50. В СОЮЗЕ С ИМПЕРАТОРОМ

50. В СОЮЗЕ С ИМПЕРАТОРОМ

В 1575 г. был раскрыт еще один заговор против царя. О нем до нас дошло слишком мало сведений, никаких официальных документов не сохранилось. Наличие заговора подтверждали англичанин Горсей, австрийский посланник Принц. Известно, что крамольники намеревались убить государя и его сыновей. Но мы не знаем, какие планы они вынашивали, кого предполагали возвести на трон, каким образом были раскрыты. Судя по количеству репрессированных, заговор был довольно узким. В августе был казнен один из приближенных Ивана Грозного, Борис Тулупов с несколькими соучастниками, а позже, осенью, предали смерти еще 9 человек. Среди них были представители высшей знати — боярин Петр Куракин, окольничие Бутурлин, Бороздин, четверо священнослужителей во главе с архиепископом Новгородским Леонидом. Отсюда видно, что заговор опять был связан с какой-то ересью — может быть, жидовствующими, а может, сторонниками унии. Причем эти 9 осужденных были обезглавлены в Кремле на Соборной площади — факт довольно необычный, ранее уже отмечалось, что в центре Москвы казни, как правило, не совершались.

Всего же покарали 15–20 человек. Но разные авторы, конечно, постарались увеличить количество. На репрессии не преминул отреагировать Курбский. Ему в данное время очень требовалось, чтобы пошире, помасштабнее. В Польше шли избирательные кампании, и изменнику было никак не с руки, если корону вдруг получит государь, от которого он сбежал. Князь примкнул к «анти-русской» партии, активно помогал агитации против Грозного, писал для этого «Историю о великом князе Московском». Хотя его «данные» сплошь и рядом расползаются по швам. Например, он причислил к казненным архимандрита Феодорита, а даже безоглядному почитателю Курбского Карамзину пришлось признать: Феодорит, просто удалился из монастыря и «мирно преставился в уединении» [49]. Аналогичным образом «казненными», а потом «воскресшими» и получавшими важные назначения, оказываются боярин Морозов со всей родней, целая плеяда Бутурлиных, Куракиных. Судя по всему, Курбский напропалую пополнял списки «жертв» всеми, о ком до него доходили слухи, что они умерли, добавлял и просто опальных, сосланных.

Однако осенью 1575 г. произошло еще одно событие, над которым до сих пор ломают головы историки. Иван Грозный неожиданно объявил «великим князем Всея Руси» Симеона Бекбулатовича. Это был тот же Саин-Булат, неоднократно упоминавшийся в прошлых главах. Он происходил из рода Чингизидов, был потомком последнего хана Золотой Орды Ахмата, в 1570 г. Иван Васильевич поставил его служилым царем над касимовскими татарами. Он участвовал походах против ливонцев и шведов, проявил себя прекрасным военачальником и верным помощником царя. В 1573 г. он принял крещение с именем Симеона, женился на дочери князя Мстиславского. Теперь же государь вдруг посадил его на русский трон, а сам принял титул «князя московского, псковского и ростовского».

К своему выдвиженцу Грозный начал обращаться с подчеркнутым почтением, низко кланялся, писал ему — «государю великому князю Всея Руси Симеону Бекбулатовичу Иванец Васильев с своими детишками Иванцом да Федорцом челом бьют». На заседаниях Думы царь стал садиться далеко от трона, вместе с боярами. Но при этом он опять сформировал собственный удел, включил в него ряд городов и волостей. Испросив «разрешения» у Симеона, «перебрал» детей боярских в этом уделе, кого-то оставил, кого-то переселил. Была создана и дворовая дума из бояр Трубецкого и Шереметева, четверых окольничих и восьми думных дворян… Вот и гадают исследователи: что же это было? Зачем? Одни называют случившиеся перемены «новой опричниной» [51, 138]. Другие квалифицируют как «антиопричнину» — обосновывая, что часть земель, взятых в удел, раньше в опричнину не входила [36].

