Глава LII

Глава LII

Насир проделал огромную работу. Из Тафиле для нас пришел недельный запас муки, что вернуло людям свободу передвижения. Мы могли взять Акабу до того, как снова начали бы голодать. Он получил хорошие письма от даманийе, дарауша и диабат, трех кланов ховейтат в Нагб эль Штар, на первом трудном переходе дороги Маан-Акаба. Они были готовы нам помогать, и, если бы они ударили быстро и сильно на Аба эль Лиссан, великий фактор внезапности, может быть, принес бы успех их попытке.

Мои надежды толкнули меня в другую безумную вылазку, которая провалилась. И все же турки не подняли тревогу. Когда мой отряд прибыл, явился посланник со срочной почтой от Нури Шаалана. Он привез поздравления и новости от Нури, что турки обратились к его сыну Навафу в качестве проводника и заложника, чтобы взять четыре сотни всадников из Дераа в Сирхан искать нас. Вместо него Нури послал своего племянника Трада, которого было не так жаль, и он вел их окольными тропами, где люди и лошади ужасно страдали от жажды. Они были рядом с Небком, нашей старой стоянкой. Турецкие власти думали, что мы еще в вади, пока кавалерия не возвращалась, Тем более они не беспокоились о Маане, поскольку инженеры, которые взорвали Баир, доложили, что каждый источник воды полностью разрушен, в то время как с колодцами Джефера разделались несколькими днями раньше.

Возможно, Джефер был действительно нам недоступен, но мы не теряли надежды обнаружить и там, что эти жалкие турки плохо выполнили разрушительные работы. Даиф-Алла, вождь ховейтат клана джази, тот, кто приходил в Веджх и клялся в верности, присутствовал в Джефере, когда Королевский колодец был взорван динамитом, заложенным у его края; и послал нам секретную весть из Маана, что, как он слышал, верхние камни колодца сдвинулись и перекрыли отверстие. Он был убежден, что шахта не тронута, и расчистить его — дело нескольких часов. Мы надеялись на это, и выехали из Баира, строем, двадцать восьмого июня, чтобы это проверить.

Мы быстро пересекли странную равнину Джефера. На следующий полдень мы были у колодцев. Они казались очень тщательно разрушенными, возникло опасение, что они будут первым испытанием для нашего плана операций, настолько продуманного, что это испытание может иметь крупные последствия.

Однако мы пошли к колодцу, родовой собственности Ауды, о котором поведал Даиф-Алла, и начали зондировать его. Земля отзывалась пустотой под нашими палками, и мы вызвали добровольцев, способных копать и строить. Несколько аджейлей вышли вперед, под руководством Мирзуги, способного паренька, на попечении которого были верблюды Насира. Они начали работу с немногочисленными инструментами, что мы имели. Остальные из нас обступили кругом впадину колодца и смотрели на их работу, подбадривая их песнями и обещая награду золотом, когда они найдут воду.

Это был тяжелый труд, летнее солнце сияло в полную силу, так как равнина Джефер была из твердой глины, ровной, как ладонь, слепяще-белой от соли и на двадцать миль в диаметре; но время поджимало, ведь если бы нам это не удалось, до следующего колодца было пятьдесят миль по ночной дороге. И вот мы трудились посменно на полуденной жаре, включив в число работников всех сговорчивых товарищей. Так копать было легче, потому что взрыв, который сдвинул камни, разрыхлил почву.

По мере того, как они копали и выбрасывали землю наружу, центральный столб колодца поднимался, как башня из грубых камней, в центре ямы. Очень осторожно мы начали убирать его разрушенную верхушку; трудная работа, потому что камни сцепились, когда падали от взрыва, но это был добрый знак, и мы воспряли духом. Перед закатом рабочие крикнули, что земля больше не забивает шахту, что промежутки между блоками чисты, и что они слышат, как куски грязи с плеском падают на много футов вниз.

Через полчаса за грохотом падения камней в шахту последовал тяжелый всплеск и вопли. Мы поспешили туда, и при свете факела Мирзуги увидели открытый зияющий колодец, который был больше не трубой, но глубокой впадиной, как горлышко бутылки, в двадцать футов диаметром, с дном, черным от воды и белым в середине от брызг, которые поднял один из аджейлей — он поскользнулся на ступени, расчищая колодец, и отчаянно барахтался, чтобы не утонуть. Все смеялись сверху над ним, пока, наконец, Абдулла не спустил ему веревочную петлю, и мы подняли его на поверхность, мокрого и злого, но совсем не пострадавшего от падения.

Мы наградили тех, кто копал, и устроили им пир из мяса слабого верблюда, который пал сегодня в походе; и затем всю ночь мы запасались водой, а в это время команда аджейлей с протяжной песней вытаскивала на поверхность восьмифутовой горловины грязь и камни. На рассвете земля была там утоптана по кругу, и колодец стоял, на вид завершенный и пригодный, как всегда. Только воды было не слишком много. Мы трудились там без отдыха двадцать четыре часа и превратили ее в жижу; и некоторые из наших верблюдов не были еще удовлетворены.

Из Джефера мы начали действовать. Верховые выехали к палаткам даманийе, чтобы повести их обещанную атаку против Фувейлы, блокгауза, прикрывающего вершину перевала у Аба эль Лиссан. Наша атака планировалась за два дня до прибытия еженедельного каравана, который из Маана снабжал гарнизоны своих клиентов. Голод сделал бы сдачу этих удаленных мест легче, внушив им, как безнадежно они отрезаны от друзей.

