ЧАСТЬ ВТОРАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Здесь читатель познакомится с фактами, взятыми главным образом из обнародованных воспоминаний. Типологические единицы сформированы по мемуарным источникам советского и постсоветского издания. В них обилие юмористически окрашенных эпизодов из жизни вождя, его высказываний с ярко или неярко выраженным шутливым уклоном. Однако вторая часть состоит не только из задокументированных фактов, но и из преданий, легенд, в коих, как правило, точнейшим образом передана идея, суть, смысл сталинских высказываний. То, что они иногда лишены хронологических рамок, не привязаны к месту и к конкретным именам, не умаляет их познавательной ценности, не говоря уже о ценности сатирико-юмористической.

Есть отрывки, перепечатанные дословно, однако большинство литературно переработаны. Ну и есть вещи, о которых я нигде не читал, а слышал их от разных, зачастую весьма компетентных людей. Несмотря на сильную мифологическую окраску, они, на мой взгляд, были достойны включения в книгу.

Мемуаристика — это литературная матрица нации, народа. Да, она преимущественно субъективна. Но у нее немало положительного. Сухой скелет истории обрастает живой плотью именно благодаря мемуарам. Их, посвященных сталинизму, как ярчайшему периоду нашего прошлого (и, по моему убеждению, отблеском нашего будущего), насчитывается огромное, все увеличивающееся количество.

Укажу на то, что, идя по следам устной и письменной сталинианы, я отбирал для этой книги отрывки из разных произведений не просто интересные, занимательные, содержательные. По большому счету, вещей, связанных со Сталиным и неинтересных, несодержательных, быть не может. Основным стремлением было познакомить читателя с мемуарами, обязательно в той или иной степени окрашенными юмором.

1

Симон Тер-Петросян был не намного младше Сталина. Он тоже родился и вырос в Гори. Хотя происходил из богатой семьи, дружил с «голодранцем» Coco Джугашвили, участвовал вместе с ним в ребячьих забавах. Хватая за грудки какого-нибудь задиристого сверстника, он с сильным армянским акцентом вопрошал: «Павтари, ты камо это сказал?!» Coco беззлобно подшучивал на Симоном, произносившим «камо» вместо «кому» и часто называл его не по имени, а этим потешным словом. Вряд ли кто из них обоих предполагал, что веселое прозвище войдет в историю великим псевдонимом революционера-большевика Камо, который как и его товарищ — носитель другого великого псевдонима — посвятит свою жизнь партии и народу.

Камо — изначально детская забава. Она же — первое зафиксированное проявление юмора главного героя нашей книги.

2

Однажды инспектор Тифлисской семинарии монах Димитрий, проводивший обыски, зашел к семинаристу Иосифу Джугашвили[11]. Тот сидел читая книгу и как бы не замечая вошедшего.

Монах возмутился:

— Разве ты не видишь, кто перед тобой?

Будущий Сталин встал, деланно протер глаза и сказал:

— Ничего, кроме темного пятна, не вижу.

3

Сталин совершил пять успешных побегов из царской ссылки. «Каким образом грузин, едва говорящий по-русски, впервые попавший в Россию да еще и в Сибирь, без каких-либо связей, лютой зимой так легко бежит из ссылки?» — вопрошал некий журналист на страницах сегодняшней либеральной печати. (Не подозревая, что хоть и говорил Сталин с акцентом, но русский язык знал великолепно, намного лучше самого журналюги.) Он уверен: Сталину как своему тайному агенту помогали жандармы.

Интересное мнение автора книги «Великий псевдоним» B. C. Похлебкина о том, почему, «несмотря на весь свой „капказский“ вид и вопреки акценту, Сталину удавались его дерзкие побеги из самых отдаленных углов Российской империи». Похлебкин утверждал: «Он знал народ, и народ, чувствуя это, был на его стороне…».

Писатель продолжает:

«Сталин, используя интуитивно и сознательно некоторые черты русского характера, умел располагать к себе ямщиков на сибирских трактах. Он не старался их упрашивать скрыть его от полиции обещаниями вознаградить, не сулил как барин „дать на чай“. Т. е. всячески избегал, чтобы его воспринимали как человека, хотевшего „подкупить“, сделать что-то недозволенное за взятку, ибо хорошо понимал, как оскорбляли такие предложения открытых, наивных, честных, простых русских провинциальных людей. Он честно говорил ямщикам, что денег у него нет, но пара штофов водки, к счастью, имеется, и предлагал платить по „аршину водки“ за каждый прогон между населенными пунктами… Ямщик со смехом начинал уверять этого явно нерусского, инородца, что водку меряют ведрами, а не аршинами. Тогда Сталин вытаскивал из-за голенища деревянный аршин — досочку длиной 71 см, доставал из мешочка металлические чарочки, плотно уставлял ими аршин, наливал в них водку и показывал на практике, как он понимал „аршин водки“. Это вызывало всеобщий смех, веселье, поскольку все это было как-то ново, необычно и приятно „тормошило“ русского человека в обстановке серости и обыденности провинциальной жизни. Главное же — такой подход превращал взятку из „подачки“ и „подкупа“ в товарищескую игру, лишал всю эту сделку ее смущавшего людей неприличия, создавая ситуацию товарищеской шутки, азарта и дружеского взаимодействия. Нередко уже второй или третий „аршин водки“ распивался совместно. „И откуда ты взялся, такой веселый парень! — говорили ямщики, не без сожаления расставаясь с необычным пассажиром. — Приезжай к нам еще!“»

4

Отрывок почерпнут из «Ветра истории» Ф. Чуева. Он не вполне юмористический, хотя можно себе представить улыбку Сталина, имевшего отношение к продолжению сей конфузии.

Государь император Александр III согрешил с особой низкого звания, каковую, паче чаяния, родится ребенок, попросил ему о том сообщить. В срок получил он известие: родился мальчик. Пришло высочайшее повеление: «Отроку дать имя Сергий, отчество мое, фамилия по прозвищу». Надо сказать, что прозвище у императора было Миротворец. Так и получился Сергей Александрович Миротворцев.