Но на самом деле обе точки зрения критики не выдерживают. Ведь при опричнине царь никому не уступал престол. В 1575 г. не произошло разделения Думы на «опричную» и «земскую». Иван Грозный продолжал посещать Боярскую Думу, только на трон не садился. А при нем действовала обычная «ближняя дума». Когда «великое княжение» Симеона Бекбулатовича кончилось, она не была расформирована. И удел Ивана Васильевича тоже не был упразднен — эти земли получили статус дворовых, они обслуживали нужды царского двора. Дворовые земли существовали при всех последующих царях, и никто их «опричниной» не считал. Что касается «перебора» детей боярских, то вполне естественным было желание государя собрать на своих землях надежных, проверенных людей. Они составили личный полк Ивана Грозного, но, в отличие от опричников, никаких особых прав не получили. Потому что чрезвычайное положение на этот раз не вводилось. Несомненно, царь учел и прежний опыт, когда исключительные полномочия оказывались слишком сильным искушением для многих людей, портили их. Повторять этого он не стал.

Высказывалось предположение, что государь хотел руками Симеона Бекбулатовича изъять церковные богатства. Но оно не подтверждается. Когда возникала острая нужда в деньгах, Грозный сам обращался за помощью к Церкви. Это случалось и до «великого княжения» (зимой 1574/75 гг), и после (в 1580, 1581 гг.). Горсей писал, будто царь, возведя на трон Симеона, аннулировал привилегии и пожалования купцам, городам, монастырям, а потом получил деньги за выдачу новых грамот. Это была обычная практика западных королей (конечно, без отказа от престола), и Горсей, видимо, гадал по аналогии с ними. Однако и его версия опровергнута. Старые грамоты не отменялись, новые не выдавались [138].

Наконец, в литературе гуляют догадки, что волхвы и астрологи предсказали — в этом году царь умрет. Вот и пошел он на хитрость, назначил фиктивного царя. Хотя такое объяснение вообще не лезет ни в какие ворота. Государь, будучи глубоко верующим, гаданиями не занимался никогда. Еще в 1551 г. по его инициативе в решения Стоглавого Собора был включен пункт, грозивший «великой опалой» за астрологию и прочие подобные увлечения. А когда датский король прислал в подарок автомат для астрологических расчетов, Иван Васильевич отказался его принять. Сказал, что христианину таких вещей иметь не подобает. Конечно, данные факты могут не убедить критиков, но период «великого княжения» даже не совпадал с календарным годом. На Руси год начинался и заканчивался 1 сентября. Симеон Бекбулатович «княжил» с октября 1575 г., а в августе 1576 г. Иван Васильевич «свел» его с престола — без всяких опал, без обвинений, и назначил великим князем Тверским.

Впрочем, есть одно обстоятельство, опровергающее клевету о «фиктивном царе» полностью и однозначно. Дело в том, что Симеон Бекбулатович не был царем не только года, но и единого дня! Этого звания ему не передавали. Царь был Помазанником Божьим, становился таковым в таинстве венчания на царство, и царский титул все время оставался за Иваном Грозным. Он сохранил за собой и реальную власть. Если «Иванец Московский» нижайше «бил челом» великому князю, то его челобитные все равно имели силу приказа. Во внешней политике переговоры велись и договоры заключались не от имени Симеона Бекбулатовича, а от имени Ивана Васильевича (с обычным его титулом). Он же возглавлял армию в летнем походе 1576 г.

Нет, не астрологические и не меркантильные мотивы объясняют столь неординарный шаг. И причин можно назвать даже не одну, а несколько. Например, «просвещенным» историкам почему-то не пришло в голову чисто православное объяснение. Хотя для верующего человека оно очень даже понятно, лежит на поверхности. Назначение Симеона Бекбулатовича было формой покаяния царя! Иван Васильевич смирял свое самолюбие и гордыню. Определил себе садиться на последних местах, унижаться, кланяться — так же, как обращались к нему. Вторая причина — раскрытый заговор. Царь имел право сам покарать виновных, но решил не делать этого. Как пострадавшая сторона, он предоставил разобраться другому лицу, чтобы суд был объективным и беспристрастным.

