Глава III Духовенство при старом режиме

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III

Духовенство при старом режиме

Основатель ордена иезуитов

Власть духовенства

Конкордат 1516 года. — В 1516 году Франциск I подписал в Болоньи конкордат с папством. Король давал право папе взимать с французского духовенства известный оброк; папа же, с своей стороны, отказывался от назначения кафедральных капитулов и настоятелей, или аббатов монастырей, а право это предоставлялось с тех пор королю. Поэтому конкордат 1516 года поставил церковь в зависимость от королевской власти.

Конкордат, кроме того, сблизил теснее союз, издавна существовавший, между французским духовенством и королем; впрочем, обе власти находили большие выгоды в этом союзе.

Духовенство огромным большинством поддерживало королей даже против папы. В 1682 году, когда у Людовика XIV возникли ссоры с папой, французское духовенство, соединившись в общее собрание под председательством самого ученого и красноречивого из епископов того времени, Боссюэта, приняло энергично сторону короля, отрицая право папы вмешиваться во внутренние дела королевства. Духовенство при старом режиме было в большинстве заражено галликанством, как это тогда называлось. Очень небольшое число между ним было «ультрамонтанов», т. е. яростных приверженцев папства.

Впрочем, духовенство смотрело сквозь пальцы на беспорядки в частной жизни королей.

Наконец, оно продолжало, по примеру средних веков, проповедовать народам покорность и поддерживало в наших предках преклонение перед монархическим правлением.

Неограниченная королевская власть не осталась за это в долгу у церкви. Не считая почестей, оказываемых ей королями, церковь, при одном только условии содержать бедных, получила огромные финансовые привилегии; кроме того, за ней считалась монополия учения; наконец, она приобрела помощь светской власти, то есть принудительной силы против всех религиозных отступников.

Богатства и привилегии духовенства. — Духовенство насчитывало приблизительно 120000 членов: 60000 белого духовенства, 23000 монахов и 37000 монахинь. Закон делал монашеский обет ненарушимым; объезды ловили и возвращали обратно беглых монахинь и монахов; такая мера была тем необходимее, что много монахов и монахинь было заключено в монастыри без малейшего призвания, против желания, по воле своих родителей. Это часто практиковалось в дворянских семьях, в которых глава хотел оставить наследство старшему в роде, а потому запирал в монастырь младших сыновей или дочерей.

Эти 120000 человек владели четвертой частью пространства французской территории; доход с их недвижимого имущества доходил от 100 до 130 миллионов фр.; к этому надо прибавить еще 100 миллионов, которые взыскивались епископами и аббатами, в качестве феодальных господ, более 123-х миллионов десятинного налога, который церковь взимала со всех земель, и наконец доходы случайные. Цифру эту надо удвоить, чтобы получить валюту ее нашими теперешними деньгами. И этот класс, так непозволительно богатый, был, кроме того, свободен от прямых налогов, так как подать не взыскивалась с духовенства. Правда, что это имущество считалось имуществом бедных.

Действительно, часть его предназначалась на дела благотворительности, но госпитали имели свои частные доходы, их было мало, содержались они скудно; почти везде, вследствие ограниченного числа кроватей, приходилось класть на них по два и по три больных вместе, — все это красноречиво доказывает, что большая часть доходов церкви шла не на содержание бедных и больных.

Конечно, были духовные лица, замечательные своею благотворительностью. Среди нищеты, усилившейся в XVII веке вследствие внешней и междоусобной войны, французская церковь выдвинула Винцента де Поля, основателя воспитательных домов и общины сестер милосердия. Но, не отрицая пользы основанных им учреждений и самоотвержения большинства сестер общины Сен-Винцента де Поля, нужно сказать, что дети и молодые девушки, принятые в мастерские, подвергались там слишком часто обращению, как с рабочим мясом.

Неоспоримо, что, не считая низшего духовенства, которое в деревнях было обречено на свою ничтожную долю десятины в 300–400 ливров (около 100 руб.), члены среднего и высшего духовенства, принадлежавшие к дворянству, вели, при старом режиме, образ жизни богатых горожан или знатных вельмож; но часто бывало, что высшее духовенство своею возмутительною роскошью, распущенными нравами и явным нечестием, вводило в соблазн добрых католиков.

Духовенство и начальное образование. — Начиная с XVI века, в городах и большинстве деревень были устроены приходские школы, которые находились под наблюдением духовенства и соответствовали нашим начальным школам.

Там проходили катехизис, учились молитвам, чтению, письму и счету.

В городах учителя получали содержание от щедрот жертвователей, от церковного совета местного прихода или от субсидий городского управления. Кроме этого, они получали подарки от родителей своих учеников; для бедных образование было, чаще всего, бесплатным. Классы украшались гравированными на меди изображениями Христа, Богородицы, святых местного прихода или епископства и некоторых сцен из священной истории.

В деревнях приходские школы встречались гораздо реже, в особенности в центре и на западе, где одна школа зачастую приходилась на 20 и более деревень, далеко расположенных друг от друга. Иногда в школе не было отдельного помещения: тогда учитель занимался в своей комнате или в сарае, в конюшне, часто даже в харчевне. Наставник бывал обыкновенно бедняком; он сдавал сокращенный экзамен лицу, назначенному епископом, и оно выдавало ему «одобрение» или разрешение учить. Снабженный такой бумагой и свидетельствами о своей нравственности и. благочестии, которые он где-нибудь доставал, учитель отправлялся в деревню, где имелось вакантное место.

