Глава 28. Чёрный медведь

Глава 28. Чёрный медведь

Я расстался с Лисак Павловичем на берегу Югана. Ему было надо в направлении юрт Ярцемовых, а мне на север, в Угут. На прощание шаман мне сказал:

— Если что непредвиденное, то сразу ко мне. Вместе решим что делать. И не подставь Колю Кинямина, ему расскажешь всё как есть, без утайки, только перед поездкой на Кульёган.

Пожимая руку хантейскому жрецу и философу, я спросил:

— Как ты думаешь, что ждёт СССР в ближайшем будущем?

— В ближайшем будущем ничего, — грустно улыбнулся шаман. — Но в начале следующего десятилетия страна развалится. Запад с помощью Горбачёва отделит от неё все союзные республики. Мало этого, попытается расчленить и саму Россию. И будет близок к этому. Очень близок. Но Россия устоит.

— Тебе что, духи обо всём этом поведали? — спросил я.

— И духи, и не духи. Попытайся сам разобраться в том, что происходит, не слушая ни радио, ни телевизора. И тебе духи то же самое скажут.

Я смотрел вслед удаляющемуся на своём снегоходе мудрому ханту и про себя думал:

«Там, в Москве и в других столицах мира строят тайные планы, придумывают многоуровневые системы защиты своих делишек от общества. Но от таких, как он — мой друг шаман, дядя Ёша и хранитель, никакие грифы «секретно» не спасают. Эти люди знают о будущем больше, чем кто его нам навязывает. По сути, все трое предсказали одно и то же».

— Что же, придётся ждать развязки, — вздохнул я, заводя свой снегоход.

Весна пришла незаметно. В апреле спали холода и зазвенели ручьи. Через несколько дней Юган взломал свой ледяной панцирь и понёс на своих плечах горы белоснежного сахарного льда. Многие местные охотники отправились вслед за идущим ледоходом на весеннюю охоту. Один я никуда не торопился. Продуктов у меня хватало, а стрелять уток и гусей ради забавы я считал подлостью. Свободное от работы время я проводил в обществе книг и своих верных друзей. После ледохода в Угут с отдалённых юрт стали приезжать ханты. И я терпеливо поджидал приезда Николая Кинямина. Разлившийся Юган плескался своими мутными и тёмными волнами совсем рядом с моим домом. На воде под яром стояли две моих лодки: казенная «казанка» и недавно прибывшая катером из Сургута деревянная «Амурка», та самая, которую мне несколько лет назад подарил хранитель. Поглядывая на них из окна, я ждал, когда под яр к моим лодкам пристанет и «Прогресс» Кинямина. В конце мая Николай всё-таки приехал. Приколов свой «Прогресс», он быстрыми шагами поднялся к моему дому, и мы обнялись.

— Ты почему так поздно? — спросил я его.

— Без мотора я теперь: осенью ездил за покупками в Сургут, сняли тридцатку с «Прогресса» прямо днём, кое-как до дому на «Ветерке» допилил.

— А это что? — показал я на мотор, виднеющийся на его лодке.

— Из юрт Каймысовых привёз, от дядьки. У него этот «Нептун» лет пять как валяется. Вот он мне его и отдал. Потому и запоздал, что побывал у Каймысовых.

Позднее, за столом Николай рассказал о своей зимней охоте. Добавил, что хорошего соболевания не получилось. И виною всему оказался его отец Спиридон, который не пошёл на родовые угодья, боясь «маячки».

— Но ведь «маячку», как правило, видят на Кульёгане да и то в лунные ночи, ваши-то угодья от Кульёгана в ста с лишним километрах? — удивился я.

— Так-то оно так, — развёл руками Николай, — но души каких-то фей стали появляться и в наших урманах. Петро Асманов из юрт лумкиных утверждает, что видел «маячку» на своих родовых угодьях. Он так перепугался, что вообще после Нового года на охоту не пошёл. Потому и отец мой заупрямился.

— Ну а ты как считаешь? Может «маячка» навредить охотнику? — Спросил я Николая.

— Думаю, что нет. Но разве можно что-то объяснить таким, как мой отец? Он сам не знает, чего боится.

