57. АНГЛИЙСКИЙ «БАНТИК»

57. АНГЛИЙСКИЙ «БАНТИК»

Переход страны к миру диктовал новые задачи. Появлялись свободные средства, и возобновилось строительство городов, храмов, монастырей. Для этого царь учредил новый приказ — Каменных дел, в чье ведение вошли подобные вопросы. Совершенствовалось и законодательство. В частности, Иван Грозный издал указ о строжайшем наказании за клевету. Заведомо ложное обвинение невиновного человека в тяжком преступлении грозило доносчику или неправедному судье смертной казнью. Оживилась и дипломатия. Россия устояла, значит, было выгодно расширять торговлю с ней. В Москву ехали посольства Бухары, Хивы, Турции, Персии, голландцы, немцы, французы.

Но самый любопытный узел завязался с Англией. Узел, на первый взгляд настолько странный и нелогичный, что кажется настоящей головоломкой. Посудите сами: Россия с немалым трудом смогла выйти из войны с Польшей. По собственному желанию предпочла примириться со Швецией. Перенацелила все силы на другое направление, в Поволжье. И вдруг наряду с этим начинается обсуждение союза с англичанами — против поляков и шведов. Мало того, Иван Грозный был вполне счастлив с молодой супругой, ждал рождения ребенка — но неожиданно разворачиваются переговоры о его возможном браке с англичанкой Мэри Гастингс, которую он ни разу не видел, не знал и даже не представлял, что такая существует. Ну и наконец, в это же самое время, когда возникают предложения о союзе и браке, царь… отбирает у англичан привилегию на беспошлинную торговлю! Устанавливает, что отныне они должны платить подати в русскую казну. Интересно, зачем, как вы думаете? Чтобы расположить британцев к любви и дружбе? В целом-то полная чепуха получается.

Однако эту чепуху следует дополнить еще рядом фактов. Союз с Елизаветой Иван Васильевич уже пробовал заключить в 1569 г. Но в полной мере успел убедиться, что «торговые мужики» из парламента абсолютно не расположены воевать, а тем более за русские интересы. Да и союзницей Англия была сомнительной. Как уже отмечалось, под давлением парламента королеве пришлось распустить армию и урезать флот. Несмотря на это, Грозный почему-то повторяет попытку создать коалицию. И повторяет не в тот момент, когда стране приходилось труднее всего, когда и впрямь приходилось хвататься за любой шанс, а уже после войны. Причем попытка была заведомо бесперспективной! Когда на западных границах кипели бои, англичане помогали не только русским, но и полякам, шведам. А записи переговоров показывают, что в Москве о таких связях знали…

Историки упрямо продолжают лобовые атаки «английского узла», но ни малейшей ясности до сих пор не внесли. Наоборот, еще больше запутывают его, накручивая собственные домыслы. А может, надо просто поискать другой подход? Для начала давайте-ка вспомним, что Елизавета делила власть не только с парламентом, но и с группировкой могущественных «новых людей». И еще раз обратим внимание на фигуру Френсиса Уолсингема, возглавлявшего внешнеполитическое ведомство, а одновременно создавшего великолепную систему разведки, имевшего своих агентов почти при всех иностранных дворах [80].

В самый напряженный период войны, когда путь через Балтику был уже почти блокирован, а Германия прекратила поставки стратегических товаров, Иван Грозный обратился к Елизавете, просил увеличить объем таких поставок. Изложил и личную просьбу, прислать хорошего врача. Поддержать своих торговых партнеров было в интересах Англии, и королева откликнулась. Был сформирован конвой из 13 кораблей, летом 1581 г. доставил в Россию медь, олово, свинец. Еще не по ленд-лизу, а за хорошие деньги, но все равно груз пригодился.

С этим же конвоем прибыл лейб-медик Роберт Якоби с превосходными характеристиками — королева писала, что только ради «кровного брата» Ивана Васильевича уступила замечательного доктора, буквально от сердца оторвала. А теперь подумайте над вопросом: мог ли Якоби не быть агентом Елизаветы и Уолсингема? Ни в коем случае! Он обязательно был их агентом. Представился уникальный шанс устроить своего человека прямо к царю! Только полные дураки упустили бы такую возможность. А кем-кем, но дураками англичане не были. И именно агент Якоби, целенаправленно посланный к государю, сразу же, в первый год пребывания в Москве, взялся расписывать Ивану Грозному очаровательную племянницу королевы Мэри Гастингс (кстати, если рассказывал, значит, заранее готовился, русский язык изучил)…

Вот теперь все встает на свои места. Это не царь хотел жениться на англичанке, это англичане задумали его женить! И как раз для них-то не стояло проблемы, женат ли Иван Васильевич, какая по счету у него супруга. Ведь сама Елизавета была дочкой Генриха VIII, запросто менявшего жен. Подумаешь, какая мелочь, что женат! Очевидно, распутать «английский узел» до нынешнего времени мешали лишь слепая инерция «устоявшихся» взглядов и традиционно узкая специализация исследователей. Те, кто занимается историей России, почти не уделяют внимания другим странам, и наоборот, специалисты по зарубежью не занимаются Россией. Но как только мы взглянем на «узел» с другой, британской стороны, он превращается в изящный «бантик». Видны кончики, и стоит потянуть за них, он сам развязывается. Все оказывается очень даже простым, понятным и логичным.

