Глава I. Человек в древнем Эламе

Древнегреческий географ Страбон сообщает, что змеи и ящерицы, отважившиеся выползти во время летнего полуденного зноя на улицы Суз, были заживо зажарены беспощадным эламским солнцем. В самом деле, М. Дьелафуа намерил здесь в июле в полдень на солнце 72 градуса по Цельсию, а доктор Гремлина в то же время в районе Дизфуля — 50 градусов в тени. Средняя температура Сузианы[3] составляет в июле 38 градусов по Цельсию. Самая низкая температура зимой составляет 0,5 градуса, однако апрель уже отличается летним теплом. Между 24 июля и 8 августа на Элам обрушиваются волны нестерпимо горячего воздуха, и лишь в сентябре жара постепенно начинает спадать. Неудивительно поэтому, что жители Шуштера и Дизфуля по возможности и ныне проводят лето в глубоких подвалах.

Эламская равнина, со времен средневековья названная персами Хузестаном[4], занимает площадь в 42 тыс. кв. км, т.е. равна по величине Дании. Сузиана геологически состоит из наслоений тонкого зернистого песка. Она начинается с нуля у Персидского залива, затем, постепенно возвышаясь, достигает в среднем стометровой высоты в районе сегодняшней столицы провинции Ахваз и поднимается до 170 м у подножия Лурского горного края[5] близ сегодняшнего Андимешка.

В древности эламская равнина была плодороднейшим краем, славившимся зерновыми культурами и фруктами. Цари Сасанидской династии (224-639) при помощи водоподъемных плотин постоянно расширяли оросительные системы. Эти работы выполняли римские пленные. И в средние века Сузиана еще процветала. Арабские географы X в. прославляли сахарный тростник, выращиваемый в Сузиане. Однако с наступлением нового времени страна пришла в запустение. Большие площади превратились в солончаки, так как отсутствовал надлежащий дренаж. Лишь появление нефтяной промышленности вновь вдохнуло жизнь в провинцию. Если в течение длительного периода (с 1908 г.) нефть добывалась только на востоке Хузестана, то в настоящее время успешно ведутся буровые работы в самом центре равнины, в районе Ахваза. С 1961 г., после пятисотлетнего перерыва, снова приступили к возделыванию сахарного тростника.

Для орошения обширных земель в районе Хафт-тепе. (между Ахвазом и Сузами) был прорыт канал, названный, по местному преданию, «Каналом Дария». На самом деле, как доказал Р. Гиршман, он построен эламским царем Унташ-Напиришей (около 1250 г.).

Основой прежнего процветания равнины служило множество пересекающих ее водотоков. Сузиану пересекают не менее трех рек (рис. 1). Одна из них в настоящее время называется Керхе; ассирийцы называли ее Укну (ляпис-лазурит), греки — Хоасп. Керхе имеет такую же длину, как и Одер. Вода этой реки слыла чистой и приятной на вкус. Геродот сообщает нам (1, 188), что Кир II Великий (559-530), когда отправлялся в поход, возил с собой в серебряных кувшинах, размещенных на четырехколесных колесницах, запряженных мулами, воду из Керхе для своего стола. Другая река Хузестана называется ныне Диз; эламиты и ассирийцы называли ее Идиде, греки — Копрат. Диз берет начало у Боруджерда в Лурестане и впадает у Бандегира в третью, восточную реку Сузианы, Карун, которую греки называли Паситигрис. Карун -до сих пор единственная в Иране судоходная река — длиннее Эльбы. Она впадает у Хорремшехра в р. Шатт эль-Араб (слияние Евфрата и Тигра) и, таким образом, в Персидский залив.