— Знаешь, Коля, давай сделаем так, — сказал я ханту. — У меня месячный отпуск, и я поеду с вами, но не в район юрт Киняминых, а на ваши родовые. Думаю, твой отец, если ты за мной последуешь, с нами поедет. Ты как, не против? Тем более мне пушнина не нужна, просто хочу тебе помочь.

— Конечно, я только «за», — засмеялся Николай. — Может, вместе старого и уговорим…

— Скажи, когда мне к вам в юрты приехать?

— Что сейчас решать? — отмахнулся молодой охотник. — В августе или сентябре я в Угуте всё равно появлюсь, там и решим.

Через несколько дней Коля Кинямин снова уехал к себе на стойбище, и я взялся за подготовку к предстоящей экспедиции. Первым делом мне пришлось смастерить себе лёгкую ручную нарту. Потом я заказал в экспедиции зимнюю палатку. В Сургутском охотсоюзе приобрёл к ней железную печь. Изготовил из стриженой лосиной шкуры сменные тёплые нырики и достал зимний меховой спальный мешок. К августу все приготовления были закончены. Оставалось дождаться приезда своего друга ханта. Николай появился в середине сентября и сообщил, что меня он ждёт в юртах Киняминых в конце октября.

— Как только выпадет мало-мальски снег, отправимся на «Буранах» к Кульёгану, — сказал он. — Там поставим палатку и займёмся промыслом.

— А как Спиридон? — спросил я молодого охотника.

— Долго отнекивался, потом решил ехать с нами. Палатка у нас большая — места всем хватит, — закончил он про своего отца.

— Вот и хорошо! — обрадовался я. — Ты как, «маячку» сильно боишься?

— Я её не боюсь, это она меня боится, сколько по урманам ни хожу, никогда ничего не видел, — засмеялся охотник. — А ты хоть и русский, но принимаешь всерьёз наши поверья?

— Это не поверья, Николай. Мы имеем дело с реальностью. И хотелось бы с ней разобраться.

— Если повезёт, может, и разберёмся, — посмотрел на меня охотник.

Я помог Николаю закупить на промысел кое-какие продукты и попросил его взять с собой ещё одну бочку бензина.

— У меня же «утюг». «Нептун» его и так еле таскает, — возмущался охотник, глядя на свою тяжёлую «шлюпку». — А ты хочешь, чтобы я впихнул в неё ещё двести литров!

— Заберёшь мою «тридцатку», она мне всё равно не нужна. На казённой катаюсь, — успокоил я его. — А бензин нам на охоте ой, как может понадобиться.

— Однако, что-то ты задумал, Георгий, — смекнул Николай. — Наверное, хочешь до самого Кульёгана махнуть? Я только «за», но что делать со Спиридоном?

— На месте что-нибудь придумаем. Как говорят в таких случаях — время покажет.

В конце октября после сильного мороза наконец пошёл снег.

— Всё — началось! — сказал я сам себе. — Завтра директор подпишет отпуск, а через день буду в юртах Киняминых. Скоро должна начаться ещё одна моя экспедиция. Чем она закончится, неизвестно. Хорошо, что всё к ней у меня готово.

Я приехал в юрты поздно вечером. Последние километры почти вслепую. Ладно подвернулся чей-то буранный след, он и привёл меня к стойбищу хантов. Маленькие засыпанные молодым снегом хантейские домики стояли на яру один за другим вдоль берега Малого Югана. Какой из них Николая Кинямина, я не знал. Оглядевшись по сторонам и привязав к «Бурану» своих собак, я пошёл по улице вдоль домов к единственному на всём малом Югане Киняминскому магазину. Около него тарахтела АБэшка, и горела, зазывая народ, одинокая лампочка. Директора и одновременно продавца этого магазина я хорошо знал. Его фамилия была Нечипас. Володя Нечипас — юганский бендеровец, как его звали жители Угута. Этот человек уроженец Западной Украины, жил в юртах Киняминых больше 10 лет. Он устроился в местный райпотребсоюз и спокойно, со знанием дела, «стриг» в своём магазине и по всему Малому Югану неплохие «гроши».

— Дюже гроши люблю, — признавался он своим знакомым. — Потому и живу среди хантов.