Во-первых, план окрутить царя был актуальным именно из-за того, что он взялся урезать привилегии англичан (война кончилась, потребность в импорте военных грузов снизилась, почему бы не урезать?) Во-вторых, русские потеряли Нарву, и голландские, немецкие, французские купцы, возившие туда свои товары, потянулись в Белое море. Англичан это возмутило, прежде через Холмогоры торговали они одни, считали себя первооткрывателями северного пути и желали сохранить монополию. Ну а в-третьих, коснемся военного союза. Возьмем реальную обстановку 1582–1584 гг. и оценим, кому он был нужнее?

Россия-то заключила мир со своими врагами, для нее кризисная ситуация миновала… Зато над Англией сгущались ох какие тучи! Она достала европейские державы пиратством, допекла «экспортом революций», поддерживая нидерландцев и гугенотов. Союзниками Испании были Рим, германский император, Венеция, Генуя, французские католики. Повторюсь, в 1577–1578 гг. Хуан Австрийский разработал операцию по вторжению в Англию, а в 1580–1581 гг. Испания шутя проглотила Португалию и вдвое увеличила свой флот за счет португальского. Войны с британцами еще не было, но она начнется очень скоро — в 1585 г. Союз в данное время требовался вовсе не России, а Англии! Предложение поступило от нее! И браком скрепить, чтобы попрочнее, чтобы жена влияла на царя.

Ивану Грозному подобный альянс был совершенно не нужен. Но и ссориться с англичанами он не хотел, торговля с ними была важна для России, в будущем могло понадобиться и военное сотрудничество. Поэтому царь «подыграл». А блефовать в дипломатии он был мастером. Мы уже видели, как он обвел вокруг пальца Рим. Похожую игру царь начал с англичанами. Летом 1582 г. в Лондон отправилось посольство Федора Писемского. Не для того, чтобы сватать и заключать союз, а только «посмотреть» предложенную невесту и поговорить о союзе. Кстати, сам этот факт свидетельствует, что Якоби приехал в Россию, имея официальные полномочия от королевы. И предложения от нее передал официально. Потому что снаряжать посольство на основании каких-то случайных высказываний было нелепо, это противоречило требованиям дипломатического этикета. Ну представьте, приедут послы и скажут — «мы от вашего врача узнали…» Какими глазами на них посмотрят? Мало ли что сболтнул доктор.

Но когда Писемский и его товарищи добрались до Лондона, случилась накладка. В Англии разразилась эпидемия оспы. В Европе это было обычным, оспа наведывалась через каждые 5–10 лет. И среди заболевших оказалась Мэри Гастингс. Между прочим, она была не ахти какой красавицей и не столь уж завидной невестой. Об этом говорит ее возраст — 30 лет, а замуж в те времена выдавали с 12 лет. Очевидно, она имела некие важные изъяны, из-за чего и засиделась в девках. А тут еще оспа. Мэри выжила, но лицо ее было основательно подпорчено.

Ну а еще одним сюрпризом стала позиция русских. Она выглядит однозначной. Царь искал предлог отказать англичанам, но отказать хитро, чтобы вина лежала на них самих. И для этого поставил вопрос ребром. Союз? Прекрасно. Вот и назовите конкретно, какую помощь вы готовы предоставить против Польши, Швеции? Если не войсками, то деньгами? Тут-то англичане опешили. Как — против Польши и Швеции? Вы же, мол, с ними помирились. Разумеется, они не случайно сделали свои предложения уже после того, как помирились. Им требовался такой союз, чтобы их самих ни к чему не обязывал, а только Россию. Но наши дипломаты твердо держались данных им инструкций. Мало ли, что помирились? Вчера помирились, а завтра, глядишь, снова придется воевать.

Кстати, когда мы определяем, что инициатива союза и сватовства исходила не от русских, и перечитываем под этим углом документы, оказывается, что все записи переговоров, поведение сторон, четко ложится в данную струю. Ни одного противоречия! Елизавета долго увиливала от показа «невесты», тянула время, пока у племянницы заживут оспины и можно будет их припудрить. Показали ее лишь в мае 1583 г. Специально выбрали наилучшие условия, освещение — Писемский должен был разглядывать Мэри урывками, гуляя в саду навстречу друг другу. Даже Карамзин, изложивший историю «сватовства» крайне искаженно, должен был признать, что Елизавета «желала этого брака, желала и невеста» [49]. О том же красноречиво говорят вопросы англичан: смогут ли дети Мэри наследовать престол? А что дети будут, лондонские воротилы как-то не сомневались (понадобится — сделаем). Чтобы повысить рейтинг Мэри, ее отцу, графу Гонтингдону, даже приписали титул «владетельного князя», хотя в Англии такого титула отродясь не существовало.

