ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Здесь читатель познакомится с фактами и примерами, в основном подтвержденными в каждом случае авторитетным свидетельством. Излишне говорить, что самым авторитетным из них является письменное, особенно если принадлежит лично товарищу Сталину.
Практически все отрывки имеют такое подтверждение, отчего и обобщены как «Официальный Сталин». Разумеется, множество отрывков в остальных двух частях также относятся к выступлениям Сталина в официальной обстановке. Но именно данные типологические единицы зафиксированы непосредственно в произведениях вождя, либо в исторических монографиях и в материалах архивных фондов. То есть принадлежат к информации, имеющей, за очень малым исключением, неоспоримое сталинское авторство, а значит, практически стопроцентную достоверность.
После Великой Отечественной войны Политиздат начал печатать собрание сочинений И. В. Сталина. Всего планировалось 16 томов, но успели издать только 13; печатание остальных после 1953 года прекратил Хрущев. Так вот, в стенограммах многих выступлений вождя имеются десятки помет: «оживление в зале», «веселое оживление», «смех», «общий хохот» и т. д. Это была реакция слушателей на живое народное словцо, меткий выпад, остроумное замечание, тонкую иронию, искрящуюся шутку, сатирическое сравнение и т. д. Ими изобиловали сталинские доклады и отчеты, посвященные, кстати, вовсе не смешным вещам. Я отобрал далеко не все подобные выступления-примеры.
Некоторые из типологических единиц, начиная с № 20, выходят за рамки тринадцатитомного прижизненного собрания сочинений вождя. (Отрывок № 16 — исключение, продиктованное стремлением к хронологическому порядку.) Они взяты из официальных публикаций в советской прессе тех лет, а также из сочинений И. В. Сталина, подготовленных к печати под руководством левого общественного деятеля Р. И. Косолапова уже в наше время.
Это издание имело целью продолжить сталинское собрание сочинений. Оно выходит в свет с 1990-х годов и на сегодняшний день завершается 18-м томом, возможно, не последним. Должен заметить, что система подбора материалов для этих томов вызвала протест у ряда исследователей. Равно как некоторые из помещенных там текстов вызывают сомнение в подлинности, если не самих текстов, то конкретных сталинских выражений.
Впрочем, можно оспорить подлинность многого из того, что приписывается к сказанному вождем. А уж к сделанному им — и подавно. Большинство диалогов и монологов, отдельных фраз и слов выделены шрифтом или закавычены. Они же — наиболее важные из всех юмористических рассказов сталинианы.
1
В 1907 г. Сталин в качестве делегата принимал участие в V (Лондонском) съезде РСДРП, на котором шла жестокая борьба между большевиками и меньшевиками. По возвращении Сталин опубликовал в газете «Бакинский пролетарий» большую статью, в которой среди прочего проанализировал состав съезда. Он весьма иронически отозвался о меньшевиках, которые утверждали, что они-де представляют рабочих, а большевики — только интеллигентов. Выяснилось, что все обстоит с точностью до наоборот. Будущий вождь писал:
«Мы все были изумлены этой статистикой. Как? Меньшевики так много кричали об интеллигентском составе нашей партии, они день и ночь ругали большевиков интеллигентами, они грозили прогнать всех интеллигентов из партии — и вдруг у них во фракции оказалось гораздо меньше рабочих…
Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев)… Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские… По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики — еврейская фракция, большевики — истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром»[3].
Стоит отметить, что возмущение среди определенной части социал-демократов сей выпад вызвал большое. Ведь некоторые из них, как выявили последующие события, были замаскированными сионистами, коим от сталинской статьи было совсем не смешно. Сам отчет о съезде давно забылся ими, однако шутливый призыв к погрому врезался в память. Разгневанные эсдеки еврейского происхождения долго припоминали это Иосифу Виссарионовичу, хотя он не являлся автором призыва, а всего лишь «посмел» довести его до сведения всей партии. Возможно, шутка у делегата Алексинского вырвалась нечаянно. Однако будущий вождь поместил ее в сухом отчете о партийном форуме к месту и, безусловно, умышленно; он уже тогда с дальним прицелом привлекал внимание к существенной проблеме.
2
Сила отповеди, которую политик дает своим оппонентам, заключается не только во всеобъемлющем владении предметом спора, но и в способности привлекать на свою сторону яркие, понятные большинству образы. Если это образы эпические, да еще изрядно сдобренные сатирическим содержанием, то воздействие оратора на слушателей становится неотразимым.
В 1923 г. в ЦК РКП(б) состоялось совещание с ответственными работниками национальных республик и областей. Среди прочих Сталиным был подвергнут весьма чувствительной критике один из руководителей грузинских коммунистов Буду (Поликарп) Мдивани. Тот олицетворял собой явление, получившее название национал-уклонизма, и противился вхождению Грузии в создаваемую Закавказскую Федерацию. А это было жизненно необходимо в тогдашней ситуации, особенно для установления межнационального мира. Б. Мдивани и его группа пытались в этом вопросе искать сочувствие у Ленина. Не вдаваясь в перипетии этого дела, скажу, что они не встретили поддержки в партии.
Сарказм Сталина по их адресу был неотразим:
«Мдивани изображает дело так, что… все-таки он победил. Я не знаю, что назвать тогда поражением. Впрочем, известно, что блаженной памяти Дон Кихот тоже считал себя победителем, когда его расшибло ветряными мельницами. Я думаю, у некоторых товарищей, работающих на некотором куске советской территории, называемом Грузией, там, в верхнем этаже, по-видимому, не все в порядке».