Все хорошо знали, что, кроме своих прямых обязанностей, Володя Нечипас занимается по всему Малому Югану интенсивной скупкой пушнины. Но что толку от такого знания? Володю никто не трогал. Наоборот, в районном центре у него было много друзей. Как говорится: «У нас всё схвачено, за всё заплачено…»

Я открыл дверь в магазин, но в нём никого не оказалось. Тогда я вошёл во вторую половину магазина, где жил его продавец и директор. И что же я увидел? На диване рядом с печью валялся пьяный Нечипас, а его голые пятки упирались в ещё тёплые кирпичи кладки.

— Ты хто такой? — не узнал он меня. — Ты знаешь, к кому пришёл?! Эй, «Генсек», иди-ка сюда, будем разбираться с этим!

Из соседней комнаты, еле стоя на ногах, появился «Генсек». Это был щуплый хантик, средних лет, которого Нечипас использовал как грузчика и дармовую рабочую силу по заготовке дров. Оба: и Володя, и «Генсек» уставились на меня, не понимая, откуда я взялся? Так и не поняв, кто я такой, Нечипас достал из-за печи топор, а «Генсек» выдернул из ножен свой национальный охотничий нож. Дело ни с того ни с сего приняло крутой оборот. Мне пришлось отобрать у обоих оружие и пригрозить скорой расправой, если опять вздумают за что-нибудь хвататься.

— Это же ты! — наконец узнал меня местный торговый божок. — Посмотри, «Генсек», так это же Георгий, что работает в заповеднике! Не узнал я тебя сразу, не узнал! Зачем это ты по-хантейски вырядился? — полез ко мне обниматься Володя.

— Я к вам на «Буране» прикатил, потому и одет как положено, но не знаю, где живёт Коля Кинямин, — сказал я пришедшим в себя собутыльникам.

— Кинямин что, твой друг?! Тебе сейчас покажет мой «Генсек»! — пролепетал слова Нечипас.

Я вышел на улицу. За мной через несколько секунд из дома магазина выполз и «Генсек».

— Пойдём! — махнул он мне жестом.

Поняв, где живёт Николай, я направился к своему снегоходу.

«Вот она действительность, — думал я над тем, что увидел, — какой-то жалкий продавец, но имеющий деньги и дефицит воображает себя местным богом! «Генсек» у него на побегушках, в качестве сторожевого пса и бесплатного рабочего. Чем не модель нашего агонизирующего земного социума. Боги — торгаши и банкиры. А генсеки у них и президенты в качестве говорящей живой скотины.

Встретив меня, Николай тут же велел своей молодой симпатичной жене накрывать на стол.

— Это Георгий, — представил он меня. — С дороги из Угута, подавай скорее чай и что-нибудь перекусить.

После ужина и обильного чаепития я сказал Николаю, что есть у меня к нему разговор. И разговор серьёзный. Одевшись, мы вышли на улицу, и я, как посоветовал Лисак Павлович, рассказал молодому ханту историю бывшего фельдшера. О том, как он встретил души «давно погибших» «железных людей» и как попал в лапы медведю.

— Ты хочешь, чтобы и меня «пупи»[5] скушал? — посматривая на чёрное зимнее небо, спросил Николай.

— Что, испугался?

— Да нет!

— Это почему? — удивился я.

— Потому что слышал о твоей дружбе с Лисаком Павловичем. Знаю, как ты помог ему укрыть от людей Грязина нашего кумира. Наверняка ты ему тоже поведал про духа шамана.

— Да, я рассказал ему всю эту историю.

— Но раз он тебя не отговорил, значит, не так всё плохо…

— Ты прав, Коля, есть надежда. Но дело тут не в шамане, а в самом Юган-Ики.

— Как это? — не понял охотник.

И тогда я рассказал ему о своём посвящении.

— Можно мне взглянуть на ружьё — подарок духа? — спросил Николай.

— Конечно! — засмеялся я. — Пойдём, покажу.

Через день к домику Николая подъехало ещё два «Бурана». На одном прикатил его отец Спиридон, на другом — младший брат Ванюшка.

— Питя[6]! — протянул свою крепкую руку отец Николая, здороваясь,

— Значит, с нами на соболёвку?