Собирались отцы семейств; учитель показывал им свои дарования, предъявлял свой почерк, пел; если он нравился, то община отцов семейств заключала с ним договор у местного судьи, за обоюдною подписью: учитель обязывался учить детей прихода, на условиях, которые подписывали отцы семейств. Жалованье обыкновенно выплачивалось ему натурою: зерном, овощами. коноплей; иногда к этому прибавлялась небольшая сумма денег. Так как все это вместе взятое давало ему только возможность не умереть с голода, то он был вынужден прибегать к другим занятиям: почти всегда он бывал в то же время дьячком, заведующим ризницей, пономарем, а иногда портным, сапожником, кабатчиком.

В течении всего XVI и XVII века почти все эти школьные учителя, как городские, так и сельские, были мирянами, находившимися в тесной зависимости от духовенства. В конце XVII века аббат Жан-Батист де ла Салль основал религиозный орден, исключительно посвященный первоначальному образованию: это был орден братьев христианских школ. С того времени большая часть маленьких школ перешла из рук мирян к членам духовного общества.

Что касается женских школ, которых было всегда меньше, чем мужских, то они почти все содержались монахинями, в особенности Урсулинками, орден которых был основан в 1537 г., и монахинями общины Богоматери, основанной в 1615 году.

И миряне, и духовные лица широко применяли при обучении телесные наказания, — удары палками, пинки ногами, удары по голове, кнут. и последствия такого преподавания с точки зрения чисто образовательной, были всегда посредственными, потому что преобладающее место занимало религиозное преподавание: в 1789 году число неграмотных, в особенности в деревнях, было очень значительно. Приходские книги, как мужские, так и еще более женские, вместо подписей были испещрены множеством крестов.

Духовенство и среднее образование. Среднее образование, предназначенное для богатых горожан и дворянства, проходилось в университетских коллегиях, в коллегиях отцов членов конгрегаций и отцов иезуитов. Профессора университетов, полусветские и полудуховные, как и в средние века, преподавали одинаково с отцами церкви; в программу не входили ни ручные работы, ни физические и естественные науки, ни история, ни философия. Давались некоторые понятия о математике и теологии, и особенно основательно изучались языки греческий и латинский; преподавание шло на этом последнем языке.

Цель такого образования заключалась не в развитии духовной любознательности и умственной научной пытливости в молодых людях, а единственно в том, чтобы сделать из них хороших христиан, верных слуг короля и светских людей, с хорошими манерами, которые умели бы красно говорить. Строгие порядки интерната, поддерживаемые кнутом ректора, с малолетства приучали молодых людей к дисциплине и к пассивному повиновению.

Духовенство и высшее образование. — Высшее образование давалось на трех факультетах: богословском, медицинском и юридическом, а литература и науки читались во Французской коллегии, основанной Франциском I, в которой были еще кафедры древнееврейского языка, греческой философии и физических и естественных наук. Но Сорбонна, центр богословского факультета, ревниво следила за всеми лекциями и особенно за французской коллегией, так что широкое преподавание, которое не может существовать без свободы, было парализовано.

Если некоторые избранные умы, отрешившиеся от такой опеки, при содействии школы великих древних мыслителей, создали ряд независимых сочинений, то церковь тут была ни при чем: начиная от Декарта и до Вольтера Сорбонна не пропустила ни одного из этих произведений, не осудив его.

Церковь и реформация

Причини протестантской реформы. — Несмотря на умственное влияние, которое давала церкви монополия образования, она не могла удержать всецело религиозное единство во Франции. Последствием Возрождения во Франции, равно как и почти во всей остальной Европе, было возникновение свободного исследования, коснувшегося прежде всего области религии. Наивная и слепая вера средних веков у многих стала более просвещенной и осмысленной. Умственная работа породила последовательно, в ХVI веке — протестантство, в ХVII — янсенизм, в XVIII — дух сомнения, или неверие.

Общие причины реформации, как во Франции, так и в других частях Европы, были одни и те же: прежде всего, непопулярность пап вследствие их противодействия реформаторским соборам ХV века и соблазна, производимого их роскошью, богатствами и политическими притязаниями в Италии; затем, скорбь многих ревностных христиан при виде развращенности части духовенства и, наконец, открытие, сделанное некоторыми образованными людьми, появившимися в эпоху Возрождения, что первобытное христианство сильно отличается от католицизма, искаженного в средние века папами и епископами.

Кальвинизм. — Несколько лет спустя после того, как монах Лютер основал в Германии новую церковь, молодой теолог сурового образа жизни, Кальвин, основал во Франции и в Швейцарии, в Женеве, куда он принужден был бежать, другую реформатскую церковь — кальвинистскую.

Существенная разница между католицизмом и кальвинизмом заключается в следующем. Католики должны верить и поступать так, как приказывает церковь, папа, епископы и священники; кальвинисты же признают только одну верховную власть Бога; все заповеди его находятся в Евангелии, которое каждый должен читать и размышлять о прочитанном; поэтому кальвинистские пасторы— простые наставники и теологи, а отнюдь не лица, облеченные в священный сан. Они не обречены на безбрачие. Как и во времена первобытной церкви, их выбирают отцы семейств; уполномоченные кальвинистских церквей собираются в присутствия, называемые консисториями, для обсуждения общих нужд своих церквей; несмотря на деспотизм женевской консистории в то время, когда она управлялась Кальвином, можно сказать, что организация кальвинистских церквей имеет в себе нечто республиканское.