3
Год смерти Ленина — 1924-й. Оппозиция ленинскому курсу во внутренней и внешней политике усиливается. Обостряется борьба за лидерство в партии, обусловленная пока еще сильными позициями Л. Троцкого (Бронштейна). Оппозиционеры, что называется, поднимают голову. В таких условиях проходит XIII конференция РКП(б), где Сталин в качестве генерального секретаря партии выступил с докладом об очередных задачах партстроительства.
Он мастерски срывал маску двуличия со слов и поступков оппозиции. В частности, с Е. Преображенского, видного большевика, который, однако, уже тогда сблизился с Троцким, став впоследствии на путь подпольной контрреволюционной деятельности (расстрелян в 1937 г.). А также с другого троцкиста — Т. Сапронова (Широкова), переродившегося из старого социал-демократа во «врага народа» и закончившего жизнь столь же бесславно. Сталин уличает их в свойственной ему блистательной манере:
«Оппозиция взяла себе за правило превозносить тов. Ленина гениальнейшим из гениальных людей. …Тут тоже кроется стратегическая хитрость: хотят шумом о гениальности тов. Ленина прикрыть свой отход от Ленина. …Позвольте спросить вас, Преображенский, почему вы с этим гениальнейшим человеком разошлись по вопросу о Брестском мире? Почему вы этого гениальнейшего человека покинули в трудную минуту?
А Сапронов, который фальшиво, фарисейски расхваливает теперь тов. Ленина, тот самый Сапронов, который имел нахальство на одном из съездов обозвать тов. Ленина «невеждой» и «олигархом»! Почему он не поддержал гениального Ленина, скажем, на X съезде?
Или еще: почему Преображенский… в период профдискуссии оказался в лагере противников гениальнейшего Ленина? (Преображенский: «Своим умом пытался работать».)
Это очень похвально, Преображенский, что вы своим умом хотели работать. Но глядите, что получается: по брестскому вопросу работали вы своим умом и промахнулись; потом при дискуссии о профсоюзах опять пытались своим умом работать и опять промахнулись; теперь я не знаю, своим ли умом вы работаете или чужим, но ведь опять промахнулись…». (Смех.)
4
В июне 1926-го Сталин находился в Тифлисе (так тогда называлась столица Грузии — Тбилиси), где выступал на собрании рабочих Главных железнодорожных мастерских. Его помнили многие из собравшихся как подпольщика, который до революции вел здесь агитационную работу, поэтому встретили особенно тепло. Отвечая с сердечной благодарностью на искренние приветствия рабочих, Сталин все же не удержался от юмора:
«…Я не заслужил доброй половины тех похвал, которые здесь раздавались по моему адресу. Оказывается, я и герой Октября, и руководитель компартии Советского Союза, и руководитель Коминтерна, чудо-богатырь и все, что угодно. Все это пустяки, товарищи, и абсолютно ненужное преувеличение. В таком тоне говорят обычно над гробом усопшего революционера. Но я еще не собираюсь умирать».
5
Будучи отличным психологом, Сталин прекрасно чувствовал аудиторию и часто старался шуткой или забавной историей снять напряженность, усталость в атмосфере собрания.
VII расширенный пленум Исполкома Коммунистического Интернационала, проходивший в Москве в ноябре-декабре 1926 года, был ординарным, даже несколько скучноватым мероприятием. Поэтому, выйдя на трибуну, чтобы произнести заключительное слово, Сталин хотел не только дать ответы на сложные вопросы, но и поднять настроение участникам. Следует указать, что упоминающийся ниже объект сталинской критики — Г. Е. Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум) — с 1919 г. являлся председателем Исполкома Коминтерна. Позже был разоблачен как враг народа, судим и расстрелян. Реабилитирован в период горбачевщины. Отрывок взят из стенограммы пленума.
«Зиновьевская манера цитирования напоминает мне одну довольно смешную «историю» с социал-демократами, рассказанную одним шведским революционным синдикалистом в Стокгольме. Дело происходило в 1906 году, во время Стокгольмского съезда нашей партии. Этот шведский товарищ довольно смешно изображал в своем рассказе буквоедскую манеру некоторых социал-демократов цитировать Маркса и Энгельса, а мы, делегаты съезда, слушая его, хохотали до упаду. Вот содержание этой «истории». Дело происходит в Крыму во время восстания флота и пехоты. Приходят представители флота и пехоты и говорят социал-демократам: вы нас звали за последние годы к восстанию против царизма, мы убедились, что ваш призыв правилен, мы, матросы и пехота, сговорились восстать и теперь обращаемся к вам за советом. Социал-демократы всполошились и ответили, что они не могут решить вопроса о восстании без специальной конференции. Матросы дали понять, что медлить нельзя, что дело уже готово, и если они не получат прямого ответа от социал-демократов, а социал-демократы не возьмутся за руководство восстанием, то дело может провалиться. Матросы и солдаты ушли в ожидании директив, а социал-демократы созвали конференцию для обсуждения вопроса. Взяли первый том «Капитала», взяли второй том «Капитала», взяли, наконец, третий том «Капитала». Ищут указаний насчет Крыма, Севастополя, насчет восстания в Крыму. Но ни одного, буквально ни одного указания не находят в трех томах «Капитала» ни о Севастополе, ни о Крыме, ни о восстании матросов и солдат. (Смех.) Перелистывают другие сочинения Маркса и Энгельса, ищут указаний — все равно никаких указаний не оказалось. (Смех.) Как же быть? А матросы уже пришли, ждут ответа. И что же? Социал-демократам пришлось признать, что при таком положении вещей они не в силах дать какого бы то ни было указания матросам и солдатам. «Так провалилось восстание флота и пехоты», — кончил свой рассказ шведский товарищ». (Смех.)