— Ненадолго, всего на месяц, может полтора, — сказал я. — Хочу помочь. А то мои лайки совсем застоялись. Прошлый год весь сезон в вольере просидели.

— Какие-то у тебя странные собаки. Уж очень большие, таких мы не держим… Вон лапы какие! Как у волков. На таких они всю зиму по сугробам могут бегать, — разглядывал Спиридон странных чёрных лаек.

— А «пупи» они тоже не боятся? — вдруг спросил он, как бы невзначай.

— Это медведь от них в ужас приходит. Некоторые аж на деревья заскакивают, — улыбнулся я.

— Тогда, однако, собаки хорошие. — заключил отец Николая.

Рано утром на четырёх «Буранах» мы двинулись в направлении родовых угодий семьи Киняминых. Впереди на своём стареньком снегоходе ехал Спиридон, за ним Николай, мой «Буран» замыкал колонну. К вечеру наш караван добрался до места охоты Ванюшки. Быстро была поставлена палатка. Затоплена в ней печь, и когда вытаял под её белой тканью снег, всё дно крест-накрест заложили молодым лапником. В палатке места хватило всем. На снегу вокруг неё спали только наши охотничьи лайки. Собаки между собой очень скоро нашли общий язык, и поэтому проблем с ними не было. Наутро поредевший караван двинулся дальше. Проехать предстояло ещё 40 с лишним километров. Снега было пока мало, поэтому наши снегоходы еле тащились. Мы добрались до места лагеря только после обеда. Когда поставили палатку и затопили в ней печь, у нас пошёл разговор о местах охоты.

Спиридон заявил, что его территория ведёт в направлении участка Ванюшки — на запад, в сторону Кульёгана он не пойдёт. Николай взял себе участок южнее в междуречье малого Югана и Кульёгана. Мне достался северо-восток, та территория, на которую Спиридон боялся и ступить. За разговорами прошёл вечер, наступила морозная ночь. Но спать мне не хотелось. Накинув на себя верхнюю одежду, я вышел из палатки на морозный воздух. Звёзд не было видно. Над головой висело тяжёлое чёрное небо. Было тихо и тревожно. Ко мне подбежал Халзан. Встав на задние лапы и упёршись передними в мою грудь, кобель языком дотянулся до моего лица.

— Нам предстоит серьёзное дело, — обнял я его. — Очень серьёзное. Вся надежда на тебя и на твою подругу. Тут либо он, либо мы. Другого не дано. Сможете остановить зверя, хотя бы на секунду задержать, дать возможность хорошо прицелиться, значит, останемся жить, если не получится, то как знать, может, и погибнем.

Было такое чувство, что умное животное меня поняло. Кобель заскулил и ткнулся головой мне в грудь, дескать, сделаем всё от нас зависящее, не переживай, хозяин. Видели мы косолапых — не испугаемся.

Через минуту ко мне подошёл Коля.

— Что-то не спится, — сказал он. — Интересно, что нас ждёт? Ты веришь, что мы найдём земляную гору с идолами?

— У меня с собой карта, Николай, если она не врёт, то обязательно найдём.

— Ты вот что, будь в лесу осторожен, смотри в оба! — напутствовал он меня. — Не все медведи ещё легли. Некоторые будут бродить до сильных морозов.

— Это к тебе тоже относится, — сказал я ханту.

— Отец Спиридон через месяц поедет в юрты, — продолжил Николай. — Он долго без спиртного не может, вот мы тогда на Кульёган и отправимся. Будем искать идолов, пока не найдём. Идёт?

— Идёт, — ткнул я его ладонью в грудь. — Хорошо, что я с Кулешовым договорился об отпуске без содержания…

— Ты молодец, что уговорил меня взять ещё одну бочку бензина, — добавил Николай.

Назавтра мы отправились на свои участки. Ушли рано утром и вернулись поздно вечером. Я пришёл с двумя соболями и чернышом — молодым глухарём. Заниматься белками своим собакам я запретил. Поэтому, тявкнув на белку раз или два, они её бросали и мчались искать свежий след соболя. Ханты на двоих добыли одного соболя и с десяток белок. Я отдал свою добычу Спиридону и, позвав Николая за дровами, стал его расспрашивать, что он видел.