Что касается догматов, то основная разница заключается в следующем. Католическая церковь допускает, что человек существо свободное и может заслужить прощение благочестивыми делами. Кальвин же, напротив, верит, что божественное всемогущество не совместимо с свободной волей человека, потому что, если бы человек был свободен, то Бог не был бы всемогущ; если же человек не свободен, то не может добрыми делами заслужить Божеского милосердия; следовательно, Бог оказывает его тому, кому пожелает; всем людям, при рождении, предназначено спастись или погибнуть: спасает одно только милосердие, а не добрые дела.

В обрядах той и другой религии полный контраст: насколько католические обряды пышны и торжественны, настолько обряды кальвинистов просты и строги; нет прекрасно украшенных роскошных соборов: алтари самые простые, без произведений искусства; нет ни образов, ни статуй, стены холодные и голые; здесь совершенно не чтят изображений; нет ни органа, ни какого-либо другого инструмента, — только пение верующих. Молитвы и песнопения уже не на латинском, а на французском языке. Главная часть богослужения заключается в чтении и толковании Евангелия; в новой религии оно заменяет собою литургию католиков. Порывая с католическою церковью, кальвинисты сохранили из всех таинств только крещение и причащение, но и эти оба таинства понимаются иначе, чем католиками; их крещение знаменует собою только вступление в христианскую общину; что же касается причащения, то вместо представления о жертве, при котором тело и кровь Христа олицетворяются облаткой, у них оно является трапезой в память последней тайной вечери Христа с его учениками.

Успехи протестантства. — Новые идеи распространялись медленно: они встретили некоторое сочувствие у образованных классов, у буржуазии и дворянства и особенно в той части дворянства, которая жила в своих имениях вдали от двора и не утратила фрондерского духа.

Они приобрели также многочисленных последователей среди более живого и восприимчивого населения юга Франции, особенно в Лангедоке, которое питало старинную вражду к церкви, со времени резни альбигойцев.

Сопротивление протестанству: иезуиты. — Но большинство населения сохранило старые верования: одни потому, что католическая церковь, своею пышностью, своим успокоительным догматом всепрощения за добрые дела, своими индульгенциями, всегда готовыми к услугам кающегося грешника, говорила больше их чувствам, воображению, или сердцу, чем холодная логика Кальвина; большинство же— просто благодаря привычке и чувству страха к новизне, которое кажется как бы инстинктивным у народа, или же вследствие непонимания нового учения; и, наконец, многие чисто из личных выгод.

К числу этих последних принадлежали светские прелаты и аббаты, которых реформа лишила бы больших доходов, придворные чины, которым короли давали самые значительные должности и доходные церковные места; наконец, сами же короли, находившие в монархическом духе католицизма прекрасное орудие деспотизма, а в духовенстве — надежную опору своего трона, тогда как независимость кальвинистских пасторов и республиканский дух, лежащий в основе кальвинизма, постоянно вызывали у них опасения за свою власть.

Духовенство сумело превосходно соединить и сберечь все эти враждебные протестантизму силы для борьбы с тем, что оно называло ересью. Один религиозный орден особенно отличился рвением и искусством в борьбе с новыми идеями: это был орден иезуитов, основанный в 1534 г., в Париже, бывшим испанским офицером Игнатием Лойолою.

Кальвинисты проповедовали дух свободного исследования; иезуиты старались защищать принцип власти. Кальвинисты прежде всего начали подкапываться под главный авторитет церкви — папство; члены нового ордена дали специальный и торжественный обет беспрекословного повиновения папе. Чтобы показать пример подчиненности и быть в то же время грозою врагов веры, общество Иисус завело у себя военную дисциплину. Каждый член становился слепым орудием в руках вождей и особенно в руках главы ордена.

Могущество их особенно усилилось благодаря тому, что они вступили в общество, чтобы лучше влиять на него; они проникли всюду с редкою пронырливостью и необычайным упорством; они сделались проповедниками в церквах, профессорами в коллегиях и университетах, судьями в духовных судах, и затем, главное, исповедниками и распорядителями совести королей и вельмож. Они особенно отличались в этой последней роли: они не приводили в ужас грешника строгими словами, или суровостью своей морали; их Бог не был Богом мстителем и карателем, но полным кротости и милосердия. Они, его слуги, по его примеру, понимали человеческие слабости, они знали, что плоть немощна, а потому относились отечески и с чрезвычайной снисходительностью ко всем слабостям кающихся привилегированных грешников и грешниц, они ухитрялись находить смягчающие обстоятельства для их заблуждений; они очень тонко различали случаи, когда можно было поступать дурно и в тоже время не согрешить. Это были замечательные «казуисты». Можно было вести самую непозволительную и разнузданную жизнь и находить в их глазах оправдание, под условием подчиняться церкви, уважать ее священников, строго соблюдать внешние религиозные обряды и употреблять свое влияние на пользу духовенства и друзей ордена. Они признавали только один грех, но за то он был достоин всякого наказания: свободу воззрений в религиозном отношении, мятежный дух против церкви.

Это был грех протестантов, поэтому для них нет прощения. Иезуиты возбудили против них единодушное преследование.

Сожжение Этьена Доле (по горельефу памятника на площади Моберт в Париже)

Первые преследования при Франциске I (1515–1547) и Генрихе II (1547–1559). — Преследования начались при Франциске I. Еретиков торжественно сжигали в присутствии короля. Самою знаменитою жертвою был типографщик Этьен Доле, обвиненный в отрицании бессмертия души. В конце царствования было истреблено целое население.