В тридцатых годах прошлого столетия эта история каким-то образом всплыла на поверхность и кому-то в НКВД взбрело в голову арестовать «августейшего наследника». Хотя наследником, да еще августейшим он считаться не мог, т. к. являлся внебрачным отпрыском любвеобильного папаши. Словом, документы о «криминальной» родословной легли на стол Сталина, и вождь наложил резолюцию:

«Он не виноват, что его отец был такой бл…дун».

С. А. Миротворцев стал доктором наук, профессором и даже лауреатом учрежденной в 1939 г. Сталинской премии. (Есть версия, что это был другой Миротворцев — Сергей Романович, известный русский, советский хирург, действительный член Академии медицинских наук.)

5

Поэт-одессит С. Ю. Олендер в 1926 г. перебрался в Москву, где написал стихотворение, в котором обругал одновременно Троцкого и Сталина. Между обоими деятелями, как известно, давно шла непримиримая борьба, особенно обострившаяся после смерти Ленина. Отнес поэт стихи в «Комсомолку», сотрудником которой, кстати, вскоре сам стал. Они попали к Надежде Аллилуевой. Олендер не знал, что она жена Сталина, хотя слышал, что ее муж работает в Центральном Комитете партии.

Через несколько дней поэту кто-то звонит и представляется Картлинским. Говорит, что ему непонятна позиция: ругать одинаково как Троцкого, так и Сталина.

— Да, они мне оба не нравятся, — с вызовом ответил Олендер. Видимо, принятая им поза огульного отрицания и охаивания, желание возвыситься над происходившей в стране нешуточной идейной схваткой, сильно задели собеседника.

— Похоже, вы возомнили себя советским Лермонтовым? Так запомните, что Олендер не Лермонтов, а Сталин не Николай I, — так же нелюбезно заявил ему невидимый собеседник, прекращая выяснение отношений.

Олендеру все это показалось смешным. Но когда он узнал, что «Картлинский» — это один из дореволюционных псевдонимов И. В. Сталина, ему стало совсем не смешно. Однако слава, идентичная славе великого русского поэта обошла его стороной. Никуда его не вызывали, никаких мер против него не предпринимали. Кропал вирши, помер своей смертью в 1969-м.

6

Чан Кайши (более точная транскрипция имени — Цзян Цзеши) — видный политический деятель Китая и видный предатель китайского народа. Мастер политических интриг, провокаций и убийств, он в позоре и изгнании закончил в 1975-м свой путь — презираемым диктатором острова Тайвань. А тогда, в самом начале двадцатых годов, он, примкнув к набиравшему силу освободительному движению, заигрывал с китайскими коммунистами. Побывал в Москве, чтобы заручиться поддержкой советской страны. Коварный и льстивый, он назвал Сталина «великим учителем», на что последний заметил:

— Тоже мне, детка!

7

Луначарский был первым советским наркомом просвещения. Жену, впрочем, имел вторую — начинающую актрису, но уже руководителя детского театра Наталью Сац. Он у нее тоже был вторым: едва достигнув половозрелости, она 14-ти или 15-ти лет от роду выскочила замуж за Льва Розенеля; тот бесследно исчез в гражданскую войну. После смерти Луначарского в 1933-м на Сац женился Израиль Вейцер, который занимался не только любовью, но и троцкизмом, за что был расстрелян. Чтобы нас не занесло слишком далеко, вернемся к Луначарскому…

Самоуверенная, амбициозная особа, Н. Сац своим бестактным поведением частенько ставила мужа в неловкое положение. Интеллигентный, мягкотелый нарком не мог противостоять напористой супруге. Как-то Сталин сделал ему замечание насчет ее поведения. «Я люблю эту женщину, товарищ Сталин», — слабо возразил Луначарский. «Любите на здоровье. Но это не основание для того, чтобы она разъезжала по магазинам и портнихам в казенном автомобиле», — указал вождь.

8

Писатель Сергей Кремлев много сделал для объективного и всестороннего исследования деятельности И. В. Сталина и лучших представителей сталинской гвардии. Он пишет о том, что ему рассказывал, например, приемный сын вождя Артем Сергеев — генерал-майор артиллерии, сравнительно недавно ушедший из жизни.

«Сталин всегда говорил образно, много цитировал Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова, Зощенко, вспоминал еще какие-то забавные вещи. И он, и Киров хорошо знали писателей-сатириков, классиков этого жанра. Но никогда не цитировалась забавная история ради самой истории. Всегда это было к слову».

Сталин знал массу занимательных историй, утверждал Сергеев. Он не помнил случая, чтобы юмор вождя оказался, как говорится, ни к селу, ни к городу. Особо подчеркивал, что неизменно находилось место шуткам и остротам в отношениях между Сталиным и его верным соратником Кировым.

«Киров называл его „великим вождем всех народов, всех времен“. Говорил: „Слушай, не подскажешь, ты образованнее меня, чей ты еще великий вождь? Кроме времен и народов, что еще на свете бывает?“

А Сталин его называл „любимым вождем ленинградского пролетариата“. И тоже подтрунивал: „Ага, кажется, не только ленинградского, но еще бакинского пролетариата и, наверное, всего северокавказского. Подожди, напомни, чей ты еще любимый вождь? Ты что, думаешь, я семи пядей во лбу? У меня голова — не дом Совнаркома, чтобы помнить, чьим ты был любимым вождем“».

Так могли шутить и подковыривать друг друга не ханжи, не чванливые, не зазнавшиеся, а духовно здоровые люди. Такими Сталин с Кировым и были.