6
О взглядах другого врага народа — Л. Д. Троцкого распространяться незачем; они мало чем отличались от взглядов Зиновьева[4]. В том же выступлении на вышеупомянутом пленуме Исполкома ИККИ досталось от Сталина и этому деятелю. Так называемая левая оппозиция терпела идейное поражение за поражением, поэтому пронырливые троцкисты из кожи вон лезли, чтобы только остаться в партии. Свои ошибки, свою вину перед партией они признавали. Только делали это в высшей степени неискренно, формально.
На вопрос о том, как относится Троцкий к своему меньшевистскому прошлому, Троцкий ответил не без некоторой позы: «…Тот факт, что я вступил в большевистскую партию… уже сам по себе доказывает, что я сложил на пороге партии все то, что отделяло меня до той поры от большевизма». Сталин говорил:
«…Как можно складывать такие пакости на пороге партии? (Смех.) …Сложил ли он эти вещи на пороге партии про запас для будущих боев в партии?
…Не раз обращались к Троцкому с вопросом об его отношении теперь, в 1926 году, к его же «теории» перманентной революции… Он сказал, что «теория» перманентной революции имеет некоторые «пробелы»… КАКИЕ именно пробелы имеет в виду Троцкий… — обо всем этом он не сказал ни слова. (Здесь и ниже выделено Сталиным. — Л. Г.)
Троцкий поступил в данном случае так же, как поступали в старое время некоторые ловкие оракулы, когда они отговаривались от вопрошающих двусмысленным ответом, вроде следующего: «При переходе через реку будет разбито большое войско». Через КАКУЮ реку, ЧЬЕ войско будет разбито, — пойми кто может». (Смех.)
7
Когда во время Первой мировой войны немцы подошли к Парижу на расстояние в 80 километров, известный политический деятель Клемансо начал бешеную атаку на пугливое и нерешительное французское правительство. Он возглавил его и руководил им чисто диктаторскими методами, придав войне с Германией наступательный импульс.
Троцкий открыто восхищался моделью поведения Клемансо и в 1927 году вел борьбу с ленинско-сталинским политическим курсом с поистине аналогичной яростью. Он не просто выдвигал авантюристические и демагогические планы обороны страны в свете намечавшегося нового крестового похода Запада против советской власти — он угрожал руководству страны. На заседании объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин едко высмеял доморощенного кандидата в диктаторы:
«„Мелкобуржуазная дряблость и нерешительность“ — это, оказывается, большинство нашей партии, большинство нашего ЦК, большинство нашего правительства. Клемансо — это Троцкий и его группа. (Смех.) Если враг подойдет к стенам Кремля, этот опереточный Клемансо постарается, оказывается, сначала свергнуть нынешнее большинство именно потому, что враг стоит в 80 километрах от Кремля, а потом взяться за оборону. И если это удастся сделать…, то это, оказывается, и будет настоящей и безусловной обороной СССР.
А для того, чтобы сделать это, он, Троцкий, т. е. Клемансо, постарается предварительно вымести этот „мусор“… А что это за мусор? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства.
…Смешно, когда эта маленькая группа, где лидеров больше, чем армии (смех), проработавшая целых четыре месяца и едва собравшая около тысячи подписей…, угрожает миллионной партии: „Я тебя вымету“. (Смех.)
…Причем говорят, что часть товарищей подписалась под платформой оппозиции потому, что думала, что ежели подпишешь — на войну не возьмут». (Смех.)
8
Осенью 1927 года произошла встреча Сталина с делегацией североамериканских рабочих. Запись беседы публиковалась в советской периодике.
Вопросы вождю задавались откровенные, разные, в т. ч. «трудные». Например, кто-то из членов делегации считал, что «американские коммунисты получают распоряжения из Москвы и поэтому не могут быть хорошими профсоюзными деятелями, поскольку их лояльность по отношению к иностранной организации превышает лояльность по отношению к своему профсоюзу». Он спросил: «Как это затруднение может быть устранено?»
Сталин отвечал не менее откровенно, не обходя острых углов. Я приведу лишь одну короткую цитату, которая позволила разрядить атмосферу встречи; ведь на ней присутствовали не только доброжелатели.
«Есть люди, которые думают, что члены Коммунистического Интернационала в Москве только и делают, что сидят и пишут директивы для всех стран. Так как стран, входящих в состав Коминтерна, насчитывается более 60, то можете себе представить положение членов Коминтерна, которые не спят, не едят и только и делают, что сидят и пишут днем и ночью директивы для этих стран». (Смех.)
9
В том же году на объединенном заседании Президиума Исполкома Коминтерна и Интернациональной Контрольной Комиссии Сталин так выразился об одном из погрязших в троцкистских дрязгах коминтерновских сотрудников — югославе Г. Вуйовиче (позднее вредительская деятельность сего лица полностью выявилась и была пресечена органами НКВД):
«Мне вспомнилась одна маленькая история с немецким поэтом Гейне… В числе разных критиков, которые выступали в печати против Гейне, был один очень неудачливый и довольно бездарный литературный критик по фамилии Ауфенберг. Основная черта этого писателя состояла в том, что он неустанно „критиковал“ и бесцеремонно донимал Гейне… Гейне, очевидно, не считал нужным реагировать на эту „критику“ и упорно отмалчивался. Это поразило друзей Гейне, и они обратились к нему с письмом: дескать, как это понять, что писатель Ауфенберг написал массу критических статей, а Гейне не находит нужным отвечать. …Гейне ответил в печати в двух словах: „Писателя Ауфенберга я не знаю; полагаю, что он вроде Дарленкура, которого тоже не знаю (выделено Гейне. — Л. Г.)“.[5]
Перефразируя слова Гейне, русские большевики могли бы сказать насчет критических упражнений Вуйовича: «большевика Вуйовича мы не знаем, полагаем, что он вроде Али-бабы, которого тоже не знаем (выделено Сталиным. — Л. Г.)».