Близ Авиньона, в долинах Альп, жило несколько тысяч крестьян с чистыми и простыми нравами. Назывались они ваатландцами. Ваатландцы еще в средние века исповедовали религию, очень похожую на кальвинизм. Внезапно, без всякого повода с их стороны, который мог бы оправдать подобную меру, против них были посланы войска; парламент в Э, духовенство и ханжи Прованса вздумали разрушить это гнездо еретиков, бывшее опасным примером. Их деревни были окружены: 3000 ваатландцев были вырезаны или сожжены; 600 сосланы на галеры; остальные спаслись в соседних лесах и горах, где большинство из них умерло от голода и нищеты.

Генрих II был не менее жесток. Эдиктом 1551 г. были запрещены проповеди, изгнаны реформаторы со всех общественных должностей, им был воспрещен доступ в школы и госпитали; если кто изобличал кальвиниста, то получал третью часть имущества своей жертвы. В 1559 г. другой эдикт запрещал судьям приговаривать еретиков к другим наказаниям, кроме смертной казни. Советник Парижского парламента Анн Дюбур, осмелившийся восстать при всем парламенте, в присутствии короля, против жестокости этих эдиктов, был приговорен к удушению и тело его было сожжено на костре.

Но кровь протестантских мучеников, подобно некогда пролитой крови христианских мучеников, приобрела новому учению новых последователей. Вскоре стал ощущаться недостаток в палачах: потребовались войска, потому что протестанты сделались многочисленными и стали с оружием в руках защищаться. Приближалось время религиозных войн.

Религиозные войны

Религиозные войны при Карле IX (1560–1574): Варфоломеевская ночь. — В начале царствования Карла IX часть католиков и часть протестантов готовы были вступить в борьбу: у каждой из них были свои вожди.

Гизы явились опорою церкви и всех католиков; это были богатые лотарингские дворяне, имевшие доступ ко двору во время последних царствований; старший из них Франциск Гиз — искусный генерал; младший — лотарингский кардинал, один из самых богатых прелатов церкви. Они были опасны, потому что пристроили множество дворян к хорошим государственным и церковным должностям, которые из благодарности или из выгоды связали свою судьбу с судьбою Гизов.

Во главе протестантской партии были два принца крови из семейства Бурбонов: старший Антуан Бурбон, король Наваррский, жена которого, Жанна д’Альбре, была ревностною протестанткою, и принц Конде, гораздо более деятельный, чем его старший брат. Одною из наиболее светлых личностей в этой партии был адмирал Колиньи — знаменитая фамилия того времени; это был суровый кальвинист, человек испытанного мужества и честности.

Сначала правительство пыталось поддерживать равновесие между двумя партиями; власть была тогда в руках Екатерины Медичи, вдовы Генриха II, регентши на время несовершеннолетия молодого Карла IX, которому было только 10 лет. Впрочем, ей пришлось управлять государством и во все время царствования Карла IX, так как он, достигнув совершеннолетия, был слишком занят празднествами и кутежами, чтобы отнестись серьезно к своим обязанностям короля. Екатерина Медичи была хитрая итальянка, богомольная без истинной веры, сверх всего тщеславная и стремящаяся к власти; покинутая Генрихом II, устраненная от дел при жизни мужа, она ненавидела Гизов, могущество которых набрасывало на нее тень. Поэтому, гораздо более по причинам политическим, чем вследствие веротерпимости, она, из ненависти к Гизам, в течении двух лет (1561–1562) позволяла одному из своих министров, канцлеру Мишелю Лопиталю, быть умереннее по отношению к гугенотам (таково было насмешливое прозвище, данное кальвинистам).

Мишель Лопиталь, из древней судейской фамилии, имел великодушное сердце и светлый ум. Он произвел благородную и смелую попытку ввести религиозную терпимость. «К чему, — говорил он, — столько убийств и пыток? Одаренные добродетелью и чистыми нравами, будем сопротивляться ереси при помощи милосердия, молитв и слова Божия… Нож не устоит против ума… Уничтожим эти дьявольские названия лютеране, гугеноты, паписты, имена партий и мятежа; не будем искажать прекрасного имени христианина». Его поступки соответствовали его словам. Под его влиянием королева-мать издавала различные указы, с целью воспретить совместительство духовных должностей (при Генрихе II было три прелата из фамилии Гизов, из которых два кардинала исправляли должности 6 архиепископов, 12 епископов и 20 аббатов) и заставить священнослужителей изменить свои испорченные нравы. Для обеспечения лучшего подбора духовенства и некоторой уступки протестантам, он даже приказал, чтобы кандидаты на духовные должности не избирались больше произвольно королевскою милостью, на будущее время королю должен подаваться список кандидатов, предлагаемых местным духовенством и уполномоченными дворянства и местной буржуазии. Кроме того, Лопиталь созвал католиков и протестантов для совещания в тех видах, чтобы они подыскали почву для соглашения: теологи обеих церквей, собравшись в Пуасси, не нашли ничего лучшего, как поругаться. Эта неудача не помешала канцлеру, несколько месяцев спустя, объявить общую амнистию по всем делам о еретиках и открыть все пути реформаторам, которым он и возвращал свободу вероисповедания, кроме тех городов, в которых можно было ожидать волнений.

К несчастью, избиение в Васси уничтожило его усилия.