9

Отличное свидетельство находим у Лиона Фейхтвангера. Этот знаменитый буржуазный писатель (один из наиболее читаемых немецкоязычных авторов) в 1937 году два месяца провел в СССР. Он совсем не собирался писать смешную вещь. Он писал очерковую книгу о Советском Союзе, и она получилась действительно серьезной и обстоятельной. Однако ненавязчивый юмор сам просился на страницы повествования Фейхтвангера. Читаем у него ироничные пассажи о культе личности:

«…Сталину очевидно докучает такая степень обожания, и он иногда сам над этим смеется. Рассказывают, что на обеде в интимном дружеском кругу… Сталин поднял свой стакан и сказал: „Я пью за здоровье несравненного вождя народов, великого, гениального товарища Сталина“. …На мое замечание о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью он пожал плечами. Он извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу… сотен тысяч портретов человека с усами… Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и портреты… в местах, к которым те не имеют никакого отношения, как, например, на выставке Рембрандта. …Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно поздно признали существующий режим и теперь стараются доказать свою преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его».

«Подхалимствующий дурак, — сердито сказал Сталин, — приносит больше вреда, чем сотня врагов».

10

Авиаконструктор А. С. Яковлев вспоминал:

«Иногда Сталин получал деловые бумаги, авторы которых считали не только уместным, но и позволительным в конце письма добавлять всяческие излияния чувств и уверения в своей преданности. При чтении такого письма вслух, дойдя до концовки, Сталин либо пропускал ее, либо говорил: „Ну, а здесь, как полагается: „Ура! Ура! Да здравствует ВКП(б) и ее вождь великий Сталин“. И, лукаво прищурившись, добавлял: „Думает меня этим подкупить, заручиться поддержкой“».

11

В сей истории наличествует нецензурный компонент. Но ведь из песни слов не выкинуть, а удалять чувственность и непосредственность из народного восприятия и вовсе грешно. Тем более что это была искренняя и добрая реакция.

Короче, отправился Сталин, а с ним некоторые официальные лица, в поездку на Кавказ. Поезд остановился в Ростове-на-Дону. Происходило это где-то на рубеже двадцатых-тридцатых годов. С охраной тогда не очень усердствовали, все было попроще, да и мало ее было. Встречать пришло не только местное начальство, но и много праздного народа, который узнал, что прибывает сам Сталин. О сопровождавших вождя высокопоставленных спутниках основная масса ничего не ведала.

Вождь вышел из вагона, и масса радостно охнула, зааплодировала:

— Сталин!

Но тут из вагона вышел Ворошилов. И масса приятно удивилась:

— Ворошилов!

За ним вышел Молотов. Опешившая масса все равно обрадовалась:

— Молотов!

Этот сюрприз оказался не последним. В дверях вагона показался Буденный. Из окончательно изумленной массы донеслось звонкое восклицание какого-то казачка:

— И Буденный тоже… твою мать!

На перроне дружно захохотали все — приехавшие гости, местное начальство, народ. Хохотал, подкручивая усы, и С. М. Буденный.

Даже спустя долгое время, когда сталинское руководство собиралось вместе и появлялся Семен Михайлович, порой шутили, вспоминая ростовскую историю:

— И Буденный тоже… твою мать!

12

Сталин обратился к Буденному:

— У меня нет твоей фотографии. Подари одну.

— С большим удовольствием. Сейчас надпишу…

Буденный задумался, что писать. Сталин возьми и пошути:

— Пиши: «Создателю Первой конной армии товарищу Сталину. Буденный».

Буденный так и сделал.

— Давай я тебе тоже подарю мою фотокарточку, — с задумчивой иронией сказал вождь, достал фото и надписал:

«Подлинному создателю Первой конной армии товарищу Буденному. Сталин».

13

Смысл сталинского понимания «культа личности» раскрывается как нельзя лучше в сцене, которую одни считают вымыслом, другие называют подлинной, имеющей свидетелей. Истинность и глубина ее философии таковы, что даже некоторый комизм, имевший при этом место, остается без внимания.

И. В. Сталин бранит своего сына за очередную проделку. Василий позволял себе лишнего и, хотя отличался многими положительными качествами, характер имел импульсивный и порой вел себя как беспутный удалец. А ведь носил непростую фамилию — Сталин. Отец, который соразмерял каждое свое слово, каждый свой шаг с тем положением, какое занимал, терпеть не мог шалопайства.

Иосиф Виссарионович гневно спрашивает понурого Василия:

— Ты думаешь, ты — Сталин? Нет! Ты думаешь, я — Сталин? Нет!

Берет свой фотопортрет, показывает на него и внушительно произносит:

— Вот, кто Сталин, он — Сталин!

14

Главный архитектор Москвы демонстрировал членам Политбюро проект реконструкции Красной площади. Снял с макета здание ГУМа, объясняя, что здесь будут построены трибуны. Потом снял здание Исторического музея, закрывающее якобы перспективу площади. Что он собирался воздвигнуть на месте храма Василия Блаженного, осталось неясным. Потому что, как только он взялся за купол храма, чтобы и его убрать с макета, Сталин вдруг гаркнул: «Не трогай церковь, собака!» Архитектора унесли с сердечным приступом.

На самом деле это байка, вариации которой бесчисленны. Более или менее правдоподобно выглядит следующее описание события. О реконструкции докладывал Л. М. Каганович. Он действительно передвинул на макете площади собор Василия Блаженного. Однако вовсе не потому, что собор решено было снести, а просто для того, чтобы показывать было удобнее. Тем не менее Сталин пыхнул трубкой и, как бы давая знать присутствовавшим нечто важное, сказал: «Лазарь, поставь, где взял».

15

Сталину в начале 30-х годов пожаловались на Л. З. Мехлиса. По всей вероятности, хотели, чтобы крутой начальник покинул должность главного редактора «Правды».

Сталин в ответ:

«Просите о чем угодно и о ком угодно, но с ним я ничего не могу поделать. Это страшно настырный человек. Он работал у меня помощником, и был случай, когда уборщица не успела протопить печи в Кремле, опоздала на работу, что-то у нее дома случилось. Мехлис ее уволил — дескать, не заботится о здоровье товарища Сталина. Она пришла ко мне в слезах, и я ее восстановил на работе.