В древние времена, однако, Керхе и Диз также были соединены между собой, очевидно частично искусственно созданным притоком Керхе, который эламиты назвали Улай, а греки — Эвлей. А между двумя притоками р. Улай, как можно прочитать в Книге Даниила (8, 16), была расположена столица Хузестана — Сузы, т.е. в центре сильно разветвленной сети водных путей. Выход к морю осуществлялся Сузами как по Улаю, так и по Керхе, которая в древности впадала в Персидский залив (ныне Керхе теряется в болотах Тигра), а также по рекам Диз и Карун. Правда, Улай в настоящее время — это скромный Шаур, который все еще, огибая с запада гробницу Даниила, течет по направлению к р. Диз, однако Шаур не сливается больше с Керхе, как это имело место в древности.

Одновременно Сузы были узлом пересечения важных торговых путей. Направляясь на запад, можно было на пароме пересечь р. Керхе, а затем в течение трех караванных дней пути дойти до Тигра у сегодняшней Амары в Ираке, а через неделю — достичь Вавилонии. На севере от Суз иопокон веков пролегал путь вдоль Керхе и Каштана к Хорремабаду в Лурестане и далее через Боруджерд по направлению к сегодняшнему Тегерану, к югу от которого расположен Рей, в древности — Рага, библейское Рагаи (Товит 1, 14). Третий путь связывал Сузы через Шуштер с Изехом и Исфаганским плоскогорьем, затем южнее, через Бехбехан-Башт-Фахлиан, — с Персеполем (современный Шираз).

Рис. 1

Речная система Сузианы (современное расположение рек) с обозначением населенных пунктов, существовавших в 1200—600 гг. до н.э. (по Роберту М. Адамсу)

Однако Сузиана, хотя и имела развитое сельское хозяйство, никогда не достигла бы того значения, если бы в Элам не входила гористая местность па севере, востоке и юго-востоке, т.е. сегодняшний Лурестан и Бахтиарские горы.

Этот горный край, расположенный на востоке, древние эламиты называли также Аншан (Анзан)[6], в то время как город Сузы они называли, включая равнину Сузианы, Шушун. Шумеры писали слово elam со знаком NIM, что на их языке означает «наверху». Отсюда следует, что для жителей Двуречья настоящий Элам был расположен «наверху», не в самой Сузиане, а в горах, окружавших ее. Сами эламиты писали название своей страны клинописными слогами hal-ta-am-ti, что, возможно, должно выражать haltampt, причем hal означает «страна», a tampt — «милостивый господин». Эламиты, таким образом, воспринимали свою родину как «страну господа», как «страну бога», однако это требует еще доказательства[7].

Решающим для истории и культуры Элама было сочетание равнинного и горного ландшафтов — Шушуна и Аншана. В этом было его преимущество перед соседней равнинной Месопотамией. Развитие культуры последней зависело от богатств эламского горного края. Отсюда шумеры и вавилоняне получали благодаря торговле или военным походам строительный материал, разные руды (медь, платину, олово, серебро), строительный камень (базальт, мрамор, диорит, алебастр, аррагонит, обсидиан), полудрагоценные камни (карнеол, гематит, лазурит) и не в последнюю очередь — лошадей.

Классифицировать эламитов этнографически представляет немалые трудности. Чем больше углубляешься в источники, тем больше приходишь к убеждению, что эламиты были эламитами, т.е. абсолютно самобытными. Родства с другими народами до сих пор не удалось установить. Все же эламиты, по-видимому, имели какие-то общие черты с граничащими на северо-востоке горными племенами луллубеев и так называемыми людьми su[8].

Население Элама, однако, не было однородным. Когда около 500 г. до н.э. персидский царь Дарий приказал украсить дворец в Сузах керамическими плитами с изображением его телохранителей, художник различил совершенно четко представителей трех рас. Одних он изобразил белокожими, вероятно имея в виду персов, другие выделялись коричневой кожей, а кожа третьей группы была темной, почти черной.

Почти чернокожие телохранители были, очевидно, эламитами равнин. Еще и теперь в Хузестане часто можно встретить темнокожих (однако не негроидного типа) людей. Они в основном считают себя арабами и разговаривают между собой по-арабски. По всей вероятности, такой тип населения древней Сузианы получился в результате смешения темнокожих аборигенов неизвестной расы с семитами, иммигрировавшими неоднократно (с XXV в. до н.э.) большими группами из Месопотамии во времена владычества Аккада.