— Следов «лупи» не встретил, — ответил на мой вопрос молодой хант. — Видать всё-таки легли, мишки-то. И Спиридону медвежий след даже старый не попадался.

— Наверное, спят косолапые, — сделал я вывод. И я, кроме беличьих да соболиных следов, других не встретил.

— Это к сильным морозам, — заключил Николай. — Хотя, кто знает, может, я и ошибаюсь.

Но молодой охотник оказался прав. Через пару дней ударил мороз под тридцать.

«Теперь мишки точно все спят, — думал я. — Это хорошо! Хоть и силен древний шаман, но против природы и он наверняка слабак. Поднять медведя в такой мороз, ой как сложно!»

А морозы с каждым днём становились всё сильнее и сильнее. Через неделю по ночам температура стала опускаться до сорока и даже ниже. Пришедшие морозы тормознули и наш промысел. Пушные зверьки ходили мало. Больше грелись в своих убежищах и дуплах. Стало складываться впечатление, что тайга совсем опустела. Но такая погода простояла дней пять, потом стало заметно теплеть. На небе появились тёмные облака, и пошёл мелкий снег. И тогда я решил идти с ночёвкой подальше от лагеря.

— Надеешься, увидим «маячку»? — прямо задал мне вопрос Николай. — Поди ночевать будешь где-нибудь на болоте. Сейчас как раз полнолуние.

— Если честно, на эту тему не думал, — усмехнулся я. — Но учту. Просто захотелось пробить дорогу подальше в сторону Кульёгана.

Ушёл я, когда было совсем темно. Взяв направление по компасу, я шёл напрямик через сосняки и моховые болота, через старые гари и осинники. Снега было для лыж достаточно, и я с удовольствием топтал дорогу для снегоходов. Вечер застал меня, как и предполагал Николай, посреди водораздельного широкого болота.

Я утоптал лыжами снег, натаскал побольше сушняку и, сделав две параллельные надьи, улёгся между ними хорошенько поспать. О «маячке» не думал. До Кульёгана было ещё далеко.

«Никакой чертовщины здесь быть не должно», — успокоил я себя.

За дорогу мне удалось добыть трёх соболей. Теперь после отдыха Предстояло с них снять шкурки. Занятие не из приятных, но что делать, не тащить же тушки назад в лагерь? Соболей мне было не жаль.

Хищные зверьки, охотящиеся, начиная с мышей и заканчивая зайцами и глухарями, не вызывали у меня симпатии. Я знал, что соболь не терпит на своём участке ни горностая, ни колонка. Но если горностай от соболя имеет шанс улизнуть, то колонок, как правило, погибает. Мне не раз приходилось находить колонков, загрызенных соболем. Вспоминая хищные подвиги куниц и соболей, я не сразу услышал тихое рычание собак. Когда я вскочил со своей лежанки, было уже поздно. Собаки с яростным лаем бросились по болоту к ближайшему ряму.

«На кого это они?» — метнулись в голове мысли.

Я стоял между двух костров, держа в руках ружьё-подарок Юган-Ики и не знал, что делать? Вокруг меня была непроглядная ночь, Луна ещё не взошла. Я ничего не видел, зато меня было хорошо видно! А между тем, в ряме на краю сосновой гривы собаки с кем-то яростно вели бой.

«Кто же это такой? — терялся я в догадках. — Может, зажали росомаху?»

И в этот момент над заснеженными просторами северной тайги раздался злобный рёв медведя! От этого рёва на лбу у меня выступил холодный пот.

«Прав был фельдшер, — вспомнил я про старика. — Сила тёмного жреца способна поднять медведя в любой мороз. Не будь у меня стариковских лаек, этой ночью мне пришёл бы конец. Михайло Потапыч вытащил бы меня из-под одеяла, и костры бы его не испугали. Потому что это уже не медведь, а человек в образе медведя. Самый настоящий оборотень».

А между тем лай стал мало-помалу удаляться. Медведь убегал на сосновую гриву.

«Надо же как близко подошёл! Буквально вплотную! Три-четыре прыжка и он был бы у костров».

Собаки пришли через четыре часа уставшие и замученные. Они упали на лапник и тут же уснули. У Халзана из рваной раны на голове текла кровь. Не лучше выглядела и его боевая подруга. У сучонки сочилась кровь с загривка.