Но не тут-то было! Ко мне является Мехлис и кладет мне на стол заявление с просьбой уволить его по собственному желанию. Я удивился, а он говорит, что поскольку я отменил его приказ, то теперь у него не будет авторитета среди подчиненных. Я ему говорю: „Забери заявление, иди работай“.

Он послушался, забрал заявление, но часа через два снова приходит: „Я все обдумал и все-таки считаю нужным подать заявление“. Я ему говорю: „Слушай, не морочь мне голову, порви это заявление, иди работай!“ Послушал, но через некоторое время снова приходит. Я был вынужден отправить его в „Правду“. Это страшно настырный человек. Ничего не могу с ним поделать».

И было затруднительно понять, говорит Сталин в шутку или всерьез. Ведь однажды ранее, после завершения финской кампании, Мехлис так зло разругал наркома обороны Ворошилова, что все буквально дар речи потеряли. Вождю пришлось прибегнуть к грозному юмору, чтобы защитить наркома и смягчить нападки:

«Вот тут Мехлис произнес истерическую речь. …Если я вам начну рассказывать о Мехлисе, что Мехлис из себя представляет, то от него мокрого места не останется».

Во всяком случае, когда в 1949 г. Мехлиса, который был министром госконтроля, предложили сделать главой одной важной правительственной комиссии, Сталин принялся даже не смеяться, а хохотать.

«Да разве Мехлиса можно назначать на созидательные дела? Что-нибудь разрушить, разгромить — для этого он подходит».

16

Однотипный эпизод имел место в другой раз. Было это в 1951-м. Обсуждался список писателей — кандидатов на Сталинскую премию[12]. Докладывал глава Союза писателей СССР А. А. Фадеев.

Когда был оглашен список представленных к премии I степени, Сталин поинтересовался:

— А как насчет премии товарищу Мариэтте Шагинян[13]?

— Мы обсуждали ее книгу, товарищ Сталин, и пришли к выводу, что она не тянет…

Фадеев перешел к списку представленных к премии II степени. Сталин опять спросил:

— А как же с премией товарищ Шагинян?

Фадеев упорно гнул свою линию: обсуждали ее книгу, не вытягивает на премию.

Сталин нахмурился. Фадеев зачитал имена кандидатов на премию III степени. Сталин снова спросил:

— Так как же все-таки с премией для Шагинян?

— Слабая книга, товарищ Сталин, нельзя давать за нее премию даже третьей степени.

Сталин перестал курить, подошел к Фадееву, ткнул в него трубкой и сказал:

— Ну тогда сами и объясняйтесь с ней по этому вопросу. А то я ее боюсь.

Лауреатом Сталинской премии III степени М. С. Шагинян все-таки стала — за книгу очерков «Путешествие по Советской Армении».

17

Проконтролировать все и вся было трудно. Враг не дремал, вредил как мог. Случались промашки. Вроде той, которая произошла в один из дней с академиком-историком Е. В. Тарле. Рано утром его разбудил телефонный звонок. Звонил Сталин, который относился к академику с большим уважением:

— Товарищ Тарле, Вы читали сегодняшнюю «Правду»?

— Нет, еще не успел.

— Ну и хорошо, и не читайте. А то я не доглядел.

Тарле, разумеется, тут же кинулся к почтовому ящику и обнаружил в газете разгромную статью о его последней книге. Друзья жалели историка, многие коллеги выражали сочувствие, и все удивлялись, что Тарле довольно спокойно переносит столь беспощадную критику. Справедливость восторжествовала очень быстро: в «Правде» появилась еще одна статья о книге академика, положительно оценивавшая труд ученого.

18

Имеются интереснейшие записи руководителя советского кинематографа в первой половине 1930-х годов Б. З. Шумяцкого о кинопросмотрах в Кремле. Вождь любил и знал кино, внимательно следил за новинками. По свидетельству Шумяцкого после показа «Последнего маскарада», снятого грузинскими кинематографистами, Сталин сделал ряд веселых замечаний. На просмотре присутствовал специально приехавший в Москву Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Л. П. Берия, обращаясь к которому, Сталин вовсю шутил:

«…Этой фильмой товарищ Берия хорошо достигает только одну цель — показать, насколько город Тбилиси нуждается во вложениях по ремонту и переустройству».

Кинокартину «Последний маскарад», вышедшую на экраны в октябре 1934 года, снимал, конечно, не Берия, а режиссер М. Э. Чиаурели. Однако в каждой шутке есть, как говорят, доля шутки. Истина же заключалась в том, что, будучи весьма сведущим в архитектуре, Берия в социалистическую реконструкцию грузинской столицы вложил много сил и таланта. Сталин это знал и вполне добросердечно подтрунивал над, как бы сейчас выразились, бериевским пиаром. Недаром позднее именно Лаврентию Павловичу будет поручено курировать проекты знаменитых сталинских высоток в Москве.

19

Существует легенда, что однажды метеорологи докладывали Сталину о своих успехах и неудачах. Было заявлено, что новые методики и приборы позволяют предсказывать погоду с вероятностью 40 процентов (имелся в виду процент точных прогнозов).

— Хотите повысить показатели своей работы, причем без всякого труда? — заговорщически спросил Сталин. И предложил нерасторопным метеорологам: — Говорите наоборот, что вероятность равна 60 процентам.

20

Наркома сельского хозяйства Украины вызвали в Москву на Политбюро. Он спросил у Сталина: как я должен докладывать — коротко или подробно?

— Как хотите, можете коротко, можете подробно, но регламент три минуты.

21

В начале 30-х годов во время обсуждения хлебопоставок руководитель одной из областей деловито обосновал, что его область не в состоянии поставить требуемое количество зерна. А в конце сострил:

— Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у нее есть.

Сталин поправил:

— Но она может дать дважды.

22

Эта история — из разряда тех, о коих обычно говорят: и смех, и грех.