Герцог Франциск Гиз, возвращаясь в Париж, ехал из Лотарингии, по примеру вельмож того времени, с многочисленной свитой дворян. Дорогой, в одно из воскресений, он остановился близ Васси, деревни в Шампаньи, чтобы прослушать обедню, которую служил его капеллан. Во время службы, в отдалении послышалось пение, раздававшееся из сарая, в котором около тысячи протестантов собрались на молитву. Герцог приказал заставить этих еретиков замолчать. Протестанты отказались. Тогда герцог и его свита, со шпагами в руках, бросились на этих несчастных безоружных: 60 из них было убито и 200 ранено.

Избиение в Васси было сигналом для гражданской войны, продолжавшейся тридцать лет (1563–1593).

Война имела ожесточенный характер, которым всегда сопровождаются междоусобные войны, особенно войны религиозные, когда фанатизм удесятеряет жестокость партий. Это не была правильная война: нападали город на город, замок на замок, дом на дом; каждая сторона часто избивала своих пленников.

Два человека особенно отличались своею жестокостью: католик Блез де Монлюк, «королевский мясник», в Лангедоке и Гиенне и протестант Адрэ — в Провансе и Дофинэ. Первый, по собственному признанию, по его словам, «хотя и не был кротким», но вопреки своим чувствам «обходился не только сурово, но и жестоко» с протестантами. Однажды он велел повесить 70 человек на столбах рынка, «что привело в ужас всю страну, потому что один повешенный страшнее ста убитых». Убежденный в этом, он умножил повешение. «Можно было легко узнать дорогу, по которой я шел, потому что признаки находились на ближайших деревьях».

Барон Адрэ пользовался подобною же репутацией, благодаря аналогичным поступкам. После взятия Монбризона он велел обезглавить половину защитников города, а остальных заставил прыгать с высокой башни на острия солдатских пик. Один из этих несчастных два или три раза пробовал и не решался сделать прыжок. «Однако ты тяжел на подъем!» — сказал ему Адрэ. «Эх, господин барон, в такой игре я вам дам десять очков вперед!». Эта острота его спасла. (Дюрюи).

В обоих лагерях находились фанатики, которые прибегали к убийствам, чтобы отделаться от вождей противной стороны: Франциск Гиз был убит в 1563 г. под Орлеаном, который осаждал, а Конде был просто застрелен из пистолета в Жарнаке (1569) в конце сражения, в котором был взят в плен. В каждой партии находились куплетисты, которые прославляли такие подвиги или сочиняли жертвам сатирические эпитафии.

Наконец, обе стороны обратились с воззваниями к иностранцам, к чему прибегают часто во время гражданских войн, когда соотечественники становятся непримиримыми врагами, тогда как за границей встречают горячие симпатии со стороны иностранцев, с которыми их связывает общность интересов и взглядов. Таким же образом протестанты получили могущественную помощь от единоверцев Англии и Германии, тогда как сторону католиков принял испанский король.

Екатерина Медичи кончила тем, что превзошла зверством самых свирепых людей той и другой партии. Она организовала Варфоломеевскую ночь (24 августа 1572 г.).

После смерти Франциска Гиза в 1563 г., Екатерина Медичи, вообразившая, что с этого времени партия Гизов будет не так опасна, стала смотреть на протестантов, как на мятежников и еретиков. Лопиталь был лишен милостей и она начала преследовать гугенотов со всей ненавистью деспота и ханжи. Но несмотря на поражение и смерть Конде при Жарнаке (1569), протестантская партия оставалась опасной: пришлось заключить с нею мир в Сен-Жермене, который упразднял все прежние эдикты против протестантов, разрешал им свободу вероисповедания по деревням и в двух городах каждой провинции и, наконец, давал им четыре укрепленных места, называвшихся «безопасными», как гарантию в исполнении договора (1570).

При дворе появилось снова много протестантских сеньоров. Между ними был адмирал Колиньи, который скоро приобрел большое влияние на Карла IX. Молодой Генрих Наваррский, сын Антуана Бурбона и Жанны д?Альбрэ, был женихом Маргариты Валуа, сестры короля. Папа не одобрял этого брака протестанта с католичкой. «Если папа будет слишком упрямиться, — сказал Карл IX, — то я возьму Марго за руку и поведу ее к венцу всенародно». И папа уступил. При дворе только и говорили о великом проекте, внушенном королю адмиралом Колиньи: католики и французские протестанты, отныне союзники, пойдут вместе вслед за королем отнимать у испанского короля Нидерланды, которые тогда восстали против него.

Но партия Гизов не дремала. Она значительно воспрянула духом с тех пор, как во главе ее стал герцог Генрих, сын Франциска Гиза. Молодой принц обладал честолюбием своего отца. Гиз и дворяне его свиты ревниво взирали на возрастающий успех протестантских вождей; духовенство возмущалось примирением с ересью. Проповедники гремели с амвонов против гугенотов; фанатически настроенная толпа приучалась к мысли о поголовном истреблении еретиков. 22 августа Колиньи был опасно ранен из пистолета одним из клевретов Гизов.