10
Через пару месяцев после вышеназванной встречи с североамериканской делегацией Сталин имел беседу одновременно с несколькими десятками членов рабочих делегаций из Южной Америки, Китая, Европы. Она продолжалась шесть часов и вылилась в обстоятельный разговор о насущных проблемах народов и общественных организаций этих стран, о политике Всесоюзной Коммунистической партии большевиков и Советского государства.
В этот период немецкие коммунисты преодолевали влияние троцкистских элементов в своих рядах. Эти элементы были представлены, прежде всего, Рут Фишер (Эльфридой Эйслер) и Аркадием Масловым (Исааком Чемеринским). Оба некоторое время возглавляли КПГ и оба были в 1925 г. исключены из партии. Как и полагается завзятым провокаторам троцкистского толка, они без устали клеветали на СССР и на Сталина. Один из вопросов, который задали вождю, был следующим: «Правильно ли утверждение, которое распространяется в Германии Рут Фишер и Масловым, о том, что теперешнее руководство Коминтерна и русской партии выдает рабочих контрреволюции?»
Как можно было бы реагировать на такое чудовищное обвинение?
Встать в позу, категорически отрицать, исходить гневом… Да, все можно было сделать именно так. Однако Сталин поступил по-другому. Он пригвоздил провокаторов к позорному столбу не беспощадным гневом, а еще более беспощадным юмором:
«Надо полагать, что правильно. Надо полагать, что Коминтерн и ВКП(б) выдают с головой рабочий класс СССР контрреволюционерам всех стран.
Более того, я могу вам сообщить, что Коминтерн и ВКП(б) решили на днях вернуть в СССР всех изгнанных из нашей страны помещиков и капиталистов и возвратить им фабрики и заводы.
И это не все. Коминтерн и ВКП(б) пошли дальше, решив, что настало время перейти большевикам к питанию человеческим мясом.
Наконец, у нас имеется решение национализировать всех женщин и ввести в практику насилование своих же собственных сестер. (Общий смех. Отдельные возгласы: «Кто мог задать такой вопрос?»)
Я вижу, что вы смеетесь. Возможно, что кто-либо из вас подумает, что я отношусь к вопросу несерьезно. Да, товарищи, нельзя серьезно отвечать на такие вопросы. Я думаю, что на такие вопросы можно отвечать лишь насмешкой». (Бурные аплодисменты.)
Использовав байки полоумных контрреволюционеров, некоторые из которых были сочинены еще во времена гражданской войны, Сталин продолжал уже в другом стиле, но все так же пародийно. Теперь ему пришлось отвечать на вопрос, а как он вообще относится к оппозиции и к направлению Фишер — Маслов в Германии?
«Мое отношение к оппозиции и к ее агентуре в Германии таково же, каково отношение известного французского романиста Альфонса Доде к Тартарену из Тараскона. (Веселое оживление среди делегатов.) Вы, должно быть, читали этот знаменитый роман…».
Пересказывать роман в нашей книжке смысла не имеет, хотя вождь, посмеиваясь, коротко изложил его остросатирическое содержание гостям. И закончил следующими провидческими словами:
«Вы знаете, к какому конфузу и скандалу для тартаренцев привело фантастическое хвастовство Тартарена.
Я думаю, что таким же конфузом и скандалом для оппозиции должна кончиться хвастливая шумиха лидеров оппозиции, поднятая ими в Москве и в Берлине». (Общий смех.)
11
Из речи на XVI Московской губернской партконференции в ноябре 1927-го. Троцкисты идейно добиты почти повсеместно. Скоро будет поставлена последняя точка в акте разгрома левой оппозиции. А пока Сталин с железной логикой опровергает домыслы и пресекает оправдательные потуги оппозиционеров, по-прежнему разя их отточенным юмором.
Его безотказный ораторский прием: он берет и на все лады крутит-вертит очередную глупость, изреченную самозваными пророками оппозиции, демонстрируя абсурдность их претензий на особую роль в жизни партии и государства.
«В 1921 году… Троцкий вновь стал кричать о „гибели“ революции. Я помню хорошо, как в Политбюро, в присутствии тов. Ленина, Троцкий утверждал, что „кукушка уже прокуковала“ дни и часы существования Советской власти. (Смех.)
…Я не знаю, куковала тогда кукушка или не куковала. (Смех.) Но если она куковала, то надо признать, что куковала она неправильно. (Аплодисменты, смех.)
В 1925—1926 годах… Троцкий, на этот раз уже совместно с Каменевым и Зиновьевым, стал вновь куковать о «гибели» революции, выдавая поражение своей собственной группы на XIV съезде… за поражение революции. Однако революция и не думала погибать…, а трудности были преодолены…
Теперь, в конце 1927 года, в связи с новыми трудностями в период перестройки всего нашего хозяйства на новой технической базе, они вновь начали куковать о «гибели» революции, прикрывая этим действительную гибель своей собственной группы.
…Так они куковали и куковали, и докуковались, наконец, до ручки». (Смех.)
12
Завершающим аккордом 1927 года явился состоявшийся в декабре пятнадцатый съезд ВПК(б). На нем был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства. В политическом отчете Центрального Комитета, с которым перед делегатами выступил Сталин, много говорилось о недостатках во внутрипартийной работе. И здесь вождь опять-таки отдал дань жесткому осмеянию этих недостатков. Об одном из них он выразился:
«Третий недостаток. Состоит он… в желании ряда наших товарищей плыть по течению, плавно и спокойно, без перспектив, без заглядывания в будущее, так, чтобы кругом чувствовалось праздничное и торжественное настроение, чтобы каждый день были у нас торжественные заседания, да чтобы везде были аплодисменты и чтобы каждый из нас попадал по очереди в почетные члены всяких президиумов. (Смех, аплодисменты.)