Тем временем мы сидели в Джефере, ожидая услышать об исходе атаки. От ее успеха или провала зависело направление нашего следующего перехода. Задержка не была неприятна, так как в нашем положении была своя комическая сторона. Мы были в поле зрения Маана, и в те минуты, когда мираж не делает бесполезными глаза и бинокли; а все же расхаживали в безопасности, восхищаясь нашим новым колодцем, потому что турецкий гарнизон считал, что вода недоступна нам ни здесь, ни в Баире, и цеплялся за приятную мысль, что мы сейчас в отчаянном бою с их кавалерией в Сирхане.

Я часами прятался от жары под кустами у колодца, разленившись и притворяясь спящим, закрыв лицо от мух широким шелковым рукавом. Ауда сидел рядом и изливал потоки слов, величаво рассказывая лучшие свои истории. Наконец я с улыбкой укорил его в том, что он говорит слишком много и делает слишком мало. Он пожевал губами от удовольствия, что предстоит поработать.

Назавтра на рассвете усталый всадник на лошади прискакал в наш лагерь с известием, что даманийе подожгли пост Фувейла днем, как только наши люди добрались до них. Внезапность не была полной; турки засели за каменные брустверы и отбили их. Упавшие духом арабы отступили в укрытие, враг счел это обычным набегом кочевников и предпринял верховую вылазку в ближайшее поселение.

В нем обитали всего лишь один старик, шесть женщин и семь детей. Разозлившись, что не встретили активно враждебного, полноценного противника, отряд стер лагерь с лица земли и перерезал горло беспомощным жителям. Даманийе на вершинах гор ничего не видели и не слышали, пока не стало слишком поздно; но после этого они в ярости настигли убийц на обратном пути и перерезали их почти до последнего. Чтобы довершить свою месть, они напали на форт гарнизона, теперь ослабленный, взяли его первым жестоким штурмом и не брали пленных.

Мы были уже в седле; и в десять минут погрузились и поравнялись с Гадир эль Хадж, первой железнодорожной станцией к югу от Маана на прямой дороге к Аба эль Лиссану. Одновременно мы выделили небольшой отряд, чтобы он пересек рельсы прямо над Мааном и создал отвлекающий фактор с этой стороны. Наибольшую угрозу они должны были создать огромным стадам больных верблюдов, жертв палестинского фронта, которых турки пасли на равнинах Снобека, пока они не становились снова годными к службе.

Мы рассчитали, что новости о несчастье при Фувейла не достигнут Маана до утра, и что они не смогут убрать этих верблюдов (в случае, если наш северный отряд упустит их) и снарядить освободительную экспедицию до наступления ночи; и, если мы тогда атакуем подходы к Гадир эль Хадж, они, возможно, отвлекут подкрепление в ту сторону, и, таким образом, пропустят нас в Акабу нетронутыми.

В надежде на это мы упорно ехали через плывущее марево до наступления дня, и тогда спустились к рельсам и, освободив их длинный отрезок от охраны и патрулей, начали с многочисленных мостов захваченной части. Маленький гарнизон Гадир эль Хадж бросился на нас с храбростью неведения, но дымка зноя ослепила их, и мы прогнали их с поражением.

У них был телеграф, и они могли уведомить Маан, который, кроме того, не мог еще раз не услышать грохот наших взрывов. Нашей целью было поразить врага в ночи, когда они не найдут людей, зато найдут множество сломанных мостов, так как мы работали быстро и причинили большой ущерб. В пазухах отверстий для орошения было заложено по три-пять фунтов гремучего студня. Мы, взорвав наши мины короткими запалами, разрушили арку, разбили пирс и спалили боковые стены за шесть минут, не больше. Так мы разрушили десять мостов и множество рельсов, на чем закончили подрывные работы.

После заката, когда наш отряд был не виден, мы проехали пять миль к западу рельсов, чтобы перекрыть их. Там мы развели костры и испекли хлеб. Однако не успели мы приготовить еду, как приблизились три всадника и сообщили, что длинная колонна новых войск — пехота и артиллерия — только что появилась у Аба эль Лиссана из Маана. Даманийе, расслабившимся после победы, пришлось покинуть свои земли без боя. Они были в Батре и ждали нас. Мы потеряли Аба эль Лиссан, блокгауз, перевал и контроль над дорогой на Акабу без единого выстрела.

Впоследствии мы узнали, что это нежданное и непрошеное рвение турок было случайным. Батальон подкрепления в тот самый день достиг Маана. Новости об арабской демонстрации против Фувейла прибыли в то же самое время; и батальон, как нарочно, уже обеспеченный транспортом на дворе станции для следования в бараки, спешно укрепили отрядом артиллерии и несколькими верховыми, и он двинулся прямо, в качестве карательной колонны, чтобы спасать предположительно осажденный пост.

Они оставили Маан в середине утра и спокойно шли по автомобильной дороге, исходя потом на этой южной жаре после родных черкесских снегов, жадно напиваясь у каждого источника. Из Аба эль Лиссан они взобрались в гору к старому блокгаузу, который был пуст, не считая молчаливых грифов, летающих над его стенами на тяжелых крыльях. Командир батальона испугался, не слишком ли это зрелище подействует на его молодых солдат, и отвел их к придорожному источнику у Аба эль Лиссан, в узкую извилистую долину, где они мирно встали лагерем на ночь.