Первым движением Карла IX было отомстить за того, кого он называл своим отцом; но в дело вмешалась Екатерина Медичи, Королева-мать завидовала Колиньи и протестантским вождям, находя, что они имеют теперь слишком большое влияние на ее сына. С другой стороны, она знала о раздражении парижского населения: не следовало усугублять его еще строгими мерами против убийцы Колиньи. Не следовало также допускать Гизов стать во главе движения против еретиков. Их популярность и без того была уже слишком велика; в этой игре Карл IX мог потерять свой трон. Она дала понять это своему сыну. В заключение она просила его разрешения одним сильным ударом навсегда покончить с ересью. Вожди гугенотов здесь под рукою. Побежденный настояниями матери, подавленный страхом лишиться трона, он разрешил всеобщее истребление протестантов. «Но убейте их всех, — прибавил он, — чтобы никого не осталось, кто упрекнул бы меня в этом».

В ночь на 24 августа, дня святого Варфоломея, когда забили набат в церкви Сен-Жермен л?Оксерруа, толпы ханжей, дворян и черни, под предводительством Гиза и его друзей, проникли в отмеченные заблаговременно мелом дома гугенотов, и резня началась. Раненый Колиньи был пронзен шпагой дворянином из свиты Генриха Гиза, и его окровавленное тело было выброшено из окна. Генриху Наваррскому дарована была жизнь под условием отречься от кальвинизма. Было убито около 3000 протестантов в Париже и 20000 в провинции, куда были посланы приказания губернаторам. Мишель Лопиталь умер от горя, узнав об этих зверствах. Во всем католическом мире во Франции и за границей, напротив, восхваляли Варфоломеевскую ночь; Карл IX, явившись на заседание в парламент, гордо потребовал оправдания себе за содеянное, не желая предоставить эту славу Генриху Гизу.

Религиозные войны при Генрихе III (1574–1589). Лига. — Варфоломеевская ночь для короля и для католиков оказалась бесполезным преступлением. Протестанты, озлобленные еще более жаждою мести, опять взялись за оружие. Генрих Наваррский, которому удалось бежать от двора, стал во главе их вместо Колиньи. Это был превосходный воин с веселым правом гасконца и удивительною способностью увлекать войска мужественным красноречием, остроумием и примером. В 1576 году король Генрих III, два года перед этим вступивший на престол своего брата Карла IX, был принужден заключить с протестантами мир на гораздо более выгодных для них условиях, чем тот, который был заключен до Варфоломеевской ночи: помимо свободы вероисповедания и крепостей, удержанных в залог, их главным вождям дозволялось управлять несколькими провинциями.

Тотчас же последовал взрыв негодования со стороны экзальтированных католиков. Так как король отказывался поддерживать истинную религию, то католикам следует соединиться и самим продолжать до крайности борьбу с ересью. С этою целью они основали Святую Лигу. Северное и восточное дворянство вступило в нее с энтузиазмом и собралось под знамя Генриха Гиза. Лига не особенно разрасталась до 1584 года. Но после смерти молодого брата короля, наследника престола, потому что Генрих III, хотя и давно был женатый, не имел детей, ближайшим наследником престола становился Генрих Наваррский.

Итак, французским королем должен был сделаться гугенот! Не было сомнения, что, вступив на престол, он начнет обращать всех своих подданных в свою ересь! Такая перспектива побудила почти все население больших городов вступить в Лигу, оно побуждалось к тому же пламенными проповедями священников, монахов и иезуитов, которые твердили о священной войне. Париж тотчас же разделился на шестнадцать кварталов, выбравших каждый себе по вождю, а союз шестнадцати составил революционное правительство, опиравшееся на парижскую милицию. Тогда Лига возмечтала посадить на престол своего вождя Генриха Гиза, от которого была в восторге. Его воинственная наружность, которой он отчасти был обязан рубцу на лице, его простое обращение с народом, роль, которую он играл во время Варфоломеевской ночи во главе истребителей, сделали его идолом толпы. «Франция сходила с ума от этого человека, — говорит один писатель того времени, — так как было бы слишком мало сказать, что она была влюблена в него».

В это время новый король Франции, Генрих III, занимался кутежами со своими любимцами (mignons), окруженный двором, который, благодаря распущенности нравов, сделался неприличным местом. Еще более изнеженный, чем Карл IX, он находил приятными только детские или женские забавы; он покрывал себя драгоценностями, обливался духами, проводил целые часы, играя со своими собачками или попугаями. Время от времени им овладевало стремление к набожности: в одежде кающегося, он расхаживал вечером по улицам при свете факелов в сопровождении монахов, которые, по его приказанию, бороздили хлыстом его спину. Преждевременно истасканный удовольствиями, он был не способен принять какое-нибудь мужественное решение, чтобы вывести свое государство из печального положения, в котором оно находилось.

Единственными орудиями его были хитрость и ложь. Поэтому он мог только продолжать коварную политику своей матери: натравливать одну партию на другую в надежде, что они погубят друг друга.

Наконец, члены Лиги заметили, что он не только слабо противится протестантам, но старается противиться проектам герцога Гиза; что он назвался главою Лиги для того, чтобы следить за ней; что он дает слишком мало войска герцогу Гизу, чтобы дать возможность протестантским отрядам разбивать его. Благодаря этому, Генрих Гиз сделался еще популярнее.