Но была и третья причина, весьма важная и весомая. После очередного покушения Иван Васильевич задумался о судьбах России. Что будет, если какие-нибудь новые изменники все же сумеют убить его и сыновей? Царь взвесил деловые качества Симеона Бекбулатовича, его верность, патриотизм и… дал ему права на престол! Сам престол уступил фиктивно, а вот права на него — вполне реальные. После женитьбы на Мстиславской представитель царственного рода Чингизидов породнился еще и с Рюриковичами, Гедиминовичами. И уже побывал на российском троне, значит, мог занять его снова. А потенциальным заговорщикам Иван Грозный таким образом показал: даже если вы уничтожите мой род, все равно по-вашему не будет. Царствовать станет не ваш претендент, а вот этот, выдвинутый мною. Чтобы обеспечить за Симеоном такие права, государь восстановил давно упраздненный титул великого князя Тверского, дал ему большой удел — хотя разрушал все уделы. (И Борис Годунов учтет это, когда будет расчищать себе путь к власти, подошлет Симеону Бекбулатовичу отраву, от которой тот ослепнет [60, 120].)

На фронтах боевые действия шли только в Ливонии. Неприятель пытался атаковать, подступал к Везенбергу, но был отбит. А царь, занятый укреплением южных рубежей, не предпринимал масштабных кампаний. Шведов теснили частными операциями, отбирая у них город за городом. Весной 1575 г. корпус Никиты Романова осадил крупный порт Пернов (Пярну). Его взяли штурмом, в ожесточенном сражении. Но, несмотря на это, жителям предоставили очень мягкие условия — кто хочет, присягает царю с сохранением всех прав, а не хочет, может уехать со всем имуществом. Видя столь гуманное отношение, сдалось еще 7 городов. В феврале 1576 г. наши войска подступили к сильной крепости Габзаль (Хаапсалу), и она тоже капитулировала. Причем гарнизон и местные дворяне весело пили, отмечая это событие, что очень удивило русских. Говорили — если бы они сдали такую крепость, то не посмели бы взглянуть в глаза соотечественникам, а немцы «празднуют свой стыд». У шведов в Эстонии остался только Ревель. За две мили от города крестьяне уже платили подати русским и получали охранные грамоты от царского коменданта крепости Пайде.

Ну а в Речи Посполитой после бегства Генриха Валуа опять разгоралась предвыборная борьба. На этот раз в нее открыто вмешался турецкий султан, объявил — если королем станет австрийский или русский претендент, Порта объявит полякам войну. Но паны, зная об условиях Ивана Грозного, уже не желали приглашать его В список кандидатов вошли Максимилиан II либо его сын Эрнест, шведский король либо королевич, князь моденский Альфонс. Всплыло и имя князя Трансильвании Стефана Батория — подданного султана. Тем не менее, среди мелкой шляхты было очень много сторонников царя. Эта публика направила к нему собственного посланца Граевского, он имел беседу с Иваном Грозным, но на обратном пути магнаты перехватили его и посадили в тюрьму.

А во время предвыборного съезда в Стенжице в Польшу прибыл царский гонец Ельчанинов. Паны старались никого не допускать к нему, но шляхта узнала о нем и забузила. Прорвалась к Ельчанинову и просила передать Ивану Васильевичу, что хочет видеть его королем. Представители шляхты тут же посовещались и составили образцы грамот, чтобы царь направил такие в Речь Посполитую. В них Грозный должен был объявить, что «рад иметь своими товарищами» польских и литовских дворян, готов быть для них «не так паном, але рыцарским людем, как братом». Но посылать подобных грамот государь не стал. Заискивать перед буйной шляхтой и лезть к ней в «братья» и «товарищи» его совсем не прельщало.