Вот это безудержное желание видеть везде праздничное настроение, эта тяга к декорациям, ко всяким юбилеям, нужным и ненужным, это желание плыть, покуда плывется, не оглядываясь, куда же это нас несет (смех, аплодисменты), — все это и составляет существо третьего недостатка нашей партийной практики…».
Нижеприводимый отрывок тоже взят из стенограммы XV съезда партии. Он уместен, как еще одно подтверждение дискуссионного и общего ораторского искусства Сталина. Политическая абракадабра — вот во что выливались требования оппозиционеров под сатирическим скальпелем сталинского препарирования.
«Не ясно ли, что наши требования об отказе оппозиции от своих меньшевистских взглядов не так уж тяжелы для лидеров оппозиции, как это старается изобразить Каменев? (Смех.) Не впервые им приходится отказываться от своих взглядов — почему бы им не отказаться от них еще разочек? (Смех.)
…Если нельзя требовать от оппозиции отказа от ее убеждений, то почему можно требовать от партии отказа от ее взглядов и убеждений насчет оппозиции? А ведь у Каменева выходит, что оппозиция не может отказаться от своих антиленинских взглядов, а партия должны отказаться от своих взглядов насчет того, что невозможно оставить оппозицию в нашей партии без отказа оппозиции от своих антиленинских взглядов. Где же тут логика?» (Смех. Аплодисменты.)
13
Бескомпромиссное отношение Сталина ко всему, что мешало народу, партии, державе свободно и безопасно жить, развиваться, идти в ногу с прогрессом, не раз обращалось против мнимых соратников. Он скорее не шутил, а был вполне серьезен, хотя и не удержался от острого словца, когда заявил (на собрании актива Московской парторганизации, апрель 1928 г.):
«Я знаю, что в рядах партии имеются люди, недолюбливающие критику вообще, самокритику в особенности. Эти люди, которых я мог бы назвать «лакированными» коммунистами (смех), то и дело ворчат, дескать, опять эта проклятая самокритика, опять выворачивание наших недостатков — нельзя ли дать нам пожить спокойно?»
14
Едва партия успела покончить с левой оппозицией, как в ней возникла оппозиция правая. На эту опасность Сталин впервые указал в 1928 году в своей речи перед участниками пленума Московского городского комитета ВКП(б) и его Контрольной Комиссии. Вождь не преминул прибегнуть к юмористическому сравнению, рассуждая о беспечности некоторых партийцев, не придававших значения опасности раскола в партии, не умевших анализировать и вскрывать корни явления.
«Нельзя не вспомнить, в связи с этим, об одном эпизоде в Одессе, имевшем место в конце 1919 и начале 1920 года, когда наши войска, прогнав деникинцев из Украины, добивали последние остатки деникинских войск… Одна часть красноармейцев с остервенением искала тогда в Одессе Антанту, будучи уверена, что ежели они поймают ее, Антанту, то войне будет конец[6]. (Общий смех.) Можно представить, что красноармейцы могли бы поймать кого-либо из представителей Антанты в Одессе. Но этим, конечно, не был бы решен вопрос об Антанте, так как корни Антанты лежат не в Одессе, хотя она и была тогда последней территорией деникинцев, а в мировом капитализме.
То же самое можно сказать о некоторых наших товарищах, которые в вопросе о правом уклоне заостряют дело на лицах, представляющих правый уклон, забывая об условиях, порождающих этот уклон».
15
В двенадцатом томе политиздатовского собрания сочинений И. В. Сталина, охватывающем его произведения с апреля 1929 г. по июнь 1930 г., есть маленькая, на две-три странички, работа. Называется «Соревнование и трудовой подъем масс» и представляет собой предисловие вождя к книжке Е. Микулиной «Соревнование масс». Сейчас нас интересуют не ценные мысли Сталина о важнейшем участке социалистического строительства, а о том, как появилось это предисловие.
Об этом спустя много лет не только после выхода ее книжки, но и после смерти вождя рассказала сама автор.
Она, молодая журналистка, написала небольшую книжку — по сути, брошюру о соцсоревновании, но в какое издательство ни обращалась, везде отказывали в публикации. Ходила-ходила и, наконец, добрела до ЦК партии. Да еще осмелилась просить приема у товарища Сталина.
По словам Микулиной, работница в приемной даже не подняла головы, когда отрезала: «Товарищ Сталин занят. Оставьте рукопись, Вам ответят».
Через неделю или немного больше в общежитии, где жила автор, раздался телефонный звонок. Ее позвали к аппарату, и голос на том конце провода сказал: «С Вами говорит Товстуха». — «Какая толстуха?» — «Не какая, а какой, — ответили с некоторой обидой. — Я Иван Павлович Товстуха — помощник товарища Сталина. С вашей книжкой ознакомились, и товарищ Сталин хотел бы с вами поговорить».
…В назначенный день и час Е. Микулина вошла в кабинет вождя. Сталин стоял и листал газеты. Он был в костюме и галстуке — совершенно нетипичной для него одежде, в которой его мало кто видел. Потом Микулина узнала, что в тот день он принимал одну иностранную делегацию.
Далее происходит диалог:
— Какая молодая, а такие умные книжки пишет. В чем Ваши трудности?
— Не могу нигде напечатать, товарищ Сталин.