Воины с коричневой кожей могли принадлежать к горным эламитам, имеющим большое сходство с нынешними лурами, проживающими на севере Сузианы, и с файли-лурами, обитающими на востоке и юго-востоке Бахтиарии. Луры в подавляющем большинстве черноволосы, с коричневым оттенком кожи. Они представляют собой крепкую, приспособленную к жизни в горах породу, несколько отличающуюся более высоким ростом, чем жители долин. Но и они обнаруживают примесь чужой крови, так что их нельзя причислить к «чистым эламитам». Однако примеси в них ощущается меньше, чем у эламитов равнин, причем смешение произошло у них не с семитами, а с индоевропейскими народностями, преимущественно с персами.

Это смешение с персами привело в конечном счете к тому, что эламиты-луры разговаривают со времен средневековья на одном из иранских диалектов. Еще в 1000 г. н.э. арабские географы встречали в некоторых местах Хузестана совершенно непонятное наречие. «Хузи» был, очевидно, последним остатком эламского языка. Наименование «хузийский» восходит, кстати, еще к древнеперсидскому периоду: Дарий Великий (522-486) уже не знал названия Элам, а лишь Худжа[9]. Хузийцы принадлежали, вероятно, к эламским племенам, известным грекам Александра Македонского как уксии, которые причиняли им немало неприятностей. Горные уксии населяли землю между Бехбеханом и Фахлианом и контролировали, таким образом, дорогу Сузы — Персеполь. Когда они по привычке потребовали от войска Александра Македонского уплаты пошлины за проход по этой дороге, им было отказано. Хотя и с большим трудом, войску в конечном счете все же удалось пробить себе путь через эту область.

Pис. 2

О будничной жизни эламитов в древние времена свидетельствуют хотя и не полно, но тем не менее весьма наглядно пиктографические изображения на печатях, относящихся к III тысячелетию до н.э. Эламские резчики раскрывают перед нами окружавший их мир, показывая людей своей страны во время самых разнообразных занятий.

Ландшафт Сузианы изображен на печатях в виде извивающихся водотоков, в которых плавают рыбы. Высоко в горах среди сосен, кедров и хвойных деревьев резвятся буйволы, горные козы и козлы. Разные животные обитают в степи или в кустарнике; они, то мирно пасутся, то спасаются бегством от льва. А вот появляется эламский охотник (рис. 2 и 3). Вся его одежда состоит из набедренной повязки, а часто он обходится и без нее. Его вооружение состоит из лука и стрел, копья или топора. В сопровождении собак эламит охотится на благородного оленя, антилоп, кабанов и даже на хищников.

Рис. 3

На одной из печаток мы видим, как совершенно обнаженные рыбаки достают из воды черепах гигантских размеров (рис. 4), на другой — эламит вытаскивает на берег свою лодку с красиво загнутым носом (рис. 5). Хозяин лодки, вышедший уже на сушу, держит в руках прекрасный улов — два больших усача; за ним следует его подручный, неся на голове блюдо, наполненное доверху рыбешкой.

Невдалеке от города пасется крупный рогатый скот, возле коров стоят подойники (рис. 6). Пастухи загоняют коз в специально построенный глиняный хлев. Рядом с входом расположены огромные башни, а это означает, что хлев принадлежал, очевидно, дворцу или храму (рис. 7)[10]. На полях большими группами работают мужчины, они готовятся к севу, обрабатывая землю трехзубчатыми мотыгами. Эта печатка (рис. 8) относится, возможно, еще к IV тысячелетию до н.э. Изображение на ней подтверждается и археологическими находками. Роерт М. Адамс (Чкаго) отмечает, что в Сузиане той эпохи имели широкое распространение каменные мотыги, серпы из твердо обожженной глины, а также кремневые лезвия для серпов. Мотыга и серп были, таким образом, с древнейших времен главными орудиями труда эламского земледельца. Около 3000 г. до н.э. на изображениях печатей появляется плуг (рис. 9). В сельском хозяйстве заняты и женщины: на них широкие рубахи; они трудятся на финиковых плантациях (рис. 10).

