корону».

Да, действительно, за 2—3 года французская промышленность могла построить 300—500 пароходов. Но скрыть их строительство и устройство было невозможно, и англичане неизбежно начали бы строительство своих пароходов. А главное, у Наполеона не было этих 2—3 лет.

Но вернемся к флотилии вторжения. Мелкосидящие гребные суда передвигались вдоль берега и при необходимости вытаскивались на берег и маскировались. Для защиты их от британских судов Наполеон приказал построить несколько десятков береговых батарей. Замечу, что в то время огонь корабельной артиллерии, за исключением мортир, был малоэффективен при действии по защищенным береговым батареям.

Малые английские суда с переменным успехом нападали в Канале на флотилию вторжения. Первую такую атаку англичане предприняли 8 мая 1804 г., кончившуюся потерей британского брига «Vencejo». Командующий английскими силами в Доунсе адмирал, лорд Кейт постоянно высылал патрулировать небольшие отряды легких судов. Большое количество британских канонерок было собрано в Норде и других пунктах между Портсмутом и Темзой. В гаванях английских портов были поставлены старые военные суда, обращенные в плавбатареи, для защиты рейдов. Были, наконец, призваны на службу запасные, милиция и волонтеры.

Несмотря на все предосторожности, по моему мнению, у Наполеона был шанс успешно форсировать Канал и взять Лондон, разумеется, при наличии благоприятных погодных условий. Но исход операции решило... английское золото, перенесшее из дальних стран к границам Франции сотни тысяч неприятельских солдат.

Русские и австрийские генералы составили гениальный план разгрома Бонапартия. Из Баварии на Францию должна была наступать 90-тысячная австрийская армия под командованием эрцгерцога Фердинанда, фактически же ею командовал генерал Мак. Другая большая австрийская армия под командованием эрцгерцога Карла двигалась в занятую французами Италию.

На помощь австрийцам шла русская армия. 56-тысячное войско Кутузова в августе было уже в Моравии, тогда как главные силы генерала Буксгевдена (60 тысяч человек), при которых находился Александр I, собирались у границ Галиции. Кроме того, экспедиционный корпус графа Толстого (20 тысяч человек) назначался для совместных действий со шведами в Померании и северной Германии, а средиземноморскому флоту адмирала Сенявина с посаженной на суда дивизией генерала Анрепа (12 тысяч человек) надлежало овладеть побережьем Адриатики — Далмацией, Иллирией и Истрией. На Средиземноморском театре вместе с русскими должны были действовать англичане и Неаполитанское королевство.

25 августа 1805 г. император получил два неприятных известия. Во-первых, адмирал Вильнев с флотом не смог покинуть испанский порт Кадис, чтобы идти к Бресту и деблокировать находившуюся там эскадру адмирала Гантома. Второе известие было еще хуже: австрийская и русская армии двинулись к границам Франции. Это означало конец Булонскому лагерю, всем двухлетним работам над его организацией, всем мечтам о покорении упорного, недосягаемого за своими морями врага! «Если и через 15 дней не буду в Лондоне, то я должен быть в середине ноября в Вене», — сказал император. Несколько часов подряд Наполеон диктовал диспозиции новой кампании. Во все стороны полетели эстафеты с приказами о новом рекрутском наборе для пополнения резервов, о снабжении армии во время ее движения по Франции и Баварии.

«Армия Англии», как она официально именовалась во французских правительственных документах, была переименована в «Великую армию». И уже 27 августа 1805 г. армия выступила в поход. Войска быстро двигались по разным дорогам, согласно старой тактике генерала Бонапарта — «маршировать порознь, наступать вместе». Австрия и Россия должны были расплатиться за британское золото.