— Да, это трудно. Как же Вам помочь? (По словам Микулиной вождь ходил по кабинету, рассуждая вслух.) А что если я напишу предисловие к Вашей книжке? (О подобном автор, конечно, и мечтать не могла.) У меня много работы, но если Вы потерпите дней десять, я напишу предисловие.
— К вам трудно попасть, товарищ Сталин, в приемной такая мегера сидит.
— Она не мегера, — улыбнулся Сталин, — просто у нее трудная работа. (Потом он пообещал, что пришлет Микулиной предисловие по почте в ближайшее время. Он, разумеется, понимал, что после выхода книжки с его предисловием журналистка станет всесоюзно известной, и спросил, что она собирается делать дальше.)
— Хочу писать о стройках пятилетки… Но я работаю в журнале «Крестьянка», а там сельскохозяйственный профиль, поэтому меня не пошлют на промышленные объекты.
— Я думаю, Вас пошлет газета «Правда».
Микулина вспоминала, что она в тот момент подумала: в кабинете никого нет — ни помощника, ни секретарши-стенографистки. Занятой Сталин может забыть об их разговоре… Однако очень скоро в общежитие прибыл пакет и в нем машинописный текст с обещанным предисловием Генерального секретаря ЦК ВКП(б).
Она отправилась в издательство, где раньше ей упорно отказывали. Увидев ее, редактор воскликнул:
— Я же Вам объяснял, что план забит, бумаги нет.
— А если к моей брошюре будет предисловие члена Политбюро?
— Тогда издадим в этом году.
— А если это будет предисловие товарища Сталина?
— Издадим немедленно.
Когда редактор получил из ее рук уникальные машинописные страницы, он куда-то исчез, но вскоре появился вместе с главным редактором и директором издательства, который обратился к Микулиной:
— Что же Вы ко мне с самого начала не зашли… Эх, молодежь, всему вас учить надо. Ладно, вот договор, подписывайте и идите в кассу за гонораром, пока она не закрылась.
Когда Е. Микулина вернулась в общежитие, уже по всей Москве разлетелся слух, что сам Сталин написал предисловие к произведению рядовой журналистки. Первым к ней прибежал корреспондент журнала «Огонек» и сходу попросил: как бы нам это предисловие отдельно напечатать?
Микулина решила справиться на этот счет у помощника Сталина Товстухи и позвонила ему. Тот ответил, что отдельно оно будет опубликовано в главном печатном органе ЦК партии газете «Правда».
Вся эта история с позиций сегодняшней жизни может показаться фантастикой. Включая ее юмористическую составляющую. Но лучше не полениться и заглянуть в 12-й том сочинений вождя.
16
Порой юмор Сталина имел, если так можно выразиться, закадровый эффект. Например, в случае с разговором по телефону 18 апреля 1930 года с писателем М. А. Булгаковым. Он приводится в 17-м томе доизданных Сочинений И. В. Сталина, о которых мы упоминали в предисловии. Здесь мы видим иронию словесную, явную, которая одновременно имела скрытое продолжение. Столь же ироническое, но весьма благоприятное для писателя, между прочим.
Это был трудный период в жизни М. А. Булгакова — трудный в творческом и финансово-бытовом смыслах. Его произведения запрещались к постановке, его отказывались брать на работу, многие собратья по перу травили его. В отчаянии он отправил письмо правительству, где настаивал, чтобы его выслали из СССР как никчемного и даже «конченного» человека. Письмо можно было назвать криком души — той души, которая, наверное, и не надеялась на ответ.
Спустя три недели в его квартире раздался звонок. Вдова писателя и его третья жена — Е. С. Булгакова, урожденная Нюренберг, так вспоминала об этом разговоре (диалог дан в сокращении):
— …Здравствуйте, Михаил Афанасьевич.
— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
— Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами… Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?
После несколько растерянного ответа писателя и сталинских реплик Булгакову был задан конкретный вопрос:
— …Вы где хотите работать? В Художественном театре?
— Да, я хотел бы. Но я говорил с ними, и мне отказали.
— А вы подайте туда заявление. Мне кажется, что они согласятся…
На следующий день М. А. Булгакова встретили в знаменитом МХАТе с распростертыми объятиями. Заявление было подано и писателя тут же зачислили ассистентом-режиссером. Как было театральному начальству не проявить долгожданную любезность и сверхоперативность: ведь нагоняй оно получило от самого вождя.
17
Сталин никогда не чурался юмора, говоря на самые ответственные темы, в том числе во время выступлений на столь же ответственных форумах. И это выгодно отличало его от всех, кто руководил Советским Союзом после него, чьи редкие публичные шутки были неуклюжими, вымученными.
В 1930 году состоялся XVI съезд ВКП(б). Страна приступала к решению грандиозной политико-экономической задачи: коллективизации сельского хозяйства. Был подтвержден курс на дальнейшую индустриализацию промышленности. Но в партии, как уже было сказано, образовалась новая — бухаринская, или правая, — оппозиция.
Сталин идейно-теоретически разгромил ее. И снова нашел время и место для колкой, чтобы не сказать забористой, сатиры по адресу оппортунистической и всякой иной гопкомпании. Это относится также к политике западных держав в отношении СССР. Им досталось не меньше. Слова Сталина звучат как сущая издевка над претензиями империалистов. Вот четыре фрагмента его речи на съезде:
«Говорят о международном праве, о международных обязательствах. Но на основании какого международного права отсекли господа „союзники“ от СССР Бессарабию и отдали ее в рабство румынским боярам? По каким международным обязательствам капиталисты и правительства Франции, Англии, Америки, Японии напали на СССР… грабили его целых три года и разоряли его население? Если это называется международным правом и международным обязательством, то что же называется тогда грабежом?» (Смех. Аплодисменты.)