В городе жизнь бьет ключом. В гончарной мастерской изготавливают керамические сосуды. В то время как один ремесленник занят полировкой ручек кувшина, другие выравнивают пластины, складывая их вплотную друг над другом (рис. 11). В мастерских также можно встретить женщин. Они сидят на низеньких деревянных подставках или на земле и заняты преимущественно обработкой шерсти (рис. 12).

Рис. 4

Рис. 5

Рис. 6

Рис. 7

Рис. 8

Рис. 9

Рис. 10

Рис. 11

Рис. 12

Рис. 13

Наибольшее оживление возле зернохранилищ. Печати воспроизводят зернохранилища в виде постройки из кирпича-сырца с длинным рядом куполов Фасад расчленен нишами, над которыми под горизонтальной крышей расположены узкие люки для проветривания хранилищ. Работники возятся с мешками или кувшинами. Они носят свои тяжести на голове или плече, поднимаясь к отверстиям в куполах на лестницах-стремянках или пристроенных сбоку лестничных маршах (рис. 13). Цоколь изолировал хранилища от земли. Однако были и зернохранилища, наполовину размещенные в земле. Об этом свидетельствует найденный в Сузах математический текст. Рядом с хранилищами сидят на корточках писцы и записывают на глиняных табличках сданное количество зерна (рис. 14). На корточках сидят и смотрители винного погреба, разливая вино по сосудам и закупоривая их (рис. 15).

Рис. 15

Что за люди были эламиты? Арабские географы во времена раннего ислама считали хузестанцев внешне уродливыми, нецивилизованными, задиристыми и алчными. За несколько тысячелетий до этого ассирийцы и вавилоняне употребляли вошедшее в обиход выражение «злобные эламиты». Для шумеров они стали «вандалами» и одновременно неженками, ибо шумерская пословица гласит: «Если эламит заболел, у него от страха зуб на зуб не попадает». Другая пословица утверждает: «Даже целый дом слишком мал эламиту для жилья». По мнению шумеров, эламиты были сверх всякой меры претенциозны и алчны.

Однако, так как это было мнение противников, к нему следует относиться с осторожностью. Все же не подлежит сомнению, что эламиты наводили на своих соседей в Двуречье панический страх. Для них Элам был страной колдунов и злых духов. И хотя отдельные местные документы выставляют эламитов в другом свете -самое благоприятное впечатление производят прежде всего их семейные отношения — современный исследователь все же не может устоять перед чувством, что кое в чем шумеры, вавилоняне и ассирийцы правы в своих суждениях.

Эламиты сильно отличались от других народов. В них было нечто скрытное, что затрудняло распознавание их сущности. Мы в ходе нашего повествования еще не раз встретимся с необычными, противоречивыми чертами характера эламитов. Так, эламитам, с одной стороны, была свойственна необыкновенно живая фантазия, которая вызывала к жизни в резьбе по камню самые причудливые мифические существа (ср. гл. VIII), а с другой — эламский характер проявляет себя как мрачно-сухой, упорный, направленный на конкретно-реальное, презирая все излишнее; и все это основывалось на глубоком пессимизме, свойственном их натуре. Обратите внимание на терракотовую голову эламита из Суз, созданную предположительно в начале I тысячелетия до н.э. (Фото 14). «Лицо этого мужчины очень суровое, вокруг его губ порицающее, лишенное каких бы то ни было иллюзий выражение», — пишет по этому поводу Андре Парро. Морис Ламберт характеризует эламитов как «грубых, резких, слишком благоразумных и слишком дельных». Такое впечатление, что они никогда не смеялись.

Однако все попытки проникнуть в глубь существа эламитов кончались неудачей: в самой сути своей они остаются для нас непроницаемо загадочными.