«Да, досталось вам из-за моей глупости, — разглядывая их, думал я. — Чёрт дёрнул остаться на ночь в лесу! Завтра идём к лагерю и как можно быстрее».

Поспать мне удалось не более часа. И то, когда собаки проснулись и стали зализывать друг у друга раны.

«Хорошо, что снег мелкий, — размышлял я над случившимся. — Был бы он поглубже — собакам конец! От мишки они бы не увернулись».

Я тронулся назад, когда совсем рассвело. По накатанной лыжне идти было легко. Но измученным ночной дракой собакам было уже не до охоты. Они плелись сзади меня, то и дело поскуливая и останавливаясь.

— Ничего, — подбадривал я их. — Скоро придём в лагерь и отдохнете как следует. Больше я ночевать в лесу не буду. Если у вас бледный вид, представляю, как вы отделали косолапого! Он, наверное, состоит из сплошной раны.

Но, проходя мелкий сосняк, собаки вновь насторожились, и с громким лаем снова бросились за деревья.

«Вот паскуда! — пришёл я в ярость. — Не унимается! Устроил засаду!»

А между тем, за стеной небольших пушистых сосен началась новая драка. Я со всех ног бросился на помощь собакам. Но когда я прибежал к месту схватки, никого там уже не было. Яростный лай и злобный звериный рёв раздавались где-то впереди в двухстах метрах от меня. Я взглянул на следы медведя и пришёл в ужас. Таких огромных следищ я давно не видел.

«Ну и махину поднял тёмный из берлоги! Потому он и не мёрзнет. Такую массу заморозить не так-то просто!» — сделал я вывод.

И я снова побежал что есть силы на лай. Услышав моё приближение, собаки атаковали медведя ещё с большей яростью. Но зверь, подмяв под себя кого-то из них, это я понял по визгу, бросился дальше в чащобу.

«Заманиваешь, мразь! — думал я, понимая манёвр зверя. — Хочешь заставить меня подойти к тебе вплотную. Лезешь в непроходимые дебри. Значит, боишься!»

И я стал, идя по следам и клочкам разброшенной шерсти, звать к себе собак.

«Неужели кто-то из них попал под удар!» — тревожился я, хотя до слуха долетал лай обоих.

Это меня успокоило. Прошло минут двадцать, лай утих, и через некоторое время ко мне подбежала измученная и задыхающаяся израненная Дамка.

— А где Халзан?! — спросил я её. — Ну-ка, пойдём его искать!

От мысли, что Халзана уже нет, у меня до боли сжалось сердце. Я как бешеный побежал по следам собак и медведя, раздвигая кусты и ища глазами своего любимца. Но собаки не было видно. Тогда я стал звать Халзана. И вдруг услышал позади себя визг. Оглянувшись, я увидел и Халзана, и Дамку идущих на некотором расстоянии следом за мной. Кобель еле передвигал ноги. Было видно, что каждый шаг даётся ему с трудом. Откуда он взялся, я так и не понял. Главное, что был жив! Подъехав к собакам, я стал на колени и обнял обоих, прижав к себе.

— Вы два раза спасли мне жизнь там, на болоте, и здесь, в этом мелкаче! Сейчас нам надо выбираться на нашу лыжню и скорее уходить. Иначе зверь успеет устроить ещё одну ловушку.

Я ощупал Халзана. Рёбра у собаки были целы, но на плече и боку зияли две рваные раны, ещё одна царапина была на голове. Дамка выглядела несколько лучше. Новых травм у неё не прибавилось. Но глубокая царапина на загривке вызывала беспокойство.

— Пойдёмте, пойдёмте, — подбадривал я собак. — Нам бы перейти эту старую гарь, дальше зверь будет не страшен. Вплотную ему уже не подкрасться.

Выбравшись на дорогу, мы двинулись в сторону лагеря. Впереди бежала Дамка, за ней на перевес с ружьём шёл я, за мной плёлся, поскуливая, Халзан. Не прошли мы и двух километров, как бежавшая впереди Дамка остановилась и стала прислушиваться. Потом злобно зарычав, молнией метнулась за стоящие впереди сосенки. За ними опять началась драка. Снова раздался холодящий душу рёв зверя и яростный лай собак! Как рядом с Дамкой оказался Халзан, я не видел. Прижав приклад «Берелы» к плечу, я помчался на помощь своим лайкам.