Вследствие победы, одержанной им в 1587 г., церковь провозгласила хвалу герцогу и проклятие королю, бывшему заодно с еретиками. Почувствовав в этом угрозу короне, Генрих III решился, наконец, открыто порвать с герцогом. Он воспретил ему показываться в Париже, где тогда находился двор (1588); в тоже время собрал вокруг своего дворца несколько тысяч швейцарских наемников, как-бы для угрозы столице. Вожди парижских лигистов считали себя погибшими; они вызвали герцога, который поспешил явиться, несмотря на особое запрещение короля, и стал угрожать Генриху III в его собственном дворце, между тем как со всех сторон воздвигались баррикады. В толпе заговорили о том, чтобы повесить короля и посадить на его место Гиза. Потребовалось умиротворяющее вмешательство последнего, чтобы успокоить народное волнение. Несколько дней спустя после этого дня с баррикадами, король бежал в сопровождении двора в свой замок Блуа на Луаре. Но внезапно король как бы уступил; он согласился по требованию Лиги созвать генеральные штаты; он назначил герцога Гиза королевским генерал-лейтенантом. Он объявил, что с новою силою возобновит борьбу с ересью. Действительно, штаты собрались в Блуа (1588); они были исключительно составлены из лигистов; там громко говорили о низложении короля и в тоже время объявили решающую власть штатов в вопросе о налогах; они присвоили себе также право объявления войны, заключения мира и контроля над администрацией. Герцог Гиз явился туда, и между ним и королем произошло нечто похожее па примирение. Когда несколько дней спустя герцог был приглашен в покои короля, то дворяне, поджидавшие его рядом в коридорах, искололи его шпагами. Брат его, кардинал Латарингский, был казнен на следующий день.

Тогда Париж восстал по призыву своих проповедников. Генриху III ничего не оставалось более, как соединиться с Бэарнэ, своим ближайшим наследником, который приближался во главе протестантской армии. Они вместе двинулись на Париж и осадили его; но монах Жак Клеман заколол Генриха III кинжалом (1589).

Конец Лиги и религиозных войн: Генрих IV. — Нантский эдикт. — С тех пор борьба сосредоточилась между Парижем, защищаемым испанскими войсками из Нидерландов, и гугенотами под предводительством Бэарнэ, получавшими некоторое подкрепление из Англии. Три раза, начиная с 1589 по 1592 г., он осаждал столицу и три раза должен был снять осаду. Парижане мужественно переносили голод, а испанцы из Нидерландов всегда являлись во время, чтобы впустить в город людей и снабдить его съестными припасами. Население было возбуждено целой фалангой монахов, поддерживавших в нем ненависть к гугенотам; однажды во время осады они устроили огромную процессию, имевшую целью подействовать на умы: шествие открывали 1300 монахов, со шпагами на боку, с бердышами на плечах, в латах, надетых сверх рясы, с пением воинственных гимнов.

Между тем огромное большинство населения начинало тяготиться этими войнами, которые разоряли и обагряли кровью страну в течении 30 лет. Многие из католиков, которым героическое сопротивление протестантов и жестокости, вроде Варфоломеевской ночи, открыли, наконец, глаза, стали умереннее благодаря этим горьким урокам. Они поняли теперь благоразумие Лопиталя. Они были готовы принять Генриха IV и удовлетворить гугенотов, если бы были уверены, что их не заставят силою перейти в кальвинизм. Их прозвали политиками. Их партия, сперва робко выступавшая после Варфоломеевской ночи, стала увеличиваться с каждым днем. В резком анонимном памфлете «Сатира Мениппэ» буржуа этой партии даже разоблачила Лигу и тщеславие ее вождей.

Что же касается фанатических католиков и духовенства, то им не кого было противопоставить Бэарнэ; бывший во главе Лиги Генрих Гиз не нашел себе заместителя. Его брат Майенн не был популярен. Испанский король Филипп II предложил в королевы Франции свою дочь, внучку Генриха II, генеральным штатам в 1593 г., состоявшим из членов Лиги; но лигисты не осмелились зайти так далеко.

Если бы Бэарнэ согласился перейти в католицизм, то Париж, даже Париж Лиги, готов был от изнеможения сложить оружие. И Бэарнэ это понял. Его вера кальвиниста не была слишком глубока, а Париж, в его глазах, стоил хорошей обедни. В 1594 г. он решился сделать «опасный прыжок», — как он выражался, т. е. отречься. Париж тотчас же открыл ему свои ворота.

Нантский эдикт, который он сумел навязать всем, положил конец религиозным войнам (1598); протестанты получили свободу совести и право отправлять всюду свое богослужение, за исключением нескольких больших городов, в которых можно было опасаться беспорядков; они получили право занимать всякие должности; в каждом парламенте одна палата полупартийная, т. е. составленная из половины судей католиков и протестантов, должна была с этих пор решать все их дела; они имели право через каждые три года собираться в общие собрания для устройства своих церковных дел; наконец, в виду того, что они составляли меньшинство среди враждебно настроенного к ним народа, им было дано шесть укрепленных пунктов на юге.

Итак, чтобы католики убедились в праве каждого человека исповедовать ту религию, которая ему нравится, понадобилась гражданская война в течение 30 лет, т. е. 30 лет резни и разорения; да и пришли то они к этому убеждению, в силу необходимости. Однако многие католики все еще не складывали оружия. Иезуиты никогда не могли простить Генриху IV этого эдикта веротерпимости; они затевали несколько покушений на его жизнь и одно из них удалось. В 1610 г. Генрих IV был убит монахом Равальяком.

Религиозная нетерпимость в XVII и XVIII веках

Ришелье отнимает у протестантов укрепленные пункты. — Трагический конец Генриха IV, дурное отношение духовенства к реформистам, высказанное в общих собраниях желание его добиться у правительства уничтожения Нантского эдикта, слабость регентши Марии Медичи, все это обеспокоило протестантов. На трехгодичных собраниях в Сомюре (1611) и в Ла-Рошеле они подновили свою военную организацию, выбрав заблаговременно вождей в предвидении войны.