Но королева закидывала и другие удочки. Иван Грозный, предлагая союз в 1569 г., предусматривал пункт о взаимном предоставлении убежища монархам двух стран. Теперь Елизавета выражала удовольствие, что царь собирался «посетить Англию», и говорила, что она тоже когда-нибудь желала бы увидеть Ивана Васильевича «собственными глазами». Выспрашивала, спокойно ли нынче в России… Уже не царь, а королева считала нужным готовить себе убежище! Это была одна из главных целей всей затеи! Ведь Елизавете и ее советникам даже сбежать было некуда. И оборона была проблематичной. На поддержку собственного народа им рассчитывать не приходилось. Если бы испанцы высадились в Англии, население запросто могло признать законным монархом Филиппа II. При нем и его жене, Марии Тюдор, простые люди жили не в пример лучше, чем при Елизавете. После огораживаний, разорения, виселиц для бродяг, жутких работных домов беднота с радостью приняла бы кого угодно, и Филиппа, и Марию Стюарт. А королеву и ее временщиков в случае поражения ждал народный бунт и эшафот.

Переговоры с Писемским по всем пунктам зашли в полный тупик, но заинтересованность англичан была настолько велика, что они предприняли новую попытку добиться своего. В Россию отправилось посольство Джеронима Боуса. Оно приехало в Москву в октябре 1583 г. Здесь переговоры возглавили Никита Романов, Богдан Бельский, Андрей Щелкалов. И первым делом они охладили англичан вопросом, а хочет ли их «невеста» перекреститься в Православие? В ответ на требования монопольной торговли на Севере вывалили кучу претензий: как англичане взвинчивали цены, сбывали гнилые сукна, жульничали, как некоторые из них писали за рубежом гадости о России, как британские купцы помогали шведам и Баторию. Указали, что они в нашей стране гости, а не хозяева, вот и нечего диктовать свои условия — дескать, мы вам на себя «кабалы не давали». Словом, еще раз четко обозначилось, что русских альянс абсолютно не интересовал.

Боус злился, кипятился, несколько раз прерывал диалог с боярами и требовал личных встреч с царем. Что ж, Грозный его принимал. От души разыгрывал перед ним «жениха», мечтающего об англичанке. Очевидно, хорошо потешался при этом. Но и он не выдерживал, то и дело выходил из выбранной роли. Боус пробовал юлить насчет союза — объяснял, что королева вовсе не имела в виду войну против Польши и Швеции, она со всеми в дружбе, и готова только мирить царя с его противниками. Иван Васильевич тут же поймал его: «Если главные мои враги — друзья королеве, то как я могу быть ее союзником?» Коли хочет мирить, ну ладно, пускай помирит. Но помирит таким образом, чтобы Баторий отдал Ливонию и Полоцк, а шведы — Нарву. Или пусть англичане вместе с русскими наступают на поляков. Вывод царя был: Елизавета «хочет с нами быти в докончании (союзе) словом, а не делом», и Боус приехал «с пустословием» [49, 138].

А тут еще и Писемский доложил о «невесте» вовсе не в тех вежливых тонах, которые он употреблял в Англии. Боусу пришлось признать, что Мэри «слабого здоровья и не хороша лицом». Но союз Лондону так требовался, так хотелось охмурить царя! И Боус принялся оправдываться плохим знанием русских обычаев, умолял не завершать на этом переговоры, продолжить их позже. Сообщил, что у Елизаветы имеются еще родственницы, и не одна, не две, а аж «до десяти девок». Заверял, что следующее посольство привезет их портреты — выбирайте на любой вкус. Обещал, что Англия вступит даже в союз против поляков, если ей дадут торговую монополию и освободят от пошлин… Царь не отказывался. Хотите — давайте продолжим. Присылайте портреты своих девок. Полюбуемся. Готовьте проект союзного договора. Обсудим.

Разумеется, дело кончилось ничем. Заключить договор против Речи Посполитой и Швеции королеве ни за что не бы позволили «торговые мужики» из парламента, в это время они вовсю торговали польским хлебом [138]. И Иван Грозный знал, что не позволят. А поползновения соблазнить царя прелестями англичанок оборвала его смерть. Подтверждением особой миссии, которую выполнял во всей этой истории врач Якоби, служит его дальнейшее поведение. Он даже не пытался остаться в Москве, хотя иностранным докторам в России очень высоко платили. Как только царя не стало, он вместе с посольством Боуса выехал на родину. Его главная работа закончилась, больше ему в нашей стране было делать нечего.

Ну а о том, какой «союз» силились навязать Ивану Грозному, мы с вами можем судить по договору, который как раз перед этим, в 1580 г., англичане заключили с Турцией. Не взяв на себя никаких обязательств, они за чисто декларативную «дружбу» получили освобождение от пошлин, монополию на левантийскую торговлю, устроились в Стамбуле, как дома, окрутили султанский двор, а в итоге сели туркам «на шею», и выжить их не удалось вплоть до XX в.