«Говорят, далее, что камнем преткновения является наш советский строй, коллективизация, борьба с кулачеством, антирелигиозная пропаганда, борьба с вредителями и контрреволюционерами… Но это уж становится совсем забавным. Им, оказывается, не нравится советский строй. Но нам также не нравится капиталистический строй. (Смех. Аплодисменты.) …Что касается Беседовских, Соломонов, Дмитриевских и т. п., то мы и впредь будем выкидывать вон таких людей, как бракованный товар, ненужный и вредный для революции[7]. Пусть подымают их на щит те, которые питают особые симпатии к отбросам. (Смех.) …Среди парижских буржуев имеется большой спрос на этот бракованный товар. Что же, пусть импортируют его на здоровье. Правда, это несколько обременит импортные статьи торгового баланса Франции… Но это уже их дело. Давайте, не будем вмешиваться во внутренние дела Франции». (Смех. Аплодисменты.)
«Собираясь на свои фракционные собрания, они (оппозиционеры. — Л. Г.) обычно прикидывали: подождем до весны, авось партия провалится с посевами, — тогда и ударим как следует. Весна, однако, не давала им никаких плюсов, так как посевы проходили благоприятно. Тогда они вновь прикидывали: подождем до осени, авось партия провалится с хлебозаготовками, — тогда и ударим по ЦК. Однако осень также подводила их, оставляя их на бобах. И так как весна и осень повторяются каждый год, то бывшие лидеры правой оппозиции продолжали отсиживаться, вновь возлагая свои надежды то на весну, то на осень». (Общий хохот всего зала.)
«Особенно смешные формы принимают у них (у оппозиционеров. — Л. Г.) эти черты человека в футляре при появлении трудностей, при появлении малейшей тучки на горизонте. Появилась у нас где-либо трудность, загвоздка — они уже в тревоге: как бы чего не вышло. Зашуршал где-либо таракан, не успев еще вылезть как следует из норы, — а они уже шарахаются назад, приходят в ужас и начинают вопить о катастрофе, о гибели Советской власти. (Общий хохот.)
Мы успокаиваем их и стараемся убедить, что тут нет еще ничего опасного, что это всего-навсего таракан, которого не следует бояться. Куда там! Они продолжают вопить свое: „Как так таракан? Это не таракан, а пропасть, гибель Советской власти“… И — „пошла писать губерния“… Бухарин пишет по этому поводу тезисы и посылает их в ЦК, утверждая, что политика ЦК довела страну до гибели, что Советская власть наверняка погибнет, если не сейчас, то по крайней мере через месяц. Рыков присоединяется к тезисам Бухарина, оговариваясь, однако, что у него имеется серьезнейшее разногласие с Бухариным, состоящее в том, что Советская власть погибнет, по его мнению, не через месяц, а через месяц и два дня. (Общий смех.) Томский присоединяется к Бухарину и Рыкову, но протестует против того, что они не сумели обойтись без тезисов, не сумели обойтись без документов, за которые придется потом отвечать: „Сколько раз я вам говорил, — делайте, что хотите, но не оставляйте документов, не оставляйте следов…“» (Гомерический хохот всего зала. Продолжительные аплодисменты.)
18
Крупные западные деятели литературы и искусства посещали СССР и стремились встретиться со Сталиным. Не был исключением немецкий писатель Эмиль Людвиг (несколько его произведений знакомы русскому читателю; были переведены в послесталинский период). 13 декабря 1931 года Сталин дал ему аудиенцию. Беседа шла на самые разные темы и получилась пространной, интересной. В том числе она продемонстрировала тонкую иронию вождя. Когда он говорил о сильном духе барства и феодальной аристократии, от которого до сих пор не избавились в западноевропейских государствах, то Э. Людвиг не удержался и заявил ему:
— Вы даже не подозреваете, как вы правы.
— Как знать, может быть и подозреваю.
Так и представляешь себе вождя, прячущего в усы свою улыбку…
Другой забавный эпизод беседы связан со следующим вопросом Э. Людвига и ретроспективным ответом Иосифа Виссарионовича:
— Не считаете ли вы, что у немцев как нации любовь к порядку развита больше, чем любовь к свободе?
— …В 1907 году, когда мне пришлось прожить в Берлине 2—3 месяца, мы, русские большевики, нередко смеялись над некоторыми немецкими друзьями по поводу этого уважения к законам. Ходил, например, анекдот о том, что когда берлинский социал-демократический форштанд назначил на определенный день и час какую-то манифестацию, на которую должны были прибыть члены организации со всех пригородов, то группа в 200 человек из одного пригорода, хотя и прибыла своевременно в назначенный час в город, но на демонстрацию не попала, так как в течение двух часов стояла на перроне вокзала и не решалась его покинуть: отсутствовал контролер, отбирающий билеты при выходе, и некому было сдать билеты. Рассказывали шутя, что понадобился русский товарищ, который указал немцам простой выход из положения: выйти с перрона не сдав билеты…
19
Приходилось Сталину шутить и по невеселым поводам. В самом деле, что веселого можно найти в недуге или даже в смерти… Правда, его шутки такого рода относились преимущественно к его же собственной персоне. Первая имела место в 1932 году, когда он дал ответ на письмо представителя американского телеграфного агентства «Ассошиэйтед Пресс» г-на Ричардсона. В тот момент на Западе распространились сплетни о тяжелой болезни Сталина и даже о том, что он скончался. Иосиф Виссарионович был вынужден взяться за перо:
«Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР»[8].
Второй случай произошел в 1936 году.