Но в 1623 г. Людовик ХIII, уже достигший совершеннолетия несколько лет тому назад, назначил своим первым министром кардинала Ришелье (1623—43). Этот последний, желая, чтобы его государь был неограниченным властелином всех своих подданных, не мог допустить, чтобы протестанты составляли таким образом маленькое государство в королевстве, и особенно государство республиканское, у которого были свои выборные вожди, своя казна, пополняемая налогами по общему согласию, свои укрепленные пункты и своя армия. Ришелье собрал большое войско и начал осаду их главной крепости Ла-Рошель, которая была в то время оживленным коммерческим портом.

Протестанты обратились за помощью к своим английским единоверцам, но Ришелье велел построить громадную плотину, которая заперла вход в порт и не позволяла английскому флоту снабжать крепость съестными припасами. Несмотря на геройскую защиту мэра Гитона и его сограждан, когда треть населения погибла от голода, Ла-Рошель сдалась (1628).

Другие укрепленные места, устрашенные разграблением Прива, сдались королевским войскам, после короткого сопротивления. Ришелье очень благоразумно не хотел доводить протестантов до крайности; с терпимостью, особенно похвальною для священника, он удовольствовался тем, что отнял у них укрепленные пункты и уничтожил их политическую и военную организацию, предоставив им, по эдикту в Алэ свободу вероисповедания, совести и доступ к общественным должностям.

Но он, тем не менее, нанес тяжелый удар Нантскому эдикту и протестантам, которого они сразу не почувствовали, но который оказался смертельным. Лишенные укрепленных мест, они с тех пор были во власти католиков, окружавших их со всех сторон, и оставались беззащитными среди пропитанной до фанатизма католицизмом страны. Вскоре они пожалели, что не все последовали геройскому примеру Ла-Рошеля: детям их предстояло дорого поплатиться за их нерешительность и слабость.

Отмена Нантского эдикта (1685). — В продолжение всего царствования Людовика ХIII и малолетства его сына Людовика IV, эдикт, заключенный в Алэ, добросовестно соблюдался сначала Ришелье, а затем кардиналом Мазарини, который управлял королевством до совершеннолетия молодого короля (1643—61); однако, с тех пор как Мазарини сделался министром, протестанты могли лишь с трудом получать общественные должности. Многие из них стали заниматься торговлей и промышленностью, куда внесли свои инициаторские способности; это не замедлило пробудить зависть у католических фабрикантов и коммерсантов и без того дурно расположенных к ним.

Людовик XIV, начавший управлять, государством после смерти Мазарини, отличался набожностью, которая особенно усиливалась по мере приближения старости и увеличивавшегося в нем страха перед дьяволом. Протестанты были для него не просто еретиками, которых он должен был преследовать, как старший сын церкви, как король, по его мнению, облеченный самим Богом властью управлять своими подданными; в его глазах они были если не мятежниками, то во всяком случае фрондерами. В своем государстве деспот хотел иметь «один закон, одну веру, одного короля». Церковь легко могла влиять на такого человека при помощи духовников короля, исповедников, принцев и принцесс крови, министров и королевских любовниц. Что же касается духа церкви, то мы знаем его по протоколам общих собраний французского духовенства. Собираясь через каждые пять лет, представители его никогда не забывали выразить пожелание, чтобы Нантский эдикт был отменен. Ненависть к еретикам проявлялась у них по прежнему.

Ничего нет удивительного, что при таком монархе поведение правительства сделалось агрессивным по отношению к протестантам. В 1661 г. оно объявляет, что не разрешит им более никаких преимуществ; в 1665 г. заявляет, что каждый католик, совратившийся в кальвинизм, будет изгнан. В то же время оно покровительствует обращению в обратном смысле: мальчикам 14 лет и девочкам 12 разрешалось переходить в католицизм без позволения родителей (несколько лет спустя этот возраст был понижен до 9 лет для мальчиков и 7 для девочек).

В 1676 г. обращенный протестант Пеллиссон, сделавшийся в тоже время ловким придворным, придумал кассу для обращенных, пополнявшуюся пожертвованиями короля и католиков; целью его было покупать совесть: во время голода обращение можно было купить за 6 ливров! В 1681 г. военный министр Лувуа придумал посылать солдат на постой в деревни, населенные гугенотами: подразумевалось, что начальники будут смотреть сквозь пальцы на проделки нижних чинов.

Эти последние оправдали надежды министра и даже, может быть, превзошли их. Они предались грабежам, насилию и вели себя совершенно так же, как бы находились в завоеванной стране; драгуны особенно отличались зверствами, отсюда и прозвище «драгоннады», данное этим гнусным экзекуциям; ужас, внушаемый ими, был таков, что, при одном известии о присылки гарнизона, целые деревни, в полном составе, принимали католицизм.

Драгоннады

Тогда окружающие короля, его исповедник и главным образом г-жа Ментенон, женщина крайне религиозная, с которой Людовик XIV незадолго перед этим тайно повенчался, доложили ему, что протестантов осталось очень мало и поэтому отмена Нантского эдикта, по их мнению, была бы простою формальностью, подтверждением совершившегося факта. Король подписал указ об отмене (1685), вследствие чего все протестантские храмы подлежали разрушению; было запрещено отправлять богослужение, пасторам приказано было в двух недельный срок выехать из королевства, а остальным протестантам не позволялось следовать за ними, под угрозою ссылки на галеры.