«Только бы тебя увидеть, миша! — думал я. — До чего же ты настырный! Хочешь меня убить. И одновременно боишься, значит, понимаешь, что я и сам могу тебя прикончить».

Подойдя к месту, где лежал в засаде Михайло Потапыч, я понял, что имею дело с невероятно умным и хитрым противником. Лёжка зверя была в трёх метрах от моей лыжни.

Не будь впереди Дамки, неизвестно, чем бы для меня всё кончилось. Я прислушался. Судя по удаляющимся звукам борьбы, медведь снова тянул в мелкач.

«За дурака меня держишь, думаешь, от ненависти к тебе ослепну?» — усмехнулся я про себя.

И я, давая собакам понять, что пора возвращаться, выстрелил в воздух. Впереди виднелся высокоствольный сосняк.

«В нём зверю ко мне не подойти, — подумал я. — Кажется, побеждаем, только бы никто из собак не погиб!».

Выйдя на чистое место, я стал поджидать своих лаек. Первой прибежала Дамка, за ней через несколько минут на лыжне показался, ковыляя, Халзан. Подойдя ко мне, кобель лёг на снег и заскулил. Я понял, что последняя драка со зверем отняла у моего любимца последние силы.

— Вот что, дружище, — сказал я ему. — Давай-ка сделаем так: ты пока лежи, а я через несколько минут свяжу волокушу. И потом мы с Дамкой на ней тебя увезём».

Срубив охотничьим ножом две молодые сосенки, я сделал из них нечто подобное полозий. На перекладины накидал лапнику и осторожно положил на него Халзана.

— Лежи, не вставай, потихоньку тебя довезу, — наказал я собаке.

Умный пёс меня понял. Заскулив, он свернулся клубком, и мы снова двинулись по лыжне к лагерю. Тянуть волокушу с лежащей на ней собакой было дело непростое. Через каждые двести метров приходилось останавливаться, поправлять лежанку и отдыхать. Через пару часов такой езды я понял, что к вечеру добраться до лагеря мы не успеем. Значит, надо подыскать безопасное место для ночлега. Но когда я бросив волокушу, занялся сбором сушняка на костёр, до моего слуха долетел винтовочный выстрел.

— Кто-то идёт по моей лыжне! — обрадовался я. — Наверное, Николай.

И вставив в ствол ружья сигнальную ракету, я выстрелил в воздух.

Через десять минут ко мне подошёл Коля Кинямин. Взглянув на меня и на собак, он всё понял.

— Почувствовал беду, вот и пошёл по твоему следу. Видать, правильно сделал. До палатки отсюда ещё далеко, а до вечера близко. Давай здесь заночуем, а завтра вместе пройдём, — предложил молодой охотник.

Крайне уставший, я был согласен на всё что угодно, только не на дорогу к лагерю. Вместе мы разожгли большой хороший костёр. И напившись чаю, стали думать, что делать дальше.

— Если б не они, мне бы конец, — показал я на лежащих на лапнике собак. — Халзан совсем плох, еле стоит на ногах. На волокуше тащил его километров пять.

— Ничего, к завтрашнему дню он отойдёт. А то что не ест, это хорошо, скорее выздоровеет, — посмотрел на собаку охотник. — Главное, кости целы.

— А то что «пупи» ему все внутренности отбил, ничего? — спросил я его.

— Не отбил, отлежится, завтра встанет. Лучше расскажи, как всё было.

— Никакие морозы его не взяли, — начал я свой рассказ. — Три раза пытался напасть.

— Ничего себе! — удивился Николай.

— Три раза подряд. Это не медведь. Мы имеем дело с оборотнем! Он где-то рядом бродит. Хорошо, что кругом чистоган. Я специально выбрал это место.

— Я вот почему забеспокоился, — перебил меня Николай. — В то утро как ты ушёл, отец обнаружил след медведя рядом с нашей палаткой. След очень большого медведя. И, не говоря ни слова, собрался и отправился к Ванюшке.