Когда в 1935 году вошел в строй метрополитен, главный редактор «Вечерней Москвы» объявил, что следующий номер газеты будет посвящен откликам трудящихся на это славное событие. Корреспонденты разошлись собирать отклики. Одному из них — Трофиму Юдину — пришла в голову дерзкая мысль: взять интервью у самого Сталина, который накануне совершил ознакомительную поездку в метро. Уж как так получилось, но в кабинете главного редактора, где имелась «вертушка», Юдин оказался один и решился позвонить.

Сталин взял трубку и услышал:

— Здравствуйте, товарищ Сталин, вас беспокоит работник «Вечерней Москвы» Трофим Юдин. Я хотел спросить вас, понравилось ли вам метро?

Без всяких экивоков, коротко и внятно вождь ответил незнакомому репортеру:

— Записывайте. Метро очень понравилось. Московское метро — лучшее в мире. Ставьте подпись — Сталин.

Юдин поблагодарил вождя, и на этом все могло бы закончиться. Но когда об интервью узнал главный редактор, он впал в сложное состояние, близкое к обмороку. Печатать? А вдруг Юдин врет. Не печатать? Реакция Сталина могла быть суровой.

Он пригрозил своему сотруднику:

— Добудь мне подтверждение, а не то уволю.

Пришлось бедняге еще раз позвонить Сталину, на этот раз в присутствии главного редактора и прочих взбудораженных свидетелей.

— Товарищ Сталин, извините, но меня увольняют, не верят…

И опять вождь ответил просто и безыскусно, без всяких разбирательств:

— Скажите, что я не велел Вас увольнять.

Трофима Юдина не уволили, и он в «Вечерней Москве» пересидел шестерых главных редакторов.

23

Сталин мог не только утешить человека, но и сделать это в шутливо-ободряющей манере. Одного раскритикованного работника Сталин спросил:

— Вы партийный?

— Нет, — как бы виновато ответил тот.

— Ну ничего, я тоже когда-то был беспартийным.

24

Проживающий в США профессор-историк Гровер Ферр написал книгу «Антисталинская подлость», в которой назвал доклад Хрущева на XX съезде КПСС плодом мошенничества. Опровергая расхожие антисталинские домыслы, он приводит очень интересные документы. В частности, записи из дневника Георгия Димитрова.

В 1937 году праздновался двадцатилетний юбилей Великого Октября. Был обед на квартире Ворошилова. Взяв слово для тоста, Димитров принялся рассуждать о Сталине как продолжателе дела Ленина:

— …Нельзя говорить о Ленине, не связывая его со Сталиным.

Все дружно подняли бокалы. А какова была реакция вождя?

— Я очень уважаю товарища Димитрова. Мы друзья и останемся друзьями. Но я не согласен с ним… Для победы дела необходимы соответствующие условия, а вожди найдутся.

Перефразируя: было бы чувство юмора (как главное условие), а применение ему найдется.

25

Когда началось следствие по делу троцкистских заговорщиков, позже вылившееся в судебные процессы 1937—1938 гг., Сталину доложили, что обвиняемые бахвалятся друг перед другом, а также перед следствием, утверждая, что их аргументы перевешивают все доводы обвинения. На них не давят ни моральный груз обвинения, ни факты, ни показания свидетелей, на очных ставках они отмахиваются от всего и самоуверенно отказываются признать, что виноваты перед партией, народом, государством.

Выслушав доклад о том, как подследственные морочат голову следователям, Сталин неожиданно и с некоторой насмешливостью спросил:

— Сколько весит государство?

Видя, что его не понимают, он конкретизировал вопрос:

— Сколько весят заводы и фабрики, железные дороги, пароходы, недра и колхозные поля, армия с тысячами танков и самолетов, члены партии, все граждане, наконец?..

Кто-то из присутствующих, неуверенно кашлянув, предположил:

— Никто не может этого знать, Иосиф Виссарионович. Это миллиарды тонн, это из области астрономических величин.

— Может ли группка отщепенцев противостоять давлению такого астрономического веса? Правильно, не может. Поэтому не говорите мне больше, что не можете сломить упорствующих в обмане, заставить их признаться под давлением неопровержимых фактов.

26

Дочь многолетнего помощника Сталина А. Н. Поскребышева Наталья рассказала автору книги «Ветер истории» Ф. Чуеву, как в детстве позвонила отцу на работу. Приключилась забавная и очень трогательная история.

— Это папа?

— Это не папа. А что ты хочешь? Может, я помогу?

— Не получается задачка по арифметике…

И долго вдвоем со Сталиным они решали по телефону задачу про бассейн и трубы, по которым вливается и выливается вода… Потом дочке влетело от отца за то, что она отнимала время у товарища Сталина.

27

Пресс-конференция. Сталин отвечает на вопросы иностранных корреспондентов. Один из них, желая лягнуть советскую действительность, раскритиковал газетные и книжные публикации.

— Как у вас пишут о женщинах и сами женщины, какая скука: «Даешь работу по-стахановски», «Как я стала пятисотницей», «По трудовому почину сестер Виноградовых», «Девушки, на трактор!»…

— Ну да, серо, безлико, — поддержал вождь. — То ли дело новая книжка вашей коллеги, американской журналистки, «Как найти мужчину своей мечты, и что потом делать с этим подонком?»

28

Говорят, что замечательный, любимый многими поколениями кинозрителей фильм «Чапаев» могла ожидать печальная судьба. После первого же просмотра некий критик Херсонский написал, что лента плохая, ибо в ней мелкобытовое заслоняет эпохальное и что герои гражданской войны, которых он лично знает, совсем другие. Соратники Чапаева тоже высказались неодобрительно: и пулемет у Анки не тот, и орудия показаны не те, и вообще все было не так. Даже родственники Чапаева уверяли, что актер не похож на прославленного комдива.

Наконец, картину посмотрел Сталин. Уж кто-кто, а он революцию и гражданскую испытал, как говорится, на своей шкуре, правду либо ложь о том времени чувствовал нутром. Помолчал Сталин, попыхтел трубкой и изрек абсолютную истину, имея в виду придирчивого критика, скептических соратников и недовольных родственников. Эта истина и сегодня хорошо знакома фронтовикам, работникам следственных органов, судьям:

— Врут, как очевидцы.