Все то же агентство «Ассошиэйтед Пресс» всполошилось от появившейся за рубежом информации о смерти Сталина и в лице своего представителя г-на Наттера сделало запрос в Кремль. 26 октября через газету «Правда» ответил собирателю сплетен сам «покойник». Классический юмор этой записки по своей силе, пожалуй, не уступает ответу классика американской литературы Марка Твена, который однажды телеграммой в газету так среагировал на весть о собственной кончине: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». Сталин ненавязчиво окунул в лужу западную журналистику, сварганившую сенсационное блюдо из жареных, но фальшивых фактов, написав:
«Милостивый государь!
Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, я давно уже оставил сей грешный мир и переселился на тот свет. Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если Вы не хотите быть вычеркнутым из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать моего покоя в тишине потустороннего мира.
С уважением И. Сталин».
20
Отрывки взяты из отчетного доклада XVII съезду ВКП(б), январь 1934 года. (Историческое значение съезда — принятие директив по второму пятилетнему плану развития народного хозяйства, после выполнения которого СССР превратился в одну из крупнейших промышленных держав мира.) Говоря о международном положении, Сталин корректно и с невозмутимым ехидством высмеял потуги западных шовинистов делить человечество на высшие и низшие расы:
«…Старый Рим точно так же смотрел на предков нынешних германцев и французов, как смотрят теперь представители „высшей расы“ на славянские племена. Известно, что старый Рим третировал их „низшей расой“, „варварами“, призванными быть в вечном подчинении „высшей расе“, „великому Риму“, причем — между нами будь сказано — старый Рим имел для этого некоторое основание, чего нельзя сказать о представителях нынешней „высшей расы“». (Гром аплодисментов.)
Не менее язвительным было высмеивание комчванства, которое проявлялось в деле первейшей государственной необходимости:
«…В рядах одной части коммунистов все еще царит высокомерное, пренебрежительное отношение к торговле вообще, к советской торговле, в частности. Эти, с позволения сказать, коммунисты рассматривают советскую торговлю, как второстепенное, нестоящее дело… Эти люди, очевидно, не понимают, что своим высокомерным отношением к советской торговле они выражают не большевистские взгляды, а взгляды захудалых дворян, имеющих большую амбицию, но лишенных всякой амуниции». (Аплодисменты.)
Раздел доклада, посвященный организационной, кадровой работе, нес в себе глубочайший смысл. Сталинская формула «кадры решают все» не забыта и в наши дни. Однако подзабыто окрашенное юмором бичевание вождем пороков в этой сфере. Слово — товарищу Сталину:
«Я имею в виду тип болтунов, я сказал бы, честных болтунов (смех)… не способных руководить, не способных что-либо организовать. У меня… была беседа с одним таким товарищем, очень уважаемым товарищем, но неисправимым болтуном, способным потопить в болтовне любое живое дело. Вот она, эта беседа.
Я: Как у вас обстоит дело с севом?
Он: С севом, товарищ Сталин? Мы мобилизовались. (Смех.)
Я: Ну, и что же?
Он: Мы поставили вопрос ребром. (Смех.)
Я: Ну, а дальше как?
Он: У нас есть перелом, товарищ Сталин, скоро будет перелом. (Смех.)
Я: А все-таки?
Он: У нас намечаются сдвиги. (Смех.)
Я: Ну, а все-таки, как у вас с севом?
Он: С севом у нас пока ничего не выходит, товарищ Сталин. (Общий хохот.)
Вот вам физиономия болтуна. Они мобилизовались, поставили вопрос ребром, у них и перелом, и сдвиги, а дело не двигается с места.
Точь-в-точь так, как охарактеризовал недавно один украинский рабочий состояние одной организации, когда его спросили о наличии линии в этой организации: „Что же, …линия, конечно, есть, только работы не видно“». (Общий смех.)
21
Растормошить и рассмешить своими образными сравнениями Сталин мог кого угодно. Даже такого чопорного и воспитанного в классических традициях европейской дипломатии человека, как лорд-хранитель печати Великобритании А. Иден — будущий министр иностранных дел и премьер-министр.
Тот, однако, являлся одним из высших сановников государства уже тогда, когда в 1935 г. прибыл в нашу страну, чтобы прозондировать намерения советского правительства в отношении усиливающейся нацистской Германии. С одной стороны, западные «демократии» вскормили и поддерживали фашистов. С другой — побаивались их.
Сталин разъяснил Идену последние мирные инициативы СССР. Мы не можем удовлетвориться лишь договорами о ненападении, сказал он, потому что такой договор легко разорвать; для обеспечения мира нужна более реальная гарантия, т. е. необходим Восточный пакт о взаимной помощи. В записи беседы далее говорится:
«…В чем заключается существо такого пакта? Вот нас здесь в комнате шесть человек. Представьте, что между нами существует пакт взаимной помощи и представьте, например, что т. Майский захотел бы на кого-нибудь из нас напасть[9]. Что получилось бы? Мы все общими усилиями побили бы т. Майского.
Сталин (шутливо): Поэтому-то т. Майский и ведет сейчас себя скромно.
Иден (рассмеявшись): Да, я очень хорошо понимаю вашу метафору».
22
В речи перед выпускниками академии Красной Армии, произнесенной в Кремлевском дворце 4 мая 1935 года, Сталин опять коснулся кадрового вопроса. Не преминув при этом поведать, хотя и о чисто житейской, но поучительной истории. Начал он с серьезного:
«Лозунг „кадры решают все“ требует, чтобы наши руководители проявляли самое заботливое отношение к нашим работникам… Ценить машины и рапортовать о том, сколько у нас имеется техники на заводах и фабриках, научились. Но я не знаю ни одного случая, когда бы с такой же охотой рапортовали о том, сколько людей мы вырастили… и как мы помогали людям в том, чтобы они росли и закалялись в работе».