— Скоро же он сбежал!

— Ты бы видел, как Спиридон торопился. Как будто палатка загорелась. Скорей, скорей, и по газам! И мне сказал, чтобы я не задерживался.

— А обо мне что-нибудь говорил? — спросил я ханта.

— О тебе ничего. Как будто тебя и нет вовсе.

— Похоже, твой отец многое знает, — подумав над случившимся, сказал я. — Про медведя точно! Ну и что будем делать? — спросил я Николая.

— Как только собаки придут в себя, на двух «Буранах» поедем искать идолов и надо добыть этого бешеного медведя. По-другому нам никак нельзя. Либо он нас, либо мы его, — спокойно, без тени страха, озвучил свои соображения молодой охотник.

— Что-то я за Халзана боюсь, за весь вечер он ни разу не поднялся,— подошёл я к своей собаке. — Ну что, Халзан? — склонился я над ним.— Не дай бог, если ты покинешь своего хозяина, нам без тебя будет совсем плохо.

К лежащему на лапнике израненному кобелю подошла Дамка. Она стала лизать его морду, раны на плече и шее. В этот момент бегающая вокруг костра собака Николая — Дымок с лаем кинулся к стоящим невдалеке соснам. За Дымком к группе деревьев птицей полетела Дамка. А за ней мгновенно выздоровевший Халзан…

— Вот это у тебя собака! — закричал в восторге Николай, хватая свою «Белку». — Минуту назад лежал при смерти, а сейчас смотри-ка, он там впереди!

Завидев трёх собак, медведь рявкнул и бросился в спасительный мелкач.

— Это уже четвёртая попытка, — сказал я, подымая вверх стволы «берелы». — Надо выстрелами вернуть собак, — попросил я Николая.

Но вскоре все три лайки вернулись. Халзан, подойдя к костру, улёгся на своё место и закрыл глаза.

— Уже отходит. Просто надо кобелю хорошо отоспаться, — посмотрел на меня мой друг.

— А я думал, что ты про тот свет, — засмеялся я.

Утром волокуша Халзану уже не понадобилась. Очевидно, ночной стресс вернул ему силы. Кобель семенил вслед за нами, опустив хвост, но уже не скулил. Когда мы подошли к лагерю, то не узнали места, где он был. От палатки остались одни клочья, жестяная печь оказалась смятой, мешки с продуктами все порваны и мука, и крупы смешаны со снегом. Раскиданы были даже заготовленные дрова. Собаки ходили по разорённому лагерю и злобно рычали.

— Эта бестия побывала здесь рано утром, — осмотрев следы разбоя, сделал я вывод.

— Я с тобой согласен, — кивнул хант.

— Надо же сколько у него злобы! Интересно, сожрал он наши консервы? — посмотрел я на перевёрнутый ящик.

— Он их не сожрал, а раскидал и закопал в снег, — выпинывая из сугроба банку со сгущёнкой, сказал Николай.

— Ну и дела! Надо собрать что уцелело, ведь нам ещё жить да жить! Хорошо, что в моей нарте лежит ещё одна палатка с печкой. До неё зверь не добрался. В ней Н.З. продуктов.

— Смотри-ка, ты, оказывается, всё предусмотрел, — удивился охотник.

На то, чтобы отыскать все разбросанные консервы и собрать мало-мальски сахар и крупу, у нас ушло два часа. В темноте мы поставили вторую палатку и затопили в ней печь.

— На дежурстве пусть будет Дымок, — сказал Николай. — Твоих, однако, надо в тепло, так они скорее придут в себя. Если начнут есть, то придётся кормить их как следует. Плохо то, что медведь закусил почти всей нашей рыбой.

— Не всей, я вон на дерево мешок как повесил, так он там и висит. В нём мороженая щука. Так что живём!

— Живём! — согласился Николай.

Через трое суток обе мои собаки совсем оклемались. Они стали хорошо есть и даже между собой играть. Медведь больше нас не беспокоил. Было даже как-то странно. Он как будто исчез.

— Ну что, завтра отчаливаем? — спросил я Николая.

— Думаю, что надо, иначе опять стукнут морозы и на «буранах» ехать станет опасно, — кивнул головой Николай.