29

Режиссер Ю. Я. Райзман показывал в Кремле свою кинокомедию «Поезд идет на восток». Фильм не ахти какой, скучный, даже нудный. По ходу действия поезд делал массу остановок. На пятой или шестой остановке Сталин вдруг спросил: «Это что за станция?».

Райзман растерялся. Фильм снимался в нескольких сибирских городах, и режиссер не помнил, что это был за вокзал (хороший режиссер такие вещи помнит во сне). Он брякнул наобум: «Омск», с замиранием сердца ожидая дальнейших расспросов. Но больше вопросов не последовало. Сталин поднялся и сказал, направляясь к выходу из зала:

— На этой остановке я и сойду.

Ряд ответственных товарищей долго ломали голову, как это понимать и что делать с фильмом: пускать в прокат или не пускать. Приняли «соломоново» решение, а попросту говоря, подстраховались. Фильм в прокат пошел, но в печати критика не оставила от него камня на камне.

Если кто-то думает, что карьера Райзмана на этом закончилась, то он ничего не смыслит в советской жизни, особенно сталинского периода. Именно в тот период, уже после провала вышеуказанного фильма, он снял шесть кинолент и шесть раз получил за них Сталинскую премию.

30

Сталин приехал на спектакль в знаменитый Московский Художественный Академический Театр, которым руководил не менее знаменитый К. С. Станиславский. У входа вождя встретил сам Станиславский. Протянув руку, он представился: «Алексеев», т. е. назвал не свой псевдоним, а настоящую фамилию. «Джугашвили», — ответил Сталин, пожимая руку.

31

Станиславскому во время репетиции понадобилась обыкновенная веревка, а в реквизите театра ее не оказалось. Он вспылил и со словами «невозможно работать в такой обстановке» позвонил самому Сталину.

— Товарищ Сталин, в театре нет веревки, нужна веревка, никак нельзя без нее…

Сталин спокойно и терпеливо выслушал творческие стенания светила отечественной и мировой драматургии и спросил:

— Сколько вам нужно веревки?

— Три метра… — ответствовал по-прежнему возбужденный Станиславский.

— Хорошо, хорошо. Не переживайте, работайте, будет у вас веревка.

Через час с небольшим к театру подъехал грузовик с трехтонной бухтой веревки. Думается, Станиславскому стало несколько… э-э… стыдно.

32

Драматург В. М. Киршон (разумеется, еще один классический «сын юриста») написал пьесу, по которой был поставлен спектакль «Хлеб». Сталин и другие члены Политбюро посетили театр и посмотрели спектакль. Автор ждал, что его пригласят в правительственную ложу, однако этого не произошло. На следующий день Сталин был в гостях у Максима Горького, где оказался и Киршон. Он подошел к Сталину и при всех спросил:

— Как вам понравился спектакль «Хлеб»?

Пришлось бездарному и нахальному литератору дать отповедь, по-сталински остроумную.

— Не помню такого спектакля.

— Но вы же вчера смотрели спектакль «Хлеб». Я автор и хотел бы знать о впечатлении.

— Повторяю, не помню. В тринадцать лет я смотрел спектакль Шиллера «Коварство и любовь» — помню. А вот спектакль «Хлеб» не помню.

33

Поэт Эдуард Багрицкий (Дзюба) говорил: «Я с большим уважением смотрю на свою руку — ее пожал Сталин».

Кто-то может счесть это за шутку. Но поэт был искренен. Дело в том, что есть масса историй о том, как Сталин кому-то пожал руку, и тот ее потом долго не мыл. А кого-то вождь поцеловал в щеку, и тот долго не умывался. Конечно, сейчас к этому можно относиться с юмором, но если без шуток, то искренность и сила любви народа к И. В. Сталину впечатляет даже спустя десятилетия после его смерти.

34

Ночью в квартире писателя Б. Л. Пастернака раздался телефонный звонок:

— С вами будет говорить товарищ Сталин.

— Не разыгрывайте меня!

Но тут Пастернак услышал голос, от которого екнуло сердце.

Сталин начал без обиняков:

— Борис Леонидович, вы не хотите попросить за вашего друга Мандельштама?[14]

Пастернак заюлил:

— Да нет. Дружбы между нами, собственно, никогда не было. Скорее наоборот. Я тяготился общением с ним. Но поговорить с вами — об этом я всегда мечтал…

— Мы, старые большевики, никогда не отрекались от своих друзей.

По словам Анны Ахматовой (Горенко), весьма сведущей в окололитературных делах и событиях, Сталин сообщил, что отданы необходимые распоряжения, что с Мандельштамом будет все в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хочет хлопотать за поэта и сказал:

— Если бы мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти… Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?

— Писательские организации не занимаются этим…

— Но ведь он ваш друг!

Пастернак замялся, а Сталин продолжал:

— Но ведь он же мастер, мастер!

Пастернак ответил, что это не имеет значения и тоже продолжал:

— Почему мы все о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами встретиться и поговорить.

— О чем?

— О жизни и смерти.

На этом разговор оборвался: Сталин не прощаясь положил трубку.

Много позже сей литературно-бытовой трус уверял, что если бы он не хлопотал за Мандельштама, то Сталин вообще не узнал бы об этом деле. И еще он, дескать, думал, что Сталин проверяет, знаком ли Пастернак со скандальным стихотворением, поэтому и отвечал, мол, уклончиво. Учитывая дальнейшую биографию г-на Пастернака, который сочинил бездарного «Доктора Живаго», тайком вывезенного и опубликованного на Западе в 1957-м, получил за него незаслуженную (присужденную исключительно за махровый антисоветизм) Нобелевскую премию, потом испугался и отказался от нее, желание смеяться пропадает. Скорее хочется плеваться. И восхищаться разящим сталинским сарказмом.