Вместо этого Иван Васильевич вел переговоры с императором. Между ними один за другим курсировали послы, вырабатывались условия, «чтоб то государство поделити, корону б польскую к цесарю, а Литовское великое княжество к Московскому государству». После предварительных согласований в Москву прибыло большое посольство графа Кобенцеля. Он, кстати, оставил весьма хвалебные воспоминания о нашей стране. Писал: «Когда мы ехали в Россию, польские вельможи стращали нас несносной грубостью московского двора. Что же оказалось? Ни в Риме, ни в Испании мы не нашли бы лучшего приема».

Максимилиан, правда, пытался торговаться. Просил «не воевать Ливонии», относящейся к его империи. Выражал сомнение, можно ли отделить Литву от Польши. А в обмен на уступки в этих вопросах предлагал создать европейскую коалицию против турок. И уж когда их прогонят «за Арапы до Азии», пусть царь возьмет все «цесарство Греческое», бывшую Византию. Но Иван Грозный на это не клюнул и балканскими химерами не соблазнился. Он напомнил австрийцам о судьбе Лайоша Венгерского, которому много чего наобещали и бросили один на один с турками. Уступить Ливонию отказался, хотя вопрос о Литве согласился оставить открытым.

Сошлись на том, что Иван Васильевич будет помогать добыть трон Эрнесту. Если потребуется, стороны окажут друг другу и вооруженную поддержку. А император за это отдаст России Киев и нажмет на короля Швеции, заставит его принять русские условия мира. Царь настаивал, чтобы достигнутые соглашения были закреплены четким договором, но у послов не было полномочий для его заключения. Для подготовки документа в Вену поехали русские посланники Сугорский и Арцыбашев. А Иван Грозный, исполняя свою часть обязательств, начал оказывать давление на соседей, отправил письма польским и литовским панам. Польских предупредил — если они хотят жить в мире с Москвой, пусть выбирают Эрнеста, а избрание султанского «подручника» будет означать войну. Литовцам царь предложил в монархи себя или Федора. Но если они не пожелают отделяться от Польши, государь не настаивал, в этом случае требовал выбирать Эрнеста.

Однако магнаты, как польские, так и литовские, сочли предпочтительной кандидатуру не Эрнеста, а самого Максимилиана II. Он был стар, скоро должен был умереть, что сулило новые выборы со взятками, пожалованиями от кандидатов. А среди шляхты вовсю разворачивалась агитация за Батория. Кто-то распространял о нем самые выгодные слухи, без счета швырял деньги, поил избирателей. Кто? У князя небольшой горной Трансильвании значительных капиталов не было. И помогали ему не только турки. Убедившись, что шведские Юхан и Сигизмунд безнадежно проигрывают, на Батория перекинул ставку папа римский. Кампанию в его пользу вели епископ краковский, коронный гетман Замойский.

А Баторий подыгрывал, принимал любые обязательства, заманчивые для «электората». Подтвердил «Генриховы артикулы», обещал прочный мир с Турцией и татарами — для шляхты это означало безопасность имений от степняков. Обещал войну с Россией в союзе с турками — перед шляхтой открывались перспективы подзаработать грабежами, получить поместья на русской земле. Обещал даже жениться на 50-летней сестре Сигизмунда II Анне, то бишь гарантированно остаться без наследников.

И в начале 1576 г. на избирательном сейме произошел раскол. Паны добились, чтобы большинством голосов был избран Максимилиан. Но шляхта взбунтовалась. Завопила, что не хочет быть «под немцами» и выкрикнула Батория. Как доносил русский гонец Бастанов, дошло до столкновений, шляхтичи «тех панов хотели побить», «учали из луков и самопалов стрелять». Магнаты бежали, сторонники Батория заняли столицу, захватили королевские регалии. Таким образом, две части избирателей выбрали двух королей. Выиграть должен был тот, кто окажется сильнее и оперативнее, приедет в Польшу и возглавит свою партию, чтобы одолеть соперника. Но нерешительный император оставался в своих владениях. Ограничился тем, что выслал отряды на карпатские перевалы — перехватить Батория. А князь с небольшой дружиной сорвался с места, горными тропами обошел заставы, явился в Кракове и был провозглашен королем.