35

Было это в 1936 году. Я, никому не известный литератор, очень хотел попасть в Колонный зал на похороны Горького. Попросил Зощенко достать пропуск. Достал. Когда направлялся туда, вдруг увидел — на улице продают горячие сосиски в пакетиках. Купил и довольный вошел в Колонный зал. Думал, где-нибудь в гардеробе оставлю. Но у меня пропуск оказался особый — провели сразу в помещение за сценой. Там находились Ворошилов, Молотов, Калинин, другие руководители, много известных писателей.

Вскоре меня вызывают по фамилии. Военные надевают мне на руку траурную повязку и ведут на сцену — стоять в почетном карауле. Куда сосиски девать? Я первому попавшемуся, полуобернувшись, говорю:

— Пока я там откараулю, покараульте мои сосиски.

Оборачиваюсь, чтобы передать пакетик в надежные руки. До боли знакомый усатый человек с трубкой внимательно смотрит на меня:

— Не беспокойтесь, ваши сосиски будут в полной сохранности.

Тут меня окружают и вместе с другими ведут в почетный караул. Стою — волнуюсь. Возвращаюсь. Подходит ко мне военный, отдает честь:

— Вот ваши сосиски, товарищ Поляков.

…Это был писатель B. C. Поляков. Можно лишь гадать о том, чего он натерпелся, пока, всучив вождю злополучный пакетик, стоял в карауле.

36

Сталин пригласил к себе четырех ведущих кинематографистов страны и спросил, что им нужно для успешной работы.

М. И. Ромм пожаловался на чисто коммунальные трудности: ютится в маленькой комнате, жена болеет — нужна квартира.

— Хорошо. Будет вам квартира.

В. В. Пудовкин объяснил, что атмосфера столицы мешает ему сосредоточиться, он может творчески работать только за городом — нужна дача.

— Хорошо. Будет вам дача.

И. А. Пырьев сказал, что дача у него есть, но добираться туда трудно, он устает — нужна машина.

— Хорошо. Будет вам машина.

Г. В. Александров (Мормоненко) замялся: у него столь большая просьба, что он даже не решается ее произнести.

— Говорите, не стесняйтесь, — подбодрил Сталин.

— Я хотел бы, товарищ Сталин, получить вашу книгу «Вопросы ленинизма» с автографом. Это будет меня вдохновлять больше всего.

— Хорошо. Будет вам книга с автографом.

К книге Александров получил приложение: квартиру, машину и дачу.

Кто-то скажет, что вождь был падок на лесть. А может, он просто оценил маленькие хитрости большого художника. Они же — малые художества большого хитреца. Тем более что в улучшении жилищных условия и в личном транспорте Александров нуждался не меньше других.

37

Любовь Орлова — звезда советского кино, взошедшая в 1930-х годах. Не раз снималась в фильмах своего мужа — мэтра советского кино Г. В. Александрова. Популярность актрисы была огромной. Как-то раз Сталин в присутствии Александрова спросил Орлову:

— Муж не обижает?

— Иногда обижает, — кокетливо ответила она.

Сталин сделал страшные глаза:

— Скажите ему, что если будет вас обижать, мы его повесим.

Александров не подозревая подвоха:

— За что повесите, товарищ Сталин?

Сталин торжествуя:

— За шею.

У этого эпизода есть еще более смешная и живучая версия.

38

Сталин сидит на спектакле во МХАТе. После антракта Константин Сергеевич Станиславский и другие руководители театра вглядываются в лицо вождя, пытаются понять, понравилось представление или нет. Сталин отмалчивается. Наконец Станиславский, который не желает ждать занавеса, не выдерживает, спрашивает:

— Как вам, товарищ Сталин, наш спектакль?

— Скучно было…

У всех на лицах растерянное, чуть ли не горестное выражение. Выждав театральную паузу, Сталин добавляет:

— …В антракте.

Все смеются.

39

Солист Большого театра, знаменитый лирический тенор И. С. Козловский обратился к Сталину с просьбой разрешить ему поехать за границу:

— Я никогда не был за рубежом. Хотел бы там отдохнуть. А меня не пускают.

— Почему?

— Наверное, думают, что я не вернусь.

— Неужели вы действительно сбежите?

— Что вы, товарищ Сталин, мне родное село дороже, чем все заграницы, вместе взятые.

— Вот и поезжайте отдыхать в родное село.

40

В 1940—1941 годах была принята серия указов Верховного Совета СССР по борьбе с тунеядством, хулиганством, уголовщиной, а также направленных на укрепление трудовой дисциплины. Вопреки фальшивкам о том, что за 5—10-минутное опоздание на работу начали давать по 5—10 лет лагерей, речь шла об опоздании без уважительных причин на 20 минут. Причем наказывалось оно исправительно-трудовыми работами на срок до 6 месяцев с удержанием 25% заработка. И лишь за злостное повторение прогулов можно было сесть в тюрьму на тот же срок.

От смеха надорваться можно, когда слышишь душераздирающее повествование о том, как некоего робкого и несчастного, опоздавшего на работу, потому что автобус сломался, упекли в Сибирь. При ближайшем рассмотрении дела выясняется, что здоровенный, дерзкий уркаган остановил автобус и ограбил пассажиров. Ну и получил, слава богу и сталинской милиции, по заслугам. Ему, постаревшему уголовнику, стыдно было рассказывать внукам и правнукам правду, вот всю жизнь и лепил горбатого насчет опоздания на работу.

Но наша история смешна по-другому. На следующий день после выхода Указа о прогульщиках Народный артист СССР В. И. Качалов (Шверубович) опоздал во МХАТ на целый час[15]. Он выступал на этой сцене с 1900 года и был ведущим драматическим актером не только МХАТа, но, пожалуй, всей России. Качалов был обласкан советской властью, но шутить с ее Указами не позволялось никому. Ситуация сложилась более, чем щекотливая, отчего в театре произошла суматоха. Дирекция через приемную товарища Сталина запросила указания у САМОГО?. Ответ, хотя и не имел подписи товарища Сталина, носил все признаки сталинской иронии (объект наказания), принципиальности (неотвратимость наказания) и мудрости (форма наказания):

«За недоведение до сведения Народного артиста СССР тов. Качалова Указа Президиума Верховного Совета СССР объявить строгий выговор директору МХАТа».

41

Писательницу Веру Федоровну Панову за новый роман представили к Сталинской премии, которая имела три степени. Писательница уже награждалась за предыдущие произведения. Причем с последовательным понижением, т. е. сначала стала лауреатом премии первой степени, затем — второй. Похоже было на то, что творческий порыв у писательницы иссяк, потому что члены Комитета по премиям, прочитав ее роман, пришли к выводу, что он слаб и решили в этот раз премию не присуждать.

Вмешался Сталин:

— Давайте дадим — третьей степени. Но передайте товарищу Пановой, что четвертой степени у нас нет.

42

По предложению члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Жданова на соискание Сталинской премии за одну из своих симфоний был выдвинут композитор Е. К. Голубев. Все знали, чей он протеже, и не сомневались, что премию он получит, и обязательно — первой степени. Когда списки принесли на подпись Сталину, он, листая документ, спросил:

— Голубев… симфония… Все — за, только один — против. И кто же этот одиночка?

— Шостакович, товарищ Сталин.

— Шостакович понимает в музыке больше нас, — сказал Сталин и вычеркнул Голубева из списка кандидатов в лауреаты. Е. К. Голубев являлся хорошим композитором, но та симфония и вправду была слабой. Сильной была наука тем, кто голосовал бездумно или с оглядкой.

43

На совещании в ЦК обсуждалась роль советских композиторов в культурном строительстве, их вклад в это важнейшее партийное и государственное дело. Зашла речь о композиторе Т. Н. Хренникове. Сталин очень уважал этого деятеля. Тот был Героем Соцтруда, автором музыки ко многим театральным и кинопостановкам, руководил Союзом композиторов СССР. Кто-то из членов ЦК предложил: за заслуги перед народом назовем именем Хренникова улицу в Москве! Сталин заулыбался и сказал, что, мол, есть уже в Москве такая улица. Все удивились: где, когда, какая?

— Неглинка, — хитро улыбаясь ответил вождь. — Не Глинка.

Шутки, где используется игра слов, — самые непростые.

44

У артиста и режиссера А. Д. Дикого была счастливая судьба. Он уже в 1920-х годах был признанным мастером театрального искусства, играл и ставил спектакли на столичных сценах, включая Московский еврейский театр. Его в тот период пригласили даже в Палестину, и он в Тель-Авиве ставил вещи по произведениям Шолома Алейхема. По возвращении Дикий работал главрежем ряда театров. Но в 1938 г. был судим и схлопотал пятилетний срок. В 1941 г., досрочно освобожденный, вернулся к любимой профессии.

После войны Дикий снялся в роли Сталина в фильмах «Рядовой Александр Матросов», «Третий удар» и «Сталинградская битва». Особенно удачной была его роль в последней ленте. Кинематографическое начальство сильно сомневалось в том, подходит ли Дикий на роль вождя. На съемках его пытались научить говорить с грузинским акцентом, лезли с ненужными советами и указаниями. Но Диким был найден великолепный артистический прием: он за весь фильм всего 2—3 слова произнес с акцентом. Но сделал это столь искусно и выразительно, что у зрителей удивительным образом создалось впечатление, что именно так и должен говорить вождь. «Сталинградская битва» получила признание у всех, включая официальную критику.

С фильмом связана одна хитрость, которую артист применил, чтобы отхватить за свою роль больший гонорар. Поначалу он равнялся ста тысячам рублей. Но сразу после своего утверждения на роль Дикий задал начальству провокационный вопрос:

— Как вы думаете, роль Верховного Главнокомандующего важнее роли рядового солдата?

— Да.

— Наверное, не только в жизни, но и в кино?

— Да.

— Тогда почему артисту Андрееву за съемки в «Падении Берлина» вы заплатили 150 тысяч, а мне собираетесь дать только 100 тысяч. А если товарищ Сталин узнает, что вы его на одну доску с рядовым солдатом поставили? Поднимайте гонорар, — наседал артист.

— Хорошо, хорошо, — успокоило начальство Дикого. — Вы получите свои 155 тысяч рублей.

После выхода картины Дикий пригласил к себе домой друзей, чтобы отпраздновать событие. Пили, пели, гуляли. Вдруг в полночь — звонок в дверь. Артист еле продрал глаза, а ему говорят:

— Собирайтесь. Вас в Кремле ждет товарищ Сталин.

— Как же мне показываться Сталину? Ведро водки выпил, не могу…

Но ехать пришлось.

Сталин по внешнему виду и запаху распознал состояние гостя. Вышел из кабинета и вернулся, держа в руках бутылку. Дикому чуть капнул, себе налил полный фужер, выпил его до дна и сказал:

— Вот теперь мы можем разговаривать на равных.

Среди прочего Сталин интересовался:

— Товарищ Дикий, мне понравилось, что Вы говорили без всякого акцента. Вы внешне совсем не похожи на меня, но не попытались загримироваться. Почему Вы играли меня не так, как другие артисты? Хотя, по правде сказать, у тех и акцент, и сходство есть, а впечатление не то.

— Потому что я играл не Вас, — ответил Дикий. — Я играл впечатление людей, мнение народа о Сталине.

Очевидная актерская находка и безукоризненная формулировка ее так понравились Сталину, что он даже захлопал в ладоши.

Попутно заметим, что А. Д. Дикий пять раз был удостоен Сталинской премии. Это были немалые деньги: стандартная премиальная сумма составляла от 25 до 100 тысяч рублей. Причем весь фонд Сталинских премий формировался не из госбюджета, а из гонораров вождя за издания его трудов, в том числе за рубежом. Интересно — хотя бы шутки ради — спросить кого-либо из нынешних СНГовских руководителей: дали они свои ЛИЧНЫЕ деньги на подобные премии и сколько?

45